сь. - В машине додумаешь.
***
 
   - Леонид Андреевич, - сказал майор Ларионов спокойно, -  все-таки  вы
должны объяснить нам, где вы были ночью первого сентября. Мы установили,
что дома вас не было, так что давайте примем  этот  печальный  факт  как
данность, и вы постараетесь больше нам не врать. Идет?
   В шикарном  кабинете  повисло  молчание.  Это  было  такое  огромное,
плотное, объемное молчание, что его можно  было  разрезать  на  куски  и
продавать за хорошие деньги любителям тишины. Леонид Андреевич  Мерцалов
медленно поднялся из кресла, в котором, очевидно, читал по вечерам,  или
принимал пациентов, или покуривал короткую английскую трубку,  подставки
для  которой  были  расставлены  во  всех  комнатах.  Он  воздвигся  так
величественно и монументально, что Андрей понял: возиться с  Мерцаловыми
они будут очень долго, а время катастрофически  уходило.  Он  прямо-таки
чувствовал этот  песок,  стекающий  между  его  грубых  пальцев.  Песок,
который он никак не мог удержать в горсти и от которого  зависела  жизнь
Клавдии Ковалевой, в этом он не сомневался.
   - Я была совершенно уверена, что этим все и закончится, -  в  плотной
тишине  сказала  Лидия  Петровна  Мерцалова,  обращаясь  к  мужу.  -  Не
нервничай, Леня, я прошу тебя, все разъяснится.  Я  сейчас  же  пойду  и
позвоню....
   Но Андрей не желал ничего слушать про министра внутренних дел  и  его
супругу.
   - Если вы хотите звонить нашему начальству, Лидия Петровна, -  сказал
он галантно, - то вам придется подождать, пока мы уйдем. До  тех  пор  к
телефону вы не подойдете. Я  не  предъявляю  вам  никаких  обвинений,  я
просто хочу знать, где был Леонид Андреевич в ту ночь. Я  знаю,  что  он
поехал искать Сергея и что вы, Лидия  Петровна,  несколько  раз  звонили
своему младшему сыну и очень волновались потому, что его не  было  дома.
Где был ваш муж? И где был ваш сын?
   Впервые в жизни Андрей своими глазами увидел, как у человека  пропало
лицо. Оно только что было и даже выражало негодование и презрение и  еще
какие-то сложные чувства, и вдруг оно исчезло.  Лица,  по  крайней  мере
того, что было, внезапно не стало. Оно превратилось в жалкую и  страшную
маску, отдаленно похожую на то, прежнее, очень  благородное  и  красивое
лицо Лидии Петровны Мерцаловой.
   Андрей отвернулся.
   Уцепившись длинными костлявыми пальцами за край стола,  Мерцалов-отец
сел обратно в кресло, и рука его как будто  помимо  его  воли  бессильно
поехала по наборной  деревянной  крышке  и  потащила  за  собой  бумаги,
газеты, ручки, подставку для щегольской английской трубочки.
   Андрей смотрел, как все это исчезает за краем  стола  и  с  шуршанием
валится на пол.
   Ему было совершенно наплевать на этих людей. Он не верил в их чувства
и не хотел им  сочувствовать.  Они-то  как  раз  были  для  него  просто
работой.
   Сергей не был. И Ирина не была. И Клава Ковалева не была тоже. А  эти
двое интересовали майора Ларионова постольку, поскольку  могли  сообщить
ему нечто такое, чего он пока не знал сам.
   - Мы ждем, - сказал он майорским голосом. - Поторопитесь, пожалуйста.
   - Да, - даже не сказал, а выдохнул Леонид Андреевич Мерцалов  и  стал
шарить рукой по столу в поисках своей трубочки. Очевидно, он  так  и  не
увидел, что свалил все на пол. - Да. Нам следовало догадаться, что вы  в
конце концов все-таки узнаете. Я так и думал, я знал, что так и будет...
