ожом обращаться я умею, реакция у  меня
хорошая, так что... Они оба раза пошумели, побузили и ушли...
   - Высший класс! - сказал Андрей. - Первый сорт! Голливуд!
   - Не злись, - попросила Клавдия и сделала попытку вытащить его  руку.
Она мешала ей и уводила мысли совсем в другую сторону. - Все обошлось, я
жива и здорова...
   - Да уж, - сказал Андрей, но руку не вытащил и только крепче  стиснул
грудь. - Теперь я буду за тобой смотреть. А то чуть  что  -  ты  за  нож
хватаешься. Нехорошо это, Клава. Неженственно...
   Он сделал какое-то движение, всего только одно, и  Клавдия  оказалась
прижатой к дивану.
   Он не даст ее в обиду. Он защитит и спасет ее. Он уже очень много про
нее знает, намного больше, чем знает она сама. Он будет с  ней  столько,
сколько она пожелает. В конце  концов  именно  о  ней,  оказывается,  он
мечтал всю свою мужскую жизнь.
   Он был совершенно твердо уверен, что  потеряет  ее,  как  только  она
узнает то, что уже знал он.
 
*** 
 
   Ольга позвонила часов в одиннадцать.
   - Я только приехала,  -  сказала  она  злым  голосом.  -  Ей-богу,  в
следующий раз в эти  архивы  сам  поедешь.  Подумаешь,  какой  начальник
выискался, посылает нас туда-сюда, как лакеев...
   - Не расходись, - приказал Андрей. - Где Мамаев?
   - На Мамаевом кургане,  -  огрызнулась  Ольга,  но,  так  как  Андрей
молчал, добавила:
   - Домой поехал. Или ты думаешь, что он у меня ночует?
   - Что у тебя есть? - Андрей покосился на  Клавдию,  которая  деловито
готовила запоздавший ужин.
   У нее были розовые  щеки,  она  все  время  улыбалась  и,  словно  бы
сдерживая  себя,  иногда  нахмуривалась.  Поверх  вчерашней  рубахи  был
повязан фартук, подол задрался немного, открывая длинные-предлинные ноги
и кусочек выпуклой попки.
   Андрей зажмурился и с грохотом переставил стул спиной к  ней.  Сердце
колотилось, и руки были влажными, хотя он весь вечер пролежал  с  ней  в
постели.
   - Да будешь ты слушать, что говорит тебе капитан Дружинина, или нет?!
   - Оля! - повторил он, сердясь на себя. - Ты где?
   - Я здесь, - сказала Ольга. - Я  чайник  ставила.  Значит,  так.  Все
правильно ты предполагал, они брат и сестра. Ну, то  есть  наш  Мерцалов
покойный и эта твоя аптекарша.
   Андрей Ларионов предполагал нечто подобное  уже  довольно  давно,  но
сейчас, когда подтверждение прозвучало так определенно,  сердце  у  него
сжалось.
   - Они оказались в разных детдомах потому,  что  после  смерти  матери
девочка заболела и болела очень долго, с полгода, наверное. Про  болезнь
точно я не знаю, просто так думаю. Мне так в детдоме объяснили.
   - Звонила в детдом? - спросил Андрей с чувством. Он очень любил своих
сотрудников.   Не   было   в   управлении   других   таких    грамотных,
профессиональных и не ленивых ребят.
   - Звонила, конечно, - подтвердила  Ольга.  -  Когда  ее  из  больницы
