ся?
   Конечно, Институт кардиологии - это была идея Юрия Петровича. Идея  и
ошибка. Но в конечном итоге все обошлось, и вряд  ли  эта  ошибка  могла
стоить жизни тому ничтожному врачу и тем более Юрию Петровичу!
   Или могла?
   Юрий Петрович потянулся, чтобы взять трубку,  и  вдруг  заметил,  как
сильно дрожат руки. Вот какой ценой достаются денежки.  Всем  приходится
рисковать.
   Иной раз кажется, что научный  институт,  где  Юрий  Петрович  провел
большую часть своей жизни, и есть  земля  обетованная.  Ни  проблем,  ни
угроз,  ни  денег.  Ни  страха,  от  которого  желудок  горит  огнем   и
скручивается в тугую острую спираль, угрожающую проткнуть  насквозь  все
внутренности.
   Подожди, сказал он сам себе,  стараясь  успокоиться.  Еще  ничего  не
произошло. Подумаешь, шеф холодно поговорил. Такое  сто  раз  бывало  и,
наверное, еще не один раз будет. Шеф небось тоже...  озадачен.  Особенно
если это не он отдал приказ убрать врача.
   Нужно думать, долго и старательно.
   И тогда обязательно что-нибудь придумается. Не Может не придуматься.
   Из кабинета Александра Дмитриевича Гольдина Игорь Полевой позвонил на
работу.
   - Але, Андрей, - сказал он и покосился на Гольдина  наливавшего  себе
кофе. - Ты уже в штабе?
   - А как ты думаешь, где я? - спросил Ларионов довольно холодно. Он не
любил глупых вопросов.
   Игорь усмехнулся.
   - Я еду, - сказал он. - Буду минут через сорок.
   - Я могу машину отправить, - неожиданно сказал Гольдин у  него  из-за
спины. - Вон дождь какой...
   - Спасибо, - поблагодарил Игорь. - Может, на машине приеду...
   -  Борзые  щенки?  -  спросил  в  трубке  Ларионов.  -  Подарочки  от
потенциальных подозреваемых принимаете?
   - Принимаем, - буркнул Игорь. - У тебя что-нибудь есть?
   - Есть, - сказал Андрей, подумав.
   И не спросил, есть ли что-нибудь у Полевого.  Полевой  все  равно  не
ответил бы, потому что разговаривал из чужого кабинета, и Андрей об этом
знал.
   - Ольга приехала только что,  -  сообщил  Андрей.  -  А  я  сейчас  к
Бакунину.
   - Не дожидаясь нас? - спросил Игорь.
   Полковник Бакунин был начальником отдела, и идти в нему имело  смысл,
только собрав воедино все, что они "нарыли" за день.
   - Приказано немедленно, - сказал Андрей. - Давай приезжай.
   - Спасибо, Александр Дмитриевич, - сказал Игорь, положив трубку. -  В
кабинете у Мерцалова наши пока работают, и завтра,  наверное,  туда  уже
можно будет зайти.
   - Я туда, наверное, еще долго не пойду, - сказал Гольдин, не глядя на
Игоря. - Если вообще пойду когда-нибудь...
   Игорь посмотрел на него задумчиво.
   Он выглядел спокойным, хотя видно было, что этот молодой широкоплечий
мужик прилагает огромные усилия к тому,  чтобы  держать  себя  в  руках.
Игорю представлялось, что, как только за ним  закроется  дверь,  Гольдин
начнет крушить мебель, или бить посуду, или стучать головой в стену.
   - Да, так я вызову машину, - встрепенувшись, проговорил Гольдин,  все
так же не глядя на Игоря. - Вам  на  Петровку  не  сорок  минут,  а  все
полтора часа пилить.
   Он нажал кнопку на селекторе и тут же отпустил, словно спохватившись.
   - Моя секретарша сегодня в отгуле, - сказал он, как бы извиняясь. - У
нее внук в первый класс пошел, как и Сережин Ваня. Она  взяла  три  дня,
чтобы невестке помочь немножко... Сейчас я сам тогда...
