Что его так  хвалят.  Отец  смеется,  а
мать улыбается со сдержанной королевской гордостью.
   Он знает, что сегодня - праздник, что на Красной площади будет что-то
необыкновенное, интересное, огромное.
   С     трибуны     отлично     видно     бесконечное,     волнующееся,
радостно-возбужденное море людей внизу, вливающихся  сюда  с  широченной
улицы - он еще не знает, как она называется, - и  пропадающих  с  другой
стороны нарядной площади.
   Долгое время он был  уверен,  что  они  пропадают  в  реке,  что  они
собираются здесь каждый год, чтобы пройти перед глазами у тех, кто стоит
на трибунах, и потом тонут.
   Играет музыка, хлопают на ветру  флаги,  на  голых  ветках  накручены
белые бумажные цветы.
   Какая красота!
   Неимоверно усиленный, неземной, огромной голос что-то все повторяет и
повторяет, и он пытается рассмотреть, где именно спрятан этот  голос,  и
ему кажется, что голос висит над площадью, как всевидящее око  на  одной
из отцовских картин, которую он, маленький, боялся.
   К отцу постоянно подходят люди, такие же красивые и огромные, как он,
они здороваются, смеются, жмут руки отцу и ему, иногда  зачем-то  кидают
его вверх, а потом ловят и ставят на место.
   Ему это не нравится. Ему не нравится,  когда  кто-то,  кроме  отца  и
матери, прикасается к нему.
   "Ура-а-а!!!" -  кричит  распластанный  над  площадью  голос,  и  весь
людской океан, текущий в гранитных  берегах  трибун,  подхватывает  его,
увеличивает до каких-то невероятных размеров и как будто  вышвыривает  к
реке.
   Он прижимается к отцу.
   "Ты что? - отец наклоняется к нему - Испугался, заяц? Не пугайся. Они
просто радуются и от этого кричат. Что ты?"
   Они кричат, когда радуются, так он понимает его слова. Мы не  кричим.
Мы стоим на трибуне, и они кричат, когда идут мимо нас. Они радуются,  а
мы на них смотрим.
   Вечером будут гости, и мать в  необыкновенной  красоты  платье  будет
играть на рояле и петь, а все будут  восхищенно  аплодировать,  а  потом
отец будет танцевать с ней, а гости вокруг будут шептаться  о  том,  что
они - очень красивая пара...
   Он открыл глаза и вытер мокрые щеки.
   Он давно уже вырос, но воспоминания волнуют его, как сентиментального
мальчишку.
   Ну и пусть. Даже у самых великих могут быть слабости. Они  есть  и  у
него, это только подтверждает, что он - человек.
 
*** 
 
   Женька его не послушался.
   Он понял это в тот же вечер,  позвонив  на  мобильный.  Мобильный  не
отвечал,  и  Юрий  Петрович  слегка  встревожился.  Он  перезвонил   его
секретарше  и   скучным   начальственным   тоном   приказал   соединить.
По-быстрому.
   - А его нет! - как-то даже злорадно ответила секретарша.
   - Когда будет? - спросил Юрий  Петрович,  чувствуя,  как  внезапно  и
необратимо похолодело сердце.
   - Неизвестно! - ответила секретарша все тем же  злорадно-почтительным
тоном. - Он уехал в командировку.
   - В какую командировку? -  понимая,  что  случи  лось  самое  плохое,
выдавил Юрий Петрович.
   - В Калининград, а потом еще в Литву, -  сообщила  секретарша.  -  Он
обещал звонить, и, когда он позвонит, я обязательно передам, что вы  его
искали. Он сразу же с вами свяжется.
   - Да-да,  -  пробормотал  Юрий  Петрович,  чувствуя,  что  его  голос
становится не скучным  и  не  начальственным.  -  Конечно...  Передайте,
пожалуйста, что я бы хотел с ним переговорить.
   Он долго слушал  короткие  гудки,  хотя  раньше  всегда  клал  трубку
первым, и потом еще посидел, прижав ее ко лбу.
   Все ясно. Они решили его кинуть. Сдать уголовке, как говорил какой-то
немытый бандит в фильме "Место встречи изменить нельзя".  Юрий  Петрович
очень любил этот фильм.
   Что за ерунда лезет ему в голову? При  чем  здесь  какой-то  замшелый
фильм?
   Ему нужно срочно придумать, как обезопасить себя, как отвести от себя
беду.  Ведь  если  его  подозрения  правильны,  значит,  они   подсунули
ментам... как это называется?., улики, что ли?., или доказательства, что
врача прикончил он сам или прикончили по его приказу.
