сидел
в кустах именно в двенадцать ночи, если Мерцалов со своей собакой обычно
ходит гулять в девять? Или он сидел там с девяти? Почему наша собака  не
взяла след? Может, он по воздуху прилетел? И в воздухе же висел?
   У Димы был ошарашенный вид.
   - Собаку убил, чтобы шума не подняла, - сказал он, глядя на Андрея. -
Вдруг бы она бросилась...
   - Дим, - спросила Ольга, прихлебывая  из  чашки,  -  ты  когда-нибудь
пробовал убить собаку, да еще такую крупную, как этот колли?
   Андрей чуть-чуть улыбнулся:
   - Они хотят сказать, что гораздо проще убить человека, когда он  идет
без собаки, чем убивать еще и собаку. Причем ножом. Ты  представь  себе,
что ты убийца и ты видишь свою жертву. Ты знаешь, что сейчас  будешь  ее
душить. Тебе нужно достать из кармана шнур, удобно его взять и вообще...
приготовиться к работе. А вместо этого в кромешной темноте - фонари  там
не горят, я посмотрел, -  ты  достаешь  из  кармана  нож,  который  тебе
непременно будет мешать, если ты уже держишь веревку, высматриваешь  эту
собаку, бросаешься на нее. А может, она не  подойдет  к  незнакомому?  А
может, залает? А может, мимо пробежит, и тогда -  привет.  Скорее  всего
Мерцалов просто так в кусты не полез бы. Не идиот же он. Ведь  ее  нужно
убить сразу, иначе она точно... поднимет шум. И на все про  все  у  тебя
секунды четыре - пока Мерцалов сообразит, что происходит что-то неладное
и бросится ее спасать. А он мужик здоровый, молодой и сильный, наверное,
как все хирурги. Они помолчали.
   - И способ убийства... - сказала  Ольга.  -  Почему  нож  и  веревка?
Почему не пистолет? С пистолетом проще и приятней.
   - Это тебе приятней, - буркнул Дима. - А ему, может, нет.
   - Или ей, - подсказал Игорь.
   - Да, - согласился Дима. - Или ей.
   - Продолжим. - Андрей поставил свою кружку на подоконник и  откинулся
в кресле, сунув замерзшие руки под куртку. - Ночь он пролежал в  сквере.
Жена искала  его,  звонила  в  милицию,  спускалась  к  консьержке.  Они
выходили  на  улицу,  но  далеко  не  пошли.  Консьержка  вернулась,   а
Мерцалова, по ее словам, бегала в сквер и  звала  то  собаку,  то  мужа.
Естественно, никто не отозвался. В семь минут седьмого в сквере появился
пенсионер Белов Владимир Иванович и обнаружил тело. Он стал метаться  по
окрестностям в поисках телефона и остановил раннего  прохожего,  который
разрешил ему позвонить со своего мобильного. Этот ранний  прохожий  тоже
видел труп, и его стошнило, как только он  отошел.  На  четырех  пальцах
правой руки у него татуировка "Женя" и на среднем еще закорючка. Вот тут
мне  пенсионер  ее  изобразил.  -  Андрей  продемонстрировал  закорючку,
нарисованную в блокноте. - Фоторобот завтра будет,  и  примемся  искать.
Непонятно, почему он не дождался милицию. Непонятно,  почему  ушел  туда
же, откуда  пришел.  Непонятно,  куда  он  двигал  так  рано.  Ребята  с
мобильными телефонами, как правило, в семь утра работать не начинают.
   - Может, на самолет спешил, - предположил Димка.
   - На самолет он спешил бы на машине. Пешком до Шереметьева далеко,  -
возразил Андрей сухо и закрыл глаза.  -  И  не  бросился  бы  обратно  в
Хохловский переулок, не дожидаясь нас, грешных. Может, конечно, у него к
ментам органическое отвращение, а может, он узнал  убитого  и  почему-то
испугался. Будем действовать последовательно, как в школе учили. Дим, на
тебе этот Женя с татуировкой. Составите с  Беловым  фоторобот,  и  чеши,
милый, по квартирам. Скорее всего найдешь. Если нет, то я тогда поговорю
с Бакуниным, придется искать по телефонным компаниям. Вряд ли  с  многих
номеров в начале седьмого утра сегодняшнего числа  звонили  02.  Найдем.