   Игорь не стал уверять Гольдина, что беспокоиться не стоит.
   Он знал, что в его приемной на секретарском месте  сидит  заплаканная
Эля Коврова, но Гольдин к ней почему-то не стал обращаться.
   Суетливо и бестолково порывшись в столе, он нашел какой-то засаленный
справочник, отпечатанный, как показалось Игорю, на машинке и скрепленный
степлером, долго  ковырялся,  перелистывая  ветхие  страницы,  и,  найдя
наконец нужный телефон, позвонил в гараж.
   - Сейчас будет машина,  -  сказал  он.  -  Можно  спускаться.  Черная
"Волга", 115 ВВ, или что-то в этом роде. Впрочем, я вас провожу.
   Гольдин сказал это с такой  глубокой  тоской,  что  Игорь  прямо-таки
почувствовал, как не хочется ему тащиться вниз с этим чужим  приставучим
милиционером и еще несколько лишних минут держать себя в руках,  вежливо
отвечать  на  вопросы,  смотреть  в  лица  врачей,  которые   непременно
попадутся им по дороге.
   -  Да  я  сам,  Александр  Дмитриевич,  -  сказал  Игорь,  сочувствуя
осиротевшему заму генерального.
   Он вполне понимал его.
   Лет шесть назад погиб на задержании Леха  Сотников.  Друг.  Напарник.
Начальник. Игорь Полевой тогда тоже осиротел.
   - Я сам найду  машину,  -  повторил  Игорь,  глядя  в  больные  глаза
Гольдина. - Только еще один вопрос, Александр Дмитриевич...
   Он помолчал, раздумывая, как спросить, чтобы Гольдин ответил.
   - Скажите, почему вы не стали обращаться к девушке, которая  сидит  у
вас за дверью? И секретарша Мерцалова как-то странно...
   В глазах Гольдина что-то изменилось так внезапно  и  так  устрашающе,
что Игорь невольно подобрался. Такой бурной реакции он не ожидал, хотя и
предвидел нечто такое.
   С лица Гольдина как будто сдернули какую-то пелену,  как  паранджу  с
мусульманки. Игорь увидел на этом  лице  сразу  все  -  смятение,  боль,
страх, злость...
   - Я не хочу говорить об Элеоноре Ковровой,  -  отчеканил  Гольдин.  -
Простите. Я готов обсуждать все, что угодно, но только не это.
   Он так и сказал "это", а не "ее". Вот так история, подумал Игорь. Ну,
Сергей Мерцалов, супермен и плейбой, заварил ты кашу...
   - Почему? - спросил Игорь. - Почему, Александр Дмитриевич?
   Гольдин вдруг с силой дернул себя за волосы и прикрыл глаза.
   - Я так и знал, - тихо сказал он. - Я  так  и  знал,  что  все  будет
ужасно. Но я не знал, что настолько...
   - Что будет ужасно? - Игорь пристально смотрел в бледное  веснушчатое
лицо с запавшими глазами.
   Гольдин  открыл   глаза,   снова   затянутые   непроницаемым   темным
покрывалом.
   - Я не стану обсуждать это, - спокойно сказал  он,  -  потому  что  я
ненавижу расчетливых, лукавых и лживых сук.  Пожалуйста,  увольте  меня,
Игорь Степанович. В  нашем  институте  есть  множество  особей,  готовых
обсуждать все, что угодно, особенно если от этого воняет. А я - не могу.
И не буду. Извините, Игорь Степанович...
 
*** 
 
   Клавдия вынула из  сумки  зонт,  отстегнула  хлястик,  придерживавший
выцветший нейлон, и хорошенько потрясла все сооружение, по  опыту  зная,
что залежавшийся в сумке зонт на улице ни  за  что  не  раскроется.  Ему
нужно было для начала показать, что именно от  него  требуется  Клавдии.
