н пробормотал что-то невразумительное, и в трубке заныли  удручающие
короткие гудки.
   Клавдия осторожно вернула трубку  на  аппарат,  секундочку  постояла,
выравнивая дыхание, и повернулась к залу.
   - Извините, -  сказала  она  покупателю  и  улыбнулась.  -  Извините,
пожалуйста. Что вы хотели?
 
*** 
 
   Интересно, думал Игорь, разглядывая хорошенькое, почти детское личико
в обрамлении блестящих волос, как в рекламе шампуня "Пантин прови",  это
именно те слухи, о которых его  предупреждала  мерцаловская  секретарша,
или есть еще какие-то, более страшные и ужасные?
   - Мы познакомились с Сережей четыре года  назад,  на  Крите.  Он  там
отдыхал. И я отдыхала. С родителями. Он узнал, что я учусь в  Финансовой
академии и почти сразу же предложил мне работу в своем институте. -  Эля
кусала губы, но делала это как-то слишком старательно. Или Игорь  просто
очень давно не общался с  такими,  молоденькими,  хорошенькими,  глубоко
несчастными, и просто забыл, какие они? - Он  говорил,  что  у  него  по
части бухгалтерии и финансов - полный  крах.  Они  с  Гольдиным  в  этом
вопросе не сильны, и поэтому у них бесконечные проблемы то с  налоговой,
то с бухгалтерией...
   - А вы  могли  помочь  ему  решить  эти  проблемы?  -  спросил  Игорь
осторожно.
   Сергей Мерцалов, насколько успел  его  узнать  за  эти  полдня  Игорь
Полевой, был не только великий врач, но и удачливый бизнесмен. Даже если
он с ходу влюбился, вряд ли ему пришло бы в голову  нанимать  институтку
для  того,  чтобы  она  разбиралась  в  его  финансовых  проблемах   или
придумывала схемы ухода от налогов.
   - Отчасти, конечно, да, - сказала Эля смело и взглянула на Игоря. - У
меня было маловато опыта, но Сережа очень, очень мне помогал...  И  Саша
Гольдин. Для меня это была неслыханная удача - студентам  работу  добыть
трудно, почти невозможно, а тут работа, да еще такая...
   - Какая? - уточнил Игорь.
   - Престижная, - сказала Эля,  и  глаза  ее  затуманились.  -  Хорошие
деньги. Знаменитая клиника. Сергей и  тогда  и  сейчас  очень  известен.
Очень. Это было такое... счастье. Я работала  по  четырнадцать  часов  в
день. Мама даже боялась, что я здоровье угроблю. А  потом...  я  в  него
влюбилась, - закончила она и не заплакала, лишь  отвела  глаза  и  стала
пристально рассматривать полированную стену лифта.
   - А он? - спросил Игорь осторожно.
   - Он мне потом рассказывал, что сразу влюбился. Еще тогда, на  Крите.
Потому и к себе в институт позвал, и  работу  предложил,  и  все  такое.
Целый год я жила как во  сне,  понимаете?  Не  было  на  свете  женщины,
счастливее меня. Сережа почти все свое свободное время проводил со мной.
Мы даже за грибами ездили в  лес...  -  Тонкие  наманикюренные  пальчики
комкали носовой платок, складывали его и вновь комкали. Эти лихорадочные
движения отвлекали Игоря, мешали ему думать. - Потом родился Эдик, и для
меня все изменилось...
   - Что именно изменилось? - спросил Игорь.
   - Все. - Она  продолжала  смотреть  в  стену  все  тем  же  невидящим
взглядом. - У Сережи двое своих детей. Они маленькие еще, и  мы  решили,
что поженимся не сейчас, а лет через десять, когда они подрастут.
   - Через сколько? - оторопело спросил Игорь. Это была  какая-то  явная
чушь. Какой любовник может утешать любовницу тем,  что  женится  на  ней
через десять лет? Почему тогда не через тридцать? Или через пятьдесят?