Ольга, на тебе соседи. Кто что слышал, кто у подъезда распивал,  кто  на
лавочке трахался, у кого снотворное кончилось, кто скандалил и  до  ночи
не спал, ну и так далее. Не видел ли кто-нибудь  машину,  которая  после
полуночи отъехала из этого района - Хохловский, Потаповский, Маросейка.
   - Обязательно какая-нибудь  отъехала,  Андрюш,  -  сказала  Ольга  со
вздохом. - Вечно ты меня нагрузишь, как последнюю лошадь.
   - Все мы немножко лошади, - процитировал Игорь. - Откуда это,  майор?
Ты же у нас самый образованный.
   - Не знаю, -  сказал  Андрей  честно.  -  Ты  по  коллегам-соратникам
пойдешь?
   - Конечно, - подтвердил Игорь. - Чувствую я, не простой он был  врач,
а  золотой.  Квартирка  -  дай  бог  каждому,  "Фольксваген"  опять  же.
Кроссовки "Гибок", джинсики "Ливайс", все как у нормальных людей.
   - Да, - сказал Андрей, не открывая глаз. - Это точно.
   - Что-то граф Суворов у нас нынче не в  духе,  -  пробормотал  Игорь,
которому не нравилось настроение Андрея. - И не ест ничего.
   - Чего не ест? - спросил Димка.
   - Ничего, - ответил Игорь.
   Почему-то  Андрей  не  рассказал  оперативникам,  что  за  Мерцаловым
следили и Ирина Мерцалова даже жаловалась на  это  приятельнице.  Бывшей
Андреевой жене.
   Что за секретность? Переживает, что тогда не воспринял это всерьез  и
ничем не помог? Но это смешно. Чем он мог помочь? Вместо Мерцалова с его
собакой в сквер пойти?
   - А я, - продолжил Андрей, все так же не открывая глаз, - поговорю  с
родственниками. Может, что и всплывет. Старые враги и  не  менее  старые
друзья. Соперники. Уволенные. И так далее.
   Он открыл глаза и оглядел всю команду.
   - Ну что? - спросил он. - По домам?
   Уже  в  коридоре,  когда   Андрей   запирал   дверь   и   пристраивал
пластилиновую печать, Игорь спросил:
   - А чего она так на тебя бросилась? С горя?
   - Я спросил у нее про слежку, -  буркнул  Андрей,  -  и  сказал,  что
бывший муж ее знакомой - это я.
   - Ты совсем спятил, майор, - сказал Игорь скучным голосом.
   - Это точно, - согласился Андрей.
 
*** 
 
   - Да нет его, - упавшим  голосом  сказала  Клавдия,  прислушиваясь  к
трелям звонка в глубине пустой квартиры  за  запертой  дверью.  Сердитая
Танька держала палец на желтой кнопочке, не отпуская.  Звонок  заливался
вовсю.
   - Все-таки нужно было звонить сначала, -  пробормотала  она,  -  а  я
понадеялась, что и так застанем.
   Андрея Ларионова не было дома.
   Это стало очевидно сразу, но зачем-то они продолжали трезвонить,  как
будто Андрей, где бы он ни был, мог услышать их  настойчивые  призывы  и
неожиданно материализоваться в квартире.
   Клавдия чувствовала, что  разочарование,  острое  и  почти  физически
осязаемое, затопляет ее, как паводок, и поглощает все остальные мысли  и
чувства.
   Зачем она согласилась ехать сюда? Чтобы лишний раз убедиться, что  по
вечерам его нет дома? Что его жизнь не имеет никакой,  даже  выдуманной,
даже мифической связи с жизнью Клавдии? Чтобы потом вдоволь  поупиваться
тоской и отчаянием?