Зонт некоторое время  упрямился,  но  потом  все  же  раскрылся,  выгнув
стальные прутья совсем в другую сторону.
   - Чтоб тебя... - пробормотала Клавдия и еще несколько  раз  подергала
его туда-сюда, призывая раскрываться правильно.
   - Ты уходишь? - спросила рядом Лида, снимавшая халат.
   - Собираюсь, - пропыхтела Клавдия, сражаясь с зонтом. - А что?
   - Да ничего, - равнодушно сказала Лида. - Пока. До завтра.
   - Пока, - ответила  Клавдия,  складывая  зонт.  -  Давно  пора  новый
купить. Что-то он совсем не работает...
   - Купи, - согласилась Лида.
   Они устали и разговаривали просто так, чтобы не собираться  в  полном
молчании.
   На улице было совсем темно  -  осень  и  дождь.  На  небе  ни  одного
просвета. Машины как будто плыли по тихому  Воротниковскому  переулку  и
вливались в бурный поток Садового кольца. Где-то там под дождем  мыкался
и соглядатай, и тот человек, которого майор Ларионов отправил  наблюдать
за Клавдией.
   Господи, как это вышло, что он ей сегодня позвонил?!
   Может, и впрямь беспокоился? Или просто у него было пять минут, и  он
решил выяснить, как там его подопечная? Андрюха же никогда и  ничего  не
делает наполовину...
   - Девушки, до свидания, - проговорила  Клавдия  в  приоткрытую  дверь
материальной комнаты,  где  заместительница  Наталья  Васильевна  что-то
горячо обсуждала с бухгалтершей и двумя провизоршами.
   - До завтра, Клава, - откликнулась Наталья Васильевна.
   На высоком крылечке под крышей Клавдия вновь вступила  в  сражение  с
зонтом и вышла из него победительницей.  Зонт  открылся  сразу  же  и  в
нужном направлении.
   Тяжело в ученье, легко в бою,  подумала  Клавдия  про  зонт  и  стала
спускаться, стараясь не зацепить спицами за стену.
   - Клава! - закричали из аптеки, и в жидком свете, падавшем из окна на
тротуар, Клавдия увидела Наталью Васильевну. - Клава, подожди минутку!
   Дима Мамаев в своей  "девятке"  наклонился  к  рулю,  пытаясь  сквозь
мутную пленку дождя рассмотреть, что  происходит  на  аптечном  крыльце.
Потом быстро опустил стекло и краем глаза  отметил,  что  соглядатай  на
своих "Жигулях" стоит гораздо ближе и видит все значительно  лучше  его,
Димы.
   - Что такое, Наталья Васильевна? - спросила  Клавдия,  страшась,  что
сейчас ее оставят доделывать за кого-нибудь срочную работу.
   - Клава, ты же мимо "Сокола" едешь, правильно?
   - Да, - подтвердила Клавдия.
   - Завтра с утра зайдешь в налоговую, оставишь там наши бумаги, ладно?
Варвару Алексеевну я предупрежу, что ты попозже приедешь. Только паспорт
захвати, там паспорт спрашивают... Пойдем, я тебе все  отдам.  Надо  же,
весь день помнила, что тебя нужно в налоговую отправить, а вот  чуть  не
забыла... Хорошо, что ты далеко не ушла.
   Лучше бы ушла, мрачно решила Клавдия.
   "Зайти в налоговую" - это удовольствие на полдня. Там очередь, как  в
былые времена перед американским посольством. А  налоговые  барышни  еле
шевелятся.  Им-то  спешить  некуда,  от   них   несчастные   страдальцы,
вынужденные платить налоги, никуда не денутся. Как будто не  денежки  им
подносят на блюдечке с голубой каемочкой, а дохлых лягушек.
   Но не спорить же с заместительницей!