   - Леня, перестань, - приказала  Лидия  Петровна,  но  как-то  жалобно
приказала, без прежнего королевского высокомерия.
   - Лида, Лида...  -  забормотал  Леонид  Андреевич  и  прикрыл  глаза.
Морщинистые веки  дрожали,  на  старческих  ресницах  показались  слезы.
Андрей смотрел ему в лицо,  и  ему  казалось,  что  он  присутствует  на
репетиции трагедии "Макбет". От злости у него даже задергалась жилка под
левым глазом - верный признак скорого взрыва бешенства.
   - Да! - вдруг снова страстно воскликнул Леонид Андреевич. -  Да!  Мне
придется сказать вам, но знайте, что он ни в чем не может быть  виноват.
Ни в чем... Он просто очень самолюбивый, очень ранимый  и  очень  гордый
мальчик.
   - Кто? -  спросил  Полевой,  которому  тоже  надоела  вся  эта  почти
шекспировская петрушка. - О ком вы говорите?
   - О своем сыне, - сказал Леонид Андреевич. - Он не мог убить  Сережу.
Нет, не мог.
   - Наш сын никогда не мог бы... - заговорила Лидия Петровна и  прижала
руки к груди. - Вы должны это понять, и если  только  у  вас  есть  хоть
капля разума...
   - У вас было два сына, - перебил Андрей. - Два. Вы не помните?
   Он вытер о джинсы влажные руки - привычка, от которой лет десять  его
отучала мама. И почти отучила.
   - У нас был один сын! - вскрикнула Лидия Петровна, и в голосе  у  нее
зазвучали слезы. - Мы взяли мальчика из детдома потому, что у нас  много
лет не было детей. Мы ждали, надеялись, а потом решились на усыновление.
Мы долго выбирали, искали подходящего, потому что возиться  с  младенцем
нам  совсем  не  хотелось,  мы  всегда  много  работали.   Кроме   того,
наследственность... Мы не могли взять  первого  попавшегося  ребенка.  А
вдруг у него оказались  бы...  -  Она  умолкла  на  секунду,  и  муж  ей
подсказал:
   - Отклонения.
   - Да,  отклонения,  -  уцепившись  за  это  слово,  продолжала  Лидия
Петровна. - И надо же было так сложиться, что через год  у  нас  родился
Петя! -  Лицо  у  нее  просветлело.  -  Наш  собственный,  замечательный
мальчик. Наш наследник. Наша плоть и кровь. Решение всех наших  проблем,
воплощение мечты...
   - И детдомовский пацан стал  вам  не  нужен,  -  Андрей  закурил,  не
спрашивая разрешения. - Но сдать его обратно вы не решились потому,  что
это испортило бы вашу репутацию. Так?
   - Вы что? - поразилась Лидия Петровна, и  на  миг  из-под  ее  нового
постаревшего  и  страдающего   лица   выглянуло   старое,   красивое   и
величественное. - Осуждаете нас?
   - И не думаем даже, - заверил Полевой насмешливо. - Как можно...
   - Мы вырастили его и дали образование.  Мы  выполнили  свой  долг,  -
сказала Лидия Петровна высокомерно, - но он как был,  так  и  остался...
чужим. Он все и всегда делал по-своему, начиная с того, что внезапно  из
восьмого класса ушел в медицинское училище. А потом его женитьба, и  все
остальное...
   - Он оказался более талантливым, чем ваш Петя, да? - спросил  Андрей.
- Он стремился быть Мерцаловым даже больше, чем вы. Он  был  Мерцалов  с
головы до ног.  Он  даже  медициной  стал  заниматься  потому,  что  ему
хотелось доказать вам, какой он настоящий Мерцалов. А Мерцаловым был  не
он, а Петя.
   - Да как вы смеете говорить нам это?! - Лидия Петровна пошла пятнами,
и ее худая рука сжалась в кулачок. - Что вы знаете о нас,  чтобы  делать
такие выводы?!