   - Вы зря так удивляетесь,  -  сказала  Эля,  и  тень  бледной  улыбки
мелькнула у нее на губах. - Вы не знаете Сережу. Он уникальный  человек.
Очень верный, очень постоянный. Его слово было... незыблемо,  понимаете?
Он говорил, что всю жизнь искал и ждал только меня.  Он  же  очень  рано
женился, лет в двадцать, что ли... Жили они трудно, почти нищенствовали.
Он никогда не знал никаких женщин, кроме своей жены, и  чувствовал,  что
он ей... как бы это сказать... обязан, что ли.
   - В каком смысле? - уточнил Игорь.
   - В том, что она столько лет вместе с ним терпела все трудности и так
далее. Это, конечно, глупость, но мужчины, особенно такие,  как  Сергей,
думают  по-другому...  Мы  встретились,  когда  он  уже  был  совершенно
сложившимся человеком, и он полюбил меня. А я его.
   - И что же изменилось? - спросил Игорь.
   - Ничего, - ответила Эля слегка удивленно. -  Мы  всегда  будем  друг
друга любить...
   - Вы сказали, что, когда родился ваш сын, все изменилось, -  напомнил
Игорь.
   - Да,  но  не  в  этом  смысле!  -  воскликнула  Эля.  Легкая  досада
промелькнула на ее лице, как будто она удивлялась, что  этот  милиционер
может заподозрить,  что  Сергей  ее  разлюбил.  -  Он  стал  нервничать,
разрываться на части между той семьей и  мной.  Он  очень  любил  нашего
сына, ему хотелось проводить с ним как можно больше времени,  вот  мы  и
выдумывали какие-то несуществующие операции, совещания в министерстве...
   - Позавчера он тоже был у вас?
   - Да, - сказала она и наконец заплакала. - Был.  Из  министерства  он
приехал ко  мне.  Но  долго  оставаться  не  мог,  ему  нужно  было  еще
посовещаться с  Гольдиным,  поэтому  он  пробыл,  наверное,  с  полчаса.
Поиграл с сыном, выпил кофе и уехал.
   Лифт припадочно дернулся, и Игорь поддержал ее под локоть.
   - Позавчера вы были дома весь день?
   - Нет, - она вытерла лицо и мельком взглянула на него. -  Я  приехала
потому, что он мне позвонил и сказал, что сможет  вырваться  на  полчаса
между министерством и работой. Я сразу села в машину и через пять  минут
была дома.
   - Ваши родители знали о том, что у вас с Мерцаловым  был...  -  Игорь
секунду колебался, прежде чем произнести это слово, - роман?
   - У нас не было никакого романа, - сказала она так, как будто  он  ее
чем-то оскорбил. - У нас с ним была любовь. И будет всегда. Понимаете?
   Нет, подумал Игорь, вновь уподобляясь майору Ларионову. Не понимаю и,
наверное, никогда не пойму. Какая, к черту, любовь может быть с  женатым
мужиком, имеющим двоих мальцов?! Так, не любовь, а  баловство  какое-то.
Подростковые гормоны ударили в голову великому Сергею Мерцалову,  только
и всего. Это у тебя любовь, милая  девочка  Эля.  Это  слово  прямо-таки
выведено крупными буквами на твоей розовой детской мордахе.
   - Родители, конечно, знали. - Она прислонилась головой к стене. - Это
невозможно скрывать. Они  познакомились  с  Сережей  на  Крите,  и  мама
моментально обо всем догадалась, а отцу мы еще  долго  не  говорили.  Но
когда родился Эдька, пришлось сказать...
   - Как они относились к вашей... любви? - пересилив себя, Игорь назвал
это так, как ей хотелось или представлялось верным.
   - Плохо, конечно, -  Эля  усмехнулась  горькой  взрослой  улыбкой.  -
Особенно папа. Он Сережу терпеть не мог и называл  развратником.  Я  ему
говорила, правда,  что  нынче  все  так  живут,  не  мы  первые,  не  мы
последние...
