ть и сделать что-нибудь.  Ну,  хоть  походить  по  комнате.
Сидеть дальше под периной и заливаться слезами было выше ее сил.
   Шмыгая носом, она осторожно выбралась на  холод  и  прислушалась.  Ей
велели лежать и спать, а она  нарушает  приказы.  Из-за  закрытой  двери
неслось какое-то бормотание  и  как  будто  взвизгивание  перематываемой
пленки. Что-то он там слушал. Интересно, это тоже часть его работы?
   Клавдия начала подмерзать.
   Отопительный сезон, подумала она, поспешно натягивая  на  голое  тело
свитер, - великая и недоступная пониманию простых граждан вещь.
   Она осторожно выглянула в коридор. Свет был только на кухне,  значит,
Андрей производил свои манипуляции именно там.
   Ему нельзя мешать,  сказала  себе  Клавдия,  медленно  продвигаясь  в
сторону кухни. Он же меня предупредил. Он велел мне лежать и спать.
   Она открыла дверь и заглянула.
   Он сидел почти голый, прислонившись затылком к стене. Ноги лежали  на
соседнем стуле. Руки  сложены  на  животе  замком.  Может,  спит?  Очень
осторожно она вдвинулась в кухню поглубже.
   - Зачем ты встала? - спросил он, не открывая глаз. -  Спи.  Утром  не
проснешься.
   Разве она может спать!
   Он приоткрыл глаза, серые и очень внимательные. Посмотрел на  Клавдию
и усмехнулся самодовольно. Ей  стало  неловко.  Чтобы  скрыть  это,  она
заглянула в его кружку.  В  кружке  было  почти  пусто,  только  на  дне
болтался глоток холодной кофейной бурды.
   - Ты не сердись, - попросила она  и  поставила  на  плиту  чайник.  -
Просто я совсем не могу спать. Я даже лежать не могу.
   Он следил за ней все тем же внимательным серым взглядом,  который  ее
нервировал.
   - Хочешь, я тебе кофе сварю? Я варю отличный кофе.  Я  не  буду  тебе
мешать, я только сварю тихонько кофе и сразу же...  -  Она  чувствовала,
что говорит что-то не то и говорит слишком быстро, но он вдруг потянулся
здоровенной ручищей, схватил, подтащил, упирающуюся, к себе и, задрав на
ней свитер, поцеловал в живот.
   Клавдия сдавленно хрюкнула.
   - Вари! - решил он. - Вари мне кофе! А в свободное от основной работы
время можешь даже связать мне носки. Ты умеешь вязать, Ковалева?
   - Д-да, - ответила она с некоторой запинкой.  Господи  Иисусе,  какие
еще носки?! О чем он говорит?
   - Все, - сказал он, повернул к себе спиной, как маленькую,  и  слегка
хлопнул по попке. - Вари свой кофе. И не отвлекай меня от моей  основной
работы.
   Он опять вытянул ноги и  закрыл  глаза.  Клавдия  осторожно  на  него
покосилась. Он ей так нравился, что хотелось  сесть  на  пол  возле  его
стула и рассматривать его всего, от узких, длинных ступней до  густых  и
прямых ресниц. Рассматривать долго-долго,  сколько  угодно,  потому  что
теперь она имеет на это право.
   Он замерзнет, сидя в кухне в  одних  только  старых  джинсах,  решила
Клавдия с новым для нее чувством заботы. Нужно принести ему какую-нибудь
одежку. Его  свитер  валялся  почему-то  на  полу  в  коридоре.  Клавдия
подобрала его и, не  решаясь  набросить,  тихонько  положила  на  колени
Андрею Ларионову.
   - Спасибо, - пробормотал он и натянул  свитер.  Мелькнула  и  исчезла
безобразная рваная полоса кожи на левом боку. Какой-то застарелый шрам.
