мужем, статная - не слишком худая и не  слишком  полная,  очень  уютная.
Розово-белая, как кролик с корзиной на пузе.
   Она говорила и говорила  и,  кажется,  увлеклась,  несмотря  на  весь
холод, которым обдавала Ольгу еще двадцать минут назад.
   Направляемая Ольгиными сочувственными  вопросами,  она  добралась  до
того дня и до того вечера и в  конце  концов  заплакала,  вытирая  слезы
рукавом свитера.
   - Дело не в том, что мы каждый день созванивались или  поверяли  друг
другу все свои секреты. Просто мы всегда знали, что они у нас есть.  Ира
с Сережей. А мы у них. Они ведь очень давно женаты, как и мы, хоть мы  и
постарше немного... Сережка всегда говорил, что  таких  жен,  как  мы  с
Иркой,  больше  в  природе  не  осталось,  они  с  Гольдиным   разобрали
последних. А нам, дурам, это приятно было... И  в  отпуске,  знаете,  мы
никогда друг другу не мешали. Пили мужики у нас не шибко, больше  любили
на солнце лежать и ничего не делать. - Она  внезапно  засмеялась  сквозь
слезы. - Это просто даже удивительно. Они на пляже могли день пролежать,
не шевелясь и не разговаривая. Мы с Иркой и на экскурсии сбегаем,  и  на
базар сбегаем,  и  с  детьми  в  какое-то  там  непонятное  водное  поло
поиграем, а эти два... лежат и лежат. Как  моржи.  Потом  вдруг  Сережке
приспичит на яхте в море идти, ну они идут, а мы остаемся. Гольдина даже
на эскалаторе в метро укачивает, что уж там про яхту...  Потом  Гольдину
приспичит в ресторан, а до ресторана два часа ехать в горы. Ну, мы едем,
а Мерцаловы остаются - Ирка горы не любит... Вы понимаете, да?  Мы  были
как родные. Они нас не стесняли, мы их не стесняли... А теперь... Я даже
думать боюсь, что там с Иркой. Я ехать к ней боюсь, понимаете?
   - Понимаю, - тихо сказала Ольга. - Понимаю. Расскажите  мне  про  тот
вечер.
   Мила вскинулась, но опытная Ольга моментально  положила  руку  на  ее
стиснутый кулачок.  Это  было  легко.  Ольга  Дружинина  на  самом  деле
сочувствовала Миле Гольдиной:
   - Мне нужно еще  раз  услышать  именно  про  вечер.  Сопоставить  все
детали. Я не буду вас мучить расспросами про... ночь. Это мы уже  знаем.
Во сколько приехал ваш муж?
   - Вы что? - спросила Мила, и лицо у нее  изменилось.  -  Подозреваете
его в чем-то?
   - Нет, - искренне  сказала  Ольга.  -  Нет,  успокойтесь.  Я  пытаюсь
понять, кто мог убить Сергея Мерцалова. Мы все пытаемся это сделать.
   Гольдину и впрямь не было никакого резона убивать Мерцалова.  За  ним
он прожил бы всю жизнь как за каменной стеной. Он всегда был  бы  вторым
лицом, что вовсе не так уж плохо, как  кажется  многим.  Ответственности
меньше, простора больше, а деньгами его Сергей не обижал и вряд ли  стал
бы обижать в будущем.
   Сиамские  близнецы,  связанные  общим  кровообращением.  Они   удачно
дополняли друг друга. Дополняли, почти не затеняя. Редкое сочетание.
   Теперь, оставшись в одиночестве, Гольдин вряд ли  сохранит  положение
не то чтобы первого, но даже и второго  лица.  Он  хороший,  талантливый
врач, но и только...
   - Он приехал довольно поздно, часов около... девяти, наверное.  Ездил
в ЦКБ, у него там операция была намечена. Потом еще в магазин заезжал, у
нас еды было мало, я  помню,  что  звонила  ему  на  мобильный,  просила
привести чего-нибудь. Ну, там йогуртов, сыра. Курицу... Господи, про это
тоже нужно рассказывать?