   - Я знаю о вас достаточно, -  уверил  Андрей.  -  Вполне  достаточно,
Лидия Петровна. Сергей оказался более Мерцаловым,  чем  ваш  сын,  и  вы
этого ему так и не простили. И Ирину не простили,  которая  любила  его.
Верно?
   Опять повисло молчание. Андрей докурил и затушил сигарету.
   - Ближе к делу, пожалуйста, - сказал он сухо.  -  Что  произошло  той
ночью?
   - Ирина позвонила нам и оставила сообщение, что Сережа ушел с собакой
и не вернулся, - несчастным голосом продолжал  Леонид  Андреевич.  -  Мы
испугались. Мы знали, что в последнее  время  он  только  и  делал,  что
ссорился с Петей, заставлял его жениться на этой девице, грозил, что  не
будет  давать  ей  деньги,  что  позвонит  Тихонову,  у  которого   Петя
работал... А у Пети  только-только  все  стало  налаживаться,  в  смысле
работы...
   - И личной жизни, - вставила Лидия Петровна,  деликатно  сморкаясь  в
платок. - Он стал встречаться с Машей Тихоновой, дочкой профессора, и мы
были так рады... Но с Сергеем же никогда и  ни  о  чем  невозможно  было
договориться... Он всю  жизнь  шел  напролом  и  совершенно  отказывался
принимать во внимание интересы других...
   И покупал вам мебель, и возил  вас  на  курорты,  и  содержал  вашего
внука, хотя вовсе не обязан был этого делать. Он думал, что в ответе  за
всю семью, и хотел, чтобы эта семья  в  конце  концов  признала  бы  его
своим. А она никак не признавала.
   Андрей вытащил из пачки следующую сигарету и  прикурил  ее  только  с
третьего раза. На родителей Сергея Мерцалова он не мог смотреть.
   - Мы подумали, что, может быть, Петя... Тем более  что  его  не  было
дома. Мы думали, что Петя наконец не выдержал давления, которое на  него
оказывал Сергей, и сделал что-нибудь непоправимое... - Леонид  Андреевич
закрыл лицо рукой. - Мы так боялись.... Нет, вы не  подумайте,  мы  даже
представить себе не могли...
   - Вы поехали к Сергею, - сказал Андрей, морщась от  того,  что  дымом
тянуло ему прямо в глаза. - Вы не стали подниматься к Ирине, а  пошли  в
скверик, где обычно Сергей прогуливал свою собаку. Вы искали его, потому
что были готовы к тому, что он убит. И нашли. Нашли?
   - Нашел, - сказал Леонид Андреевич и заплакал. - Но поймите, я  сразу
понял, что это... это... не Петя. Это было сделано  так  чудовищно,  так
ужасно... - Он всхлипнул.
   - Вы увидели своего мертвого сына и не  вызвали  милицию?  -  спросил
Полевой.
   - Я не мог. Я не мог. А  вдруг  это  все-таки...  Я  не  мог  вызвать
милицию. Я понял, что никто и ничем ему уже не поможет, и поехал  домой.
Потом мы искали Петю.
   - Мы провели чудовищную ночь, -  сказала  Лидия  Петровна.  -  Просто
чудовищную.
   - Ну да, - сказал Андрей. - Конечно.
   Ему очень хотелось что-нибудь сломать. И еще он подумал о Клавдии. Он
приедет вечером домой, обнимет ее, одетую в его свитер, и  не  отпустит,
пока не придет в себя. А приходить в себя ему придется очень долго.
   Он не знал, как это трудно - не просто работа.
   - Вы нашли вашего Петю? - спросил Полевой. Голос у него был холодный.
   - Да, - кивнул Леонид Андреевич. - Он был,  как  это  ни  странно,  у
этой... На которой Сергей хотел его женить. Сергей заезжал к ней днем  и
заставил Петю явиться тоже для такого... решительного  объяснения,  и  у
нее они снова... ужасно поссорились, но  вечером  Петя  почему-то  опять
поехал к ней...