   Но зачем, зачем?
   В какой момент Борис принял решение, что  пора  избавляться  от  Юрия
Петровича Василькова?! В чем он согрешил так сильно, что  Борис  захотел
сдать его?! И что ему теперь угрожает? Тюрьма? Высшая мера?
   А если тупой, безобидный и трусливый Женька все же ни при чем?  Тогда
почему он смылся? И куда на самом деле он смылся?
   А может... Да нет. Нет. Не может.
   А может, он тоже убит, как и этот врач?
   Может, его заставили "уехать в командировку", а сам он уже  давно  на
дне Москвы-реки?
   Юрий Петрович знал, что легко поддается панике. Что не умеет  держать
удар. Знал и поэтому старательно избегал ударов. До сегодняшнего дня ему
это удавалось.
   В конце концов, он просто посредник. Ничем  таким  он  не  занимался.
Бриллианты в желудке за границу не вывозил. Марихуаной не приторговывал.
Все дела с "Якутдрагметом" были в руках у Бориса. Юрий  Петрович  просто
делал их более... удобными, что ли.
   Более легальными.
   Благотворительный  фонд  "Русский  меценат",  коего   Юрий   Петрович
Васильков   был   председатель,   конечно,   никакой   благотворительной
деятельностью не занимался, но доказать это было бы довольно сложно. Все
в фонде было вполне законно, легально  и  солидно.  Начиная  от  старого
особняка, купленного и отреставрированного года четыре назад,  и  кончая
бухгалтерией.
   Время от времени для проформы они устраивали какие-то  мероприятия  и
участвовали в каких-то тендерах, а однажды, расщедрившись, провели акцию
в  помощь  состарившимся  актерам.  Хотели  даже  открыть  интернат  для
одаренных детей-сирот, но воздержались. Возни много,  а  толку  -  чуть.
Через интернат большие суммы не проведешь, а требовалось проводить очень
большие суммы. На престарелых актерах они хорошо сыграли. Талантливо.
   И Борис вроде был всегда и всем доволен.
   Когда он перестал ему доверять? И почему?!
   Прошлой весной у них начались  кое-какие  проблемы,  так  что  Борису
пришлось даже на время уехать. Из страны не хотели выпускать, сволочи, а
оставаться было никак нельзя. Вот тогда и возникла эта идея с  больницей
и каким-нибудь сложным заболеванием. Лучше всего сердечным.
   Сердечные болезни чем удобны, рассуждал тогда  Юрий  Петрович,  вроде
болит - и ничего не видно. И не болит - все равно ничего не видно.
   С врачом вышел прокол. Они долго его подыскивали, подходящего  врача.
Такого, чтобы был - знаменитость. Такого, чтобы  слово  на  вес  золота.
Чтобы в его диагнозе никто не посмел усомниться.
   Мерцалов Сергей Леонидович  подходил  больше  всех.  Молод,  успешен,
жаден до денег.  Знаменит.  Бесстрашен.  Иногда  позволяет  себе  всякие
штучки - например, оперирует платных пациентов как бесплатных, и денежки
к себе в карман кладет, и никакие налоги с них не платит. Не часто,  да.
Но все же позволяет себе.
   Когда он отказался, да еще разорался в своем кабинете, да еще чуть не
спустил с лестницы Женьку, Юрий Петрович  понял,  что  всей  информации,
собранной о Мерцалове, оказалось недостаточно, чтобы  предсказать  такую
реакцию. Конечно, вряд ли врач пошел бы на Петровку, но просчет дорогого
стоил Юрию Петровичу Василькову.
   Может,  тогда  Борис  принял  решение  разом  убить  двух  зайцев   -
избавиться от врача, хотя он был и не слишком опасен, и вывести из  дела
Василькова?
   Господи, что же делать?
   С тяжелой головой и отвратительной болью с  левой  стороны  груди  он
приехал домой и очень удивился, поняв, что в квартире никого нет.
   - Девочки! - позвал он. - Где вы?
   Никто не отозвался, и Юрий Петрович, все еще удивляясь и нисколько не
тревожась, пошел в глубину апартаментов, открывая на ходу все двери.
   - Вас дома нет, что ли? - спросил он, и вопрос заглох где-то в недрах
квартиры. - Или вы прячетесь?
   На столе в кухне лежала записка.
   - Ага, - сказал сам себе Юрий Петрович  с  облегчением.  -  Ну  слава
богу. Догадались предупредить.
