а, - огрызнулся Мерцалов. - И не надо  меня
запугивать. Вы меня на вранье не поймали.
   Как сказать, пронеслось в голове у Андрея, и тоном Глеба  Жеглова  он
изрек внушительно:
   - Когда поймаю, поздно будет, Петр Леонидович...
   - Господи, да это совсем пустяковый вопрос!  -  вдруг  вскипел  Петр.
Очевидно,  решение  было  принято.  -  Какое  это  имеет   значение!   Я
познакомился с Элеонорой тогда же, когда и Сережка. Четыре  года  назад.
На Крите.
   Этого Андрей не ожидал.
   Значит, кроме жены и детей, на этом чертовом Крите с  Мерцаловым  был
еще брат?!
   - Как вы с ней познакомились?
   - На танцах, - буркнул Петр. - Ну, мы все пошли на танцы. Серега, я и
его пацаны. Ирка попозже подошла. Ну,  и  познакомились.  Она  сразу  на
Серегу запала...
   - Что значит "запала"?
   - Вы что? - прищурился  Мерцалов-младший.  -  Не  знаете,  что  такое
"запала"?
   - Нет, - честно сказал майор Ларионов. - Не знаю.
   - Понравился он ей, - простонал Петр. - Она  прямо  слюной  исходила.
Пока Ирка не пришла...
   - Он часто изменял жене?
   - Я не знаю! - взорвался Петр. - Я не  знаю  ничего  про  его  личную
жизнь! Он взял ее к себе в институт, эту Элю, она стала у него работать,
а потом я от него ушел. Знаю, что сын у нее родился. Но это все знают...
   - Когда вы видели ее в последний раз?
   - А что? - вдруг спросил Петр. - Ее тоже прикончили?
   Может, Андрею показалось, а может, и в  самом  деле  в  голосе  Петра
Мерцалова прозвучала смутная надежда.
   - Пока жива, слава богу, - сказал Андрей  сухо.  -  Так  когда,  Петр
Леонидович?
   - Никогда, - сказал Мерцалов. - Господи, почему я должен отвечать  на
какие-то совершенно идиотские вопросы?! Я не помню, когда  я  ее  видел.
Давно. В институт я не заезжал, а кроме института, мне видеть ее негде.
   - Понятно, - сказал Андрей. - Ваши родители знали о том, что у Сергея
есть еще внебрачный ребенок?
   - Спросите родителей, а? Я не могу за них отвечать!
   - Значит, вы этот вопрос в семье не обсуждали?
   - Нет! Не обсуждали! - Петр нервно закурил. Вновь он нервничал как-то
ненатурально. Сверх всякой меры, как  тогда  хорохорился.  -  Понимаете,
мама очень обиделась на него, когда он женился на Ирке.  Он  все  сделал
очень в своем духе. Пришел и сказал: "Я женился". Только  и  всего.  Ира
маме не очень нравилась.
   - Почему?
   - Ну, она из очень простой семьи, и так далее... И потом Сергею  было
всего двадцать лет, он только учиться начал. Что это за семейная жизнь?
   Ира не нравилась маме, и мама моментально выставила  и  ее,  и  сына.
Сильная, должно быть, женщина.  Андрей  вдруг  подумал,  что  именно  он
должен был бы сделать, чтобы мать  выставила  его  из  дома.  И  не  мог
придумать.
   - Хорошо, - сказал Андрей, хотя ничего хорошего в этом не было. - Чем
Сергей объяснял тот факт, что за ним следят?
   - Ничем, - ответил Петр, подумав. -  Он  сам  не  знал,  кто  за  ним
следит.  Да  ему  никто  и  не  верил,  кроме  Гольдина.  Гольдин,  сами
понимаете, не мог не верить, потому что  он  -  Сережкина  тень.  Верный
оруженосец Санчо Панса. Он бы не поверил, а Серега бы  того...  зарплату
ему не дал.
   - Он часто не давал ему зарплату?
