половины полки не обработала. Как назло, один фолиант представлял
собою сплошь рецепты разного рода.
   А вот свекровь,  та  и  руками  и  ногами,  а  точнее,  всеми  силами
отравляла существование невестке. Старуха заметила,  что  невестка  ищет
что-то по всему замку,  и  принялась  активно  ей  мешать.  Сказывалась,
видимо, прогрессирующая паранойя, во всяком случае графиня  стала  назло
Каролине запирать все, имеющее хоть какие-то замки:  комнаты,  коридоры,
шкафы, комоды, секретеры и т.п. Даже пустые, веками пылившиеся  ненужные
чемоданы и сундуки - и те позапирала. Мало тою, графиня приказала  своей
немногочисленной прислуге переносить мебель из одной комнаты  в  другую.
Войдя в раж, графиня даже собственного мужа заперла  как  то  в  ванной,
причем сразу же потеряла ключ. Наконец-то прислуга  могла  повеселиться,
очень уж комичной оказалась  операция  по  извлечению  графа  из  ванной
комнаты.
   Новые причуды свекрови доводили бедную Каролину до белого каления. Не
было у нее сил выносить эту ужасную бабу, которая никогда не  отличалась
умом, а под  старость  и  последние  его  остатки  растеряла.  И  помочь
Каролине не могли ни свекор, ни муж. Свекор боялся супруги, а у мужа  на
все стенания жены был один ответ: "Сокровище мое, зачем нам тут торчать,
поехали в Париж".
   Наконец, к счастью, страшная графиня умерла.
   Причиной смерти явилась ее собственная  патологическая  скупость.  Из
экономии графиня запретила топить камины, а морозы в ту зиму во  Франции
стояли страшные, простудилась, схватила воспаление легких и  скончалась.
Поскольку остальные обитатели замка отделались лишь сильной простудой  и
долго еще сопливились, смерть  графини  от  воспаления  легких  признали
карой господней.
   Каролина  наконец-то  обрела  свободу   действий,   но   недолго   ею
тешилась...

