ыла
заказчиком всех убийств.
   - Ты что? - тут  же  спросила  она  и  перестала  жевать.  -  Я  тебя
раздражаю?
   - Нет, - ответил он, опомнившись.  -  Не  раздражаешь.  Просто  я  не
понимаю, зачем мы...
   - Дима, - сказала Ольга серьезно, - ты не злись. Ты подумай спокойно.
Этот  человек  мог  не  иметь  никакого  отношения  к  убийству.  Вполне
возможно, что у него был честный бизнес и прекрасная семья. А тут  мы  с
тобой, лейтенант Мамаев и капитан Дружинина,  припремся  к  нему  домой,
напоем им сто бочек арестантов про  какое-то  убийство,  о  котором  они
знать не знают, и спросим, не убил ли кто, часом, и их любимого  мужа  и
отца. Глупо?
   - Да я же не предлагаю такого идиотизма!!  -  Дима  выкрутил  руль  и
неизвестно  зачем  подрезал  громадный,  черный,  похожий  на  океанский
лайнер, представительский  "Мерседес".  Взвизгнув  тормозами  и  дрогнув
бронированным телом, "Мерседес" подался вправо,  и  Ольга  взглянула  на
Диму сочувственно. Она его понимала.
   - Хорошо, что зеленый включился, - сказала она. - А то бы  он  сейчас
выскочил тебе морду бить.
   - Я бы не дался, - процедил Дима сквозь зубы.
   - Дима, мы совершенно не собираемся на  каждом  шагу  демонстрировать
тебе, что ты никуда не годный салажонок. Это ты  сам  выдумал  и  теперь
маешься, обсасываешь эту мысль со всех сторон. Ты ее выплюни к  черту  и
больше не обсасывай. - Ольга решительно закусила яблоко, которое  только
что предлагала Диме. Он сбоку быстро  взглянул  на  нее,  удивленный  ее
проницательностью. - Ты талантливый мужик и скоро сам поймешь, как много
ты можешь, но есть вещи, которые приходят только... с опытом. Ничего нет
ни страшного, ни зазорного, если ты этого пока не то что не понимаешь, а
не чувствуешь. Ты работаешь всего... сколько? Полгода?
   - Восемь месяцев, - сказал Дима, польщенный тем,  что  Ольга  назвала
его "талантливым".
   - Ну и перестань на всех дуться. Ларионову хуже всех, на него  еще  и
начальство давит не переставая, поэтому ему с  тобой  носиться  некогда.
Это только в кино старые молодых учат и опыт передают.  Смотри,  слушай,
запоминай, и все будет отлично. Ладно бы ты дурак был или лентяй,  а  ты
ведь у нас умненький,  сообразительный,  быстрый...  Самое  главное,  не
выдумывай ничего...
   К дому Василькова они подъехали совершенно помирившимися, но потом на
Диму опять напало раздражение. Ольга оказалась совершенно права. Никто и
не усомнился, что они пришли по поручению страховой компании, в  которую
Юрий  Петрович  обратился  незадолго  до  смерти.  Мило  и  сочувственно
улыбаясь, Ольга моментально выведала все, что им было нужно, начиная  от
имени  врача,  у  которого  Юрий  Петрович  лечился,  и  кончая  адресом
больницы, в морг  которой  его  увезли.  Дима  в  одиночестве  маялся  в
огромной гостиной, перекладывая из стороны в  сторону  блестящие  папки,
взятые для отвода глаз, а Ольга что-то  тихо  и  проникновенно  говорила
жене Василькова. В открытую дверь кабинета было видно,  как  вздрагивали
безупречные плечи жены и как Ольга поглаживала холеную ручку, на которой
взблескивали бриллианты. Дима чувствовал себя ненужным.
   - Хотите курить? - спросили  рядом  с  ним,  и  от  неожиданности  он
выронил свои папки.