выписывали, то, конечно, про старшего брата никто и не вспомнил. Старшая
сестра больницы, в которой она лежала, отвезла ее в детдом номер 37  под
Волоколамском. Эта сестра родом из Волоколамска и знала про этот детдом,
что он неплохой. Мальчик остался в Удельной, и его очень скоро усыновили
Мерцал о - вы. Все. Нет, не все.  Девочке  было  два  года.  Мальчику  -
шесть. Вот теперь все.
   - А мать? - спросил Андрей.
   - Это не Наталья Рогожская, если ты об  этом  спрашиваешь.  Рогожская
жива и здорова, а мать этих детей умерла от воспаления  легких.  Вернее,
от отека легких. Родных нет. Жили под Москвой,  в  Немчиновке.  Работала
она  художницей  в  издательстве  "Советская  Россия",  так  написано  в
заключении о смерти. Про отца ничего не  известно.  Неуловимый  какой-то
отец.
   - Фотографии есть?
   - Кого? - не поняла Ольга. - Матери?
   - Да.
   - Нет, конечно, откуда? - Ольга даже развеселилась. - Ты  думаешь,  я
волшебница? А фотографию убийцы не хочешь?
   - Нет, - сказал Андрей честно. - Не хочу. Спасибо,  Ольга.  Завтра  с
утра займемся...
   - Можно я завтра  с  утра  в  парикмахерскую  схожу?  -  подхалимским
голосом попросилась Ольга. - Не могу же  я  вкалывать  и  вкалывать  как
ненормальная...
   - Нет, - сказал Андрей, и Ольга  на  том  конце  провода  моментально
поняла, что на самом деле нельзя. Поняла  и  не  обиделась.  -  Сходишь,
когда все закончится. Недолго уже.
   - Черт с тобой, - сказала она и бросила трубку. Андрей прикрыл  глаза
и стал покачиваться на стуле.
   Клавдия Ковалева, лучшая подруга его  сестры,  его  нынешняя  любовь,
гадкий утенок, привезенный Танькой  со  студенческой  картошки,  которая
хлопочет сейчас за его спиной и о которой он не может  спокойно  думать,
потому что она слишком ему нравится, - сестра убитого Сергея Мерцалова.
   Черт возьми, все в этом деле, сразу  ставшем  не  просто  работой,  с
самого начала пошло не так, как надо.
   Майор Ларионов злился и сочувствовал вместо того,  чтобы  спокойно  и
трезво рассуждать. Он выходил  из  себя,  утопал  в  жалости,  впадал  в
бешенство и в конце концов влюбился - и все из-за этого проклятого дела.
   Теперь ему предстоит сообщить Клавдии, что у нее был брат, о  котором
она ничего не знала, что этот  брат  убит  и  убийца  теперь  собирается
прикончить и ее.
   Замечательно. То, что нужно.
   И еще та старая фотография. Все дело в ней, в той фотографии, которую
маленький Сережа зачем-то взял из дома и сохранил.
   Какая судьба.
   Какая чудовищная несправедливость.
   Андрей потер руками лицо.
   Завтра, если повезет, он будет знать  все.  Завтра,  в  день  похорон
Сергея Мерцалова, майор Ларионов будет знать точно, кто его убил  и  кто
собирается так же убить его сестру.
   - Андрюша! - тихо окликнула сзади  Клавдия.  -  Все  готово.  Ты  что
молчишь, Андрюша?
 