   Господи, она совсем ничего про него не знает! Не знает про эти шрамы,
про сломанный нос, про то, какие сигареты он курит и что именно  ест  на
завтрак. Ей только предстоит это узнать, и это так прекрасно, так славно
- узнать, что именно Андрей Ларионов ест на завтрак...
   Клавдия поставила перед ним кружку с кофе и,  подумав,  насыпала  две
ложки сахара. И помешала.
   - Пей, - сказала она тихонько, глядя в усталое, бледное лицо с синими
тенями вокруг глаз. Теперь нужно осторожненько убраться вон. Ему  нельзя
мешать, он думает.
   - Подожди! - приказал Андрей, и его  рука  сцапала  Клавдию  у  самой
двери. - Посиди со мной.
   - Я тебе буду мешать, - сказала Клавдия не слишком уверенно.
   Он отхлебнул из кружки, и лицо  его  приняло  выражение  глубочайшего
удовольствия.
   - Скажи мне, Ковалева, - попросил  он  задумчиво,  -  скажи  мне  вот
что... - Он снял ноги со стула и усадил ее напротив себя. -  Нет,  лучше
ты мне ничего не говори, а напиши.
   - Что написать? - не поняла Клавдия. - Чистосердечное признание?
   - Напиши мне в два столбика, что именно было у тебя в сумке в  первый
раз и что во второй. Ты хорошо знаешь, что носишь в сумке?
   - Хорошо, - сказала Клавдия.
   Выходит, он сидел и полночи думал о том, кто и зачем на  нее  напал?!
Или не только об этом?
   - Ручка и блокнот на холодильнике. Напишешь?
   - Конечно, - сказала она, торопясь выполнить его указания. - Сейчас.
   Тикали часы, в  ванной  вздыхали  трубы.  Андрей  пил  кофе,  Клавдия
старательно писала. Она даже язык высунула от усердия.
   Андрей покосился на нее и улыбнулся. Надо же, свитер ему принесла!  И
кофе сварила. И не просто из банки насыпала, а нашла молотый и  сварила.
Сто лет он не варил себе кофе, все некогда  ему  было,  а  она  сварила.
Мартышка...
   Значит, брат.
   Брат, которого не  было  дома  той  ночью  и  который  соврал  майору
Ларионову, сказав, что посмотрел по телевизору какой-то фильм и  проспал
всю ночь без задних ног.
   Непонятно, куда именно ездил отец Мерцалова, потому что у  Ирины  его
точно не было. И слежка, слежка...
   Кто следил за Сергеем Мерцаловым в последний  месяц  его  жизни?  Кто
следит сейчас за Клавдией Ковалевой и с завидным постоянством отнимает у
нее сумки? Как могут быть связаны между  собой  великий  врач  и  мелкая
аптекарша, и связаны ли вообще?
   Он закинул за голову руки. Он должен  вспомнить  что-то  увиденное  в
альбомах на даче у Ирины Мерцаловой. Он чувствовал, что это очень  важно
- вспомнить. Он многое поймет, как только вспомнит,  не  будь  он  майор
Ларионов, столько лет проработавший в уголовке.
   Что же в них было, в этих альбомах? Очень серьезный мальчик занимался
своими  мальчишескими  делами.  Он  нигде  не  улыбался,  этот  мальчик,
очевидно, уже тогда понимая, что в его семье происходит что-то совсем не
правильное. Сколько ему было лет на этих фотографиях? Лет девять-десять,
не больше, и он нигде не улыбался...
   -  Вот,  Андрюша,  -  произнесла  Клавдия  так  неожиданно,  что   он
вздрогнул. - Я написала.
   Она сбила его с мысли. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он  поймает
за хвост ту самую верткую, как пескарь, деталь, не дававшую ему покоя, а
Клавдия его; сбила. Придется начинать все сначала.
   - Давай! - сказал он сердито и уставился в ее каракули.
   - Паспорт, - сказал он через секунду. - В прошлый раз у тебя в  сумке
не было паспорта.