   Конечно, Клавдия возьмет бумаги, и много часов промается в очереди, и
вынесет все  налоговое  хамство,  и  будет  униженно  благодарить,  если
барышня, принимающая бумажки, не швырнет их ей в физиономию  по  причине
отсутствия запятой, которую необходимо поставить  той  же  ручкой.  Если
ручка другая - расстрел и конфискация имущества, десять  лет  без  права
переписки, каторжные работы и электрический стул.
   Улыбаясь, как побитая  собака,  пытающаяся  сохранить  остатки  своей
собачьей гордости - мне, мол, все нипочем,  можете  побить  еще  раз,  -
Клавдия поплелась за Натальей  Васильевной  обратно  в  аптеку  и  долго
выслушивала инструкции, что именно  и  в  какое  именно  окошко  следует
совать и как именно следует  ублажать  налоговую  барышню,  занимавшуюся
делами их аптеки.
   Ну и ладно. Ничего. Подумаешь, заеду в  налоговую,  первый  раз,  что
ли...
   В конце концов, у нее сегодня необыкновенный вечер. Сегодня с  полным
правом она будет звонить Андрею Ларионову и разговаривать с  ним.  И  он
будет ее слушать не потому, что она подруга его сестры, а потому, что он
сам просил ее позвонить. Потому что он за нее беспокоится.
   Неизвестный Дима, которому Андрей поручил наблюдать  за  ней,  где-то
совсем близко, и можно не волноваться, что у нее опять отнимут сумку или
убьют на страшном безлюдном пустыре около дома.
   Сегодня - не убьют. Сегодня она всесильна,  потому  что  днем  Андрей
позвонил ей, и кто-то свой сейчас где-то близко, хоть Клавдия его  и  не
видит.
   Дима Мамаев увидел, как она свернула в сторону метро "Маяковская",  и
проводил глазами "Жигули", выехавшие на улицу Чехова.
   Странно. Почему соглядатай не поехал за ней на метро?
   Уверен, что по дороге она никуда не зайдет, не заедет, не  отправится
ночевать к родителям или к подруге? Сколько же  времени  за  ней  ходят,
если успели так хорошо изучить ее привычки? И почему  так  уверены,  что
эти привычки неизменны?
   Дима включил зажигание.
   Адрес рыженькой  аптекарши  майор  Ларионов  написал  ему  на  липкой
бумажке еще утром, и Дима прилепил эту бумажку себе в  блокнот.  Он  был
уверен, что доберется до ее дома раньше, чем она сама.
   Дима работал в уголовном розыске совсем  недавно  и  многого  еще  не
знал,  но,  когда  у   замызганного   подъезда   неказистой   "хрущевки"
припарковались знакомые "Жигули", которые Дима  за  день  рассмотрел  во
всех подробностях, холодок пробежал у него по спине.
   Соглядатай прибыл минуты на четыре  позже  Димы  и  привычно  втиснул
машину в длинный унылый ряд таких же машин,  теснившихся  за  неопрятной
помойкой.
   Выходит, майор Ларионов и в  этом  был  прав.  За  аптекаршей  кто-то
следил, причем почти открыто.
   Во дела...
   Дима дождался ее - она появилась со стороны автобусной  остановки,  -
выбрался из машины и с деловым видом зашел в  ее  подъезд.  Поднялся  на
пятый - последний - этаж и  стал  неторопливо  спускаться.  На  площадке
четвертого этажа он замедлил шаг, прислушиваясь.
   Она поднималась на свой этаж. Звякнули ключи,  щелкнул  замок.  Дверь
громыхнула, закрываясь.
   Дима сбежал вниз и выскочил  из  подъезда  под  проливной  дождь.  На
случай, если соглядатай его засек, он еще сунулся  в  ветхую  телефонную
будку, приткнувшуюся к одноэтажному зданьицу  не  то  прачечной,  не  то
химчистки. Как будто он, Дима Мамаев, приехал к приятелю, не застал  его
дома и очень удивлен этим обстоятельством. Телефон, конечно, не работал,
и Дима вернулся в машину.