   Он взял записку и прочел то, что там было нацарапано рукой жены:
   "Милый, прости! Мы с Дашей решили уехать. Не ищи нас - мы  расстаемся
навсегда. Позже сообщим тебе о месте нашего пребывания".
   Именно так там было написано. Именно такими словами.
   "О месте нашего пребывания".
   Уютный кухонный свет медленно погас. Записка из белой превратилась  в
черную. Он вяло удивился, как смог  разобрать  что-то  на  такой  черной
бумаге.
   Толстая  иголка,  засевшая  в  сердце,  вдруг  стала   накаляться   и
разбухать, и через секунду она была уже размером с чугунный лом, которым
отец маленького Юры сбивал лед с высокого крылечка их дома.
   Этот  лом  бил  его  прямо  в  открытую  грудную  клетку.  От  сердца
отваливались огромные куски  и  летели  в  разные  стороны,  как  лед  с
высокого крылечка.
   И скоро от сердца совсем ничего не осталось.
 
*** 
 
   Полночи  Андрей  проспал,  а  оставшиеся  полночи,  по   обыкновению,
продумал и прокурил.
   - Да что же это, черт возьми, такое? - с тихим бешенством спросил  он
себя, рассматривая в зеркале желтую непроспавшуюся рожу.  -  Стар  стал,
уходи с работы. Нечего всякие фортеля выкидывать.
   В это утро он отчаянно не любил себя.
   У него было очень много работы, а он не занимался ничем,  кроме  дела
Сергея Мерцалова, и никак не мог с него  съехать.  Он  даже  справок  не
писал.  Бакунин  пока  терпел,  но  майор  Ларионов  отлично  знал,  что
полковничьему терпению вот-вот придет конец.
   Да еще с Клавдией какая-то, прямо скажем, засада.
   С ней бы поговорить повнимательнее, порасспросить о жизни, о том, чем
она в последнее  время  занималась,  не  приставал  ли  к  ней  кто,  не
обращалась ли в милицию, не проходила ли мимо чего-нибудь эдакого...
   Но ему же некогда.
   Ему всегда некогда. Ему некогда с тех самых пор,  как  лет  в  восемь
мама отдала его на карате. Тогда карате было в моде, и родители  решили,
что этот спорт ничуть не хуже любого другого, а мальчик научится драться
и сможет за себя постоять.
   Потом ему было очень некогда в школе, потом  в  университете.  Теперь
ему некогда на работе.
   Особенно когда это не просто работа.
   За полночи он так и не  сообразил,  куда  именно  приткнуть  Элеонору
Коврову. Он долго пытался приткнуть ее к Сергею и Ирине Мерцаловым  хоть
с какой-нибудь стороны и не мог. В конце концов он оставил ее  в  покое,
решив, что разберется с этим позже.
   Может быть, пока он возился в дерьме, мир  изменился  настолько,  что
майор Ларионов вместе со всеми своими знаниями психологии и человеческой
природы может удалиться в пустыню и потратить остаток жизни на обретение
какой-то другой истины?
   Может быть, конечно, но Андрею это казалось маловероятным. И все  же,
все же пока примем ситуацию такой, какая она есть.
   Элеонора Коврова - посмотреть бы на нее, что ли, - не столько тайная,
сколько явная возлюбленная Сергея Мерцалова и мать его третьего сына.  А
может, и не третьего. Может, у него их десяток?
   Таким  образом  мы  получаем   классический   любовный   треугольник.
Доведенная до отчаяния жена  нанимает  киллера,  и  он  расправляется  с
изменщиком. Потом у нее, конечно, начинается истерика  и  депрессия,  но
дело уже сделано.
   В треугольник никак не укладывается слежка. Кому и зачем понадобилось
следить за Сергеем? Жена знала его привычки, как свои собственные,  и  в
любой момент могла сообщить исполнителю все, что его  интересует.  Кроме
того, если бы соглядатаев нанимала она, вряд ли  она  стала  бы  просить
Жанку, чтобы та позвонила своему мужу из уголовного розыска.
   Следующий любовный  треугольник.  Доведенная  до  отчаяния  любовница
нанимает киллера, и он расправляется с  незадачливым  любовником.  Здесь
мотивы не так очевидны. Возможно, жена опасалась, что он уйдет вместе со
всеми своими деньгами. А любовница? Ревновала? Злилась?  Преступление  в
состоянии аффекта?
   Зато слежка здесь более уместна. О  его  привычках  любовница  скорее
всего знала очень мало. Как правило, муж и любовник - это два совершенно
разных человека, благополучно сосуществующих в одном мужике.