   - Да не знаю я! Я просто так  сказал.  Меня  их  дела  совершенно  не
касались, я вам уже об этом докладывал. Что вы все  топчетесь  на  одном
месте?!
   - Мы топчемся потому, что нам необходимо прояснить ситуацию  во  всех
деталях, - терпеливо объяснил Андрей. - Кто вам сообщил о гибели Сергея?
   - Отец, - ответил Петр и как-то сник. - Он позвонил утром и сказал...
   - Во сколько это было?
   - Я не помню, - признался Петр. - Честное слово, начальник.  Все  так
закрутилось после этого, что даже приблизительно сказать не могу. Утром.
   - Какая у вас машина?
   - И это вам надо? - почти зарычал Петр. -  Я  уже  вам  говорил,  что
брата я не убивал. Или вы хотите искать там отпечатки моих шин?
   - Не хочу, - сказал Андрей. - Так какая?
   - "Шкода Фелиция". -  Петр  криво  усмехнулся.  -  До  "Фольксвагена"
последней модели, как у братишки, я еще не дорос.
   - Понятно, - сказал Андрей. - Ладно,  Петр  Леонидович.  Большое  вам
спасибо. Но все же сказать вам: "прощайте"  я  не  могу.  Наверное,  нам
придется еще встретиться...
   - Я вам тоже не скажу - "с удовольствием", - буркнул  Петр,  провожая
Андрея к выходу.
   - Я забыл сигареты, - внезапно спохватился Андрей. - И  зажигалку.  Я
без них пропаду.
   Петр ринулся за сигаретами и зажигалкой  так,  как  будто  его  гнали
палкой. Ему очень хотелось избавиться наконец от майора.
   В два шага  очутившись  рядом  с  телефоном,  Андрей  вынул  из  него
кассету, сунул в карман и снова включил.
   Кассета негромко пластмассово звякнула  в  кармане.  Там  лежала  еще
одна,  точно   такая   же,   вынутая   из   автоответчика   в   квартире
Мерцаловых-старших.
   Вернулся Петр Мерцалов, неся его сигареты в вытянутой руке.
   - Спасибо, - сказал Андрей душевно. - До свидания.
   - Пока, - буркнул Петр.
   На улице Андрей огляделся, но "Шкоды" не обнаружил. Он обошел  вокруг
дома и увидел ее, одну-единственную, на асфальтовом пятачке, пока еще не
заставленном  "ракушками".  "Шкода"  была  новенькая,  синенькая,  очень
чистая, несмотря  на  дождь  и  грязь  последних  дней.  Очевидно,  Петр
Мерцалов, как и Андрей Ларионов, любил свою машину.
   Размышляя, Андрей вернулся к своей машине, уселся за руль  и  включил
зажигание.  Нужно  будет  остановиться  где-нибудь  возле   телефона   и
позвонить Игорьку Полевому. Может, конечно, все это глупости и чушь, то,
что он придумал, а может, и нет.
   В то, что Сергея Мерцалова прикончили какие-то  неизвестные  бандиты,
Андрей Ларионов совсем не верил.
   Конечно, все нужно еще десять раз проверить. Особенно  того  убогого,
который взял да и смотался в Литву. Кретин...  Все  равно  ведь  найдем.
Найдем, за рога  приведем  и  на  все  вопросы  заставим  подро-обненько
ответить. Хотя вряд ли это тот, кто нам нужен.  Он  при  виде  трупа  за
живот схватился и в кусты побежал, где его наизнанку вывернуло.  Где  уж
такому убить...
   Тогда кто?
   Брат? Все-таки брат?
   Дима Мамаев,  чувствуя  себя  полным  идиотом  в  костюме  за  тысячу
долларов и с чемоданом из мягкой  черной  лайки  в  руках,  втиснулся  в
телефонную будку. Сунуть чемодан в машину он не решился, боясь, что  его
тотчас же сопрут.
