нная". Алина оглянулась на Федора и  вскочила,  сильно  толкнув
коленкой  приставучего  милиционера.  Никоненко  тоже  зачем-то   быстро
посмотрел  на  мальчишку  -  тот  замер  было,  как   суслик   в   свете
автомобильных фар, а потом припустился  бежать,  держа  бутылку  воды  в
откинутой руке, как гранату.
   - Только  не  кричите,  -  негромко  предупредил  врач,  -  пока  все
нормально. Вы кто? Сестра?
   Тяжело топая, подбежал Федор. Ужас не  помещался  у  него  в  глазах,
переливался через край, смывал всякое  выражение  с  детской,  серой  от
усталости мордахи.
   - Что значит - пока нормально? - переспросила Алина  и  крепко  взяла
Федора за плечо.
   Врач помолчал и поизучал их обоих - Алину и Федора с  бутылкой  воды.
Из открытой белой двери несло сквозняком и хлестко пахло операционной.
   - Состояние тяжелое, - пояснил врач,  -  но  динамика  положительная.
Если ничего не произойдет, динамика сохранится. Пока она справляется.
   - Что значит - пока справляется? - опять переспросила Алина.
   - Это значит  то,  что  значит,  -  врач  сдернул  с  головы  зеленую
хирургическую шапочку и оказался совсем молодым, и очень усталым, и даже
как будто веселым. - Самое трудное позади, вот что это значит. А  вы  из
милиции?
   - Алин, он сказал, что мама поправится, да? Да, Алин? Он сказал,  что
она  поправится  и  что  она  справляется,  -  Федору  необходимо   было
удостовериться, что он все услышал правильно.
   - Да.  Справляется,  -  Алина  схватила  его  под  мышки,  подняла  и
потрясла. - Справляется, - еще раз повторила она вкусное и доброе слово,
- еще бы она не справилась!..
   - Она в сознании? - спросил  Никоненко.  Он  был  рад  за  мальчишку,
который не остался сиротой, и больше всего за себя  -  ценный  свидетель
жив, это намного упрощало все дело.
   - Нет, конечно, что вы! - ответил врач слегка удивленно, как будто не
ожидал от милицейского такого глупого вопроса. - Она  от  шока  чуть  не
умерла и от кровопотери, а вы говорите - в сознании!
   - Мне бы допросить ее, и побыстрее. Когда она в себя придет?
   Молодое лицо врача на секунду стало брезгливым и взрослым.
   - К вечеру придет, - сказал он холодно и потрепал Федора по  макушке.
- Не горюй, пацан! Вот увидишь, станет твоя маманя лучше прежней.  Езжай
домой, небось отец весь извелся!
   Почему люди, даже из самых лучших побуждений, все время говорят  друг
другу совсем не то, что нужно, стремительно  подумала  Алина.  Ну  какое
этому врачу дело до Федорова отца? Зачем он это сказал?
   - Отца у меня нет! - воскликнул Федор с энтузиазмом.  -  Мы  с  мамой
вдвоем живем! А сейчас мы с Алиной к ней поедем, потому что меня  нельзя
одного в пустую  квартиру,  и  в  школу  я  завтра  не  пойду!  То  есть
сегодня!..
   - Когда допросить-то можно? - повторил Никоненко скучным  голосом.  -
Точно вечером или, может, пораньше?
   Теперь уже не только врач, но и копченая селедка посмотрели на него с
брезгливым недоумением. Селедка - еще и с ненавистью.
   - Вы пока не уезжайте, - посоветовал он, подогревая ее ненависть. Как
будто черт его толкал в бок костлявым волосатым  локтем!  -  Мне  еще  с
мальчиком придется поговорить. Сегодня, - добавил он с нажимом. - У  вас
есть где-нибудь тихое место? Только не в коридоре.