   Версия третья. Сергея Мерцалова убили какие-то  неизвестные  бандиты,
предложившие ему деньги за фиктивный  диагноз  и  госпитализацию.  Самый
большой вопрос - зачем? Мерцалов отказался, и плевать  на  него.  Найдут
следующего, более сговорчивого. Вряд ли они с ходу посвятили его в  свои
страшные бандитские тайны. Испугались, что он на них стукнет? Это  чушь.
Доказать он бы все равно ничего не смог. Ну, приходил человек  по  имени
Евгений Васильевич Бойко. Просил Сергея  Леонидовича  проконсультировать
его больную мамочку. Сергей Леонидович может утверждать все, что угодно,
он просто не правильно меня понял. Только и всего.
   Все это нужно  проверять,  блин.  Напроверяешься  до  звона  в  ушах.
Версия... какая  там  по  счету?  Петр  Мерцалов.  Он  ненавидит  брата.
Возможно, что-то такое из детства. Из семьи. Ненавидит люто  остро.  Они
ссорятся, и Петр Сергея убивает. Откуда берется слежка?  Все  правильно,
ниоткуда. Если только умный-преумный Петр не решает таким образом  сразу
же отвести от себя подозрения  и  настроить  ментов  на  поиск  каких-то
совершенно других мотивов.
   Почему отец Мерцалова наврал  про  телефон?  Или  и  вправду  у  него
телефон не работал?
   Приезжал Сергей в тот вечер к Элеоноре Ковровой или  не  приезжал?  И
если приезжал, кто его мог там увидеть?
   О чем он сорок минут говорил с Гольдиным, вернувшись от  Элеоноры?  С
утра он провел совещание, все обсудил, все высказал, а сорок минут - это
очень долго. Зачем ему снова понадобился Гольдин?
   Почему Гольдины уехали из квартиры Мерцаловых еще до  того,  как  там
появилась  милиция?  Действительно  беспокоились  за  детей  или  больше
беспокоились за себя?
   Что за история знакомства Сергея Мерцалова и Элеоноры Ковровой? Ирина
в разговоре со  мной  и  секретарша  Мерцалова  в  разговоре  с  Полевым
упомянули, что в отпуск они всегда,  всегда  ездили  вместе.  Как  может
мужик, пребывая на курорте с женой и двумя детьми, снять там девицу?
   Что за человек отец Элеоноры? Что случилось с его первой  женой?  Как
она умерла?
   Так. А теперь скажите, майор Ларионов, какое отношение все это  имеет
к Клавдии Ковалевой, за которой тоже установлена слежка?
   Не знаете?
   Вот то-то же...
   Горячая ванна должна была помочь. Ему всегда хорошо помогала  горячая
ванна. Очень горячая, почти кипяток.
   В  очередном  дамском  журнале,  который  он  с  терпеливым   ослиным
упрямством изучал, когда расследовал убийство все того же кутюрье,  было
написано, что в кипятке любят мыться исключительно женщины.
   Наврала литературная барышня, сочинившая эту статью.
   Майор Ларионов тоже очень любил помокнуть в кипятке.
   Ванна помогла. По крайней мере он  стал  меньше  себя  ненавидеть,  и
хорошо, потому что у него не было возможности тратить драгоценное  время
на нелюбовь к себе.
   И социум, в котором он так и не научился жить, непременно заметил  бы
его агрессию и отреагировал бы на нее плохой работой. Ребята решили  бы,
что злится он на них, и драгоценное место в их гениальных  головах  было
бы занято не расследованием,  а  исключительно  мыслями  о  недовольстве
майора.
   Он пил кофе, когда позвонил телефон.
   Поднимая трубку, он посмотрел на часы. Очень рано, седьмой  час.  Кто
бы это мог быть?
   - Андрей? - пророкотал в трубке сытый бас. -  Приветствую.  Полковник
Крылов. Не узнал?
   - Нет, Толя,  -  сказал  Андрей.  -  Не  узнал.  Ты  чего  так  рано?
Дежуришь?
   - Дежурю, - подтвердил Крылов со вздохом. - Почти отдежурил.  Андрей,
тебе только что звонила... - он зашуршал бумажками, очевидно,  отыскивая
нужную,  -  ...звонила  Ирина   Николаевна   Мерцалова.   Вдова   твоего
потерпевшего.
   - И что? - спросил Андрей и поставил кружку на стол.
   - Она сообщила, что уезжает на дачу. В Москве  больше  оставаться  не
может, и все такое. Адрес: поселок Ильинское, улица  Геологическая,  дом
три. Сказала, что ты оставил телефон и  просил  предупреждать  тебя  обо
всех перемещениях.