   - Почему бы это? - спросил Андрей, и Игорь тронул его за плечо.
   Леонид Андреевич поднял на них несчастные  глаза,  похожие  на  глаза
старой больной собаки.
   - Но по крайней мере мы поняли, что Петя не мог убить Сережу. Он  был
у этой... часов с десяти, наверное.
   - Это он вам так сказал? - спросил Полевой. Леонид Андреевич кивнул.
   - Вы успокоились и стали  ждать  утра,  когда  Ирина  наконец-то  вам
дозвонилась, - заключил Андрей. - Мило.  Очень  мило  и  элегантно.  Все
должно быть в полном порядке, и Петя должен быть в полной  безопасности.
А Сергею все равно ничем помочь было нельзя.  Очень  мило  -  И,  дернув
плечом, он сбросил руку Полевого. - У вас просто замечательная семья.  И
сын тоже удался. Не Сергей, а тот, настоящий. Мы за вас искренне рады.
   - Если вы решили свалить это грязное дело  на  Петю,  я  предупреждаю
вас, что.... - встрепенулась Лидия Петровна.
   - Не надо меня предупреждать! - Андрей  поднялся,  и  следом  за  ним
поднялся Игорь. - Ваш Петя - слизняк. Избалованный, слабый, трусливый  и
подлый. Радуйтесь. Ребенок - настоящий, а не приемный,  -  вышел  у  вас
просто замечательный. Если он убил Сергея, то я это докажу кому  угодно.
Хоть министру внутренних дел, хоть председателю Верховного суда. Если не
он, получите его в полное и безраздельное  владение  на  всю  оставшуюся
жизнь. Ясно вам?
   Он пошел к двери, остановился и оглянулся. Глаза у него были бешеные.
   - Только у вас уже нет Сергея, который будет тащить на  хребте  Петю,
его жен, детей, любовниц и разгребать Петин навоз.
   Они вышли на лестничную площадку, и Андрей все-таки бахнул кулаком  в
пластиковые двери лифта.
   - Ах, сволочи, - сказал он, не разжимая зубов, - ах, какие сволочи...
***
 
   На улице они разделились. Игорь поехал к Элеоноре  Ковровой  и  к  ее
отцу, а Андрей  вернулся  на  работу.  Время  неумолимо  приближалось  к
четырем.
   Он  не  стал  слушать  никаких  историй  о  кончине  Юрия   Петровича
Василькова, отложив это на вечер, и услал Диму с Ольгой в архивы, искать
родителей Клавдии  Ковалевой  и  Сергея  Мерцалова.  Он  был  совершенно
уверен, что это небыстрое дело за полдня сделано быть никак не может, но
от недостатка времени у него шевелились волосы  на  затылке  и  холодела
спина,  как  будто  кто-то  беспрестанно  шептал  ему:   ты   опоздаешь,
опоздаешь, ты уже почти опоздал...
   Он налил себе кипятка - ни кофе, ни даже чая на этот раз ни у кого не
было - и сел подумать.
   Дело не в Юрии Петровиче Василькове, кем бы он ни  был.  Дело  скорее
всего и не в Мерцалове Пете, которому слежка за братом  была  совершенно
не нужна, он мог убить его и без всякой слежки. И не в Элеоноре.
   Элеоноре убивать Сергея  и  вовсе  не  было  никакого  смысла.  Зачем
убивать пресловутую курицу, несущую золотые яйца?
   У Клавдии два раза вырывали сумку. Первый  раз  ее  тут  же  вернули,
потому что в ней не оказалось паспорта. Нужен был именно паспорт. Зачем?
Чтобы с точностью установить, что  это  именно  она,  Клавдия  Ковалева,
прописанная там-то и там-то. Человек, который следил  за  ней,  хотел  в
последний раз с точностью удостовериться, что это именно она.  Очевидно,
он не знал ее в лицо и никогда до этого не видел  и  не  мог  допустить,
чтобы произошла досадная ошибка. Чтобы он убил кого-то другого.