   Очень молоденькая девушка стояла за его спиной  и  смотрела,  как  он
неловко собирает бумажки. Просто стояла и смотрела, не делая  ни  одного
движения.
   Она была не правдоподобно, сказочно хороша, как бывают хороши актрисы
на церемонии вручения "Оскара". У нее были длиннющие ноги, прямые  узкие
плечики,  маленькая  энергичная  грудь  и  светящаяся  кожа.  Дима  даже
зажмурился. Он никогда раньше не видел таких женщин. Он  даже  не  знал,
что они на самом деле существуют в природе.
   Он сделал шаг назад и налетел на кресло, которое сам же и  отодвинул.
Кресло загрохотало так, что из кабинета оглянулись Ольга и та, вторая, с
бриллиантами. Девушка, очевидно, очень хорошо знала,  какое  впечатление
может произвести на человека неподготовленного, потому что в  глазах  ее
Дима увидел вдруг снисходительную насмешку, и понимание,  и  еще  что-то
более сложное, вроде: "Ну, посмотри, посмотри...  Там,  где  ты  живешь,
такие, как я, не водятся. Таких выращивают специально, штучно, в райских
садах, и предназначены мы вовсе не для таких, как ты, но - что делать! -
посмотри, запомни..."
   Все это длилось секунды две. Чувство времени у Димы было безупречным.
Потом глаза у девушки стали более подходящими к случаю  -  печальными  и
туманными.
   - Меня зовут Даша, - сказала девушка  по-детски  просто  и  протянула
ручку. За эту милую детскость Дима моментально простил ей все на  свете.
- Это мой папа обращался в  вашу  страховую  компанию.  Надо  же,  какая
чудовищная судьба... А мы с мамой даже ничего не знали.
   В какую такую страховую компанию, смутно удивился про себя Дима.  Ах,
да! Я же из страховой компании.
   Девушка грациозно опустилась в кресло и вопросительно  посмотрела  на
Диму. Ей нравилось с ним играть. Он неловко  и  быстро  сел  рядом.  Она
достала из пачки длинную сигарету и опять посмотрела. Дима не отрывал от
нее глаз, как коллекционер от редкой картины.
   - Дайте  прикурить,  -  попросила  она,  забавляясь.  -  У  меня  нет
зажигалки.
   Дима торопливо выхватил из кармана зажигалку, смутившись оттого,  что
это простая пластмассовая зеленая зажигалка, а не какой-нибудь "Данхилл"
или "Унгаро". Впрочем, он понятия не имел, какие бывают зажигалки.
   - Курите! - предложила девушка. - Дать вам сигарету?
   - Спасибо, - пробормотал Дима, - у меня свои... Он  закурил  и  снова
посмотрел на нее.
   - Мы с мамой только  сегодня  из-за  границы  вернулись,  -  сообщила
девушка доверительно. - Нам  позвонила  Галина  Андреевна,  домработница
наша, и вот... - Девушка замолчала и печально  опустила  глаза  на  свою
сигарету,  но  что-то   было   в   этом   простом   движении   настолько
ненатуральное,  показное,   что   даже   совершенно   ослепленный   Дима
насторожился.
   - Вы там... отдыхали? - спросил Дима осторожно.
   - Нет! - Девушка взглянула на него, как  бы  оценивая,  стоит  с  ним
разговаривать или уж он совсем не подходит ей в  собеседники.  Дима  был
молод,  высок  и  натренирован,  как  борзая  из  рекламы   иностранного
собачьего корма. Кроме того, на нем был дорогой  костюм,  и  смотрел  он
так... жадно. Даше это нравилось.
   Он был низший - какой-то менеджер из страховой  компании!  -  и  Даша
никогда в жизни больше его  не  увидит,  поэтому...  что  ж...  можно  и
поговорить, пока мама занята, а Даше так  скучно  и  неловко,  что  папа
умер...
   - Нет, мы не отдыхали. - Она осторожно постучала по  краю  пепельницы
сигареткой, предчувствуя, какое впечатление ее слова произведут на этого
мальчика. - Я выхожу замуж. Мы были в Италии, где живет мой жених.