*** 
 
   Полевому он позвонил сам.
   - Как твоя аптекарша? - спросил Полевой с ходу.
   - Спит, - сказал Андрей. - Наелась, как щенок,  и  спит.  Ольга  тебе
звонила?
   - Да, - сказал Полевой, - конечно. Они помолчали.
   - Отец Элеоноры в ночь с тридцать первого на  первое  спал  в  поезде
Кисловодск - Москва, - сказал Игорь негромко. -  Сама  Элеонора  провела
всю ночь с братом Петей. Его "Шкода" действительно всю ночь простояла на
охраняемой стоянке перед ее домом. Ребята со стоянки эту "Шкоду"  хорошо
знают, хотя она нечасто приезжает. Номера и время приезда-отъезда у  них
записаны. Они же денежки по часам берут...
   - Зачем она тебе наврала про то, что Сергей был ее любовником?
   - Говорит, что очень его любила, что  всегда  о  нем  мечтала  и  еще
какую-то ахинею, а на самом деле мне кажется, что ее больше всего деньги
волнуют.  Он  же,  наверное,  денег  немало  после  себя  оставил.  Она,
по-моему, на них претендует больше, чем на любовь.
   Андрей хмыкнул:
   - Интересно знать, как она собралась доказывать, что это его ребенок.
Ну, ездил он к ней, ну, болтали в институте, но ведь любая экспертиза...
   - Я думаю, что экспертиза тут ни при чем, Андрей, - сказал Полевой. -
Она скорее  всего  собиралась  на  жену  давить,  чтобы  жена  ей  кусок
отвалила. Она же не знала, что жена была в курсе всех его дел, и  ни  за
что не поверила бы, что Сергей ей изменял. Элеоноре  такие  вещи  просто
недоступны. Этот Петя ей ни за каким хреном не  нужен.  Ей  денег  много
нужно, а у Пети они откуда...
   - А зачем она Ирине звонила и сукой ее обзывала? - Андрей  закурил  и
толкнул дверь на кухню, чтобы дым не несло в квартиру, в глубине которой
спала в тепле сытая Клавдия.
   - Рыдает и говорит, что от ревности. - Игорь выругался.  -  Она  сама
сука первостатейная, майор. Очень ее задевало, что Мерцалов ее  прелести
презрел и не смотрел даже в ее сторону. Где это видано, где это слыхано,
чтобы мужик родную старую жену предпочитал новой  неизвестной  красотке?
Говорит - не сдержалась, потому что Ирина  Сергею  не  давала  вздохнуть
свободно. Если бы давала, Сергей давно бы к Элеоноре ушел.
   - Ну да, ну да, - сказал Андрей неопределенно. - А как же...
   Они еще помолчали.
   - Завтра с утра мы  с  тобой  должны  разыскать  эту  Рогожскую,  чья
карточка в семейном альбоме Мерцаловых  завалялась.  -  Андрей  прикурил
следующую сигарету. - И еще я Измайлову позвонил.
   Лев Ильич Измайлов был  знаменитый  на  всю  Москву  старый  адвокат,
которого они с Полевым однажды спасли от не в  меру  прытких  ребят,  на
которых осторожный Лев Ильич отказался  работать.  С  тех  пор  Измайлов
называл Полевого и Ларионова "ребятками" и всегда безотказно помогал.
   - Ну как старый хрен? - развеселился Игорь. - Жив еще?
   - Жив и процветает, - уверил Андрей. Они оба любили "старого хрена" и
радовались, что тогда не дали его в обиду. - Обещал помочь.  У  него  же
везде свои, а муж этой Рогожской был человек не маленький.
   - Ладно, Андрей, - закруглился Полевой. -  Еще  поспать  бы  неплохо.
Давай ты тоже ложись. Завтра день такой... непростой.
   Андрей повесил трубку.
   Сейчас он пойдет и осторожно заберется под одеяло, нагретое Клавдией.
Она моментально, как будто они спали так всю жизнь, повернется,  обнимет
его тонкой рукой и мерно задышит в бок, как желтый щенок по имени  Тяпа.
Гораздо лучше, чем желтый щенок по имени Тяпа.
   Он никому не даст ее в обиду.
   Завтра правда очень... непростой день.
 
