и
ценности. В такие свидетели  попали  и  раджа  Горакпура,  и  сэр  Генри
Мидоуз.
   Мнение раджи по причине его удаленности особого значения не имело,  а
вот сэра Мидоуза чуть удар не хватил от возмущения. Вернувшись в Англию,
он как раз угодил в тот самый момент, когда полковник в кругу специально
приглашенных гостей прочитал  очередной  фрагмент  своего  шедевра.  Сэр
Генри  личного  участия  в  данном  мероприятии  не  принимал,  его   не
пригласили на сей пир просто потому, что полковник Блэкхилл  понятия  не
имел о его возвращении Зато на следующий же день ювелир обо всем узнал в
клубе. Один знакомый, вчерашний гость полковника, не замедлил  коснуться
столь интересной темы, тем более что в  прочитанной  части  речь  шла  о
Великом   Алмазе,   который   якобы   являлся   собственностью    некого
таинственного француза, а сэр Генри как раз был свидетелем...
   Просто  чудо,  что  сэр   Генри   тут   же   не   рухнул,   сраженный
апоплексическим ударом.
   - Да уж, - вырвалось у него. -  Двойным  свидетелем,  можно  сказать.
Во-первых,  когда  камень  старательно  стерегли,  а  во-вторых,   когда
обнаружилось, что охраняемый предмет исчез.
   Собеседник был потрясен - ведь Великий Алмаз, пусть  даже  далекий  и
чужой, всегда вызывал жгучий интерес.
   - Как же так? - воскликнул он - Ничего подобного  не  было?!  Неужели
сказанное полковником настолько далеко от истины?!
   Сэр Генри с трудом взял себя в руки.
   - Не совсем так. Имеются многочисленные доказательства  существования
камня, но самого его уже нет.  А  обстоятельства  исчезновения  пока  не
выяснены. Очень подозрительное дело.
   Больше, несмотря на назойливые вопросы, ювелир ничего не прояснил, но
и этого оказалось достаточно, чтобы создать вокруг полковника  атмосферу
недоверия и подозрительности.
   Когда же последний сориентировался в ситуации и до  него  дошло,  что
вместо алмаза в статуе Шивы была стекляшка, его самого  чуть  не  хватил
удар.
   Великий  Алмаз  являлся  как  бы  символом   и   квинтэссенцией   его
сверхъестественной честности, предметом  гордости  полковника.  И  вдруг
оказывается, что камень исчез неизвестно когда, и, мало того, его самого
подозревают в изощренном обмане. А все прочие честные поступки -  только
способ создать безупречную репутацию, чтобы,  прикрывшись  ею,  выкрасть
это единственное в своем роде, бесценное сокровище.
   Общему молчаливому осуждению оказалось противостоять  труднее  всего.
Никаких обвинений открыто не выдвигалось, а  посему  полковник  Блэкхилл
избрал единственный возможный выход.
   Он застрелился в своем кабинете.
   Тот факт, что застрелился он за пять минут до начала  званого  обеда,
сочли большой бестактностью. Мог бы, черт побери, застрелиться и после!
   Лишая себя жизни в столь неподходящий  момент,  он  отбил  аппетит  у
приглашенных, да и вообще  как-то  неуместным  казалось  вкушать  яства,
когда хозяин здесь же неподалеку от столовой лежит мертвый,  с  дырой  в
башке. Обед, таким образом, пошел насмарку, к огромной радости прислуги,
которая с превеликим удовольствием слопала скоропортящиеся блюда.
   Арабелла достигла цели, не говоря ни слова и ничего не делая.  Увидав
труп мужа, она сочла необходимым лишиться чувств, иначе ей  трудно  было
бы скрыть свою радость. Ее перенесли в спальню, где, зарывшись  лицом  в
подушку, она разрыдалась  от  счастья,  что  окружающие  восприняли  как
истерическое выражение отчаяния. Джордж-младший, потрясенный и в  то  же
время переполненный тщательно скрываемым облегчением, пытался находиться
в трех местах одновременно: рядом с  любимой,  в  кабинете  покойного  и
среди возбужденных гостей, которые вовсе  не  собирались  так  уж  сразу
расходиться, тем более что любопытство брало верх над голодом.
   Полковник  Блэкхилл,  известный  своей  педантичностью,  естественно,
оставил письмо, где пояснял причину самоубийства. Из  письма  следовало,
что полковник был поражен исчезновением Великого Алмаза и сам признавал,
что все указывало на него.
   Он один знал, где хранится камень, и жил  неподалеку  от  того  места
несколько лет. Подозрения, которые он не в состоянии отвести, ибо  никто
их явно не высказал, бросают тень на его репутацию - первый раз в  жизни
и, одновременно, последний.
   Смыть пятно позора он не в силах  и,  хотя  он  абсолютно  невиновен,
вынужден покинуть этот мир, не сомневаясь,  что  после  смерти  все  его
имущество будет инвентаризовано и результат предан гласности.
   А поскольку  алмаза  там  не  окажется,  весь  свет,  таким  образом,
убедится в честности полковника.
   Свет убедился немедленно, без всякой там инвентаризации, и  даже  сэр
Мидоуз  слегка  поколебался  в  своей  уверенности.  Полковник  Блэкхилл
добился поставленной цели.