   - Ну и что?
   - Ну и то, что вся история с сумкой происходила, по всей вероятности,
из-за твоего паспорта. Кому-то очень нужен был твой паспорт.
   - Зачем?! - поразилась Клавдия. - Кому и зачем может быть  нужен  мой
паспорт?!
   - Я не знаю, - сказал Андрей честно. - Даже  предположить  ничего  не
могу. Понятно только, что  твой  паспорт  имеет  для  человека,  который
наблюдает за тобой, какое-то принципиальное значение, иначе они не стали
бы так напрягаться. А в первый раз тебе вернули твою сумку,  потому  что
без паспорта она была им ни за каким чертом не нужна.
   Они помолчали.
   - Вот что, Клава, - сказал наконец Андрей голосом майора Ларионова. -
Давай ложиться спать. Утро скоро. Ничего особенного я пока  не  надумал,
но... Завтра я приеду за тобой на работу. Во сколько ты заканчиваешь?
   - Завтра? - Она даже не сразу сообразила, о чем идет речь. -  Завтра,
по-моему, в четыре...
   - Значит, до вечера подождешь меня в своей аптеке. Никуда не  выходи,
даже за хлебом. Это понятно?
   - Что ты придумал, Андрей? - спросила  Клавдия.  -  Почему  я  должна
сидеть в аптеке и не выходить даже за хлебом?! А? Почему?
   - По кочану, - сказал он серьезно. - Потому что  я  не  понимаю,  что
происходит. Потому что только что пришили мужика, за которым тоже кто-то
наблюдал. Я не хочу никаких эксцессов, поэтому ты посидишь  и  подождешь
меня в своей аптеке.
   - Пришили? - пробормотала Клавдия, и неожиданно ей стало  холодно.  -
Совсем? До смерти?
   - Совсем, - ответил он, раздражаясь. - До  смерти.  У  него  осталось
двое пацанов и жена, которая все пятнадцать лет прожила  с  ним,  как  в
медовый месяц.
   Глаза у Клавдии налились слезами.
   - Ты знал их?  -  спросила  она  шепотом,  изо  всех  сил  жалея  эту
совершенно неизвестную ей женщину и мальчишек, у которых убили отца.
   - Я не знал их, - возразил Андреи. - Я  не  помог  им  будь  оно  все
проклято! А ты, Ковалева, будешь меня слушаться, как старший лейтенант -
генерала. Ясно?
   - Ясно, - согласилась Клавдия с готовностью. - Конечно, ясно.
   Она подошла и прижалась к нему.
   - Ты мой хороший, - сказала она  таким  голосом,  что  ему  почему-то
перехватило горло. - Ты мой мальчик. Как же тебе трудно!
   - Мне не трудно! - почти крикнул он, вырываясь,  потому  что  она  не
должна была, не смела его жалеть  и  все-таки  жалела,  и  он  раскисал,
размягчался от этой жалости а он не мог  себе  этого  позволить.  -  Мне
нормально. Это просто работа! У меня  просто  такая  работа,  понимаешь,
Ковалева?
   - Да - согласилась она, прижалась еще теснее и,  пугаясь  собственной
храбрости, поцеловала его в шею, на которой выступили жилы. - Понимаю.
 
*** 
 
   С утра еще похолодало, и Андрей, высадив Клавдию  у  аптеки,  подумал
смутно, что к вечеру, наверное, дождь превратится в снег.
   Начало сентября, елки-палки...
   Соглядатай был на месте,  Андрей  знал  номер  его  машины  как  дату
собственного рождения. Небось обрадовался, придурок, что никуда  Клавдия
не сбежала...
   Нужно было не выпендриваться и не играть в сыщиков и воров, а отвезти
ее к матери, в Отрадное, подумал он  злобно,  выруливая  с  бульваров  к
Петровке. Сиди теперь целый день и думай, что там с ней и как...