   - Про все, - подтвердила Ольга.
   - Ну вот, он приехал, привез очень много пакетов, я сразу же стала их
разбирать, а потом мы решили чай пить. Мы всегда чай  пьем,  когда  папа
нам что-нибудь вкусненькое привозит. Он привез огромный  торт-мороженое.
Мы из-за него чуть не поругались. Во-первых,  это  дорого  очень,  такие
штуки в "Седьмом континенте" покупать, а во-вторых, вредно. Там  миллион
калорий, а мы все такие... упитанные, сами видите.
   - Помирились? - спросила Ольга с улыбкой.
   - Да что вы, мы даже  и  не  поругались.  Так,  чуть-чуть.  Мы  редко
ругаемся. У нас полный консенсус, как и у Мерцаловых. - Мила  улыбнулась
доброй близорукой улыбкой. - Папа у нас  генерал,  а  мы  все  строимся.
Между прочим, у  многих  хирургов  в  семьях  так...  Они  не  могут  не
командовать, им можно только подчиняться... Или разводиться с ними...
   Она оглушительно высморкалась и спросила очень по-домашнему:
   - Может, еще кофейку? Ольга согласилась.
   Ольге нравилась Мила Гольдина. Конечно, она  сама,  Ольга  Дружинина,
скорее бы убила мужа сковородкой, чем стала бы его слушаться. Если бы  у
нее был муж, конечно...
   - Ну вот. Мы все уселись вокруг этого торта, чай  я  разлила,  и  тут
Сережа позвонил. Это было, наверное,  около  половины  десятого.  Трубку
Мишка взял в холле и оттуда ее Саше принес.  Ну,  мы  пили  чай,  а  они
поговорили минут пять, наверное, и Саша тоже стал чай пить.
   - О чем они говорили?
   - Об отпуске! - не раздумывая ответила Мила. - Мы собирались в отпуск
в ноябре. Как обычно, всем колхозом. А он что-то  перерешил  неожиданно.
Сашка думал, что на него так перемена погоды подействовала. Ну, он Сашке
сказал, что решил сейчас съездить, а в ноябре еще раз,  если  получится,
или тогда Ира с мальчишками  с  нами  бы  поехали,  а  он  бы  в  Москве
остался...
   - Точно об отпуске говорили? - осторожно спросила Ольга.
   - Конечно, - подтвердила Мила. - Гольдин еще ему сказал: ну ты даешь!
Мы же с тобой только что расстались, ты ни про какой отпуск мне ни слова
не сказал.
   - Понятно, - сказала Ольга задумчиво. - Понятно.
   - Потом мы детей вымыли, уложили и сами легли.
   Ну а ночью... Ира...
   Она запнулась, вид у нее стал несчастный.
   - Мила, - сказала Ольга проникновенно,  -  у  меня  к  вам  еще  один
вопрос. Только  вы,  пожалуйста,  отвечайте  так,  как  сейчас  со  мной
разговаривали - искренне и честно, ладно?
   - Ладно, - согласилась Мила, снова сморкаясь в платок. - Так о чем?
   - Нам очень важно знать, что связывало Сергея  и  Элеонору.  Вы  ведь
знаете Элеонору?
   Бац! Ольге показалось, что она даже слышала  хлопающий  резкий  звук.
Раковина захлопнулась, створки сошлись так плотно,  что  за  ними  стало
невозможно ничего рассмотреть.
   - Вы простите меня, пожалуйста... Ольга, - проговорила Мила  Гольдина
с холодной принужденной улыбкой. - Я, конечно, знаю Элеонору.  Но  я  не
могу это обсуждать. Ни с кем. Это никого не  касалось,  кроме  Сергея  и
его... семьи. Я уверена, что к...  его  смерти  это  не  имеет  никакого
отношения.