   Он хотел быть точно уверен, что убивает именно Клавдию Ковалеву.
   Зачем?
   Зачем он убил Сергея Мерцалова и собирался убить Клавдию Ковалеву?
   Детдомовские дети.
   Сергея усыновили в семь лет, а Клавдия так  никому  не  приглянулась.
Они выросли в разных детдомах и скорее  всего  никогда  не  видели  друг
друга.
   Что они могли знать? Кому они могли мешать?
   Что-то, случившееся в детстве и до сих  пор,  спустя  почти  тридцать
лет, имеющее значение?
   Что же? Что?!!
   Андрей подтянул к себе один из альбомов, которые  привезли  от  Ирины
Мерцаловой.
   Это свадьба. Глупые счастливые лица молодых, испуганные -  родителей.
Родители только Ирины, родителей Сергея не видно. Интересно,  они  и  на
свадьбе не были?! Какие-то студенческие сборища - лыжи, костры, гитары и
портвейн  "Три  семерки".  Это  все  нам  знакомо,  это  все   мы   тоже
проходили... Соревнования. Картошка. Какая-то очень серьезная  аудитория
слушает Сергея Мерцалова, стоящего за кафедрой. Диплом? Кандидатская?
   Андрей открыл второй альбом.
   Опять серьезный мальчишка с  удочками  и  холодное  озеро  на  заднем
плане. Школа, первое сентября. Теперь он не просто серьезный, теперь  он
хмурится, совсем как взрослый, а ему лет восемь, наверное.
   Незаурядным человеком был Сергей Мерцалов. Он не возненавидел  брата,
который взял да и лишил  его  всякой  надежды  на  родительскую  любовь,
просто так, по праву рождения. Он всю жизнь потом носился с этим братом,
ухаживал, устраивал, содержал...
   Открытка с лютиками - поздравление маме на Восьмое  марта.  Еще  одна
старая открытка  с  неестественно  красивой  женщиной.  Подцепив  ее  за
уголок, Андрей вытащил эту открытку. Интересно, какого она года выпуска?
По виду гораздо старше Сергея Мерцалова.
   Все верно, открытка была  начала  пятидесятых  годов,  и  у  женщины,
изображенной на ней, даже оказалось имя.  Ее  звали  Наталья  Рогожская.
Интересно, кем она была, тогдашняя знаменитость? Актриса? Певица? И  как
она попала в альбом?
   Продолжая рассеянно изучать фотографию, Андрей набрал номер.
   - Ирина Николаевна, - заговорил он, терпеливо дослушав  автоответчик,
- это снова Ларионов.
   - Да? - спросила она. - Я слушаю вас, Андрей.
   - Спасибо вам за альбомы, - поблагодарил он  неловко.  -  Они  уже  у
меня. Вы не  знаете,  откуда  у  вас  в  альбоме  такая...  типографская
фотография Натальи Рогожской? И кто она такая?  Я  о  такой  актрисе  не
слышал даже.
   - Она была не актриса, - сказала Ирина. - Она  была  певица.  Пела  в
оперетте и, говорят, была знамени - та. Мои родители, например, ее очень
хорошо помнят. А в альбоме она  оказалась...  Это  Сережина  фотография,
Андрей. Она у него была в детдоме. Единственное, что осталось у него  от
настоящей семьи. Так он мне, по крайней  мере,  рассказывал.  Он  долгое
время был уверен, что она его настоящая мать, но она, конечно,  никакого
отношения к нему не имела....
   - Откуда это известно? - перебил Андрей.
   - Лидия Петровна и Леонид Андреевич, прежде  чем  усыновить  Сережку,
целое расследование провели, и Наталья Рогожская оказалась совсем ни при
чем.
   - А кто при чем? - спросил Андрей.