   Очень сердитый, он распахнул  дверь  в  кабинет  Полевого  и  страшно
удивился. С утра пораньше у Полевого уже сидел посетитель.
   - Здравия желаю, - сказал  Полевой  официально.  Глаза  у  него  были
веселые. - Это господин Бойко Евгений  Васильевич.  Почти  с  ночи  меня
дожидался...
   - Здрасьте, - пробормотал господин Бойко Евгений Васильевич и  утерся
платком, хотя холод в здании был немыслимый.
   - Здрасьте, - сказал Андрей. - Нашлась, значит, наша пропажа...
   - Нашлась, - подтвердил Игорь весело,  а  Евгений  Васильевич  сделал
странное  движение,  как  будто  хотел  поклониться,  но  раздумал.   Он
нервничал, потел и пытался при этом  сохранить  повадки  и  тон  хозяина
жизни.
   - Не буду вам мешать, - проговорил Андрей. -  Не  забудь  потом  меня
навестить, Игорь Степанович.
   - Не  забуду,  -  пообещал  Полевой,  и  Евгений  Васильевич  неловко
улыбнулся, очевидно чувствуя, что эти двое, играя в слова,  как  в  мяч,
говорят о чем-то совсем другом, может быть даже, для Евгения Васильевича
опасном.
   Андрей дошел до своего кабинета и, не раздумывая ни  секунды,  набрал
номер.
   - Ковалеву, пожалуйста, - попросил он вежливо, когда  трубку  наконец
сняли.
   Пока искали Клавдию, он смотрел в окно, на залитый дождем и усыпанный
листьями двор и думал о том, что, пожалуй, понимает Сергея Мерцалова, по
три раза на день звонившего жене. И еще он думал, что  если  к  выходным
разберется во всей этой чертовщине, то повезет ее в Отрадное. Они пойдут
гулять по  мокрому,  дождливому,  осеннему  лесу,  собаки  будут  бежать
впереди, забираясь в кусты и осыпая на себя  разноцветные  растопыренные
холодные листья. Листья будут скользить и шуршать под ногами, и  близкие
сумерки будут наступать неуловимо и мягко,  как  в  валенках,  и  хорошо
будет вечером пить чай на теплой, сверху донизу застекленной веранде,  в
которую уже лет тридцать стучит одна и та же ветка старой липы и которую
они с отцом каждый год собираются спилить.  Андрей  что-нибудь  объяснит
родителям, и они положат их вместе, в той самой  парадной  спальне,  где
всегда ночуют Танька с Павловым и где он, Андрей, никогда ни  с  кем  не
ночевал...
   - Алло! - сказала ему в ухо запыхавшаяся Клавдия. - Алло!
   - Это я, - ответил Андрей, немножко недоумевая, что его  занесло  так
далеко. - Как у тебя дела? Все в порядке?
   - Да, - подтвердила она. - Ты правда заедешь?
   Он засмеялся:
   - Смотри не вздумай одна уехать. Хватит с нас приключений в духе Чака
Норриса. Это понятно?
   - Да! - радостно сказала она. - Понятно! Он положил трубку.
   Спятил, что ли, Ларионов? Окончательно и бесповоротно?
   Зазвонил телефон, и Андрей поднял трубку, почему-то твердо уверенный,
что это Клавдия.
   - Ларионов.
   - Это мы, майорушка, - сказала Ольга Дружинина. - Как ты там?  Все  в
облаках витаешь?
   - Витаю помаленьку, - согласился Андрей, тем более что это  полностью
соответствовало действительности. - Тебе чего?
   - Мы с Димычем собираемся к  почившему  меценату  Василькову.  Ты  не
возражаешь?
   - Нет, - сказал Андрей. -  Не  возражаю.  Придумали  что-нибудь  типа
предлога?
   - Обижаешь, начальник! Мы такой предлог придумали - закачаешься. Хотя
ты у нас человек великий и бесстрастный. Пожалуй, и не закачаешься.