*** 
 
   - Клава! - закричала заведующая. - Сейчас машина придет! Ты готова?
   Никто не любил принимать товар.  Это  была  тяжелая,  долгая,  нудная
работа, да еще когда девять месяцев в году холод и дождь, поэтому как-то
так получилось, что товар  всегда  принимала  Клавдия,  и  потом  к  ней
подключалась заместительница Наталья Васильевна.
   - Да!  -  крикнула  Клавдия  в  ответ.  -  Я  давно  готова,  Варвара
Алексеевна!
   - Наташи сегодня нет, - разумея заместительницу,  сказала  заведующая
от самой двери. - Я тебе сама помогу. Ты чего такая веселая? Из-за  того
парня, что вчера приезжал?
   Клавдия поперхнулась кофе, который она попивала на аптечной кухне,  и
закашлялась. Заведующая подошла и деловито похлопала ее по плечу.
   - Ты что? - спросила она. - Я  тебя  так  смутила?  Ты  меня  извини,
конечно, но я  просто  очень  за  тебя  рада,  и  он  такой...  довольно
симпатичный. Основательный.
   Она улыбнулась доброй улыбкой.
   - И ты у нас девушка на выданье. Так что просто я рада. Ты давно  его
знаешь?
   - Десять лет, - прохрипела Клавдия. - Старый друг.
   - Ну что ж, - нисколько не удивившись, сказала заведующая,  -  и  так
тоже бывает. Допивай и иди, встречай машину. Уже без пяти.
   Сегодня Клавдия чувствовала себя очень хорошо,  просто  замечательно.
Одно немного омрачало ее радость - соглядатая не было.
   Дура, идиотка, тебе бы от счастья прыгать, а ты?
   Ты все боишься, что Андрей выставит  тебя  вон,  и  перестанет  тобой
интересоваться, и больше никогда не приедет к тебе в аптеку, и не уведет
тебя в дождь на глазах  у  всех  девиц,  и  не  поцелует  под  крылечком
холодными, твердыми, нетерпеливыми губами.
   Ты не просто идиотка, Ковалева. У тебя тяжелое заболевание  головного
мозга. Радуйся тому, что есть у тебя сейчас. Тому, что будет вечером. Он
сказал - я тебя заберу, что тебе еще нужно?!
   Торопливо  проглотив  остатки  кофе,  Клавдия  ополоснула  чашку   и,
натягивая рукава свитера на  мерзнувшие  руки,  пошла  к  задней  двери,
выходившей во двор. Со двора всегда приезжала  машина  с  медикаментами.
Она посмотрела на Андрюшкины часы, которые он дал ей поносить  вместе  с
джинсами и свитером.
   Было почти два. Сейчас придет машина.
 
*** 
 
   - Нет,  ребятки,  -  сказал  Лев  Ильич  и  поднял  длинный,  немного
кривоватый палец, -  дело  совсем  не  в  этом.  Месть  -  категория  не
матерьяльная, - он так и сказал "матерьяльная", - это вы приберегите для
французского синематографа, - он так и сказал "синематографа", -  у  нас
все гораздо проще и лучше.
   Обычно Андрей любил слушать его рассуждения и  словечки,  вступать  с
ним в дискуссии и неизменно оставаться побежденным. Чем-то он  напоминал
Зиновия Гердта. Но сейчас у Андрея не было времени слушать его  забавную
болтовню.
   - Лев Ильич! - поторопил он и постучал пальцем по часам. - Мы  к  вам
еще приедем. А сейчас, если можно...
   - Можно, можно, -  сказал  Лев  Ильич,  нисколько  не  обидевшись,  -
старики болтливы и медлительны, их нужно подгонять и напоминать  о  том,
что молодость нетерпелива...
   Лев Ильич Измайлов соображал стремительно и безжалостно, как весенняя
анаконда. Быстродействие его мозгов можно  было  сравнить  разве  что  с
быстродействием  "Пентиума"  последнего  поколения,  но  нравилось   ему
прикидываться эдаким бабелевским ученым евреем, готовым рассуждать о чем
угодно и когда угодно, лишь бы рассуждать.
   - Значит, так. Муж Натальи Рогожской недавно почил в кругу близких  и
друзей. Я, конечно, добыл вам его завещание, как вы и просили,  Андрюша,
но вы можете себе представить, чего мне  это  стоило  и  сколько  правил
нарушили я и тот человек, который мне его показал. Можете представить?
   - Можем, - сказал Андрей.
   - Это самое главное, - Лев Ильич поглядел на них из-под очков. -  Так
что сослаться ни на меня, ни на это завещание вы ни в  каком  случае  не
сможете. Вы ведь понимаете это, ребятки?
   - Мы все понимаем, Лев Ильич, - уверил Полевой. - В первый  раз,  что
ли? Мы бы и сами все узнали, просто с вашей помощью быстрее и проще.
   - И  качественнее,  прошу  заметить,  -  добавил  Лев  Ильич,  слегка
уязвленный. - Качественнее!
   - С этим никто не спорит, - согласился Андрей и под  столом  наступил
Полевому на ногу, как мамаша слишком увлекшейся дочери. - Мы  ждем,  Лев
Ильич!
   - Должен сказать, что он оставил очень необычное  завещание.  Деньги,
деньги, вот что главное, молодые люди! Деньги и больше ничего!
 