   - Хватит звонить, Тань! - попросила она сердито. "Приеду домой, налью
себе ванну, сяду в нее и буду реветь".
   А соглядатай, которого она почему-то не  увидела,  выйдя  вечером  из
аптеки, будет мирно дремать в своей машине, изредка встряхиваясь,  чтобы
взглянуть на окна и удостовериться, что  ничего  не  изменилось  и  свет
по-прежнему горит.
   - Черт! - сказала Танька. - Где его носит?
   Внезапно за дверью соседней квартиры послышалось какое-то шевеление и
неровный от страха, но тем не менее очень грозный голос предупредил:
   - Если вы сейчас же не перестанете  хулиганить,  я  вызываю  милицию!
Слышите?
   Клавдия и Таня переглянулись. Таня прыснула и повернулась  в  сторону
соседней двери.
   - Слышим! - крикнула она даже громче, чем следовало бы. - Вызывайте!
   - И вызову, - пообещал голос.  Клавдия,  как  ни  прислушивалась,  не
могла разобрать, мужской он или женский. - Убирайтесь сейчас же!  Совсем
распустились!
   Таня снова нажала звонок и держала довольно долго. Звонок заливался и
даже похрипывал от натуги.
   - Пошли, Танюш, - негромко сказал  Клавдия.  -  Все  равно  его  нет,
только соседей нервируем.
   - Мы не виноваты, что они такие  нервные,  -  пробормотала  Таня,  не
отпуская кнопку.
   - Кому сказано, убирайтесь!! - закричал голос из-за соседней двери. -
Я звоню в милицию!
   - Звони!! - согласилась Таня громко. - Мы все равно не уйдем!
   - Танька, чего  ты  разошлась?  -  дергая  Таню  за  рукав,  спросила
Клавдия. - Сейчас и вправду милицию вызовут, и нас заберут.
   - Ничего, - сказала  Таня  мстительно,  -  Андрюха  нас  из  застенка
вызволит в случае чего. Сам виноват. Нечего шляться неизвестно где.
   - Сейчас приедут, - ехидно сообщил голос из-за соседней  двери.  -  И
если вы не успеете смотаться,  будут  вам  неприятности!  Попомните  мои
слова, будут!
   - Это у вас будут, - неожиданно вступила в дискуссию  Клавдия.  -  За
ложный вызов знаете какой штраф положен?
   - Ах ты, дрянь такая! - переполошились за дверью. -  Она  мне  еще  и
угрожает! Ну-ка выметайтесь отсюдова, нечего трезвонить,  когда  хозяина
дома нет!
   - Уже есть.
   Таня отняла палец от кнопки, а Клавдия чуть не скатилась с  лестницы.
Андрей не спеша поднимался на площадку. В руках у него были ключи, а вид
замученный.
   - Вы чего? - спросил он, дойдя до них. - Давно звоните?
   - Давно, давно, Андрей Дмитриевич, - засуетились за соседней  дверью,
и все трое изумленно на нее уставились. Загремели замки, засовы, цепочки
и перекладины, дверь приоткрылась, и в нее уставился одинокий  блестящий
глаз.
   - Арестуйте их, Андрей Дмитриевич, - затараторили за  дверью.  -  Они
уже здесь полчаса болтаются и безобразничают.
   - Мы? - удивилась Клавдия. - Мы безобразничаем?!
   - И безобразничают, - подтвердил голос. - И звонят, звонят, как бы не
стянули чего у вас, я уж хотела милицию вызывать, а тут вы подъехали,  я
в окошко глянула, ну, думаю, Андрей Дмитриевич сам разберется...
   - Я разберусь, - подтвердил Андрей, открывая свою дверь.  -  Спасибо,
Тамара Васильевна. Заходите, мартышки!
   Почему-то иногда он звал их мартышками.
   - Как же вы их в квартиру-то пускаете? - пуще прежнего  заволновалась
Тамара Васильевна. - Бродяжек этих? Может, милицию вызвать?