   И чемодан, и костюм принадлежали брату Павлику, который,  когда  Дима
попросил его подкинуть на время каких-нибудь вещей  поприличней,  привез
целый узел барахла, вывалил его на Димин диван  и  сказал  -  пользуйся.
Брат Павлик к вещам был патологически равнодушен, покупал их только  для
того,  чтобы,   как   он   выражался,   "поддерживать   статус-кво"   на
всяких-разных бизнес-мероприятиях.
   Костюм и чемодан  понадобились  Диме  для  визита  в  контору  "Интер
трейдинг", заправлял которой не  вовремя  смывшийся  Евгений  Васильевич
Бойко. В отличие от закосневших на работе  коллег,  Дима  был  абсолютно
уверен, что врача убил  именно  он.  Иначе  чего  бы  ему  было  в  бега
кидаться?!
   Майор Ларионов сказал, что в бега он  кинулся  скорее  всего  потому,
что, возможно,  знает  убийцу.  Или  подозревает  кого-то.  Вот  Ольгуня
сегодня по Институту кардиологии с его  фотографией  походит,  и  станет
ясно - он приходил к Мерцалову третьего августа или не он.
   Дима был точно уверен, что он, но Димина  уверенность,  к  сожалению,
еще ничего не доказывает.
   В "Интер трейдинге" конспиратор Дима с ужасом вспомнил, что забыл про
самую главную деталь маскарада - мобильный телефон. Вряд ли  Павлик  дал
бы ему свой мобильный,  потому  что  он  сам  трепался  по  нему  каждые
полчаса, но все-таки нужно было попросить.
   К счастью, на отсутствие такой важной детали никто, кажется, никакого
внимания не обратил.
   В конторе царила некая паника.
   Дима изложил менеджеру целую историю о том, что хотел бы  попробовать
вложить деньги в какие-нибудь  ценные  бумаги,  котирующиеся  сейчас  на
бирже, но менеджер его едва слушал.
   Диме было обидно,  потому  что  он  весь  вечер  потратил  на  добычу
сведений о ценных бумагах у своего давнего приятеля,  который  уже  года
два работал брокером и в ценных бумагах все понимал.
   В конце концов Дима не выдержал и спросил, что случилось.
   - Да понимаете, наш генеральный сейчас в командировке, - доверительно
сообщил менеджер, - а мы только что узнали, что умер  один  наш  клиент.
Сердце... Он председатель одной благотворительной  организации,  которая
тоже вкладывала деньги в ценные бумаги.
   - Крупный  клиент?  -  спросил  Дима,  и  в  тоне  его  чувствовалось
корпоративное сочувствие.
   - Крупный, - согласился менеджер с тоской. - Крупный и...  давний.  И
генеральный, как назло...
   - А что за фонд? - спросил Дима. - Известный?
   - Довольно известный, -  согласился  менеджер.  -  "Русский  меценат"
называется, Они всякие  благотворительные  акции  проводят,  концерты...
Слышали, наверное, да?
   - Какие солидные  у  вас  клиенты,  -  сказал  Дима,  не  имевший  ни
малейшего представления - солидный клиент  фонд  "Русский  меценат"  или
нет.
   Менеджер польщенно улыбнулся и предложил Диме ознакомиться  со  всеми
возможными вариантами обогащения с помощью ценных бумаг.  Чувствовалось,
что ему до смерти хотелось выбежать из комнаты и  наконец  поговорить  с
кем-нибудь обо всех невиданных и неслыханных событиях.
   Вооружившись десятком  различных  рекламных  бумажек  о  деятельности
компании "Интер трейдинг", Дима вышел  из  бетонно-стеклянного  офиса  и
втиснулся в телефон.
   - Игорь, - сказал он, когда Полевой снял трубку, - а майора нет?
   - Вечером будет, - сказал Полевой. - Передать чего?
   - Основной клиент нашего друга Бойко, - сказал Дима, пытаясь говорить
так, как всегда говорил майор, - помер от  сердечного  приступа.  Вчера.
Какой-то благотворительный фонд "Русский меценат". Знаешь такой?