   - Нет, - сказала Ольга и даже поднялась из-за стола. - Вы не правы  и
сами знаете, что не правы! Чем дольше  мы  будем  ковыряться,  выискивая
какие-то  косвенные  детали,  слухи,  подтверждения,  опровержения,  тем
меньше шансов, что мы найдем убийцу. Конечно, благородство, слово  чести
и все такое - это очень важно. Но не тогда, когда убивают лучшего друга.
   "Я бы за Полевого глаза выцарапала, - пронеслось у нее в голове. -  Я
бы шантажировала, угрожала, дралась,  кусалась,  врала,  изворачивалась,
притворялась, я день и ночь  вспоминала  бы  детали,  которые  могли  бы
помочь, но я поймала бы кого угодно. Блоху, если бы только она  угрожала
жизни Игоря Полевого".
   - Я не могу, - сказала Мила, глядя на  Ольгу  замученными  виноватыми
глазами. - Я не могу вам ничего рассказать, хотя,  наверное,  вы  правы.
Поговорите с Сашей. Пожалуйста.
   Толстая, глупая корова. Поговорите с Сашей! А то я без тебя не  знаю,
с кем я должна поговорить!
   - Спасибо, Мила, - сказала она вслух и залпом допила свой кофе. -  Вы
очень мне помогли.
   Из телефонной будки у метро она позвонила на работу. С  зонта  капало
прямо ей в ботинок, и она приплясывала от нетерпения.
   - Ларионов, - сказали в трубке задумчиво.
   - Размышляешь о сути вещей? - спросила Ольга. - Шел бы на улицу.  Так
хорошо, дождь, ветер, под ногами грязь, холод собачий...
   - Чего тебе, Дружинина? - спросил он нежно. - Какого рожна?
   - Гольдин узнал о том, что  Мерцалов  собирается  в  отпуск,  из  его
телефонного звонка. Мерцалов позвонил заму домой около половины десятого
вечера. Ни  о  каком  отпуске  он  с  ним  сорок  минут  в  кабинете  не
разговаривал. Гольдин про отпуск до его звонка ничего не  знал  и  очень
удивился, - доложила Ольга. - Усвоил?
   - Усвоил, - сказал Ларионов, и голос у него стал менее задумчивый.  -
Спасибо.
 
*** 
 
   По дороге Андрей остановился на Садовом  кольце  у  бывшего  магазина
"Мелодия" и купил две крошечные кассетки "Сони".  Это  довольно  заметно
подорвало его бюджет, кроме того, до  конца  он  еще  не  придумал,  как
именно будет их использовать.
   Может, из-за дождя, а  может,  оттого,  что  ему  жалко  было  денег,
нелюбовь к себе опять вернулась и стала грызть и царапать его изнутри.
   Или просто мне так не хочется встречаться с  женщиной,  к  которой  я
еду?
   Мне не может хотеться или не хотеться. Это моя работа.
   Работа, ты понял или нет?
   Он был еще на Петровке, когда позвонил Дима Мамаев и сказал,  что  он
проводил Клавдию до "Сокола", до самого здания налоговой  инспекции.  Ее
вел другой человек, очевидно, сменивший вчерашнего.  Дима  засек  его  у
дома и потом у метро. Он был на машине. В метро  за  ней  он  не  пошел,
следовательно, пока она в налоговой, ей ничего не угрожает. А потом?
   Суп с котом, как любит говорить мама. Утром Андрей  сказал  Полевому,
что, по его мнению,  следует  искать  нечто,  что  связывало  бы  Сергея
Мерцалова и подругу  его  сестры  Клавдию  Ковалеву.  И  еще  он  сказал
Полевому, что даже теоретически не может себе представить, что это может
быть.
   Андрей затормозил и свернул направо, внутрь Садового  кольца.  Машины
здесь еле ползли. Дождь прибивал к земле автомобильный  выхлоп,  поэтому
дышать  было  неприятно,  и  уже  через  пять  минут  сладко  и   тяжело
закружилась голова. Хорошо, что ехать было недалеко. Родители  Мерцалова
жили, что называется, в "тихом центре", то есть в старом городе,  полном
людей, магазинов, офисов и автомобильной вони.