   - Милиция уже прибыла, Тамара Васильевна! - объявил Андрей, заходя  в
квартиру. - Спасибо, не волнуйтесь!
   Он закрыл дверь  и,  не  глядя  на  девиц,  таращившихся  на  него  в
изумлении, стал стаскивать ботинки.
   - Бдительность, бдительность и еще раз  бдительность,  -  пробормотал
он, отыскивая тапки. - Они все сорок четвертого размера,  и  большинство
из них почему-то на левую ногу. Вам какие больше нравятся, мартышки?
   - Андрюш, а что это такое было? - спросила Таня с любопытством. Потом
наклонилась и поцеловала брата, лежащего животом на полу, в макушку.  Он
что-то выуживал из-под шкафа. - Ну там, на лестнице?
   Андрей вытащил пыльную тапку.
   - Смотри-ка, правая! - удивился он и поднялся,  отряхивая  джинсы.  -
Что? - спросил он. - А... Это Тамара  Васильевна,  соседка.  Ильины  два
года назад ее выписали. Из Канска. Она там  на  поселении  с  одна  тыща
девятьсот тридцать девятого года жила. В Москве никому, кроме  меня,  не
доверяет. Целый день караулит под дверью, боится, что придут забирать. У
нее на этот случай даже мешочек приготовлен,  со  всем  необходимым  для
этапирования. В уголке лежит, в коридоре.
   - Ты что? - спросила Клавдия. - Шутишь? И посмотрела на Таню.
   - И не думаю даже. - Андрей пожал плечами и пошел в кухню.
   - Вечно у тебя фантазии какие-то, Ларионов, -  пробормотала  Таня.  -
Некачественные.
   - Есть хотите? - спросил Андрей негромко.
   Сейчас картошки нажарим. Будете?
   - Будем, - отозвалась Клавдия неуверенно и снова посмотрела на  Таню.
В Андреевой квартире она чувствовала себя неуютно.
   - Тапки только обуйте, -  посоветовал  Андрей  из  кухни.  -  Холодно
очень, и не убирался я давно. Хотел полы в субботу помыть,  да  пришлось
на дачу ехать...
   - Дай тебе  волю,  ты  вообще  родителей  забудешь,  -  сказала  Таня
язвительно и пошла к нему на кухню. - За все лето был, только пока забор
ставил, а потом раз, и нет тебя. Хоть плачь.
   - Не плачь, девчонка!  -  пропел  Андрей.  -  Пройдут  дожди.  Солдат
вернется, ты только жди!
   - Жди тебя! - перебила Таня. - До смерти  прождешь.  Дай  мне  нож  с
черной ручкой.
   Клавдия осторожно, как будто боясь, что от ее вторжения разлетятся  и
спрячутся в темных углах хорошие воспоминания и  беззаботные  тени  той,
давней жизни, пошла в комнаты.
   В коридоре почти ничего не изменилось. Те же книжные полки по  правой
стене,  от  пола  до  потолка.  Те  же  светильники,  доставшиеся  Елене
Васильевне в приданое от матери и никогда не менявшиеся. Ковер другой, и
обои, пожалуй, тоже. Или нет?
   В комнатах тоже  все  было  узнаваемо,  и  это  принесло  облегчение.
Почему-то Клавдия очень боялась, что квартира стала совсем чужой.
   В гостиной новый торшер, и мебель расставлена  как-то  по-другому,  в
кабинете - книги, компьютер, громадный стол и глухой толстенный ковер от
стены до стены.
   В спальню она не пошла. Еще не хватало.
   Она оглянулась и потрогала рукой светлую стену.
   Кругом было как-то слишком просторно, если не сказать - пусто.
   - Когда разводились, мебель пришлось делить, - пояснил Андрей  сзади.
- Старую продали, когда женились, а новую поделили,  когда  разводились.
Тебе вершки, мне корешки.
