Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
ние их родных и знакомых. Читая, я
забыла, для чего изучаю эти документы, такими увлекательными оказались
перипетии биографий, извилистые жизненные пути и тропки, а главное,
детали, подробности, живые черточки давно минувшего.
Скандал в благородном семействе - мезальянс новоиспеченного графа
Дембского, деда (пра-и так далее, эти бесчисленные "пра" буду опускать,
иначе запутаешься) прабабки Каролины, с дочерью гданьского купца и
английской леди, дочери лорда, мультимиллионерки. Одного этого скандала
хватило, чтобы заполнить чуть ли не полсундука. А как интересно было
читать, ну и повеселились же мы с Крыськой! Благодарственное послание
Кацперского - участника восстания, адресованное бабке - купецкой дочери,
в котором красочно описывалась его, повстанца, клиническая смерть и
воскрешение благодаря сверхчеловеческим усилиям ясновельможной паненки
Клементины. Ага, вот они, истоки опять же сверхчеловеческой любви к нам
рода Кацперских.
Письма Клементины бабке сначала извещали об ухаживании за ней виконта
де Нуармона, а затем о сделанном ей предложении, обручении и, наконец,
свадьбе. Ироничное и остроумное письмо отца Клементины давало
представление о характере виконта, в котором отмечалось немало
достоинств, и в то же время в этом письме поднимались вопросы
финансового порядка, подтверждающие поступление средств из Лондона.
- Гляди-ка, прадедушка был настоящим денди! - обратила я внимание
сестры. - Жилет ценою в две гинеи, с ручной вышивкой. Вот интересно,
жемчугом, что ли, эту жилетку вышивали, такие деньги! И в таком
возрасте!
- Тоже мне возраст! - хмыкнула Кристина, которая в отличие от меня
считала быстро. - Сорок восемь лет, совсем молодой человек. И вообще, не
отвлекайся, у нас вон еще сколько работы. А об алмазе никакого
упоминания. Его к тому времени еще не было?
- Был. Мариэтта попала под машину еще до этого. То есть я хотела
сказать - под фиакр. Или под карету? Да нет же, послушай, это просто
прелесть. "На этом балу маркграфиня де Мерсье блистала в платье
абрикосового атласа, украшенном оборками из алансонских кружев цвета
слоновой кости". Интересное сочетание. И ко всему этому рубины в ушах,
на шее и диадема в волосах. Наверное, очень эффектно баба выглядела!
- Говорю тебе, успокойся и давай делом займемся, а исторические
изыскания оставь до лучших времен. Поищи письма более близкой нам эпохи.
С трудом оторвалась я от потрясающего письма, в котором описывался в
подробностях бал по случаю именин какой-то из прабабок и на котором
глупенькая Элеонора имела бестактность учинить афронт графине Потоцкой,
а ей, прабабке, теперь расхлебывать. А сделать это надо срочно, иначе
вредная графиня нипочем не допустит до желанного брака. Так и не
выяснила, о каком марьяже шла речь, а жаль, безумно интересно! Ладно, и
в самом деле потом, в свободное время снова вернусь к этим письмам и
почитаю без спешки, в свое удовольствие.
Пришлось отложить в сторону массу интереснейших сообщений. К примеру,
о сломанной оси новой кареты и неслыханной компрометации молодой пани
Имельской, которая всенародно продемонстрировала в катастрофе ногу по
самое колено, и теперь бедняжке только в монастырь удалиться. О заливном
поросенке, который неосторожно был подан на стол "вроде как бы малость
засмердевши", и опять была жуткая "компрометация", о водке, настоянной
на золототысячнике, которая очень помогает "при звоне в ушах и лишаях по
всему телу", о бесчисленных недомоганиях членов семьи и прислуги, всех
этих вздутиях живота, колотье в боку, болях в пояснице и пр. и пр. И о
тысяче всяких других мелочей, благодаря которым словно воочию видишь
минувшую жизнь с ее красками и запахами. Обязательно вернусь к этим
письмам.
Один из объемистых пакетов я сунула Кристине, коротко заявив:
- Травки.
- Холера! - услышала в ответ.