   Очень престижно.
   Дверь ему открыла сама Лидия Петровна Мерцалова.
   - У вас ровно семь минут, - сказала она, не здороваясь.  -  Вероника,
проводите.
   Андрей  ошалело  взглянул  на  Лидию   Петровну.   Никакой   Вероники
поблизости   не   наблюдалось,   но   она   моментально    и    неслышно
материализовалась в дальнем углу холла.
   Прислуга.
   - Проходите, пожалуйста, - прошелестела Вероника. - Сюда.
   Это был, скорее всего,  кабинет,  а  ему  бы  нужно  было  попасть  в
гостиную или спальню. Телефона здесь не было,  или  он  был  так  хорошо
замаскирован, что Андрей его не видел.
   Н-да... Еще и Вероника. Этого он не предусмотрел.
   Чувствуя себя  убийцей,  который  собрался  на  мокрое  дело,  Андрей
плюхнулся в кожаное низкое кресло и с удовольствием вытянул ноги.
   Хорошо.  Тихо,  даже  как-то  глухо,  спокойно,  просторно,  красиво,
элегантно, изысканно,  располагающе,  уютно,  но  не  слащаво.  Приятный
кабинет.  Интересно,  невропатолог  Леонид  Андреевич   Мерцалов   здесь
принимает своих пациентов?
   Открылась дверь, Андрей сел в кресле прямо.
   - Я слушаю вас, - сказала Лидия Петровна Мерцалова и осталась стоять.
Андрей ожидал чего-то в этом духе, но все-таки начал раздражаться.
   - Лидия Петровна, - сказал он и поднялся, - не нужно демонстраций.  Я
не слесарь и не собираюсь  чинить  ваш  унитаз.  Садитесь,  и  поговорим
спокойно, иначе я решу, что вы что-то старательно от меня  скрываете,  и
тогда мы начнем копать по-настоящему. - Она быстро на него взглянула.  -
А вам это вряд ли понравится, - закончил он неуклюже.
   Раздумывая, она обошла кресло и медленно в него опустилась. Это  была
небольшая, но все-таки победа.
   - Должна ли я понимать  это  так,  что  сейчас  вы  работаете  спустя
рукава? - спросила она холодно.
   - Мы не работаем спустя рукава, - возразил Андрей  с  досадой.  -  Мы
щадим вас и вашу семью. Если вы  не  будете  с  нами  разговаривать,  мы
щадить перестанем.
   Только и всего.
   - Понятно, - сказала она. - Петр предупреждал меня, что с вами  нужно
разговаривать  осторожно,  но  я  не  знала,  что  речь  идет  о   столь
беспредельной наглости.
   Наглости?! Андрей вытаращил глаза. Он ведет себя нагло?! Да он только
что на цырлах не ходит вокруг этой семейки,  которая  больше  похожа  на
банку с пауками, в которую  кто-то  бросил  тлеющую  деревяшку,  вынудив
пауков спасаться.
   А впрочем... Может, это его шанс?
   Со всей величественностью, которую он только смог  придать  голосу  и
девяностокилограммовому телу, он поклонился и сказал:
   - До свидания, Лидия Петровна. В следующий раз мы с вами поговорим  в
моем кабинете на Петровке. -  Он  сделал  ударение  на  слове  "моем"  и
проворно вышел.
   При  желании  Андрей  Ларионов  мог  двигаться  очень  проворно.  Так
проворно, что это вызывало зависть  коллег  и  некоторое  неудовольствие
преступников.
   Дверь за ним закрылась, и он еще с некоторой долей  злорадства  успел
увидеть изумленное лицо мерцаловской мамаши.
   В запасе у него было секунд семь, пока она придет в себя,  поднимется
и дойдет до выхода из кабинета.