   - Много мебели тоже плохо, - сказала Клавдия и улыбнулась  ему.  -  В
моей  однокомнатной  вещей  очень  много,  а  меня  мало.  И  ничего  не
поделаешь. Тебе повезло, что у тебя целых три комнаты, а не одна.
   - Переезжай ко мне, - предложил Андрей, доставая из серванта стаканы.
- У тебя будет простор, а у меня компания.
   - Ты картошку солил, братик?! - закричала из кухни Таня. Клавдия была
уверена, что она подслушивала.
   Все-таки он был на редкость тупой.
   - А вы чего приехали-то? - вспомнив, спросил он. - И  еще  трезвонили
там два часа, соседей перепугали.
   - У нас к тебе дело, - пугаясь, пробормотала Клавдия, - ...было.
   - У вас ко мне было дело? - изумился Андрей. - Какое такое дело? Дело
пестрых?
   Что-то не то с ним творилось этим вечером. В субботу  в  Отрадном  он
был куда спокойней.
   - Не пестрых, а шустрых, -  поправила  из  кухни  Таня.  -  Мы  же  с
Ковалевой шустрые. Клавка, где наш мешок?
   По дороге к Андрею они заехали в магазин, и Таня  купила  целую  гору
всевозможной еды.  "У  Андрюхи  небось  шаром  покати,  -  сказала  Таня
озабоченно. - А я пока не поем, на людей бросаюсь..."
   Клавдия ловко протиснулась мимо  Андрея,  радуясь  и  огорчаясь,  что
Танька спасла ее от разговора с ним, и бросилась в коридор,  где  стояли
их сумки.
   - Вот, Танюш. - Она водрузила пакет на табуретку.
   - Разбирай, - велела Таня.
   - Ого! - сказал Андрей в дверях. - Вы со своим  фуражом?  А  зачем  я
картошку чистил?
   - Съедим, - пообещала Таня. - Клав, давай я огурцы и помидоры помою.
   - Все доставать? - спросила Клавдия.
   С детдомовских времен у нее сохранилось трепетное, почти  мистическое
отношение к еде, особенно когда ее было много. Клавдии хотелось  утащить
хоть часть и куда-нибудь спрятать на черный день.
   - Конечно, все! - ответила Таня. - Андрей, накрывай на стол.
   Андрей поставил на стол тарелки, положил вилки, посмотрел задумчиво и
добавил хлеб в плетеной корзиночке и стаканы.
   - Водку будем пить? - спросила Таня.
   - Водки нет, - ответил Андрей с сожалением. - Зато  у  вас  в  пакете
какая-то бутылка.
   - У нас в пакете шампанское, сыщик, - развеселясь, Таня хлопнула  его
полотенцем пониже спины. - Для дам-с.
   - Мне много не надо, - пробормотал Андрей.  -  Мне  только  один  раз
глотнуть, и я готов.
   - Оно и видно.  -  Таня  ловко  разложила  по  тарелкам  картошку.  -
Садитесь все. Что вы как на именинах!
   Андрей ел молча и быстро. Сто лет Клавдия  не  видела,  как  он  ест,
когда голоден. На даче не в счет. Там  был  праздник,  а  не  еда  после
целого дня трудной работы.
   - Ну что? - спросил он, когда шампанское было разлито. - За  приятную
неожиданность, а также за то, что бабе Томе не  удалось  все-таки  сдать
вас в милицию.
   Они чокнулись и выпили сладкое газированное вино.
   - Шампанское с жареной картошкой - высший класс! - одобрил Андрей.  -
До печенок пробирает.
   - Не у всех бывшие  жены  по  Парижам  разъезжают,  -  сказала  Таня,
нисколько  не  заботясь  о  высоких   чувствах   Клавдии,   и   добавила
доверительно:
   - Жанка, его бывшая, из Парижа привезла шампанское. Я,  конечно,  уже
не помню, что это было за шампанское, "Дом Периньон",  что  ли,  но  это
было  что-то  потрясающее.  Сначала   картонная   коробка,   а   в   ней
гофрированная бумажка. В бумажке - деревянный ящичек. В ящичке  стружки,
в стружках - бутылка, завернутая в тряпочку.