   Дима Мамаев был молодой, неопытный и  слишком  порывистый  лейтенант.
Эдакий недозрелый опер. Но права была Ольга Дружинина - он вовсе не  был
дураком.
   - Поздравляю вас, - сказал Дима постно. - И очень сочувствую.  Теперь
вам свадьбу придется откладывать...
   - Вряд ли, - ответила Даша задумчиво и снова постучала сигареткой  по
пепельнице.  -  Борис  очень  занятой  человек,  и  что  там  у  него  с
расписанием... Хотя, может, он  и  решит  отложить.  Он,  знаете,  очень
дружил с папой...
   Дима покивал, нащупывая почву для следующего вопроса.
   - Там тепло сейчас? - спросил он  и  улыбнулся  улыбкой  провинциала,
который выспрашивает у соседа-счастливчика подробности недавней  поездки
в столицу. - Или тоже похолодало?
   Даша воодушевилась. Это было замечательно - поговорить про  Италию  и
забыть про отца.
   - Я не знаю, как там было, мы с мамой только три дня  и  пробыли,  но
когда улетали, было градусов двадцать пять, наверное.
   - Три дня? -  искренне  удивился  Дима,  вспомнив  майора  Ларионова,
который утверждал, что чем искреннее ты будешь, тем охотнее  люди  будут
говорить с тобой. - Так мало?
   - Мы полетели, только чтобы договориться с Борисом о свадьбе. -  Даша
улыбнулась ему ласково, как неразумному. - Он давно был влюблен в  меня,
всю жизнь, с детства, а я поняла, что... Что он... - Она слегка  сбилась
со своего лирического тона и даже чуть покраснела. - В общем, я  поняла,
что хочу выйти за него замуж, только недавно. Мы поговорили по телефону,
и он пригласил нас к себе. Даже билеты купил. Так торопился...
   - Было бы странно, если бы он не торопился, - сказал  Дима  галантно.
Он вдруг совершенно  перестал  видеть  перед  собой  ангельской  красоты
девушку и теперь видел  только  человека,  который  может  сообщить  ему
важные сведения. Если только Дима не спугнет ее. Но он  не  спугнет.  Он
умный.
   - Надо же, - сказал он, как бы со стороны следя за  собой,  чтобы  не
переиграть, - а я нигде дальше Антальи не был.  Ваш...  Борис  в  Италии
постоянно живет?
   - Да, - подтвердила Даша. - Он уехал туда еще летом и  теперь  -  да.
Теперь живет постоянно. Даже гражданство у него двойное. Он перевел туда
бизнес, дела и теперь живет там.  Говорит,  что  не  может  без  моря  и
солнца. - Она засмеялась. - И мне там очень понравилось, очень.
   Вот и наша больная  бабушка  объявилась,  подумал  Дима  все  так  же
отстраненно. Больная бабушка,  о  которой  хлопотал  Евгений  Васильевич
Бойко, нашла способ отбыть  за  границу  без  помощи  Сергея  Мерцалова.
Больную бабушку зовут Борис... А дальше как?
   - Значит, вы почти что итальянка, - с восторгом глядя на Дашу, сказал
Дима. - У вас и фамилия будет итальянская?
   - Нет, что вы! - Она засмеялась. -  Фамилия  Бориса  вполне  русская,
ничего итальянского - Гладышев.  Ну,  и  я  тоже  буду...  Гладышева,  -
произнесла она с некоторым усилием. Она смяла сигарету  и  поднялась  из
кресла, грациозная, поразительно стройная, очень красивая. - Что это они
там так долго? - спросила она недовольно. - Мама!
   Ей  почему-то  неловко,  понял  Дима,  и  стало  неловко,  когда  она
произнесла фамилию. Что-то тут было еще... Какая странная поспешность! В
Италии они с матерью пробыли почему-то всего три дня, таинственный Борис
не прилетел с ними оплакивать  потенциального  тестя  и  лучшего  друга.