   - Мы так и не узнали, Андрей. Его мать  умерла,  а  про  отца  вообще
никаких  данных.  Наверное,  эта  фотография  была  у  них  дома  и  он,
маленький, почему-то схватил ее, когда его увозили... в детдом. Он любил
ее и берег, как ребенок бережет медведя, с которым спал в детстве.
   - Понятно, - сказал Андрей. - Понятно,  спасибо...  Клавдия  Ковалева
тоже выяснила, что ее мать умерла, а про отца сведений никаких нет.
   Андрей бросил фотографию на стол и поднялся, чтобы  включить  чайник.
Что-то опять захотелось кипятку.
   Дождь не переставая шелестел за окнами, и  было  пасмурно,  сумрачно,
маетно. Серые тени скользили по комнате и пропадали  в  углах.  Опершись
руками о подоконник, Андрей смотрел вниз, во двор и ждал, когда  закипит
чайник. Чайник уютно, по-домашнему шумел, и  в  прокуренной  выстуженной
комнате становилось теплее.
   Скорей бы выходные, что ли...
   Андрей налил кипятка в кружку и посмотрел с тоской. Пить кипяток было
противно, но  больше  пить  было  нечего.  Осторожно  держа  кружку,  он
повернулся, чтобы идти к столу, и замер. Фотография  на  столе  в  сером
предвечернем  свете  видоизменилась,  изображение  как  будто   поплыло,
смялось, и Андрей увидел то, чего никак не мог увидеть раньше.
   Он обжегся, замычал, ткнул кружку на подоконник и посмотрел еще  раз.
Он был уверен, что не ошибается.
   - Черт возьми, - сказал он сам себе и поднял фотографию к  глазам.  -
Вот черт возьми...
 
*** 
 
   Клавдия сидела  и  распечатывала  на  компьютере  латинские  названия
лекарств, чтобы потом их можно было приделать  на  выдвижные  ящики.  Ее
смена  закончилась  два  часа  назад,  но,   строго   следуя   Андреевым
инструкциям, она не ушла, а уселась за работу, до которой ни у  кого  не
доходили руки. И не дошли бы, если б не Ларионов и его распоряжение.
   Клавдия печатала, изредка сверяясь с длиннющим  списком,  вздыхала  и
думала об Андрее.
   Он неизвестно зачем позвонил ей утром, он сказал ей,  что  приедет  и
заберет ее, и она целый день осторожно нюхала воротник  его  свитера,  в
который была одета. Воротник очень слабо, почти неслышно, пах Андреем, и
Клавдию это радовало.
   - К телефону, Клава,  -  крикнула  пробегавшая  мимо  заместительница
Наталья Васильевна. - В зал, к телефону, Клава!
   Клавдия вздрогнула и уронила на пол списки, в которые смотрела.
   Ларионов. Неужели Андрей? Больше вроде и некому...
   - Да! - сказала она в трубку. - Я слушаю!
   И отвернулась от  Лиды,  которая  улыбалась  ее  поспешности  и  явно
прислушивалась.
   - Клава, это я, - сказал в трубке страдающий Танин голос. - Я  только
приехала, еще даже в ванну не влезла. Ты как?
   Клавдия была так разочарована, что ей стало стыдно. Танька  десять  с
лишним лет была ее самой лучшей подругой, а она, Клавдия, даже не  может
себя заставить обрадоваться!
   - Ау! Клава! - позвала из трубки Танька. - Что с тобой?  Или  это  не
ты?
   - Это я, - призналась Клавдия, - и со мной ничего. У меня вчера опять
сумку отняли и обратно уже не вернули. В сумке был  паспорт.  Твой  брат
сказал, что паспорт здесь имеет первоочередное значение.
   - Что? - переспросила Таня. - Ты что? Бредишь, Ковалева? Опять сумка?
И на этот раз еще и паспорт?!
   - Да, - сказал Клавдия. - Он меня толкнул, я упала, разбила  коленки,
вымочи