   -  Ну  и  как?  -  затаив  дыхание,  спросила   Клавдия,   совершенно
завороженная видением бутылки в деревянном ящичке, завернутой в тряпку.
   - Никак, - сказал  Андрей.  -  Мы  не  поняли  ничего.  Очень  сухое,
крепкое, я бы даже сказал, острое вино.  В  горле  сразу  встает  комом,
особенно замороженное.
   - Его  невозможно  пить,  как  мы  привыкли,  -  пояснила  Таня  и  с
удовольствием хлебнула из стакана. - Его нужно  цедить  по  капле.  Один
бокал весь вечер.
   - И при этом рассуждать о букете и послевкусии, - добавил Андрей.
   Они были очень похожи, брат и сестра. Они  даже  говорили  одинаково,
несмотря на разницу лет, образований и образов жизни. Как-то сразу  было
понятно, что они - брат и сестра, что они хорошо понимают и  любят  друг
друга и, что бы ни случилось дальше, как бы ни  развела  их  жизнь,  они
будут так же понимать и любить друг друга.
   Доев со своей тарелки все до крошечки, Андрей рассеянно похлопал себя
по карманам, но сигарет не нашел и вышел в коридор.
   - Не смей на него так пялиться! - приказала Таня шепотом. - Он  этого
не заслуживает. Он идиот.
   - Это я идиотка, - ответила Клавдия тоже  шепотом.  -  И  я  не  могу
перестать. Я его, может, теперь только через год увижу.
   - Вы чего? - спросил Андрей, входя в кухню. - Шушукаетесь?
   - Мы не шушукаемся, - сказала Таня. - Пепельницу давай.
   Он поставил на стол тяжелую хрустальную пепельницу,  которая  странно
не вязалась с ею кой кухней, сел верхом на  скрипнувший  под  его  весом
стул и велел:
   - Ну выкладывайте, зачем пришли. И не врите, что просто соскучились.
   После еды ему полегчало.
   Как это они догадались зайти к нему в  такой  отвратительный  день  и
спасти  его  от  еще  более  отвратительного  вечера?  Наверняка  Танька
придумала. Клавдия последний раз была у него... Когда же? Память  быстро
отматывалась назад, в поисках  нужного  места.  Андреи  Ларионов  всегда
хорошо запоминал мелочи.
   Да Это было зимой, шесть лет  назад.  Ему  стукнуло  тридцать,  и  он
получил повышение. Клавдия пришла тогда раньше всех, даже раньше сестры,
обещавшей помочь ему с готовкой,  и  страшно  смутилась,  застав  его  в
одиночестве. Интересно, чего она тогда так испугалась. Что пострадает ее
безупречная репутация или что он набросится на нее и лишит невинности?
   Он усмехнулся. Нужно было сразу  спрашивать,  сейчас,  наверное,  уже
поздно. Все-таки шесть лет прошла Клавдия Ковалева редко с ним общалась.
Конечно, она дружила с его сестрой, а не с ним, но  она  была  приятной,
умненькой и... постоянной. Вряд ли он сумел бы точно сформулировать, что
именно означает это слово в отношении Клавдии Ковалевой, но она  никогда
его не пугала. Не красила волосы в чудовищные цвета. Не смеялась  низким
волнующим смехом, который по замыслу должен был сражать мужчину наповал.
Не анализировала его высказываний, хотя, возможно - и даже наверняка,  -
высказывался он время от времени грубо и неуклюже.  С  ней  просто  было
разговаривать и легко молчать.  Она  не  любила,  когда  ее  жалели,  но
детство было, пожалуй, единственным, о чем не стоило ее расспрашивать.
   Она вся была очень здравомыслящая, нелегкомысленная и искренняя,  как
гриб-боровик под елкой. И в то же время  забавная,  немножко  лукавая  и
смешливая.
   Мартышка.
   И еще ему оч