   - Не-а, - сказал Игорь. - Да это  очередная  отмывочно-полоскательная
контора скорее всего.
   - Как ты думаешь, сходить мне туда?
   - Куда? - не понял Игорь. - В фонд?
   - И в фонд, и к этому, который помер. Проясню, от чего  он  на  самом
деле помер...
   - Попробуй, - сказал Игорь  задумчиво.  -  Попробуй.  Вот  интересные
дела,  а?  Еще  и  меценат  помер...  Только  когда  пойдешь,   придумай
чего-нибудь поумнее, ладно? В том смысле, зачем пришел и все такое.
   - Ладно, - сказал Дима, слегка уязвленный. - Придумаю.
   Он повесил  трубку,  кое-как  вылез  из  будки  и  вытянул  за  собой
портфель. Эта деталь мужского туалета очень мешала ему. Он не знал,  как
с ней обращаться, и  все  время  боялся  где-нибудь  ее  оставить.  Мама
надерет ему уши, если он потеряет этот треклятый  портфель.  Подумав  об
этом, он засмеялся и пошел  к  машине.  Адрес  благотворительного  фонда
"Русский меценат", записанный на бумажке, лежал у него в кармане.
 
*** 
 
   Дача Сергея Мерцалова в Ильинском ничем не отличалась  от  окружающих
ее, точно таких же "новорусских" домов.
   Красный и розовый кирпич, башенка с флюгером,  стеклопакеты,  матовые
шары фонарей вдоль  желтой  дорожки,  засыпанный  листвой  газон.  Дождь
шуршал по опавшим листьям, барабанил в крышу Андреевой  машины,  поливал
забытого на лужайке пластмассового коня.
   При виде этого  коня  у  Андрея  стало  противно  в  животе  и  очень
захотелось курить.
   Ворота были открыты настежь, но на участок майор Ларионов заезжать не
стал, оставил машину по ту сторону забора.
   Может, все-таки покурить, пока  его  никто  не  заметил,  подумал  он
воровато. Или воздержаться?
   Дверь распахнулась, и он увидел Ирину Мерцалову.
   - Здравствуйте, - сказала она сквозь дождь. - Проходите.
   Он был уверен, что женщина не может выглядеть страшнее, чем выглядела
Ирина Мерцалова в тот первый день, когда Андрей  ее  увидел.  Оказалось,
что может. У нее было даже не бледное и даже не синее, а изжелта-зеленое
лицо с коричневыми тенями вокруг глаз и висков. Как будто за два дня она
заболела какой-то тяжелой болезнью, и  эта  болезнь  вот-вот  убьет  ее.
Волосы заложены за уши, как у  девочки  из  приюта.  Свитер  болтался  и
шевелился на ней так, как будто внутри его никого не было.
   - Что же вы остановились? - спросила она. - Дождь ведь.  Проходите  в
дом.
   Он остановился потому, что ему было страшно. Страшно смотреть на нее,
страшно разговаривать, страшно думать о том, что будет с  этой  женщиной
дальше.
   - Я иду, - сказал он глухо, - спасибо.
   Он долго снимая ботинки в просторной передней. Такая вдруг навалилась
тоска, что он никак не мог с ней совладать.
   -  Кофе  будете?  -  спросила  она  издалека.  -  Впрочем,  зачем   я
спрашиваю...
   - Ирина Николаевна, - сказал Андрей, и  собственный  голос  показался
ему фальшивым от избытка сочувствия. - Я не смог вчера поговорить с вами
потому, что ваша свекровь....
   - Лидия Петровна -  человек  мнительный,  -  перебила  Ирина.  -  Как
большинство врачей. Если вы хотите спросить, не свихнулась ли я, то нет,
не свихнулась. Садитесь. Я только забыла, как вас зовут.
   - Ларионов Андрей Дмитриевич, - представился он омерзительно-казенным
тоном.