Однако пакет Крыська аккуратно спрятала в свою сумку.
Наконец мы опорожнили сундучок. Ни одного словечка об алмазе! Крыська
в полном отчаянии принялась рыться в кучах бумаг, принесенных ею из
большого сундука.
- Гляди-ка, Иоаська! - оживилась она. - Наконец-то письма Кацперских.
От и до... И наши тоже. О, как раз те годы, которые нужнее всего!
А я-то собралась передохнуть. С тяжким вздохом взялась за работу, но
не успела ничего стоящего разыскать, как пришла Эльжуня.
- Я, конечно, молчу! - веско заявила эта энергичная женщина. - Сижу
тихо, не мешаю, с обедом не навязываюсь. Но ужин-то вы у меня съедите
как миленькие! И не здесь, не на полу же есть, так что извольте
спуститься в столовую. О боже, сколько тут бумаг! И все надо прочесть?
- Надо! - печально подтвердила Кристина. - Эльжуня, вы как раз
вовремя появились, не знаю, как Иоаська, а я как волк голодна. Пошли
скорее!
Ужин, как всегда, затянулся, и к прерванной работе мы вернулись за
полночь. А полезная переписка отыскалась и еще позже. На нее наткнулась
сестра, потому что я опять застряла на каком-то историческом описании,
оторваться от которого было выше моих сил.
- Вот она! - шепотом, чтобы не разбудить всех в доме, заорала
Крыська. - Антуанетта! Наконец что-то о ней!
Я отмахнулась от сестры.
- Да погоди ты! Мне попались дневники Флориана Кацперского. Чудо! Это
надо переписать. Вот, гляди, истории, рассказанные старой ключницей. О
том, как молодой граф де Нуармон наделал долгов и отправился в Индию на
войну, а его долги выплачивала сестра, маркиза д'Эльбекю, и какие
возникли сложности...
Вырвав у меня из рук изящно переплетенную тетрадь, Крыська безо
всякого почтения отшвырнула ее в сторону и, размахивая у меня под носом
листками бумаги, яростно зашипела:
- О маркграфине мы уже читали, не отвлекайся, идиотка! Вот письмо
Мартина родителям, отправленное из Кале. Он помчался вслед за пани
Юстиной, та махнула в Англию, а он бросил якорь у мадемуазель
Антуанетты. Вон из той кучки письмо, может, там и еще есть.
- Тогда зачем ты развалила кучку? Сама идиотка! Они наверняка были
сложены по порядку, а ты все перепутала. И слезь с моей ноги! Убери
ногу, кому говорю!
- А куда мне ее деть? Вокруг шеи замотать? Тут ногу поставить некуда,
все письмами завалено. Ну читай же скорее!
Нет, я не стала торопиться, читала внимательно, вдумчиво, ведь именно
сведений о мадемуазель Антуанетте нам так не хватало. Очень кстати, что
вот в этой кучке обнаружилась переписка как раз того периода, когда
Антуанетта появилась на горизонте. Именно переписка, а не односторонняя
корреспонденция.
- Как хорошо, что в этой семье испокон веков ценили написанное слово!
- торжественно заявила Кристина. - Смотри, Мартин получал письма в Кале,
Париже, Нуармоне и все их заботливо сохранил, не растерял, не выбросил,
а привез обратно в Польшу, в родительский дом. Ведь не сами же они сюда
прибежали?
- Не сами, - подтвердила я. - Оба брата так поступали. Взять хотя бы
вот этот дневник Флорека, который ты так непочтительно отшвырнула. Не
сомневаюсь, мы непременно найдем и письма, которые ему слали отсюда...
Ага, вот как раз письмо от сестры, ответ на одно из его писем.
- Езус-Мария, что за марки! - схватилась за голову Крыська. - И я
только теперь это обнаружила?!
- И хорошо, что только теперь. Марками займешься потом. Не
отвлекайся!
Часа через два мы рассортировали драгоценные письма рода Кацперских и
уложили в хронологическом порядке. Только потом принялись читать. Ах,
какое это было увлекательное чтение! Не заметили, как минула ночь, как
наступило утро.