   - Передай Мамаеву,  что  нашелся  его  Евгений  Васильевич  Бойко.  К
Полевому на свидание аж ночью пришел. Так что пусть успокоится.
   - Передам! - откликнулась Ольга. - Прощай, любимый!
   - Прощай, любимая! - ответил Андрей и положил трубку.
   Полевой пришел минут через пятнадцать, по-прежнему очень веселый.
   - Ты чего? - спросил Андрей. - Люську из балетной школы выгнали?
   - Не приняли! - ответил Игорь и захохотал. - Сказали - косолапая. Ох,
что у нас вчера дома было, какой грандиозный фейерверк и салют, ты  себе
не представляешь. По этой причине супруга меня теперь обратно  любит,  и
еще дня три, наверное, любить будет. Ну как?
   -  Высший  класс!  -  одобрил  Андрей.  -  Что  нужно  Бойко  Евгению
Васильевичу от нас, грешных?
   Игорь сел на хлипкий стул напротив ларионовского стола.
   - Труп первого числа утром он видел.
   - Неужели?
   - Видел. Пенсионер Белов ему труп  показал  и  попросился  позвонить.
Телефон он дал, но  очень  перепугался  потому,  что  Мерцалов  был  ему
знаком.
   - Неужели?
   Игорь покосился на майора:
   -  Что-то  ты  сегодня  остришь  как-то...   однообразно.   Или   мне
показалось?
   - Показалось, - сказал Андрей.  -  Я  всегда  острю  разнообразно.  С
выдумкой я острю. С огоньком.
   - Ну да... - сказал Игорь недоверчиво. -  Так  вот.  К  Мерцалову  он
действительно приходил третьего августа,  и  до  этого  момента  Евгений
Васильевич почти ничего не врал. А с этого момента начались  сказки  про
старую больную бабушку. У него есть друг, назвать которого он  не  может
по этическим соображениям. Этот друг страдает тяжким сердечным  недугом,
но сам к врачу не идет, потому что недуг близкие и родные, вроде Евгения
Васильевича, от него скрывают. Ну, не знает он, что болен,  и  все  тут.
Евгений Васильевич приходил  к  Мерцалову  в  институт,  чтобы  как  раз
проконсультироваться относительно этого болезного друга. Ну а когда труп
врача увидел, понял, что надеяться его другу больше не на кого - врач-то
того... Помер. Ну и смылся...
   - Хороша история, - похвалил Андрей. - За душу берет.
   - Берет, -  согласился  Игорь.  -  Но  самое  интересное  не  это.  К
любовнице Лилии Борисовне Моисеевой он приехал в первом часу. До этого в
боулинг-клубе гонял с приятелем шары и потом этого приятеля подвозил  до
Чистых Прудов. Если подтвердится этот приятель - чист Евгений Васильевич
перед нами, как младенец. От Чистых  Прудов  до  Хохловского  на  машине
ночью ровно две минуты.
   - Понятно, - сказал Андрей. - Посмотрим, что  за  приятель...  И  про
больного друга надо как-то побольше разузнать. Сдается  мне,  что  ветер
дул со стороны того самого клиента, о котором Димка узнал в  офисе  этой
самой "Интер трейдинг". Который  от  сердечного  приступа  помер  так...
некстати. Ну, там Димка с Ольгой.
   Разберутся.
   Андрей закурил.
   - Значит, у нас еще не отработан родитель Элеоноры Ковровой,  который
считал, что Мерцалов совратил его чистую девочку. И еще,  Игорек.  Петра
Мерцалова в ночь убийства дома не было, и где он был,  никто  не  знает.
Мать звонила ему три раза и сказала, что пропал Сергей и отец уже поехал
к Ирине. Мы знаем, что  у  Ирины  Мерцалов-отец  не  был.  Ирине  кто-то
позвонил по телефону и оставил на автоответчике  сообщение,  что  она  -
сука, получившая по заслугам. И еще. У  моей  знакомой  аптекарши  вчера
вечером во второй раз отняли сумку. На этот раз в ней был паспорт.