   Эта кухня вся была из желтого солнечного  дерева.  Деревянные  стены,
деревянные полы, деревянные потолки, лавки и стол. В глиняной пепельнице
лежали запонки. Тяжелые, явно золотые запонки с черным камнем. Очевидно,
Сергей когда-то снял их и бросил в то, что было под рукой. В пепельницу.
Покосившись на выпрямленную, как будто застывшую  спину,  Андрей  быстро
вынул эти запонки и сунул на стеллаж, за книги. Подавая ему  пепельницу,
она неизбежно нашла бы их, и хотя бы от этого Андрей мог ее избавить.
   - У меня же дети, - не поворачиваясь к Андрею,  вдруг  сказала  Ирина
Мерцалова. Она равномерно мешала  в  турке  кофе.  -  Дети.  Нет,  я  не
свихнусь.
   Кофе стремительно поднялся ноздреватой коричневой  шапкой,  перевалил
через край турки, залил плиту, загасил газ.
   - Я теперь все так делаю,  -  сказала  Ирина.  -  Давайте  лучше  вы.
Умеете?
   Андрей молча вытер с плиты кофейные лужи, вымыл турку, снова  насыпал
кофе и поставил его на огонь.
   - Я только не очень понимаю, зачем вы  это  делаете?  Она  сидела  за
столом, зажав коленями руки.
   - Что? - спросил Андрей, глядя в кофейную черноту.
   - Ищете кого-то. Время тратите. Его все равно не вернешь обратно.  Вы
понимаете? Он ушел и сюда больше не  вернется.  Все.  Конец  истории.  Я
опять забыла, как вас зовут.
   - Андрей. Меня зовут Андрей Ларионов.
   - Как вы думаете, мы с ним еще увидимся? - И посмотрела на  Андрея  с
заинтересованной  надеждой,  как  потерявшийся   спаниель   смотрит   на
человека, чем-то напомнившего ему хозяина.
   Только одно ее интересовало, только об одном  она  думала  неотвязно,
постоянно, истово... Как будто это думанье могло что-то изменить.
   - Я никак не могу понять, почему же он ушел? - Она потерла  лоб,  как
будто пыталась ответить на сложный научный вопрос. -  Почему  он  посмел
уйти, когда он так всем нужен? И мне,  и  Ване,  и  Грише,  и...  людям,
которых он лечил? А? Как вы думаете? Разве человек может позволить  себе
уйти, когда он так нужен?
   - Он просто не смог  остаться,  -  сказал  Андрей,  наливая  кофе.  -
Выпейте.
   - И еще я думаю о том, как я буду его  ругать,  когда  увижу.  -  Она
блаженно улыбнулась. - Он даже представить себе не может, как я буду его
ругать! За все, что он со мной сделал. За то, что бросил нас  одних.  За
то, что дети еще маленькие, они его просто обожают, а  он?!  Взял  да  и
ушел... Вы верите в загробную жизнь, Андрей?
   Он  смотрел  ей  прямо  в  лицо,  внутри  у  него  все  корчилось  от
сострадания, и глупо было в тысячный раз  спрашивать  себя,  почему  это
перестало быть работой.
   - Мой дед был сельский священник, - сказал  он.  -  В  Фирсановке.  А
прадед, отец моей бабки, всю жизнь служил у Николы на Курьих Ножках. Тот
вообще был батюшка, на всю Москву знаменитый. К нему народ за сто  верст
шел за советом и добрым словом. Бабушка рассказывала, что  к  нему  даже
Лев Толстой обращался, пока в свое отступничество не ударился...
   Ирина слушала,  как  будто  он  рассказывал  ей  волшебные  сказки  о
драконах, феях и живой воде.
   - Поэтому в загробную жизнь я верю, Ирина Николаевна, - продолжал он,
понимая, что ему повезло и он знает теперь, как можно ненадолго сдвинуть
эту женщину с ее чудовищных мыслей. - Я верю в нее так же твердо, как  в
то, что завтра снова будет восход, а сегодня вечером - закат. Иначе  все
это и вовсе бессмысленно...