   - Во второй ординаторской у нас самое тихое место.  Проводить?  -  И,
демонстрируя   полную   солидарность   со    слабой    женщиной    перед
цементно-бетонным ментом, спросил:
   - Может, чаю вам согреть? Или мальчику? Если есть хотите,  на  втором
этаже круглосуточный буфет, только там одна пицца и сардельки.
   Лучше  сразу  пригласи  ee  в   свою   хрущевку-распашонку,   санузел
совмещенный, молча посоветовал врачу Никоненко.
   Только не пойдет она. Ты что, не видишь бриллиантовый ручеек и черную
жемчужину, и очочки, и ботиночки,  и  простецкую  кожаную  курточку,  на
ощупь как шелк? Где тебе! Ты только  что  отмылся  от  всей  сегодняшней
кровищи и чувствуешь себя спасителем человечества,  благородным  героем,
сэром Ланцелотом. Только ни черта ты не Ланцелот. Ты - такой же, как  я,
специалист средней руки на средней же зарплате.
   Госслужащий.
   Под конец жизни ты выбьешься в начальники  отделения,  а  я  выйду  в
полковники. Получим мы с тобой еще по полтиннику прибавки, и в метро, по
дороге на работу, станем читать в журнальчике "Семь  дней"  о  том,  что
"организатор   фестиваля,   рекламное   агентство   "Вектор",   в   лице
генерального директора Алины Латыниной, выразило благодарность спонсору,
мэру, премьеру...".
   - Я не знаю, что вы себе вообразили, но допрашивать Федора я  вам  не
позволю, - решительно заявила Алина Латынина. К этому моменту  Никоненко
уже был зол как черт. Кажется, только что он был уверен, что вывести его
из себя невозможно.
   - Мне не требуется ваше позволение. Мне нужно работать. В этот момент
моя работа состоит в том, чтобы найти человека, который  стрелял  в  его
мать. Федор, ты в состоянии поговорить со мной или нет?
   - Я... в состоянии, - выговорил тот неуверенно и посмотрел на Алину:
   - Ты не сердись, Алин! Я очень не люблю, когда ты сердишься!
   - Я не сержусь.
   - Где ваша вторая ординаторская? Давайте-давайте,  шевелитесь!  Вы-то
сейчас все спать пойдете, а я в управление поеду!
   - Вы сами выбрали себе такую работу, - подзудила мымра, - выбрали  бы
другую и не ездили бы сейчас в управление!
   Никоненко не удостоил ее ответом. Во второй ординаторской было  душно
и почему-то сильно пахло нашатырным спиртом. Врач зажег свет  и  оглядел
свое хозяйство, как будто видел впервые.
   - Ну вот, - сказал он, смущаясь  Алины,  -  окно  не  открывается,  а
воняет, потому что утром практиканты бутыль с нашатырем разбили.
   Он последний раз взглянул на Алину и вышел. Никоненко был  совершенно
уверен, что он станет караулить ее в коридоре.
   - Вы только меня не перебивайте! - приказал он ей. - Или придется все
начинать сначала, а мне и вправду некогда. Сядьте в угол и сидите тихо.
   - Я на вас жалобу напишу, - сообщила она.
   -  Валяйте,  -  разрешил  Никоненко  и,  придвинув  шаткий  стульчик,
устроился напротив Федора. -  Расскажи  мне,  как  все  было.  С  самого
начала.
   - Сначала мама сказала, что она сегодня вечером идет в свою школу,  -
добросовестно начал Федор, - поэтому  математику  и  английский  у  меня
проверит Алина, а я не хотел, чтобы она проверяла, потому что мы...
   - Она всегда с тобой остается, когда мама уходит?
   - Всегда, - согласился Федор с удовольствием, - бабушка не  любит  со
мной оставаться, она говорит, что возни много и что мы сели ей на шею, а
Алина всегда остается, и мы с ней ездим кутить. Мама, правда,  ругается,
но мы все равно ездим.
   - Куда вы ездили сегодня?