   Все правила конспирации были соблюдены. Дима был очень горд собой.
   Он посмотрел на окна третьего этажа, где за оранжевыми шторами  горел
свет. Она дома и вряд ли сегодня куда-то отправится.
   Дима включил зажигание и поехал на Петровку.
 
*** 
 
   - Все люди по домам сидят, чай пьют, - пробормотала Оля Дружинина,  -
а мы к восьми только на работу подтягиваемся.
   - Не ной, Ольгунь, - велел Андрей. - Я тебя подвезу.
   - В Бирюлево? - спросила Ольга язвительно. -  Или,  как  водится,  до
метро? Если до метро, то покорно благодарим, нам пешком быстрее.
   - Я подвезу, и прямо до Бирюлева,  -  вызвался  забредший  на  огонек
капитан Сорокин Алексей Васильевич. - Мне как раз в ту сторону.
   Несмотря на то, что капитан Сорокин Алексей Васильевич был  ненамного
старше  всех  остальных,  в  отделе  его   называли   исключительно   по
имени-отчеству.
   Почему так получается, что один до  пятидесяти  годов  все  Леха  или
Гоша, а другой в тридцать уже Алексей Васильевич? Вот вопрос...
   - Оль, давай! - сказал Андрей, вытягивая ноги и пристраивая на  живот
кружку с кофе. - Раньше сядем, раньше выйдем. Начинай.
   - Нашла я твоего свидетеля, Андрюшенька, -  сказала  Ольга  с  легким
торжеством в хрипатом от постоянного курения  голосе.  -  Называется  он
Евгений Васильевич Бойко и посещает в Хохловском переулке кралю по имени
Лилия Борисовна Моисеева. Означенная Лилия Борисовна работает менеджером
в туристической фирме "Атолл", хотя мне кажется,  что  туризм  вовсе  не
самое главное в ее жизни.
   - А что самое главное?
   Андрей любил своих коллег и был уверен, что  других  таких  ребят  во
всем управлении не сыщешь.
   Оля   Дружинина,   которая   вечно   ныла,   сердилась   и   всячески
демонстрировала окружающим свою  лень  и  никчемность,  была  хваткой  и
наблюдательной,  как  бультерьер.  О  ее  интуиции  можно  было  слагать
баллады, а разговаривать  она  умела,  как  мать  Тереза  на  воскресной
проповеди. Люди, как правило, выкладывали ей все, что знали.
   Ольга сделала выразительный жест.
   - Что? - спросил Андрей. - Содержанка?
   - И, по-моему, профессиональная,  -  подтвердила  Ольга.  -  Евгением
Васильевичем Бойко довольна не слишком - прижимист, скуповат и вообще...
так себе...
   Она закатила глаза, и капитан Сорокин засмеялся.
   - Тебе на язычок только попадись, Ольга, - сказал он.  -  Моментально
комплекс неполноценности поимеешь.
   - Это точно, - подтвердила Ольга с удовольствием. - Поимеешь.
   - Как ты ее нашла? - спросил Андрей. Кофе приятно грел  живот  сквозь
толстый свитер, и рука ныла уже не так сильно.
   - Мне просто повезло на этот раз, - отмахнулась Ольга. - Во втором же
доме, где я показала фоторобот, мне бабулька-вахтерша сразу сказала, что
такой ходит в восемнадцатую  квартиру.  Попутно  я  узнала  еще,  что  в
пятнадцатой живут фальшивомонетчики, в восьмой тайно продают  наркотики,
а в шестнадцатой - склад оружия для чеченских боевиков.
   - Понятно, - сказал Андрей. - Про Евгения Васильевича Бойко  сведения
такие же достоверные?
   - Почти, - ответила  Ольга,  слегка  обидевшись.  -  К  Моисеевой  он
приехал первого сентября довольно поздно...  Точно  она  не  помнит,  но
что-то около половины первого.
   - Как раз в искомый час икс, - пробормотал Андрей, закрывая глаза.