***

   Едва  новая  хозяйка  замка  Нуармон  навела  кое-какой   порядок   и
восполнила нехватку  обслуживающего  персонала,  расчистила  многолетние
завалы рухляди и разыскала спрятанные  или  затерявшиеся  многочисленные
ключи, как из Польши пришла весть о том, что Доминика тяжело  занемогла.
Естественно, Каролина все бросила и  помчалась  в  Польшу  ухаживать  за
бабкой, уже не встававшей с постели.  Юстина  не  могла  этим  заняться,
поскольку вместе с мужем находилась в Японии, в погоне за легкомысленном
сыном.
   Брат Каролины, очередной Джордж в роду Блэкхиллов и будущий лорд, был
веселым,  беззаботным  юношей,   обожавшим   путешествия,   особенно   в
экзотические страны. И  где  бы  он  ни  оказывался,  с  ним  непременно
случались всякие неприятные  происшествия.  Не  первый  раз  приходилось
родителям легкомысленного отпрыска мчаться на конец света вызволять  его
из передряг.  Хорошо  еще,  что  родители  любили  путешествовать  и  не
драматизировали случившееся, относясь по возможности к  неприятностям  с
юмором, и делали упор  на  туристическую  сторону  вояжей.  Хотя  они  и
недешево обходились. Во всех отношениях.
   Доминика успела помереть до возвращения Юстины, так что дочь приехала
лишь на похороны матери. На похороны, разумеется,  съехалась  вся  родня
Присутствовала и дочь Каролины Людвика.  Девочка  училась  в  престижной
французской школе для благородных девиц, а поскольку как раз пришла пора
летних каникул, после похорон осталась в Польше под опекой все  того  же
Флорека, то есть практически на полной свободе.
   Одиннадцатилетняя  Людвика  была  непосредственным,  живым  ребенком,
наверняка унаследовавшим неординарные качества своих предков по  женской
линии, хотя они, эти качества, пока что еще дремали  в  ней.  Судьба  ее
складывалась  счастливо.  С  рождения  получила  возможность   изъездить
полсвета, знала и европейские  страны,  и  глухие  польские  деревеньки,
пользовалась всеми видами  транспорта  начиная  со  скрипящей  телеги  и
кончая аэропланом.
   Однако  всегда  находилась  под  присмотром  -  матери.  бабушки  или
гувернантки и лакея, и  только  вот  теперь  могла  пользоваться  полной
свободой. Правда, поначалу девочка не была уверена, что  это  хорошо,  и
даже склонялась к мнению, что она несчастна, позабыта-позаброшена, не до
нее теперь родителям.
   Школа благородных девиц сказывалась... Однако вскоре победил  здравый
рассудок и Людвика решила - напротив, ей грандиозно повезло и надо вовсю
использовать редкую возможность оказаться предоставленной самой себе.
   Шел  1939  год.  Как  уже  упоминалось,  для  Юстины  год  был  очень
хлопотным, ибо сынок, весьма гордый  собой,  умчался  в  Японию.  Гордый
потому, что проиграл очередное идиотское пари и, как пристало  истинному
аристократу,  не  задумываясь  ринулся  выполнять   условия.   Положение
усугублялось тем, что незадолго до  этого  неугомонный  юноша  обольстил
некую девицу из хорошей семьи, и, как выяснилось,  весьма  успешно,  так
что теперь ему, как честному человеку, оставалось лишь жениться на  ней.
Отчаянное письмо обольщенной девицы настигло Джорджа над свежей  могилой
бабки, поскольку родители приволокли его на похороны из Японии  прямиком
в польское поместье.
   Джордж так и не  научился  скрывать  от  родителей  свои  похождения,
поэтому сразу с поминок английская часть семейства в  спешке  укатила  в
Лондон, где  пришлось  заниматься  очень  непростым  делом:  успокаивать
рыдающую девицу и ее разъяренного папочку, у которого  все-таки  хватило
ума предпочесть свадьбу поединку, хотя при этом и  было  много  крику  о
фамильном гоноре и прочих глупостях.
   Впрочем, нежданная, скоропалительная женитьба легкомысленного Джорджа
имела  и  положительные  стороны.  Юстина   полагала   -   самое   время
остепениться ее взбалмошному  сыночку.  Но  и  тут  легкомысленный  юнец
оказался верен себе: эта его  очередная  выходка  опять  потребовала  от
родителей  немалых  расходов,  ибо  девица  из  хорошей  семьи  ломаного
шиллинга не имела за душой.
   Каролина  задержалась  в  Пшилесье  для  улаживания  формальностей  с
наследством. Немного Доминика оставила своим  наследникам:  большой  дом
весьма  почтенного  возраста  и  значительно   поубавившиеся   земельные
владения, дававшие столько дохода,  сколько  Флореку  удавалось  из  них
выжать.
   Ну и разумеется, драгоценности, их было  порядочно,  но  в  последнем
завещании Доминика их все  оставляла  правнучке,  так  что  должны  были
лежать до исполнения Людвике шестнадцати лет. В завещании не уточнялось,
где именно должны лежать.
   Когда в Пшилесье пришла весть о тяжкой  болезни  графа  де  Нуармона,
наверняка грозившей уже недалекой смертью,  во-первых,  наступил  август
1939, а во-вторых, Людвика слегла у  Флорека  со  свежесломанной  ногой,
основательно закутанной в гипс. Отправляться  в  дальний  путь  не  было
никакой возможности. Однако на плохой уход девочка пожаловаться никак не
могла. Так уж жизнь устроена, что несчастье одного человека для  другого
оборачивается счастьем.

***

   Флорековы  сестры,  как  известно,  в  свое  время  довольно   удачно
повыходили замуж, однако впоследствии их судьбы складывались по-разному.
Одна из племянниц Флорека, некая Андзя из-под Ченстоховы, уже  несколько
лет назад перебралась к дядюшке. С ней случилась  неприятность,  которая
довольно часто приключается с девицами, и Флорек нашел нужным забрать ее
из родительского дома.
   Впрочем, племянница оказалась милой и работящей,  а  хозяйка  в  доме
давно требовалась. Неприятность же в возрасте  четырех  лет  и  отличном
цветущем состоянии бегала по дому на радость молодой  маме  и  одинокому
старому Флореку. Тот постепенно, ненавязчиво заразил племянницу  любовью
и верностью ко всем паненкам из рода их  бывших  господ  Пшилесских,  и,
когда появилась Людвика, она сразу же стала кумиром и любимицей  дяди  и
племянницы. Так что Каролина могла спокойно оставить дочь  и  уехать  во
Францию к умирающему свекру. А через десять дней началась вторая мировая
война.