*** 
 
   Машина пришла ровно в два часа. Клавдия очень любила принимать  товар
по пятницам,  потому  что  фармацевтическая  фирма,  присылавшая  машину
именно  в  пятницу,  работала,  как  швейцарские  часы  -   точно,   без
отклонений, не торопясь и все успевая. Бумаги у них всегда были в полном
и безукоризненном порядке, грузовичок сиял,  сопровождающий  любезен,  а
одетый в униформу шофер мил и приветлив.
   Клавдия отвалила в сторону тяжелый засов с  задней  двери,  проверила
сигнализацию - выключена ли, и только после этого навалилась на тяжелую,
обитую несколькими слоями железа  крашеную  дверь.  С  улицы  как  будто
плеснуло в лицо холодом и запахом стройки.
   Дождь перестал, даже солнце кое-где  пробивалось  сквозь  поднявшиеся
облака, но похолодало так, что руки без перчаток моментально замерзали и
становились красными, как гусиные лапы, а перчаток-то как раз у  Клавдии
не было.
   Сопровождающий уже стоял у двери.
   - Здравствуйте, Клава! - сказал он весело.  -  Это  мы.  Вы  без  нас
скучали?
   -  Скучали,  -  согласилась  Клавдия.  -  Сегодня  за  товар  Варвара
Алексеевна распишется, вы прямо к ней пройдите!
   - Есть, -  ответил  сопровождающий,  бывший  военный,  и  протиснулся
внутрь. - Вы на улице подождете?
   - Как всегда,  -  сказала  Клавдия,  пропустив  его,  и  мимо  машины
пробралась во двор. Шофер тоже был знакомый, и Клавдия ему кивнула.
   Ей предстояло несколько минут проторчать на холоде, ожидая,  пока  из
аптеки выйдет сопровождающий и начнется разгрузка.
   Она закинула голову и посмотрела в высокое ледяное небо.
 
*** 
 
   - Когда?! - переспросил Андрей и поднялся. Этого он никак не  ожидал.
- Когда оно вступает в силу?
   - В понедельник, - подтвердил  Лев  Ильич,  не  понимая,  почему  так
всполошились эти милые оперативники из уголовного розыска.  Он  еще  раз
заглянул в бумаги. - Ну да, в  понедельник.  А  сегодня  у  нас  что?  А
сегодня у нас пятница, правильно я понимаю?
   Ларионов и Полевой переглянулись. Не зря они проработали вместе много
лет, потому что этот обмен взглядами передал от  одного  к  другому  всю
необходимую информацию, и эта информация были неутешительна.
   Они вдруг бросились бежать, оставив недоумевающего  Льва  Ильича  над
раскиданными на столе бумагами, и тяжело затопали по коридору.  Какой-то
охранник попался навстречу, но Андрей толкнул его, и  он  упал,  вернее,
сел к стене, недоуменно тараща глаза.
   - Пропустите! - тонким голосом крикнул от двери своего  кабинета  Лев
Ильич. Он семенил по коридору навстречу переполошившейся охране.  -  Это
уголовный розыск!
   Лифта ждать было некогда, и они кубарем скатились по лестнице.
   - Машина? - спросил Игорь. Они были на Тверском бульваре, а успеть им
нужно было в Воротниковский.
   - Какая, к черту, машина, - сказал Андрей. Пыхтя, он  открывал  дверь
на улицу. Охранника почему-то не было как раз в том единственном  месте,
где он был по-настоящему нужен. Дверь наконец поддалась, и они  вылетели
на Тверской бульвар.
   - Быстрей! - крикнул Андрей. - Давай за "Известия", дворами!
 