   Лифт снова припадочно дернулся, замер, раздумывая, и пошел вниз.
   - Я не хочу обсуждать это в институте, - быстро  проговорила  она.  -
Если вы хотите что-то у меня узнать,  приезжайте  ко  мне  домой.  Здесь
говорить я не буду. Хорошо?
   - Хорошо, -  согласился  Игорь  со  вздохом.  -  Скажите,  Эля,  ваши
родители живут в Москве?
   -  Да,  конечно.  -  Вопрос  ее  удивил.  -  Папа  переехал  сюда  из
Кисловодска очень давно, лет двадцать пять назад. А может, и больше. Его
первая жена умерла, и он не захотел там оставаться. А потом  женился  на
маме, она москвичка. Правда, сейчас они оба в  Кисловодске,  у  бабушки.
Они каждый год там отдыхают.
   - Понятно, - сказал Игорь. Лифт затормозил, двери открылись. -  Мы  с
вами еще поговорим, Эля. Хорошо?
   Навстречу им из кресла поднялся невысокий  человек  в  белом  халате,
наброшенном на  могучие  плечи,  которые  не  мог  облагородить  дорогой
пиджак. В пальцах у него дымилась сигарета.
   - Чертов лифт, - сказал он со странной кривой улыбкой. - Давно Сергею
предлагал  заменить,  а  он  все  экономил...  Гольдин  Александр,   зам
генерального. Спасибо, Эля, дальше я сам...
 
*** 
 
   Майор Ларионов сказал, что  ему  нужно  срочно  позвонить,  и,  одним
движением пролистав  записную  книжку,  не  нашел  ничего  лучшего,  чем
позвонить Клавдии Ковалевой.
   Ему нужно было пять минут,  чтобы  сосредоточиться  и  понять,  каким
именно образом следует говорить с Петром Мерцаловым, дожидающимся его за
закрытой кухонной дверью.
   Тихий щелчок трубки параллельного аппарата заставил  его  улыбнуться.
Он был совершенно уверен, что услышит такой щелчок, и  он  его  услышал.
Интересно, где взяли трубку - в гостиной  или  в  спальне?  Нужно  точно
узнать, есть ли в спальне аппарат. Должен быть, просто обязан быть, вряд
ли Сергей Мерцалов бегал на каждый звонок из спальни в гостиную.
   Поговорив с Клавдией,  он  потер  руками  лицо.  Кожа  от  усталости,
недосыпания и табачного дыма казалась слишком сухой и тонкой.
   Он не особенно беспокоился, но все же  хорошо,  что  у  Клавы  все  в
порядке. Как-то даже легче стало.
   - Петр Леонидович! - позвал Андрей,  распахивая  дверь  на  кухню.  -
Проходите сюда, мне здесь удобнее разговаривать!
   Не имело никакого значения, где именно они  будут  разговаривать,  но
это  было  частью  выработанной  за  полминуты  стратегии.  Лучше  пусть
Мерцалов-младший сам к нему подойдет. Если гора не идет в  Магомету,  то
Магомет идет... куда?
   Мерцалов-младший посидел, изучая Андрея задумчиво-веселым взглядом.
   - Ах ты, господи! - сказал он наконец. - Как это я  запамятовал,  что
вы теперь все грамотные, что вам в  ваших  милицейских  колледжах  стали
психологию преподавать! Ну конечно, конечно, господин майор, я подойду к
вам. Если это вам удобнее... Как скажете... Как пожелаете...
   - Петр! - негромко предупредил из дверного проема Мерцалов-отец. - Не
забывайся!
   - Нет, папуля, - пообещал Мерцалов-сын. - Я не  забудусь.  Или  я  не
должен отвечать на вопросы без своего адвоката?