***

   Поскольку в роду никто политикой особо не интересовался, войны как-то
не предвидели, и для всех она явилась большой неожиданностью.
   Торопясь во Францию,  Каролина  по  дороге  заскочила  в  собственный
подваршавский особняк и оставила  там  наследство  Доминики,  завещанное
дочке. Хотела попросить Мартинека поместить  драгоценности  в  одном  из
варшавских банков, но встретиться лично со своим  поверенным  не  могла,
очень торопилась. Мартин жил и работал в Варшаве, встретиться с  ним  не
было времени, поэтому Каролина изложила свою просьбу в письме, которое и
отправила по варшавскому адресу Мартина.
   Благодаря такому незначительному, случайному обстоятельству Людвика и
еще несколько человек во время войны не померли с голоду, так как Мартин
письма не получил и просьбу графини исполнишь не успел.

***

   Старшее поколение покинуло сей бренный мир  всего  за  год.  Граф  де
Нуармон скончался под конец сентября, и Юстине пришлось покинуть  Англию
и прибыть во Францию на похороны дяди, ибо Каролина была не в  состоянии
чем-либо заняться. Она места себе не находила от страшного  беспокойства
за судьбу единственной дочери,  брошенной  в  Польше  на  арене  военных
действий, совсем пала духом и норовила забиться куда-нибудь в  угол,  от
людей подальше, где и сидела неподвижно целыми  днями,  стиснув  зубы  и
ломая руки. Ее муж и отец  Людвики,  Филипп,  теперь  граф  де  Нуармон,
совсем потерял голову, ибо заниматься конкретными делами никогда не умел
и не любил, а тут на  него  вдруг  свалилось  все  сразу:  смерть  отца,
невменяемая жена, дочка в оккупированной Польше и замок Нуармон.
   Впрочем,  Юстина,  всегда  энергичная  и  деятельная,   теперь   тоже
неспособна была заняться делами, ибо и ее чрезвычайно  тревожила  судьба
внучки, так что единственным человеком, занявшимся  конкретными  делами,
оказался ее муж, лорд Блэкхилл. И хотя бедный  лорд  из  кожи  лез,  все
равно съехавшаяся на похороны графа де Нуармона французская  родня  была
шокирована отсутствием должной пышности и прежнего размаха.
   После того как Польша целиком оказалась под немцем и военные действия
прекратились, с помощью писем удалось выяснить, что  Людвика,  Флорек  и
Андзя живы, гипс с ноги Людвики давно сняли, девочка не осталась  хромой
и вместе с Андзей перебралась из деревни в дом под Варшавой, в Урсинов.
   На этом еще очень настаивал Мартин. Настаивал, разумеется,  пока  был
жив, потому как потом, к сожалению, умер.  Разболелся  еще  в  сентябре,
болел в доме Флорека, в деревне, там и умер, но  перед  этим  настойчиво
внушал Людвике, что та должна перебраться в дом  матери.  И  преуспел  в
том. Получив письмо, в котором содержались все  эти  известия,  Каролина
воспряла духом. Настолько воспряла, что даже собралась с  силами,  чтобы
отправиться в Англию на крестины племянника. А вот вернуться во  Францию
уже не успела, потому как вторая мировая воина опять оживилась.
   Остаток второй мировой Каролина провела в Англии,  снова  обуреваемая
тревогами и беспокойством за  судьбы  близких.  Ее  муж  Филипп  Нуармон
остался  во  Франции  и  как-то  естественно  стал  участником  движения
Сопротивления, ибо борьба с оккупантами для него не была работой,  и  он
проявил себя очень энергичным борцом. Еще бы, ведь мстил оккупантам и за
Францию, и за терзаемую тем же врагом несчастную  Польщу,  где  осталась
его  единственная   дочка.   Младший   Каролины,   тот   самый   некогда
легкомысленный юнец, радостно отправился  на  фронт  сражаться  с  общим
врагом  в  качестве  пилота  истребителя,  оставив  молодую  супругу   и
новорожденного сына под опекой старшего поколения. С фронта  он  уже  не
вернулся, пал смертью храбрых.
   Таким образом единственным наследником состояния Блэкхиллов, все  еще
солидного, несмотря ни на что, и лордовского титула  стал  новорожденный
младенец, названный, разумеется, Джорджем. Если бы с этим младенцем,  не
дай Бог, что случилось, тогда наследников майората пришлось бы искать  у
корней генеалогического древа среди потомков лорда Тремейна. К  счастью,
младенец рос здоровеньким и лишних  проблем  не  создавал,  единственное
утешение среди неприятностей и горестей военного времени.
   Юстина держалась стойко. Хотя и ей бывало несладко,  она  находила  в
себе силы поддерживать дочку и невестку и все чаще поговаривала  о  том,
что свалившиеся на них несчастья это Господня  кара  Не  выполнили  волю
покойной бабки, не сдержали данное ей слово, и вот пожалуйста,  чем  это
оборачивается. Библиотека замка Нуармон брошена  на  произвол  судьбы  и
если, не дай Боже, погибнет, им всем грозит смерть неминучая.
   Сначала Каролина лишь вежливо просила дорогую мамочку не каркать и не
нести чепуху, но постепенно поддалась силе убежденности Юстины  и  почти
поверила в тяготеющее над ними проклятие.  И  в  результате  вся  вторая
мировая война для нее свелась  к  трем  элементам,  которые  она  молила
Господа уберечь и сохранить, ибо без  них  не  мыслила  себе  дальнейшей
жизни: к ее  мужу,  дочери  и  проклятой  библиотеке  в  замке  Нуармон.
Остальное перестало ее интересовать.