От случайных и сухих упоминаний о мадемуазель Антуанетте Мартинек
быстро перешел к похвалам девушке и восторгам. Как и следовало ожидать,
вскоре последовала просьба к родителям дать свое родительское
благословение на брак с этим чудом природы. Письма Мартинека мы читали
вперемежку с письмами его старшего брата Флориана. Тот поначалу
отмалчивался, а потом принялся высказывать предположения, что его
братишка не иначе как спятил. Проблему разрешила ясновельможная паненка
Юстина, авторитетно подтвердив высокие моральные и прочие качества
француженки и полностью одобрив предстоящий марьяж. Очень понравились
нам письма сестер Мартина и Флорека, девиц хоть и крестьянских, но
образованных. В их письмах почти не встречались орфографические ошибки.
Итак, в одну сторону летели ироничные письма Кацперских дев, а им в
ответ Мартинек всячески превозносил свою невесту, особенно напирая на ее
хозяйственность. Уж такая она мастерица, вон, даже смастерила
потрясающую подушечку для иголок - глаз не оторвешь. И с таким вкусом ее
отделала ракушечками, такой красивый бархат выбрала - просто нет слов!
Видимо, не так уж много изделий смастерила собственноручно прекрасная
Антуанетта, потому как о подушечке для иголок Мартин писал неоднократно,
что дало повод сестрам деликатно поиздеваться над влюбленным братцем.
"Теперь, любезный братец, - писали девы Кацперские, - отпадет
потребность в портном, женушка-искусница станет тебя обшивать. Это какая
же экономия в хозяйстве!"
А вот письмо Флорека, написанное уже позже, когда братец Мартин
привез молодую супругу в замок Нуармон: "...а на игольницу из красного
бархата Антуанетта не надышится и трясется над ней, словно та
золотая..."
- Чего это они так расписывают несчастную подушку для иголок? -
недоумевала Кристина. - Прямо помешались на ней.
- Из-за того, наверное, что девушка она была бедная, приданого не
имела, вот и подчеркивали всячески ее хозяйственные способности.
- Возможно. Старики Кацперские небось по-крестьянски на какое-то
приданое рассчитывали, но в письмах нигде не жалуются.
Тут я вспомнила о главном.
- Погоди, ведь по нашим предположениям алмаз в это время у Антуанетты
уже мог быть. Интересно, куда она его дела? Оставила в Кале или привезла
в Нуармон?
- Если обнаружила, то обязательно захватила с собой, - была уверена
Кристина.
- А если не обнаружила? Он мог так и остаться в проклятом саквояже
жениха, бывшего жениха. А брошенная невеста увлеклась новым поклонником,
нашим Мартинеком, в саквояжик могла и не заглянуть. Не знала, что алмаз
оказался в ее распоряжении. Ведь недаром же Хьюстон так упорно
разыскивает желтый саквояжик!
- Логично, - немного подумав, согласилась Кристина. - Могло
получиться и так: заглянула в желтую сумку только перед самым отъездом в
Польшу, обнаружила в ней сокровище, забрала с собой и спрятала уже
где-то здесь. А перед кончиной не успела никому сказать.
- Перед кончиной, как ты выразилась, уж непременно бы хоть
кому-нибудь призналась.
- Необязательно. Во-первых, может, не было у нее такого доверенного
лица. А во-вторых, откуда человеку знать, что наступает эта самая
кончина? Всегда ведь надеется, что еще не время...
- В таком случае перед нами открывается роскошная перспектива:
перекопать весь чердак, не ограничиваясь одной корреспонденцией.
- Будь я законченной свиньей... - ехидно начала Крыська и
многозначительно замолчала.
- Ну!
- Я предоставила бы моей сестре одной рыться на чердаке. Плевать мне
на алмаз, марок вполне хватит на лабораторию для Анджея.
- Марки являются составной частью общей наследственной массы, - не
менее ядовито заметила я. - Не говоря уже о тех, что наклеены на
конвертах с перепиской Кацперских. Переписка принадлежит Кацперским,
значит, ограбишь их. А на прочие я имею такие же права, так что придется
поделиться со мной.
- Холера! Придется, видно, искать эту дрянь.