   - В "Седьмой континент" за мороженым, - раздраженно сказала  из  угла
Алина. - Зачем вам...
   - В какой?
   - Что - в какой?
   - В какой "Седьмой континент"?
   - Который на Лубянке! Что вам за...
   - Так, что потом?
   - Потом мы поехали к Алине, мультфильм смотреть.
   - Какой мультфильм?
   - Ну, мы купили мультфильм, - объяснил Федор терпеливо, - про Мулана.
   - Не про Мулана, а про Мулан, - поправила Алина. - Мулан - это она.
   - Про Мулан, - согласился Федор. - Потом я  на  компьютере  играл,  а
Алина по телефону разговаривала. Потом мы оделись  и  поехали  в  мамину
школу. Алина сказала, что мы маму заберем и уговорим  ее  поехать  пиццу
есть. Она сказала - кутить, так кутить. Я люблю кутить, а мама не очень.
   - А в школе что было?
   Он задал  этот  вопрос  и  спиной  почувствовал,  как  подобралась  и
насторожилась Алина. Как лошадь перед прыжком.
   Почему? Боится за мальчишку? Бережет его нервы? Не хочет  вспоминать?
Или еще что-то?
   - Я вылез из машины и побежал к воротам. Алина сказала  -  осторожно,
машины. Она всегда прямо посреди дороги останавливается.  Мы  в  прошлом
году ездили в Суздаль, и ее там за это все время штрафовали.
   - Понятно.
   - Я маму сразу увидел, она уже к нам шла.
   - Она тебя тоже видела?
   - Нет, я ее позвал, и тогда она увидела. Я закричал:  "Мам!",  и  она
увидела. Потом повернулась в сторону, как будто ее еще кто-то позвал,  а
потом... упала и лежала. Все закричали, побежали, и я очень испугался.
   - Очень-очень?
   - Просто очень, а не очень-очень,  -  подумав,  ответил  Федор,  -  я
очень-очень не успел испугаться, потому что Алина подбежала.
   - А когда она в сторону посмотрела, ты не видел, кто ее позвал?
   - Не знаю. Дядька какой-то.
   - Ты его видел, этого дядьку?
   - Там темно было, - сказал Федор, - какого-то дядьку я видел, но я не
знаю, он ее звал или не он.
   - А узнаешь, если его увидишь?
   - Узнаю, - уверил Федор.
   Стреляли не сбоку, стреляли спереди, поэтому вряд  ли  "дядька"  имел
отношение к выстрелу, и все же, все же...
   - А Потапова ты знаешь?
   - Знаю! - оживился Федор. - Когда его по телевизору показывают,  мама
всегда меня зовет и говорит, что она с ним в одном классе училась. И еще
она говорит, что если я буду хорошо учиться, то  смогу  стать  таким  же
знаменитым, как Потапов.
   - Идиотка, - пробормотала Алина.
   Никоненко на нее оглянулся.
   - А где он был, Потапов, когда мама упала, ты не видел?
   - Видел. Он сзади шел. Прямо за мамой.
   - Он один шел или с кем-то?
   - Не знаю. Он просто шел. А когда мама упала, он самый первый  к  ней
подбежал.
   - Подбежал?
   - Ну, не подбежал, потому что он очень близко был, он как-то - раз, и
оказался рядом с ней. Ему кричали - уходи, уходи, - а он не  уходил,  он
рядом с мамой на корточках сидел. Или даже на коленях.
   Очевидно, кричал проворонивший все на свете охранник.
   - Слушай, Федор, а спиной к тебе и лицом к  маме  кто  стоял,  ты  не
заметил? Все ведь тебе навстречу шли, да?  А  к  школе  вместе  с  тобой
кто-нибудь шел?
   - Шел, - согласился Федор, - какая-то девушка шла.
   - Какая девушка?
   - Ну... такая. Красивая. Не такая красивая, как  Алина,  но  все-таки
красивая.