   - Петр Леонидович, - сказал Андрей, - у меня работы  полно.  Вы  свой
боевой задор  барышням  продемонстрируете.  Потом,  попозже.  Им  должно
понравиться. А пока проходите и садитесь.
   - Батюшки! - радостно удивился Петр Мерцалов.  -  Какое  красноречие!
Хорошо. Уговорили. Прохожу и сажусь.
   Мимо Андрея он шагнул в кухню, уселся за стол и  сложил  перед  собой
огромные красные руки. Запах дорогого одеколона моментально  смешался  с
запахом беды и даже как-то потеснил его, так что он стал менее  заметным
и потому - не страшным.
   - Я  вас  не  боюсь,  -  сказал  Петр  Мерцалов,  глядя,  как  Андрей
усаживается напротив. - Мой отец дружит с вашим министром.
   - С каким нашим? - переспросил Андрей.
   - МВД, - пояснил Мерцалов-младший охотно. - Так что если вы надеетесь
немедленно предъявить мне обвинение в убийстве брата, у  вас  ничего  не
выйдет, не трудитесь, я вам сразу говорю.
   - А что, вы убили своего брата? - спросил  Андрей  невозмутимо.  -  И
хотите сделать признание?
   - Я не убивал Сережку, - сказал Мерцалов, и глаза у него потемнели. -
Не нужно мне ваших провокаций, понятно. Рассказать вам, где я был в ночь
с первого на второе сентября?
   - Расскажите, - согласился Андрей и закурил.
   Что это такое? Соперничество? Ревность? Зависть?
   Попытка  доказать,  что  ничем  не  хуже  старшего,   знаменитого   и
удачливого?
   - Я уехал с работы около пяти  и  приехал  прямо  домой,  -  нахально
улыбаясь, отчеканил Петр Мерцалов. - У меня были две трудные операции..
   - Простите, где вы работаете? - перебил Андрей.
   - В Медицинском центре администрации президента, -  ответил  Мерцалов
охотно. - У покойного брата работать не мог, у нас  с  ним  был  слишком
разный подход у медицине.
   - Разный? - переспросил Андрей.
   - Разный, - подтвердил Петр и улыбнулся. - Я должен уточнить,  в  чем
было различие?
   - Уточняйте! - сказал Андрей таким тоном, что Петр посмотрел на  него
в некотором удивлении.
   Что это ты так раздражаешься, Ларионов? Не можешь справиться с собой,
валяй переводись на склад. Давно же собираешься!
   - Сережа у нас гений, понимаете? -  Петр  помахал  рукой,  показывая,
каким именно гением был Сергей. - Он был  в  вечном  поиске.  Везде  ему
мерещились необыкновенные решения  и  потрясающие  новые  подходы.  А  в
медицине, тем более в хирургии, нельзя так. Мы же не только крыс  режем,
но и людей. Модничать можно, но только в меру, а он модничал  без  меры.
Напролом шел везде и  всюду.  Ну  ладно  в  министерстве,  ну  ладно  на
кафедре, где он профессорскую должность зубами выгрызал, ну черт с  ним,
хотелось ему должностей, признаний и славы до небес, но наука-то тут при
чем?
   - При чем? - спросил Андрей.
   - Ни при чем! - почти выкрикнул Мерцалов-младший. Он запустил руку  в
карман, долго там шарил, ничего не нашел и буркнул:
   - Дайте сигарету, не жадничайте...
   Андрей достал свою  пачку.  В  ней  одиноко  болтались  две  или  три
сигареты.
   Нужно не забыть купить у метро еще пачку. На  двух  сигаретах  он  до
ночи не протянет.
   Петр Мерцалов закурил.
   - Ни при чем наука, - повторил он задумчиво. - Он был очень удачливый
мужик, ему все сходило с рук, но  не  могло  сходить  до  бесконечности,
понимаете? В конце, концов  он  угробил  бы  кого-нибудь  со  связями  и
деньгами, и пришел бы конец всему его процветанию. Я  не  хотел  в  этом
участвовать.