Что-то тут все-таки...
   Не слишком хорошо понимая, что именно делает,  Дима  взял  с  низкого
розового столика изящную пепельницу с двумя окурками и вышел  на  кухню,
всем своим видом демонстрируя желание поухаживать за осиротевшей Дашей и
ее матерью. Он решительно направился к раковине, под  которой,  согласно
повсеместно распространенной традиции, должно было  помещаться  мусорное
ведро. Дима распахнул  светлую  деревянную  дверцу,  больше  похожую  на
крышку ларца с сокровищами. Ведро  оказалось  там,  где  и  должно  было
оказаться. Оглянувшись на дверь, Дима быстро снял  качающуюся  крышку  и
заглянул. В ведре было пусто, заправленный в него пакет  казался  только
что выглаженным и  даже  не  смятым,  лишь  на  дне  болталась  какая-то
скатанная в шарик бумажка. Дима вытащил ее, сунул в карман, вытряхнул  в
ведро пепельницу и вернулся в гостиную. Даша попалась ему навстречу.
   - А я думала, что вы ушли, - сказала она с недоумением.
   -  Я...  пепельницу  вытряхнул,  -  сказал  Дима,  и  скулы  у   него
покраснели. - Чтобы не пахло...
   Даша посмотрела ему в лицо с такой оскорбительной  жалостью,  что  он
чуть было не вытащил из внутреннего  кармана  и  не  сунул  ей  под  нос
служебное удостоверение.
   - Спасибо, - у самой двери в кабинет с чувством произнесла  Ольга.  -
Вы мне очень помогли. Спасибо, и держитесь.
   Безупречная Дашина мать проводила их до двери,  позвенела  цепочками,
пощелкала замками, и они вышли на лестничную площадку. Не  сговариваясь,
они молчали до тех пор,  пока  не  пришел  лифт.  Дима  пропустил  Ольгу
вперед, двери закрылись, и они посмотрели друг на друга.
   - Зачем ты в кухню таскался? - спросила Ольга. - Что искал?
   - Жениха Даши Васильковой, к которому  она  летала  в  Италию,  зовут
Борис Гладышев. Он друг ее покойного папаши. В мусорном  ведре  я  нашел
бумажку, - Дима полез в карман.  -  Я  решил,  что  если  была  какая-то
записка, связанная с таким поспешным отъездом за границу, то она  так  в
ведре и лежит. Вряд ли ее кто-то сжег или в карман положил...
   - Ну, ну, - заторопила Ольга. Дима разгладил бумажку, и,  сталкиваясь
головами, они прочли:
   "Милый, прости! Мы с Дашей решили уехать. Не ищи нас - мы  расстаемся
навсегда. Позже сообщим тебе о месте нашего пребывания".
   - Вот суки, - сказала  Ольга  легко.  -  Папанька-то  не  просто  так
окочурился. Он с горя окочурился, когда узнал, что две его крали свалили
к лучшему другу. Вот суки, право слово...
   Лифт  остановился,  и  они   вышли   из   ухоженного   подъезда   под
жадно-любопытным взглядом вахтерши.
   - Димка, ты молодец! - сказала Ольга, едва только  они  оказались  на
крыльце. - Нет, ты не просто молодец, ты  умница!  -  Она  потянулась  и
поцеловала его в твердую щеку. Он сверху посмотрел на нее,  вид  у  него
был  смущенный.  -  Я  же  говорила  тебе,  что   ты   будешь   классным
профессионалом, у тебя чутье. Я еще буду к тебе на доклад ходить,  когда
ты выйдешь в генералы.
   - Да ладно тебе, - пробормотал Дима. - Куда теперь? К  врачу?  Или  в
морг?
   - Сначала к врачу, а потом в морг, - покладисто согласилась Ольга.  -
И тормозни у автомата, я должна Ларионову позвонить, рассказать про  то,
какой ты гениальный сыщик.