***
Итак, к утру мы смогли просмотреть всю обнаруженную корреспонденцию,
хотя так хотелось прочитать ее не торопясь, с чувством и толком. И все
равно запомнилось, что панич Пясецкий упал в колодец, но угодил в ведро
и его, панича, извлекли живым. А норовистая кобылка Розалинда вбежала по
лестнице в парадную гостиную Мдынарских, по дороге сбросив барона
Лестке, - врубился, балбес, в притолоку и перебил севрский фарфор. А
панну Ясиньскую по ошибке заперли в гардеробной вместе с паном
Здиховским, и теперь неизвестно, что делать, ибо последний женат и
ожидает потомка. А сколько пришлось напереживаться, когда в последний
момент выяснилось, что из двух дюжин яиц половина - болтуны или тухлые,
куры же по зимнему времени неслись плохо и очень важный прием оказался
под угрозой срыва. Повар графьев Залесских по всему саду гонялся с
кухонным ножом за паничем Ястшембским, потому как шаловливый панич шутки
ради взял да и встряхнул суфле, что готовилось на званый вечер.
Потрясающее чтение! Подумалось: даже если и не найдем алмаз, стоило
покопаться в старье уже ради одного удовольствия.
- Ну как, поспим немного? Глаза сами закрываются! - заявила сестра. -
И честно предупреждаю: если меня с работы погонят, пойду в содержанки к
твоему Павлу, неважно, под видом тебя или себя. А там пусть себе
удивляется и не понимает сколько ему угодно.
- Да, придется, видно, дать тебе отдых. А отпроситься с работы не
удалось?
- Нет, пришлось брать справку, что больна.
- Чем? - с невольным интересом спросила я.
- Пищевое отравление. Пойди докажи, что нет! Если надо, могу хоть
целый день просидеть в сортире. Запасусь интересным чтением и просижу.
- Ладно, поспим немного. Эльжуня все равно разбудит на завтрак.
***
На пятый день две трети чердака были приведены в образцовый порядок.
Сжав зубы, мы с сестрой так налегли на работу, словно кто платил нам
поденно золотыми долларами. И проделали ее с величайшей тщательностью.
Не обошли ни одного предмета, превышающего размерами спичечный коробок.
Ничего не упустили. Отломанные мебельные ножки и ручки, а также прочие
куски дерева рассматривали сквозь лупу, поскольку было логичным
предположить, что если Антуанетта и нашла похищенный бывшим женихом
алмаз, то укрыла его там, где прожила большую часть жизни. А если не
так... ну что ж, все наши каторжные труды - псу под хвост. Крыська
полетит вслед за Анджеем на Тибет, а я быстренько разведусь с Павлом,
потому как моя душа не вынесет финансовой зависимости от него.
Итак, осталось нам обработать одну треть чердака. И тут я услышала
исполненный надежды Крыськин возглас:
- О! Шляпная коробка! Может, еще какой шедевр обнаружится?
Я бросилась к сестре, тоже преисполнившись надеждами. Ведь так долго
нам не попадалось ничего интересного!
Старинная шляпная коробка была густо оплетена бечевкой. Последняя
оказалась вся в узелках, Крыська тщетно пыталась их развязать и, потеряв
терпение, прибегла к помощи перочинного ножа. Вот, наконец, отброшена
крышка. Затаив дыхание, я глядела из-за плеча сестры на содержимое
картонки. В картонке оказались очень красивые вещи. Шелковый веер,
расписанный от руки, в прекрасном состоянии. Очень красивые бусы из
морских раковинок, тоже хорошо сохранившиеся. Две пары длинных бальных
перчаток, украшенный жемчужинами гребень и красная бархатная подушечка
для иголок и булавок, отделанная по краям ракушечками. А шляпы никакой
не было.
Кристина ухватилась за веер и принялась его раскладывать, я же взяла
в одну руку игольник, во вторую - ракушечные бусы. Где-то я уже такие
видела...
- Слушай, не в них ли Антуанетта изображена на портрете? - вдруг
вспомнила я.