   Никоненко усмехнулся.
   - Какая красивая? Высокая? Или не очень?
   - Нет, не высокая, - решительно заявил Федор, - гораздо  ниже  Алины.
Как мама. И шуба у нее была такая... Голубая и белая.
   - Шуба? - переспросил Никоненко. Что еще  за  шуба,  когда  на  улице
почти плюс десять?
   - Там и вправду кто-то был в норковой шубке, - вдруг сказала Алина, -
в такой коротенькой голубой шубке. Точно. Как это ты, Федор, запомнил?
   - Был еще дяденька в светлей куртке, он боком стоял.  И  еще  один  в
коричневом плаще. Только куда они потом делись, я не знаю. Я  только  на
маму смотрел.
   Никоненко не хотелось записывать. Он был уверен, что собьет Федора  с
мыслей, если станет записывать, но все-таки он достал ручку и  маленький
блокнотик и записал: "Норковая шубка, светлая куртка, коричневый  плащ".
Федор покосился на раскрытый блокнот.
   - А что потом?
   - А потом все закричали, подбежала Алина, и я ничего не видел, потому
что она меня спиной повернула, Я  даже  не  понял,  что  мама...  что  с
мамой... что...
   Мордочка у него странно набухла, губы повело в сторону, и он вдруг во
весь голос завыл, именно завыл, а не заплакал.
   Алина кинулась к нему и стала бестолково вытирать ему лицо скомканным
носовым платком, и уговаривать, и шептать на ухо, и прижимать к себе,  а
он все выл и выл.
   - Стресс, - сказал Никоненко равнодушно. Немножко слишком равнодушно,
но ему очень жаль  было  Федора,  который  только  сейчас  осознал,  как
страшно ему было.
   - Вы садист! - в лицо ему выпалила Алина. - Вас надо  изолировать  от
людей, ясно вам?! Если вам еще раз взбредет в голову поговорить с  нами,
обращайтесь к моему адвокату!
   -  Опомнитесь,  -  насмешливо  сказал  Никоненко,  -  к  какому   еще
адвокату?
   Анискин опять куда-то подевался. Куда-то  он  все  время  пропадал  в
присутствии  этой  мымры.  Игра  в  деревенского  детектива   никак   не
складывалась. Или они просто так устали вместе с Анискиным?
   - Дайте мне ваш адрес, - приказал он мымре, вовсе не  уверенный,  что
она его послушается, - если  вы  мне  понадобитесь,  я  заеду.  Или  еще
кто-нибудь.
   Он  записал  адрес  и  сказал  Федору,  который  все  еще   судорожно
всхлипывал:
   - Держись, парень! Ты молодец. Только в следующий  раз,  когда  мы  с
тобой будем разговаривать, постарайся не плакать.
   - Никакого следующего  раза  не  будет,  -  отчеканила  Алина,  взяла
Федорову ладошку и поволокла его к двери.
   - Ну-ну, - неопределенно пробормотал Никоненко.
   Глядя  в  ее  возмущенную  спину,  он  дошагал  до  конца   коридора,
прикидывая,  не  поговорить  ли  ему  еще  раз  с  врачом,  когда  из-за
обшарпанного угла прямо на них вышел Потапов Дмитрий Юрьевич.
   - Ну что? - спросил он, не повышая голоса. - Как дела?
 
*** 
 
   - Капитан Никоненко Игорь Владимирович, уголовный розыск.
   - Потапов Дмитрий Юрьевич, Министерство по делам печати и информации.
   - Мне бы поговорить с вами, Дмитрий Юрьевич.
   Потапов на секунду заколебался, и Никоненко понял, что он колеблется.
   "Не хочет он со мной разговаривать. Он играет  благородную  и  важную
роль "отца родного". Он не погнушался приехать узнать о здоровье  бывшей
одноклассницы, которую  подстрелили  вместо  него,  а  я  ему  мешаю.  Я
напоминаю ему о том, что его самого чуть не убили,  что  его  охрана  ни
черта не охраняет, что ему - "самому Потапову" - придется теперь  давать
показания, что-то такое вспоминать, рассказывать..."