   - Я не понял, - сказал Андрей медленной посмотрел  на  дым  от  своей
сигареты.
   Один его приятель, телевизионный журналист, как-то  рассказывал  ему,
что существует такой прием, срабатывающий в девяти  случаях  из  десяти:
если хочешь,  чтобы  разговор  был  совершенно  откровенным,  притворись
идиотом. Собеседник моментально проникнется к тебе презрением  и  начнет
выкладывать такое, чего никогда не сказал  бы  человеку  хоть  чуть-чуть
соображающему.
   - Давайте помедленнее, - попросил Андрей. - Я же не врач. Я  в  ваших
высоких материях ничего  не  понимаю.  Вы  хотите  сказать,  что  Сергей
Мерцалов применял... недозволенные методы лечения?
   - О боже, - пробормотал Петр Мерцалов и возвел к потолку глаза.  -  О
чем он говорит?!
   Словно не дождавшись от господа вразумительного ответа, Петр Мерцалов
перевел взгляд на Андрея.
   - Я не говорю, что он применял недозволенные методы лечения. Да он их
и не применял, - проговорил он терпеливо.  -  У  него  просто  в  голове
каждый  день  рождалась  новая  идея.  Он  придумывал  невиданные  схемы
операций. Ему некогда и недосуг было их проверять.  Он  тут  же  кидался
воплощать. Ничто его  не  могло  затормозить  -  ни  ученые  советы,  ни
коллеги, ни начальники, когда  они  у  него  еще  были.  Он  просто  пер
напролом, как танк. И, что самое смешное, у него все получалось...
   - Это разве плохо? - спросил Андрей, играя в свою игру.
   - Это не плохо! - с досадой ответил Петр Мерцалов. - Это опасно!  Это
опасно потому, что мы работаем с людьми, а мой брат  никогда  не  боялся
ошибиться, понимаете? А в нашем деле  это  очень  плохо,  если  врач  не
боится ошибиться. Больной помрет, да и все,  и  у  врача  разрешения  не
спросит.
   - И многие у него... помирали? - помедлив, спросил Андрей.
   - Нет, - отрезал Мерцалов. - Немногие. У него  была  репутация  очень
надежного  врача,  у  него  был  просто  неприлично  низкий  коэффициент
смертности. И при всем при том он был не хирургом,  а  джигитом,  как  в
каком-то романе сказано.
   - Н-да, - протянул Андрей.
   - Вот так, - язвительно подхватил Петр. - Мне  в  его  дела  мешаться
резона не было. Я твердо знаю  свое  место  и  считаю,  что  Сережка  не
столько великий врач, сколько удачливый махинатор. Это все вокруг  ахали
и приседали, ах, Мерцалов, ах, чутье от бога, ах, руки гения!.. Нет и не
было у него никаких рук гения, одно нахальство плюс везения чуть-чуть...
   - Вы никогда с ним не работали?
   - Почему? Работали, - ответил Петр и  неприятно  улыбнулся.  -  После
института я прямо к нему распределился, он тогда еще не генеральным был,
а отделением заведовал.
   - Когда это было?
   -  Я  закончил  Первый  медицинский  институт  четыре   года   назад.
Проработали мы с ним что-то около года,  потом  поцапались,  и  я  ушел.
Папаня  меня  сразу  же  пристроил  к  Льву  Васильевичу   Тихонову,   в
Медицинский центр администрации президента, бывшее Четвертое управление.
Вот такие мы, все блатные  насквозь...  -  Мерцалов  смял  в  пепельнице
сигарету.
   - Вернемся к первому сентября, - сказал Андрей казенным голосом.
   - Вернемся, - согласился  Мерцалов-младший  весело.  -  Не  откажите,
уделите от щедрот ваших еще сигарету, свои в машине забыл, наверное... Я
возмещу, клянусь!