   - Да, - сказал Андрей. - Все правильно, Толя, спасибо тебе.
   - Да не за что, - пророкотал полковник. - Ну что?  Теперь  в  Ильинку
попилишь?
   - Попилю, - согласился Андрей. - Куда ж деваться?
   - Некуда нам деваться, брат Андрюха! - горестно сказал полковник. Для
всех день только начинался, а для него почти заканчивался.  То-то  он  и
веселился. - Ну, бывай!
   - Бывай, Анатолий Петрович!
   Андрей положил трубку и по привычке поставил на живот кружку.
   Что это значит?
   Она такая дисциплинированная, что даже  в  омуте  своего  чудовищного
горя не забыла предупредить милицейского майора о том, что собирается на
дачу?
   Или я зачем-то срочно ей понадобился?
   Понадобился, решил Андрей. Или меня нужно переводить на склад.
   Она что-то хочет мне сказать, чего не может сказать дома.
   Нужно ехать.
 
*** 
 
   С  утра  пораньше  Оля  Дружинина  позвонила  в  три  места  и  везде
договорилась о встречах. Даже договориться и то было не слишком просто.
   Не любят нас, грешных. Не хотят с нами разговаривать. У них  беда,  а
мы  лезем  с  вопросами,  кто  где  был,  кто  с  кем  спал,  кому   что
померещилось.
   С утра у Ольги всегда было плохое настроение. От одной мысли  о  том,
что ей предстоит сделать за день, она  начинала  сердиться.  Иногда  она
сердила себя специально. Сердитая, она лучше работала.
   Первой в ее списке была Мила Гольдина.
   Ольга приехала к ней довольно рано,  она  только-только  проводила  в
школу детей.
   В квартире был беспорядок, но не стойкий, как поняла  Ольга,  зыркнув
по сторонам наметанным женским глазом, а  такой...  новообретенный.  Как
будто у хозяйки в последние несколько дней все валилось из рук. Впрочем,
скорее всего так оно и было.
   - Я сейчас сварю кофе, - не глядя на Ольгу, сказала Мила. - Хотите?
   - Хочу, - согласилась Ольга.
   Морщась, Мила сдвинула в сторону грязную посуду и стала сыпать кофе в
медную армянскую турку.
   - У вас курят? - спросила  Ольга,  без  приглашения  пристраиваясь  к
столу. - Вообще говоря, я могу потерпеть...
   - Не надо терпеть! - возразила Мила с досадой и сунула ей  пепельницу
в виде бело-розового кролика. На пузе у кролика была пристроена корзина,
в которой нужно было  тушить  окурки.  Это  была  замечательная,  вполне
мещанская пепельница, не похожая ни на одну вещь, которую  Ольга  видела
до этого в квартире Мерцаловых.
   Очевидно, при всем родстве душ и необыкновенной дружбе они были очень
разными людьми - Гольдины и Мерцаловы.
   В молчании они подождали, пока вскипит кофе.
   - Что вы хотели у меня спросить? - Мила разлила кофе в чашки. - Мне в
двенадцать уже за ребятами ехать, так что...
   - До двенадцати я управлюсь, - сказала Ольга, стараясь быть как можно
более приветливой. Собственно, ее интересовал только один вопрос,  но  в
лоб задать его она не могла.
   - Расскажите мне о Сергее  Мерцалове,  -  попросила  Ольга,  глядя  в
бледное лицо. - Просто расскажите, что помните.
   - Господи, зачем вам это?  -  Милу  даже  передернуло.  Как  будто  в
сильном ознобе она потянула рукава свитера, чтобы спрятать в них руки, и
так, рукавами, взяла чашку. - Он был близким человеком,  понимаете?  Для
нас это... катастрофа... то, что случилось. Мы с Сашей...
   - Вы работаете? - перебила Ольга.
   - Нет. Я работала до тех пор, пока не появились дети. Я медсестра. Мы
с Сашкой поженились после того, как он два месяца отработал на  практике
в нашей больнице. А потом мы решили, что мне лучше не работать.  Бабушек
нет. Сашина мама давно умерла, а моя далеко, под Рязанью. У нее там дом,
сад... Бросить все это она не может, ну а мы что ж... заставлять  ее  мы
не стали... Да мне и не хочется на работу на самом деле. Сашкиных  денег
нам хватает, а я здесь, - она обвела взглядом кухню, - вполне на месте.
   Мила Гольдина была красивой женщиной. Высокая,  наверное,  вровень  с