   - Да-да! - сказала она почти человеческим голосом. - Вот именно! Если
нет, так это действительно совершенно бессмысленно...
   - Вы только не проговоритесь моим коллегам, - попросил Андрей. - Меня
в управлении засмеют.
   - Нет, - сказала она, как будто и впрямь  у  них  была  теперь  общая
тайна. - Не проговорюсь. Надо  же,  как  вам  повезло.  У  вас  в  семье
священники были. А у меня мама - кондитерша с "Красного Октября", папа -
инженер с ЗИЛа, и никаких священников. И никаких надежд. Маме плохо  все
время... Отец в ванной запирается и  плачет.  Ребята  тоже  чуть  что  -
ревут. Не столько от горя, сколько от того, что понять ничего не  могут,
где отец, где мать, где прежняя хорошая жизнь, почему  мы  в  отпуск  не
едем...
   Она замолчала надолго. Андрей не хотел ей мешать.
   - И мне совсем не с кем поговорить про  него,  понимаете?  -  сказала
она, глядя на Андрея с надеждой. -  Моя  сестра  кое-как  управляется  с
родителями и детьми, своими и моими. Свекровь...
   - Я видел вашу свекровь, - перебил Андрей осторожно. - Я все про  нее
понимаю.
   - Да? - спросила Ирина. - Ну, тем более.  Мила  Гольдина  приехать  и
сидеть со мной не может. У нее  тоже  дети,  да  и  вообще  она  человек
очень... нежный.  Слишком  нежный...  Поговорите  со  мной,  пожалуйста.
Поговорите со мной о Сереже.  Вы  не  бойтесь  ничего,  я  про  все  вам
расскажу, просто мне нужно, чтобы кто-нибудь со мной  о  нем  поговорил.
Пусть даже вы.
   "Пусть даже я, - подумал Андрей. - Пусть".
   - Вы поэтому просили меня приехать? - спросил он, как  будто  пытаясь
нащупать твердую почву в зыбкой болотной топи.
   - Нет! - сказала она. - Не только поэтому. Сейчас, одну минуточку...
   Она вышла и быстро вернулась.
   - Вот, - сказала она и протянула ему маленькую  кассетку.  Две  точно
такие же лежали у него в кармане джинсов.
   - Что это? - спросил он изумленно.
   Что за чертовщина? На сегодня с него вполне хватит  кассет,  своих  и
ворованных.
   - Это я услышала вчера вечером. Дома, в Москве. Понимаете, все звонят
каждую минуту - и родственники, и пациенты, и кто занимается  Сережиными
бумагами, и... - она запнулась, - похоронами. Я не подхожу к телефону. Я
потом буду подходить, - вдруг прошептала она, оправдываясь, - но  сейчас
- не могу.
   Андрей взял кассету.
   - Там говорят, что  я  -  сука  и  что  я  получила  по  заслугам,  -
продолжала Ирина ровным голосом.  -  Вы  потом  послушаете,  хорошо?  Не
здесь. Это можно сделать не здесь?
   - Можно, - сказал Андрей мрачно. - Голос мужской или женский?
   - Голос... не знаю. Скорее  мужской.  Какой-то  он  непонятный,  этот
голос.
   - Вам угрожают?
   - Нет, что вы! - сказала она  удивленно.  -  Говорят,  что  просто  я
наказана недаром. Как вы думаете, Андрей, его могли убить из-за меня?
   - Что за ерунду вы  несете,  Ирина  Николаевна!  -  сказал  Андрей  с
досадой. - Вы лучше знаете что мне скажите...
   - Что? - спросила она с проблеском интереса.
   - Почему пятнадцать лет назад, когда  вы  поженились,  вы  прожили  у
свекра со свекровью всего два месяца, а потом переселились в  общежитие?
Чего вам в апартаментах-то не жилось?
   Это было как раз то, что нужно. От воспоминаний она  даже  покраснела
слегка.
   - Ой, ну что вы... У них совершенно  необыкновенная  семья.  Такая...
аристократическая, до