   Короткий взгляд по сторонам. Домработница в кухне  -  Андрей  слышал,
как негромко и сдержанно позвякивала там посуда.
   Телефон. Где он?
   "Панасоник" оказался  на  самом  видном  месте  в  гостиной.  Зеленая
лампочка мигала, автоответчик работал. Двигаясь очень быстро и бесшумно,
он вынул крохотную кассетку  и  заменил  ее  другой.  Крышка  хрустнула,
закрываясь, и ему показалось, что грянул гром.
   Когда Лидия Петровна Мерцалова вышла из кабинета,  майор  Ларионов  у
внутренней двери из темного дуба уже натягивал короткую кожаную куртку.
   - До свидания, - сказал он вежливо, не давая ей произнести ни  слова.
- Вас вызовут повесткой.
   Она явно была растеряна. Может, дожать ее, пока  она  в  таком...  не
боевом состоянии? Но Андрею не хотелось с ней возиться.
   - Возможно,  что  я  не  слишком  любезна,  -  проговорила  Мерцалова
издалека. - Но я только что потеряла сына, и  у  меня...  много  срочной
работы.
   Вот так. Сына убили, и работы много.
   - Вы мне откроете? - спросил Андрей сквозь зубы. Ему было остро  жаль
Сергея Мерцалова. - Мне не хочется ломиться. Охрану перепугаю...
   Она подошла и открыла ему дверь. Он коротко кивнул и побежал вниз  по
лестнице. Стоять на площадке и ждать лифта рядом с дверью в ее  квартиру
он не мог.
   В машине он сразу закурил и для  того,  чтобы  успокоиться,  погладил
машину по ворсистой дверной обивке.
   - Хорошая девочка, - сказал он ей. - Молодец.
   В конце концов самое главное он сделал, кассету добыл. Интересно, они
уже успели ее затереть или нет? Вчера  Мерцаловы  весь  день  пробыли  у
Ирины, так что вполне могли и забыть. Вдруг ему повезло и записи на  ней
остались целы? Бывает же так, что иногда просто везет...
   Андрей выбросил недокуренную сигарету в окно и включил зажигание.
   Путь ему предстоял неблизкий. Хорошо, что второй его адресат живет  в
направлении загородной дороги, по которой он поедет в Ильинское.
   Что же было такого в отношениях Сергея Мерцалова и  его  матери,  что
она даже не может заставить себя сделать  вид,  что  ей  не  безразлично
расследование  его   смерти?   Принципиально   не   верит,   что   такое
расследование возможно? Или  кого-то  покрывает?  Боится,  что  уголовка
раскопает нечто, что подставит под удар кого-нибудь из близких? Кого же?
Сына? Мужа?
   Какое изумленное лицо у нее было, когда он поднялся и  вышел!  Ничего
подобного от грубого и недалекого мента она явно не ожидала,  да  еще  в
собственных покоях. Хорошо, что не на глазах у прислуги...
   Черт возьми, как  сцена  из  романа  об  английских  аристократах!  В
университете  Андрей  перечел  просто   уйму   романов   об   английских
аристократах, и эти ребята почему-то были ему несимпатичны.
   Странная семья у Сергея. Может, именно поэтому  он  и  ушел  из  этой
шикарной и громадной квартиры  в  общежитие,  а  вовсе  не  потому,  что
младший брат довел их с молодой женой до белого каления?
   А какой была собственная семья Сергея? Что  за  непонятные  отношения
связывали его с Элеонорой? Знала ли о ней Ирина? Скорее всего знала,  не
могла не знать... Вот, например, он, Андрей Ларионов, моментально понял,
что жена стала ему изменять. Расстались они, конечно, не только по  этой
причине, но это было последней каплей. Такого  унижения  он  вынести  не
мог.  Еще  не  хватало,  возвращаясь  с  ночной  работы,  выискивать  по
собственной квартире следы чужого мужского присутствия!
   А если Ирина знала, то почему мирилась? Из-за денег? Деньги, конечно,
вещь великая и всесильная, но не до такой же степени.