   И  еще  Никоненко  решил  почему-то,  что  Потапов  прикидывает,   не
позвонить  ли  ему  сию  минуту  Томину  Борису  Васильевичу,   министру
внутренних дел.
   Ты бы, Борис Василич, укротил своих бойцов, честное слово!.. Когда на
улице стреляют - их нет никого, а как показания снимать, так они тут как
тут! Топорная работа, Борис Василич, распустил ты их...
   Однако Потапов звонить Борису Василичу не стал.
   Благородный, понял Никоненко.
   - Вы... подождете меня? - спросил он довольно холодно. - Вообще-то  я
приехал узнать, как Маня Суркова себя чувствует, я...
   - Нам сказали, что она справится, - вдруг подал голос Федор, которого
в  некотором  отдалении  держала  за  руку  мымра  Алина  Латынина.   От
любопытства мымра по-черепашьи вытягивала вперед  худую  шею.  -  У  нее
положительная...  эта  самая...  как  ее...   Алин,   ну   что   у   нее
положительное-то?
   - Динамика, - подсказала Алина.
   Потапов повернулся к ним, и Никоненко показалось, что так  он  всегда
дает понять, что аудиенция окончена.
   Хрен с вами, решил Никоненко,  неожиданно  приходя  в  бешенство.  "Я
никому не нужный, маленький капитан из  уголовного  розыска,  а  вы  все
большие шишки.  Вы  можете  вызывать  своих  адвокатов,  звонить  Борису
Василичу и демонстрировать мне свое презрение. Я стерплю. Потому что это
моя работа".
   Кажется, еще несколько часов назад он был уверен, что вывести его  из
себя невозможно.
   -  ...спасибо,  что  приехали,  Дмитрий  Юрьевич,  -  говорила  Алина
негромко. Даже голос у нее изменился,  стал  грудным  и  глубоким.  Этот
новый голос как бы говорил Потапову: "Мы с тобой одной крови". -  К  ней
пока не пускают, хотя  капитан  и  собирался  ее  допрашивать.  Она  без
сознания.
   Охранник топтался рядом,  и  Никоненко  заставил  себя  вернуться  от
высоких материй к тому, зачем он сюда приехал.
   Ему непременно нужно узнать, тот самый это охранник или уже другой. И
еще - разговаривал ли он уже с ребятами из ФСБ.
   Из ординаторской вышел давешний врач и замер в дверях, увидев Алину и
Потапова.
   Ну что? Скушал, дорогой доктор Айболит? Или все еще мечтаешь  отвести
ее в  сосисочную  на  той  стороне  Садового  кольца,  а  потом  в  свою
совмещенную хрущевку?
   - ...мы уже уезжаем, Дмитрий Юрьевич, мы за ночь  устали  очень.  Вот
моя визитная карточка, там есть все телефоны, если что, можете звонить в
любое время.
   - Может, вас отвезти? Я сейчас отправлю водителя.
   - Нет-нет, спасибо, я на машине.
   - Одну минуту, я еще поговорю с врачом, - неожиданно  сказал  Потапов
капитану Никоненко, - подождете?
   - Подожду, - пробормотал капитан, - конечно.
   Ему очень хотелось послушать,  как  министр  станет  разговаривать  с
врачом, который так старательно и удачно заштопал его одноклассницу,  но
присутствие охранника к подслушиванию не располагало.
   Впрочем, с охранником первым делом надо было бы поговорить...
   - С шефом был не я, - сказал тот, не глядя на Никоненко, как будто  и
не ему, - ты это хотел узнать? Был Сашка Монахов.
   - А с Сашкой как поговорить?