   - Спасибо, - неловко сказал Дима.
   Несмотря на  то,  что  слова,  которые  ему  наговорила  Ольга,  были
приятными и залечили почти все раны, на душе у  него  было  скверно.  Он
вспоминал голливудской красоты девушку, у которой только что умер отец и
которая только и думала о том, как бы  поскорей  отделаться  от  скучных
похоронных обязанностей и улететь в Италию, где много солнца  и  моря  и
было двадцать пять градусов, когда она улетала, узнав, что ее отец  умер
от разрыва сердца, прочитав записку, оставленную ему матерью.
 
*** 
 
   - Я готов, - сказал Полевой, - поехали?
   - Поехали, - согласился Андрей и не двинулся с  места.  Полевой  знал
такие его настроения. Они означали, что майора нужно на несколько  минут
оставить в покое, тогда вскоре он очухается  и  поведает  миру  о  своих
сомнениях и тревогах. Если начать приставать, майор разозлится, заорет и
ничего хорошего из работы уже не выйдет.
   - Хочешь Люську посмотреть? - спросил  Полевой  минут  через  десять.
Молча сидеть  ему  надоело,  и  он  решил,  что  необходимое  время  уже
выдержал.
   - А? - рассеянно переспросил майор.
   - Не "а", - сказал Игорь. - Люську хочешь посмотреть?
   - Давай, - согласился Андрей. Он ничего не понимал в детях, тем более
в чужих, но  всегда  покладисто  смотрел,  понимая,  что  отказом  можно
глубоко оскорбить тонкие чувства любящего родителя.
   Игорь с гордостью вытащил из внутреннего кармана несколько  глянцевых
снимков и выложил их на стол перед майором.
   - Это первое сентября. Правда, она красавица?
   - Вся в тебя, - сказал Андрей искренне и сел  прямо.  На  фотографиях
было море  радостных  детских  мордашек,  кое-где  перекрытых  чудовищно
огромными букетами цветов и чужими бантами. Осторожно, за уголок, Андрей
взял одну фотографию и повернул к свету.
   - Вот здесь особенно на тебя похожа, - сказал он с  удовольствием.  -
Надо же как... Девчонка, а на тебя похожа, как две капли...
   Фотографии...  Да,   фотографии.   Первое   сентября.   Целая   толпа
разновозрастных детей.
   Что же он забыл? Что-то же было такое, что  насторожило  его...  Нет,
даже не  насторожило,  а  вызвало  чувство  смутной  тревоги.  Он  опять
взглянул  на  фотографии.  На  первом  плане  совсем  малыши.  Улыбаются
щербатыми ртами, уже потерявшими молочные зубы, но еще  не  приобретшими
коренных... За ними - ребята постарше. Стоят смирно, но  видно,  что  им
это дается нелегко. Родители, учителя, снова дети...
   Совсем маленькие и постарше. Постарше...
   Андрей схватился за телефон и опрокинул свою кружку. Кружка  упала  и
покатилась по полу.
   - Ты чего? - спросил Полевой. - Вспомнил что-нибудь, Андрюха?
   Он называл майора Андрюхой очень редко. И почти никогда - на работе.
   - Да, - сказал Андрей, слушая гудки в трубке. - Да, вспомнил.
   Он едва заставил себя дослушать автоответчик,  предлагавший  оставить
сообщение, и заговорил быстро:
   - Ирина Николаевна, возьмите трубку, это майор  Ларионов.  Это  очень
срочно и важно, Ирина Николаевна,  я  знаю,  что  вы  дома,  пожалуйста,
возьмите трубку. Это майор Ларионов...
   Он не договорил до конца.
   - Здравствуйте, Андрей, - тихо  сказала  Ирина  Мерцалова.  -  Я  вас
узнала.