   Или до такой?
   До дома Петра Мерцалова он добрался очень быстро. В этом  направлении
почему-то совсем не было пробок. Наверное, все сегодня рванули в  другую
сторону. В физике это называется...  а,  да.  Флуктуация.  Андрей  любил
сложные,  полнозвучные  слова.  Особенно  такие,  которые,  обозначал  и
совершенно неведомые для него понятия.
   Экзистенциализм, к примеру.
   - Поговорили с Лидией Петровной? - с порога  спросил  Петр  Мерцалов.
Очевидно, это у них была такая  семейная  манера  -  не  здороваться.  И
правильно, чего здороваться с ментом? Мозоли набьешь.
   -  Поговорили,  -  сказал  Андрей.  -  Разрешите,   я   войду,   Петр
Леонидович?
   - Так и быть, - сказал Мерцалов-младший, - входите. Я  не  так  крут,
как моя родительница. Я вас выставлять не буду. В конце  концов,  вы  ко
мне издалека припилили.
   - Какое благородство, - пробормотал Андрей, снимая куртку.
   Эта квартира была не так велика и великолепна, как та, и  телефон  он
увидел сразу. Тот же самый "Панасоник". Наверное, они у  всех  в  Москве
одинаковые.
   Здесь все будет проще, решил Андрей. Справлюсь.
   - У меня к вам всего несколько вопросов. - Он запихал  себя  в  узкое
пространство между гобеленовым диваном  и  шикарным  светлым  столом.  -
Вопрос первый. Какую роль в жизни вашего брата играла Элеонора Коврова?
   Андрей смотрел очень внимательно и поэтому успел засечь  ту  секунду,
когда у Петра изменилось лицо.  Глаза  как  будто  остекленели,  и  губы
искривились. Только на одну секунду.
   - А что на улице? - спросил Петр Мерцалов. - Дождь?
   - Дождь, - ответил Андрей. - И ветер.
   - Как в ноябре. - Петр задумчиво щелкал  зажигалкой.  Язычок  пламени
дрожал и переливался у него в зрачках. - Вот сентябрь так сентябрь...
   - Впереди бабье лето, - сказал Андрей светским тоном.  Время  у  него
есть. Он может пока что его тянуть. Хорошо, что мамаша выставила его так
быстро. - Еще потеплеет. Не огорчайтесь, Петр Леонидович.
   Андрей хотел добавить, что, кажется,  это  единственное,  что  его  в
данный момент огорчает, но не стал.
   - Да, - сказал Петр. - Так о чем вы спрашивали? Готово. Он  придумал,
что сказать, и сейчас скажет.
   - Я спрашивал об отношениях  вашего  брата  и  Элеоноры  Ковровой,  -
напомнил Андрей. Ему стало смешно.
   - Она была Сережкиной любовницей, только и всего,  -  сказал  Петр  и
пожал плечами презрительно. Весь его вид говорил  о  том,  что  Элеонора
Коврова не стоит ни секунды внимания.
   - Правда, что у них ребенок?
   - Так говорят, - Петр вновь пожал плечами. - Я не знаю. Я, видите ли,
с ней не встречаюсь и дома у нее не бываю.
   - Где вы с ней познакомились?
   Петр неожиданно пришел в смятение. У него было слишком мало  времени,
чтобы придумать, как именно он должен соврать. Заранее он, очевидно,  не
приготовился.
   Насмотрелся фильмов, где все менты - идиоты, и был уверен, что это на
самом деле так. Нахальный самоуверенный мальчишка.
   - Видите ли, - сказал Андрей, неторопливо вытаскивая  сигареты,  -  я
буду проверять все, что вы мне скажете. Это очень просто. Гораздо проще,
чем вы можете себе представить. Если я поймаю вас на  вранье,  я  совсем
перестану вам верить,  а  это...  нехорошо.  Даже  если  у  вас  дядя  -
президент Ельцин.
   - Нет у меня дяди - Ельцин