   - Ничего себе, - пробормотал Игорь, - Ничего себе...
 
*** 
 
   Многоопытная Ольга еще в машине сказала Диме, что проблемы у них вряд
ли   будут.   Меценат,   как   они   между   собой   называли   умершего
предположительно от сердечного приступа Юрия Петровича  Василькова,  был
не старый, не бедный и не больной человек,  поэтому  страховая  компания
вполне могла заинтересоваться обстоятельствами его смерти.
   - Да, может, он и вовсе не был застрахован! -  Дима,  опять  надевший
шикарный братнин костюмчик, злился и нервничал.  Ольгина  невозмутимость
и, как ему казалось, безалаберность могли серьезно навредить делу. Кроме
того, он совершенно не мог понять,  зачем  в  таком  простом  деле,  как
выяснение  обстоятельств  смерти  человека,  вроде  бы   причастного   к
убийству, нужно придумывать какие-то сложные заходы и изображать из себя
представителей страховой компании.
   - Не имеет никакого значения, был он застрахован или не был. -  Ольга
энергично жевала яблоко и смотрела, как Дима  выруливает  с  Петровки  и
пристраивается к плотному  автомобильному  потоку,  в  который  со  всех
сторон вливались  ручейки  грязных,  фыркающих,  ревущих  машин.  -  Вот
увидишь, Димочка, никто ничего и не спросит. А если мы скажем, что мы из
милиции, сразу же начнется паника  и  напряжение.  Зачем  нам  паника  и
напряжение, а?
   Ольга  разговаривала  с  ним,  как  с  маленьким,  и  это  его   тоже
раздражало. Он не маленький. Она капитан, а он лейтенант, и в  этом  все
дело, а вовсе не в том, что Дима ничего не понимает в сыске. Она  ставит
его на место, так он понимал все затеянное Ольгой представление. Они все
только и делают, что ставят на место Диму Мамаева.
   Да еще Инкины родичи...
   Конечно, он не выдержал и позвонил, и Инки не было дома.
   -  Я  же  вас  предупредила,  -  сказала   ее   мамаша   с   холодным
удовлетворением. - Звоните завтра.
   Он не хотел звонить завтра. Он хотел, чтобы она сейчас же, немедленно
оказалась дома или хотя бы позвонила ему и рассказала, где она и  что  с
ней. И утешила бы его. И пошептала бы, что любит, и скучает, и ей скучно
там, где она была, одной, без него.
   Все, блин, как сговорились портить ему жизнь.
   Бойко пришел к Полевому, а Димы в это время даже на работе  не  было.
Дима в это время зачем-то  должен  был  притворяться  страховым  агентом
вместо того, чтобы задать прямые милицейские вопросы и получить  на  них
прямые и понятные ответы!
   Попробуем мыслить логически.
   Если к смерти Мерцалова причастен  Бойко,  то  вполне  возможно,  что
заказчиком был Васильков,  ведь  фонд  Василькова  целиком  и  полностью
контролировал фирму "Интер  трейдинг",  принадлежащую  Бойко.  Васильков
мог, конечно, умереть своей смертью, но также вполне вероятно,  что  его
пришили, испугавшись, что оперативники  подошли  слишком  близко.  Такая
версия Диме, в его нынешних расстроенных чувствах,  нравилась  больше  и
добавляла приятного чувства собственной значимости.
   Так. Если Василькова убрали свои, значит, заказчик не  он,  а  кто-то
еще, кто стоит за ним. Значит, нужно искать и копать связи Василькова  и
Бойко и тогда...
   - Димыч, яблочка хочешь? - спросила Ольга.
   Это было так неожиданно и так грубо нарушило весь  стройный  ход  его
мыслей, что Дима глянул  на  нее  так,  как  будто  именно  она  и  б