   - Ирина Николаевна, - Андрей  говорил  преувеличенно  спокойно.  Этот
нарочито спокойный тон Игорь Полевой хорошо знал. - Скажите, пожалуйста,
почему в ваших альбомах нет маленького Сергея? Все фотографии начинаются
лет с девяти, наверное...
   - С семи, - поправила Ирина. - Надо же, вы не спросили, а мне даже не
пришло в голову, что вы не знаете... Сережку усыновили, когда  ему  было
семь лет. До этого он жил в детдоме.
   - Я так и думал, - пробормотал Андрей, но  умолчал  о  том,  что  так
думал он последние секунд тридцать. - А в каком детдоме он был?
   - В детдоме? - переспросил рядом Полевой. - Мерцалов - в детдоме?
   Андрей кивнул.
   - Где-то в Удельной, по-моему, - сказала Ирина задумчиво. - Точно,  в
Удельной. Мы как-то раз туда ездили даже.  Сережка  деньги  им  какие-то
возил, и медикаменты, и подарки. Он не слишком долго  там  был,  но  все
помнит. А про настоящую семью ничего не помнит,  кроме  того,  что  мать
умерла, а потом пришли чужие люди и забрали его в детдом.
   - Ирина Николаевна, я  пришлю  к  вам  человека,  он  заберет  у  вас
альбомы. Ненадолго, - попросил Андрей, чувствуя ее внезапное напряжение.
- Мы вернем их вам в целости и сохранности...
   - Хорошо, - сказала она. - А если вам это нужно срочно, я  могу  сама
подвезти.
   - Нет, - сказал Андрей твердо. Он был совершенно уверен,  что  никуда
ехать она не может. - Мы сами.
   - Ну, хорошо, - сказала она с сомнением. -  Спасибо,  что  позвонили,
Андрей, - добавила она, и  Ларионов  чуть  не  упал  со  стула.  -  Я...
благодарна вам, что вы не забыли о... Сережке.
   - Что вы такое говорите, Ирина Николаевна,  -  пробормотал  Андрей  и
повесил трубку.
   - Детдом? - спросил Полевой. - Он что, детдомовский?
   - Выходит, так, - ответил Андрей. Он не мог сидеть и поэтому встал  и
оперся руками о подоконник.
   Сергей Мерцалов был детдомовским ребенком, как и Клавдия Ковалева.
   Вот  тебе  и  таинственная  связь  процветающего  доктора  и   бедной
аптекарши. Они оба выросли в детдомах. Насколько Андрей понял, в разных.
Но они оба - детдомовские...
   Он выругался и повернулся лицом к Игорю.
   - Я не знаю, что нам нужно делать дальше, - сказал он решительно. - К
Мерцаловым-родителям,  конечно,  ехать  нужно,  и  к  Петечке,  любимому
братцу... Но...
   - Что? - спросил Игорь.
   - Моя аптечная подруга тоже из детдома. Только ее так и  не  удочерил
никто, - сказал  Андрей.  -  И  за  ней  тоже  следят,  как  следили  за
Мерцаловым. И я не знаю, что теперь я должен делать.
   - Давай подумаем, - предложил Игорь. - Подумаем спокойно.
   -  Как  же!  -  сказал  Андрей  и  пнул  ногой  желтую  тумбу  своего
письменного  стола.  -  Подумаешь   тут   спокойно...   Если   все   это
действительно... то ее тоже вот-вот  прикончат,  а  мы  даже  мотивы  не
установили.
   Будь проклята  его  работа,  будь  проклята  Клавдия,  с  которой  он
внезапно вознамерился прожить оставшуюся жизнь,  будь  проклято  все  на
свете!
   - Тебе в отпуск надо, - сказал Полевой.
   - Мне надо кого-нибудь к Ирине на дачу отправить,  -  хмуро  поправил
Андрей. - Где Димка с Ольгой? А нам с тобой  надо  к  Мерцаловым  ехать.
Боюсь, что это все-таки... брат. А? Как ты думаешь?
   - Поедем, Андрей, - сказал Полевой, поднимая