***

   Оказавшись  в   военное   лихолетье   предоставленной   самой   себе,
одиннадцатилетняя  Людвика,  еще  недавно  беззаботное,   легкомысленное
создание, как-то сразу вдруг повзрослела не по годам. Умной и энергичной
она  всегда  была,  а  теперь  вдруг  стала  очень  походить   на   свою
прапрабабушку Клементину. Мартин передал ей письмо  матери,  и  из  него
девочка узнала, где Каролина спрятала  завещанные  дочери  драгоценности
Доминики. Поскольку Людвика не располагала никакими  доходами,  исключая
ту малость, которую удалось взрастить, собрать и  скрыть  от  оккупантов
старому  Флореку,  прабабкино  наследство  стало  для  нее  единственным
источником существования.
   Дожидаться, пока ей стукнет шестнадцать,  Людвика  просто  не  могла,
пришлось нарушить условия завещания,  ну  да  война  ее  оправдывала.  А
продаваемых по штучке ювелирных изделий хватило на то, чтобы прожить все
пять военных лет, и еще много осталось.
   Не одна Людвика  пользовалась  деньгами,  вырученными  за  прабабкины
драгоценности. Соседи Мартина, что проживали на улице Пулавской у  самой
площади Унии, лишились крыши над головой в ту самую минуту, когда  бомба
разрушила и дом Мартина, а его  самого  тяжело  ранило.  Соседи  отвезли
Мартина к Флореку в деревню, а поскольку им  некуда  было  возвращаться,
Людвика пригласила их жить в свой дом,  в  Урсинов.  Нет,  они  не  были
нахлебниками, старались как могли.  Отец  семейства  вкалывал  на  полях
Урсинова, сын крал уголь из проезжавших составов, мать вязала  шерстяные
кофты и перешивала старую одежду. И даже пятилетний  сынок  Андзи  очень
успешно разводил  кроликов.  Каждый  вносил  свою  лепту,  и  все  очень
подружились.
   Трудные времена сближают.
   Дом Людвики становился временным приютом для "лесных хлопцев", в  нем
же было несколько тайников  с  оружием.  Немецкие  оккупационные  власти
никак  не  могли  заподозрить  владелицу   аристократической   виллы   в
сочувствии партизанам. ведь она  французская  аристократка,  к  тому  же
совсем девчонка. Удаленностью от города  и  близостью  к  опасным  лесам
объясняется тот факт, что вилла Людвики не была реквизирована.
   Связь с городом обитатели виллы поддерживали с помощь" - велосипедов,
а  также  урсиновской  брички  из  образцового  загородного   хозяйства,
возглавляемого немцами. Бричкой пользовались нелегально,  но  тот  факт,
что  она  принадлежала  немецким  властям,  во  многом  облегчал   жизнь
обитателям виллы Флорек благополучно дожил до конца войны.  В  семьдесят
два года он был еще  полон  сил  и  философски  воспринял  экспроприацию
земельных угодий господ Пшилесских. За свои владения Флорек  не  боялся,
ему было далеко до  роковых  пятидесяти  гектаров.  Всегда  отличавшийся
ясным умом и  рассудительностью,  Флорек  правильно  оценил  наступившие
после войны перемены в стране, осознал принципы нового  государственного
устройства Польши и принял единственно верное решение относительно своих
земельных владений.
   А именно: составил дарственную  в  пользу  Ендруся.  Правда,  сынишке
Андзи, племянницы, было всего одиннадцать лет, но  Флорек  надеялся  еще
немного пожить и дождаться его совершеннолетия А по наблюдениям Флорека,
мальчик любил деревню, что же касается школы, то хватит ему и семилетки.
Он и без того  успел  поднабраться  всяческих  познаний  в  Урсинове.  С
малолетства  подрабатывал  в  упомянутом   уже   образцовом   загородном
хозяйстве,  а  в  доме  Людвики  вместе  с  ней  занимался  с  настоящей
учительницей, родственницей тех самых соседей Мартина,  тоже  лишившейся
дома и тоже прижившейся в вилле Людвики. Теперь же, при народной власти,
мог и походить пару лет в школу, но только в зимнее время, потому как  с
конца весны и до конца осени Флорек забирал мальчонку в деревню,  где  и
передавал ему хозяйственные навыки. Андзя не возражала,  напротив,  была
рада такому обороту дела и, усматривая в этом гарантию будущего сына, во
всем соглашалась с Флореком. В том числе и с дополнительными условиями.
   Дополнительным же условием было  участие  в  дарственной  Людвики.  В
официальной бумаге никакая Людвика не упоминалась, все  свое  имущество,
движимое  и  недвижимое,  и  всю  землю  Флорек  оставлял  Ендрусю,   но
неофициально права на его имущество имела и Людвика. Имела право жить  в
его доме, когда пожелает, ведь собственно  ей  он  принадлежал  со  всем
содержимым. Дом был набит вещами предков Людвики. Одни были вывезены  из
поместья  ясновельможных  господ   Пшилесских   и   здесь   спасены   от
разграбления немцами, то есть из дома польской прабабки Людвики.  Другие
прибыли из Нуармона, резиденции французских  прабабок  той  же  Людвики.
Флорек заставил Андзю и Ендруся торжественно  поклясться,  что  выполнят
его волю касательно Людвики, а если клятву нарушат, Господь их покарает.
Как  Андзя,  безгранично  обожавшая  паненку,  так  и   Ендрусь,   жутко
взволнованный торжественностью обряда, охотно поклялись  выполнить  волю
Флорека.