   Интересно, почему ему  так  необыкновенно  весело?  Радуется  нелепой
смерти знаменитого брата? Чувствует облегчение? Или нервничает?
   - После того как в пять вы ушли с работы и  приехали  домой,  чем  вы
занимались? -  Андрей  положил  перед  ним  почти  пустую  пачку.  -  Вы
вообще-то с родителями живете?
   Петр Мерцалов закурил и переместился на стуле. Теперь он сидел  боком
к столу, вытянув длинные ноги.
   - Скажите, сколько вам лет, господин майор? - спросил он неожиданно.
   - Тридцать шесть, - сказал Андрей, жалея, что кончились сигареты. - А
что?
   - Вы с родителями живете?
   - Нет, - сказал Андрей. - Один.
   - Ну и я один! В нашем с  вами  сугубо  среднем  возрасте  как-то  не
пристало жить с родителями, верно?
   - Неверно, - сказал Андрей, разглядывая его,  очень  молодого,  очень
уверенного в себе и как-то странно, чрезмерно взвинченного. - В вашем, -
он сделал ударение на этом слове, - сугубо нежном  возрасте  жить  можно
как угодно - с родителями, с женой, с родителями  жены,  с  бабушкой,  с
дедушкой.  С  любовницей.  С  любовником.  Все  зависит   от   жизненных
обстоятельств, от финансовых возможностей, от целей и задач. Разве нет?
   - Ну, с финансами у нас все о'кей, - сообщил  ему  Петр  Мерцалов.  -
Сережка скупым не был. С семьей делился охотно, хоть он с нами  сто  лет
не жил.
   - Он содержал вас и родителей, я правильно понял? - уточнил Андрей.
   - Нет, черт побери! - мгновенно раздражаясь, отрезал Петр.  -  Вы  не
правильно поняли. Мы все отлично зарабатывали и без него. Мои родители -
очень известные врачи, а прадед вообще был знаменитость. Вся современная
педиатрия построена на его учении. До сих пор. Но с квартирой Сергей мне
помог. Они  ее  купили  вдвоем  с  отцом  и  подарили  мне  к  окончанию
института. Я поначалу хорохорился  и  кричал,  что  все  деньги  за  нее
верну...
   - Вернули? - спросил Андрей.
   - Нет, конечно, - сказал Петр Мерцалов. - Не вернул.  Оказалось,  что
деньги возвращать трудно. Особенно если ты не доктор, не  профессор,  не
директор института...
   - Ну, естественно, - пробормотал Андрей. - Так что было  после  того,
как вы вернулись домой в вашу отдельную от родителей квартиру?
   - Ничего не было! - сказал  Мерцалов-младший  с  удовольствием.  -  Я
выпил пива, посмотрел какую-то муру по телевизору и лег спать.
   - Вы легли спать в одиночестве? - уточнил Андрей.
   - В полном! - подтвердил Петр. - В полнейшем. Я не приглашаю девиц на
ночь. Иногда я остаюсь у них, но к себе их не приглашаю.
   - Очень  напрасно,  -  сказал  Андрей  сухо.  -  Это  существенно  бы
облегчило нам работу.
   - Да бросьте! - скривился Петр. - Как это говорится в кино  про  вас?
Не шей мне дело, начальник. Я Сергея не убивал.  Мы,  конечно,  не  были
образцовыми братьями, но убивать его - мне бы даже в голову не пришло. Я
же не сумасшедший. И про Сергея Анатольевича вы не забывайте.
   - Про какого Сергея Анатольевича? - не понял Андрей.
   - Про Сергея Анатольевича Банина, министра внутренних дел, - объяснил
Мерцалов-младший терпеливо. - Он как раз  собирался  к  нам  на  дачу  в
субботу заглянуть, Галина Яковлевна что-то неважно себя чувствует...
   - Ох-хо-хо... - протяжно выдохнул Андрей Ларионов и  встал,  разминая
ноющую руку.
   Парень не только напуган. Вся  его  бравада  -  часть  к