   - Как раз, - согласилась Ольга. - Они  поели-попили,  как  полагается
влюбленным после долгой разлуки...
   - Почему долгой? - спросил Андрей. - Он давно к ней не наведывался?
   - Давно, - подтвердила Ольга. - В последний раз был третьего  августа
или четвертого, краля Лилечка точно не помнит. Потом он в отпуск улетел,
а через две недели она. В общем, Ванька дома, Маньки нет, и  так  далее.
Ночью ни он, ни она из  подъезда  не  выходили.  У  подъездной  бабульки
бессонница, она до трех телевизор смотрит у себя в каморке, а после трех
носки вяжет.
   Пройти мимо нее незаметно невозможно - каморка  стеклянная,  дверь  с
лестничной площадки прямо у нее перед носом, а лифт шумит, как  немецкая
канонада под Москвой. Рано утром, часов около шести, Бойко  из  квартиры
Моисеевой вышел. Он всегда уходит очень рано потому, что боится супругу,
по слухам, даму строгую, но справедливую. Официальная версия его ночного
отсутствия была такая - он уехал в однодневную командировку  в  Питер  и
должен был  вернуться  домой  рано  утром.  Ну,  чтобы  побриться  перед
работой, душ принять и так далее...
   - Он был побритый, - сказал Андрей, не открывая глаз.
   - Что? - переспросила Ольга с изумлением.
   - Пенсионер Белов, который первым обнаружил труп, сказал, что тот тип
был свежевыбритый. У него щеки синие были,  как  у  каждого  только  что
побрившегося брюнета. Помнишь?
   - Да, Ларионов, - сказала Ольга вместо ответа, - наверное, если бы ты
был женой Евгения Васильевича Бойко, обмануть тебя было бы невозможно.
   - Это точно, - согласился Андрей, и в этот момент в кабинет  ввалился
Игорь Полевой.
   - Совещаетесь? - спросил он, сдирая с плеч мокрую куртку. - Ну-ну...
   -  Присоединяйся!  -  пригласил  Андрей,  делая   хлебосольный   жест
здоровенной ручищей. - Тебя-то нам и не хватало...
   Почему не звонит Дима Мамаев?
   По идее, Клавдия давно должна быть дома, а  Дима,  соответственно,  в
ларионовском кабинете на Петровке. А он даже не звонит.
   Что-то случилось?
   -  Я  нашла  Женю  с  татуировкой,  -  сообщила  Ольга,  пока  Игорь,
отряхиваясь, как собака, попавшая под дождь, ставил чайник  и  шарил  на
подоконнике в поисках своей кружки.
   - Да ну? - спросил Игорь. - Никто не видел моей кружки,  братва?  Или
опять из нее кто-нибудь пил и забыл в сортире?
   - Не в сортире, - сказала Ольга. - Из нее Потапов пил и, наверное,  к
себе унес. По забывчивости.
   - Чтоб вы сдохли, - сказал Игорь и ушел за кружкой.
   - Лилия Борисовна утверждает, что после того, как он от нее ушел, она
улеглась досыпать. Работать  она  начинает  в  десять  и,  по-моему,  не
особенно озабочена тем, чтобы приходить вовремя. Через  пятнадцать,  или
что-то около того, минут он вернулся. Бледный и трясущийся. Сказал,  что
в сквере труп и он  его  видел.  Моисеева  выразила  желание  немедленно
побежать и  посмотреть  своими  глазами,  но  Бойко  остановил  ее.  Она
утверждает, что он был очень испуган, метался по квартире, потом надолго
заперся  в  туалете,  потом  стал  куда-то  звонить,  но  все   не   мог
дозвониться. В конце концов ей это надоело, и она его выставила, сказав,
что должна собираться на работу. Кому именно он звонил,  она  не  знает.
Несколько раз звонил своей секретарше, имен никаких  не  назвал,  просил
срочно соединить его с шефом. Но время было слишком раннее, и секретарша
ни с кем его соединить не мо