- Точно, в них, - подтвердила Крыська, помахав сначала веером на
себя, а потом и на меня. - И сомневаться нечего! А вот и знаменитая
подушечка, о которой столько раз упоминали Кацперские в письмах. Ничего
себе подушечка для иголок. О, да она размером с думку! Спать на такой
можно.
И тут еще какое-то смутное воспоминание промелькнуло в голове. Ну
конечно же!
Я ткнула подушечку сестре под нос.
- Внимательно гляди, ни о чем тебе она не напоминает?
- Еще как напоминает! Ведь мы удивлялись, чего это о ней столько
понаписано в корреспонденции Кацперских.
- И больше ни о чем она тебе не говорит? Вспомни, что мы обнаружили в
злополучном саквояжике!
Веер замер в руке Кристины.
- О, лопнуть мне на этом месте, ты права!
Слава богу, склерозом мы пока не страдали и обе без труда припомнили
обрывки вот такого же бархата и вот такие же ракушечки в выцветшем
саквояжике помощника ювелира Шарля Трепона, незадачливого жениха
мадемуазель Антуанетты. Значит, вот эту подушечку собственноручно
изготовила француженка. А оставшиеся материалы неизвестно почему не
выбросила, а заботливо собрала и сложила в сумку, принадлежавшую
сбежавшему жениху, сумку же запрятала куда подальше. Зачем она так
сделала? И имеет ли это обстоятельство вообще какое-то значение? Даже
если девица действительно была чрезвычайно хозяйственной, как это
всячески подчеркивал в письмах к родным ее жених Мартинек Кацперский, то
можно допустить, что из экономии приберегла лоскутки бархата (могут для
заплаток пригодиться) и ракушки, в самом деле очень красивые и,
возможно, привезенные из экзотических стран. Но на кой черт сохранять
ошметки губки и конского волоса? Даже если бы подушечку потребовалось
отремонтировать, внутрь можно запихать что угодно. Остаются
сентиментальные чувства к экс-жениху. Сохранила на память?
Бусы перестали занимать мое внимание, я их бросила в картонку.
Кристина отложила веер в сторону, вырвала у меня из рук бархатную
подушечку и принялась ее вертеть.
- Символ хозяйственности француженки Антоси, - пробормотала она, со
вниманием рассматривая пузатенькое рукоделие. - А что ты думаешь по
этому поводу?
- Ничего. В четыре часа утра я вообще не могу думать. Почему они так
с ней носились? Почему она сама так ее ценила? А вдруг это единственное
законченное ею произведение ручной работы? Или на редкость удачное,
другие были похуже...
Кристина принялась выдвигать свои версии:
- А может, возлюбленный, отдыхая, клал на эту подушечку уставшую
голову? Разумеется, предварительно повытащив из нее иголки и булавки.
Размер вполне подходящий... А вдруг...
Выхватив у Кристины подушечку, я принялась вертеть ее в руках.
- Если бы не остатки материалов, из которых подушка сшита, ее вполне
можно принять за фабричную. Поразительно аккуратно сделана! Можно
подумать - куплена в магазине. Наверное, шила на машинке, швейные
машинки изобретены в конце прошлого века.
- Небось были страшно дорогие, не по карману Антуанетте.
- Кто ее знает. А вот ракушки пришивала иголкой. Да я вовсе не
настаиваю на машинке, женщины в ту пору были искусными рукодельницами,
шили просто изумительно. Куда там машинке!
- А может, это произведение ее матушки! - оживилась Кристина, выдав
свежую версию. - И она так бережно хранила ее в память о покойной маман.
Что ж, версия неплохая, тогда понятны и забота о подушечке, и желание
сохранить даже обрывки и остатки материалов, из которых матушка ее
мастерила. И прекрасное состояние самой подушки, ее не использовали в
домашнем хозяйстве, она сохранялась как память.
И в самом деле подушечка выглядела как новенькая. Отнимая ее друг у
дружки, мы с сестрой никак не могли на нее наглядеться, что-то
заставляло нас снова и снова ее рассматривать. Мягонькая и эластичная,
но пополам не перегнешь. Ракушечки по краям поблескивали таинственно.
- И в самом деле ею не пользовались по назначению, - задумчиво
произнесла Кристина. - Совсем не выцвела от времени, значит