   Охранник скосил на капитана глаза и сказал невесело:
   - Чтобы с ним поговорить, нужно очередь занять. Он теперь месяца  три
разговаривать будет без остановки. Объяснения объяснять.
   - В первый раз у вас такая история?
   - Ну конечно, в первый! Да он не собирался туда ехать, шеф-то!  Никто
и не готовился! И Сашка не бог-отец и не бог-сын!  Что  он  там  мог,  в
темноте и без подготовки?! А теперь одними объяснительными замордуют!..
   - А шеф что? - тихо спросил Никоненко. - Трусит?
   - Да кто его знает, - все так же не глядя на него, ответил  охранник,
- струсишь, когда в тебя ни с того ни с сего стрельнут!
   - А может, он знает, с чего, шеф-то ваш?
   - Наш шеф, - сказал охранник внушительно, -  только  и  говорил,  что
охрана ему ни за каким чертом! Он вообще  терпеть  не  может  с  охраной
ездить. Он считает, что охранять нужно только кинозвезд и бизнесменов.
   Демократичный наш, подумал Никоненко про  Потапова.  Демократичный  и
доступный для простых  людей,  как  дедушка  Ленин.  Вон  как  с  врачом
разговаривает! Того гляди, по щечке потреплет!..
   Потапов врача трепать не стал, но руку ему пожал.
   - Пойдемте в машину, - предложил он Никоненко издалека,  -  в  машине
уютней разговаривать, чем здесь.
   - Куда вас отвезти? - спросил Потапов, когда они сели в "Мерседес".
   - Никуда, - сказал Никоненко, стараясь быть любезным, - семь скоро, а
мне к восьми на работу.
   Потапов покосился на него.
   - И домой вы даже на час не заедете?
   - Мне до дома как раз час ехать, - пояснил Никоненко.
   - Понятно, - сказал министр. - Что вы хотите спросить?
   Никоненко достал блокнот и написал цифру 1.
   - Кто и когда сказал вам о встрече выпускников?
   - Я не знаю, кто именно, но кто-то позвонил из школы, и помощник  мне
передал, что планируется встреча. Я не знал, ехать мне или нет, и  решил
поехать только вчера, когда ушел с работы.
   - Почему?
   - Сам не знаю. Я работаю обычно часов до девяти, а  сегодня...  вчера
то есть... ушел около семи. У меня почему-то кончились дела,  -  Потапов
улыбнулся. - И я решил поехать. Все-таки пятнадцать лет прошло...
   - А у кого можно уточнить, кто именно звонил из школы?
   - У помощника. Его зовут Анатолий Николаевич, и  он  каждый  день  на
месте.
   - Вы приехали точно к семи?
   - Я не смотрел на часы, но приехал, когда еще ничего не началось.  На
крыльце целая толпа стояла, никто еще не  заходил  внутрь.  В  вестибюле
была Тамара с папкой. Моя  одноклассница  Тамара.  Знаете,  я  когда  ее
увидел, пожалел, что приперся. Вы с ней  уже  разговаривали,  с  Тамарой
Бориной?
   - Она не Борина, а Селезнева, - поправил Никоненко, - разговаривал.
   - Потом началась какая-то суета, потом меня отволокли в президиум,  -
он так и сказал "отволокли", - я сидел, как дурак, в  президиуме  и  все
жалел, что приехал, потом мне  на  глаза  Маруся  попалась,  она  сидела
где-то в середине и очень вертелась.
   - Вертелась? - переспросил Никоненко удивленно.
   - Ну, знаете, как  будто  высматривала  кого-то  -  вертелась.  Вовку
Сидорина увидел, это наш бывший комсорг. Он, по-моему, Дину караулил.  У
нас в классе была такая Дина Больц. В нее все были влюблены.
   - Вы с ней разговаривали?
   - Разговаривал, - сказал Потапов почему-то неохотно,  -  она  ко  мне
подошла после торжественной части вместе с Вовкой. Вовка постоял-постоял
и отошел, а мы с Дин