*** 
 
   Он увидел ее сразу, как только она вышла из  аптеки.  Она  показалась
ему намного лучше, чем на убогой паспортной фотографии, которую  он  так
внимательно изучал. В душе у  него  даже  шевельнулась  жалость.  Он  ее
сейчас убьет, а у нее такие славные волосы, и розовые  щеки,  и  веселые
глаза...
   Он выстрелит, и все это умрет. Жалко.
   Он заставил себя вспомнить, чья она дочь и чем она ему угрожает. Если
он оставит ее в живых, она испортит, отравит  вею  его  жизнь,  как  та,
первая гадина испортила и отравила всю жизнь его родителей.
   Он должен защищаться. Он не может позволить себе жалость.  Он  всегда
до конца выполняет свой долг. Особенно долг перед семьей.
   Она смотрела в небо и зябко ежилась в широкой,  безразмерной  куртке.
Все-таки жаль, что она такая хорошенькая и что она так похожа...
   Нет! У него нет права жалеть ее!
   Он должен ее застрелить.
   Это ведь так просто,  она  и  не  почувствует  ничего.  Он  поудобнее
перехватил пистолет рукой в  тонкой  перчатке.  На  стройке  за  хлипким
забором что-то гудело и бахало, и он мимолетно улыбнулся. Он  все  точно
рассчитал, как рассчитывал всегда. Выстрела никто не услышит.
   Никто не узнает, что он убил ее,  и  в  этой  истории  будет  наконец
поставлена точка.
   Сейчас он сделает это и через пять минут будет спокойно пить  кофе  у
Станиславского и наслаждаться чувством превосходства и победы.
   Он посмотрел по сторонам.
   Никого.
   Он еще раз осторожно перехватил пистолет и шагнул вперед.
 
*** 
 
   Здесь не было забора, это Андрей знал совершенно точно. Еще вчера  он
осматривал подходы к аптеке и никакого забора не было. Он даже  застонал
сквозь стиснутые зубы.
   Будь оно все проклято! Будь проклята эта стройка, будь  проклят  этот
забор, через который придется перелезать или ломать его!
   Он подтянулся на руках и перенес  большое,  тяжелое  тело  на  другую
сторону.  Оно  всегда  хорошо  ему  служило,  хотя  Андрей  мало  о  нем
заботился, больше нагружал, и теперь он уговаривал себя:  ну  побыстрее,
побыстрее же, ну постарайся, ты же тренированный мужик, все можешь...
   Как всегда  в  такие  минуты,  он  ни  о  чем  не  думал,  ничего  не
анализировал и ничего не боялся. Он знал, что должен успеть,  и  поэтому
знал, что успеет. Рядом тяжело плюхнулся Полевой.
   - Куда?!
   - Правее!
   В ботинках были вода и песок со стройки.
   Он должен успеть и успеет.
   Он точно знает, что это происходит именно сейчас.
   На бегу он достал из-под куртки пистолет и снял его с предохранителя.
***
 
   Клавдия вздрогнула и оглянулась. Прямо на нее шел  неизвестно  откуда
взявшийся человек. Он был высокий и красивый,  и  в  опущенной  руке  он
держал что-то очень похожее на пистолет.
   На Клавдию напал столбняк.
   Она просто стояла и смотрела,  как  он  приближался,  стремительно  и
изящно, как танцор.
   Деваться ей было некуда. Крикнуть она не могла,  да  никто  бы  и  не
услышал ее крика.
   Она растерянно оглянулась по  сторонам,  потом  снова  посмотрела  на
него, зная, что сейчас он ее убьет.
   И улыбнулась нерешительной улыбкой.