***

   Только осенью смогла Каролина встретиться с дочерью. Непросто было ей
получить разрешение на въезд в Народную Польшу, ведь она происходила  из
рода  довоенных  помещиков,  эксплуататоров.  Власти   с   удовольствием
поступали ей наперекор и не позволили увезти во Францию совершеннолетнюю
девушку, рожденную в Польше и имеющую польское  гражданство.  Бежать  же
через  зеленую  границу  Людвика   категорически   отказалась,   и   эта
категоричность немало удивляла  ее  мать.  Возможно,  на  таком  решении
сказался рожденный оккупацией  патриотизм.  Но  главная  причина  отказа
покинуть Польшу была в другом, что. мать не сразу поняла.
   С одной стороны, Людвика испытывала по отношению  к  матери  какую-то
неосознанную иррациональную обиду. Всю  войну  мать  и  отец  прожили  в
роскоши и безопасности, а ее бросили на произвол судьбы.  Па  ее  бедную
голову сыпались бомбы, ей грозили облавы,  за  каждую  свинью,  украдкой
привозимую Флореком, ей грозила смертная казнь, она прожила в  оккупации
шесть кошмарных лет. За эти годы повзрослела,  можно  сказать,  вдвойне,
познала жизнь, полюбила родину, привыкла к самостоятельности,  а  теперь
они спохватились, хотят ее воспитывать, командовать  ею,  сделать  своей
игрушкой. Ну уж дудки! Здесь, в Народной Польше, установлен справедливый
порядок, равенство и свобода для всех, так пусть же они там у себя гниют
в своем проклятом капитализме! Не помогли ей, когда она билась как  рыба
об лед, пусть же теперь локти  кусают,  она  не  намерена  облегчать  им
угрызений совести!
   В  разгар  войны  безгранично  скучая  по  родителям,  девочка  очень
нуждалась в их любви, заботе и  ласке.  И  вот  в  какой-то  критический
момент в ней что-то надломилось.  Ежедневный,  ежечасный  страх,  гибель
людей, грозящая ей самой опасность за хранимое в доме  оружие  и  помощь
партизан