   У Арабеллы же возникла проблема. Ей стало очень  не  по  себе,  когда
начали распространяться сплетни и подозрения. Уж кто-кто, а она-то лучше
всех знала, что  полковник  невинен  как  младенец,  и  единственным  ее
утешением была мысль,  что  индусские  горничные  не  читают  английских
газет. Ведь только прежняя горничная-индуска госпожи полковницы могла бы
подтвердить, что Арабелла хранила среди  безделушек  кусок  разбившегося
стеклянного шара. Только по этому осколку, если  уж  очень  постараться,
можно было выйти на нее. Она моментально поняла, что  должна  немедленно
принять жизненно важное решение: или снять подозрения с мужа и тем самым
погубить свою репутацию, или сохранить все в глубочайшей тайне до  конца
своих дней и даже гораздо дольше.
   Беспокоил Арабеллу и Джордж-младший. Чувство чести он унаследовал  от
дяди. Если бы  теперь  на  него  пало  подозрение,  что  якобы,  вопреки
провозглашаемым им собственным принципам, тайком украл  алмаз,  он,  еще
чего доброго, тоже решился бы на самоубийство. Возможно, что до этого он
попытался бы разгадать загадку  и  отыскать  вора  вместе  с  украденным
предметом, но вряд ли бы преуспел, а значит, как ни круги,  пришлось  бы
пойти по стопам дядюшки. Во всяком случае, Арабелле он ни за что  бы  не
простил ее молчания, бросавшего тень позора на всю семью.
   Таким образом, выбор был -  или  Джордж,  или  алмаз.  Ни  минуты  не
сомневаясь, она выбрала Джорджа.
   Тридцативосьмилетняя Арабелла была еще прекраснее, чем в  девичестве,
а Джордж в свои сорок представлял собой идеального  мужчину.  Их  любовь
была по-прежнему сильна.  Свадьба  состоялась  через  год  после  смерти
полковника. Они поженились бы и на  следующий  день,  если  бы  подобная
спешка не грозила жутким скандалом. Даже год было маловато, но  общество
худо-бедно с этим смирилось, а вскоре  и  совсем  успокоилось.  Арабелла
прямо-таки расцвела от счастья, а Великий Алмаз совсем перестал занимать
ее мысли, спокойно пребывая там, куда его спрятали сразу же после кражи,
- в большом клубке толстой черной шерсти.

***

   Будучи человеком состоятельным, а после пребывания в Индии разбогатев
еще больше, полковник Блэкхилл, ясное дело, должен был  иметь  в  Англии
дом, поставленный на широкую ногу. Собственно говоря, у него имелось два
дома, один в Лондоне, а  другой  в  деревне,  неподалеку  от  столицы  -
родовое имение, унаследованное от матери.
   Сам же позаботился об экономке, тщательно выбирая сей женский  аналог
мажордома.  Мисс  Эмма  Дэвис  получила  полное   одобрение   полковника
благодаря выдающимся чертам  своего  характера.  Невозмутимая  педантка,
жестокая и несгибаемая, она с успехом могла бы заменить хозяина  на  его
командирском поприще. В  ее  преданности  не  могло  быть  ни  малейшего
сомнения, это полковник знал наверняка, хотя понятия не имел,  что  мисс
Дэвис влюбилась в хозяина насмерть и, естественное дело,  точно  так  же
возненавидела Арабеллу.
   Хозяйство экономка вела  образцово,  прислуга  подвергалась  суровому
отбору. Единственным исключением была  французская  горничная  Арабеллы,
которую хозяйка выбрала  сама,  игнорируя  мнение  домоправительницы.  К
счастью, высоко ценя расторопность и деловые качества Мариэтты, Арабелла
не допускала никакой  фамильярности,  всегда  сохраняла  приличествующую
дистанцию   и   была   строга   в   своих   требованиях.   Приглядевшись
повнимательнее  к  взаимоотношениям  хозяйки  и  горничной,  мисс  Дэвис
примирилась с ситуацией и не пыталась вмешиваться. Кроме того,  Мариэтта
не показалась ей красавицей, а  красивых  девушек  экономка  терпеть  не
могла. Мариэтта же, по ее мнению, была  слишком  худа,  слишком  смугла,
черноволоса и черноглаза, с не правильными чертами  лица,  не  имела  ни
капли шарма и, таким образом, конкуренткой не являлась.
   Обаяния и сексапилъности Мариэтты мисс Дэвис не разглядела.
   Сама же она красотой никогда не блистала, а теперь, имея  за  плечами
сорок семь весен, и вовсе походила больше на пугало, чем на женщину.
   Лицо - суровое и бледное, с плотно стиснутыми узкими губами и  слегка
косящими глазками совсем без ресниц. Фигура - и того хуже.  Весь  лишний
вес, благоприобретенный за годы жизни, отложился в бедрах, и в то  время
как бюст при узеньких плечиках и торчащих  ребрышках  выпятился  вперед,
часть тела пониже длинной талии  напоминала  зад  хорошо  раскормленного
першерона.  Мисс  Дэвис  упорно  оценивала  все  эти  особенности  своей
внешности как весьма привлекательные. Зад, правда, удавалось в некоторой
степени маскировать широким платьем.
   Надежд на взаимность полковника у экономки не было никаких, но тем не
менее само его присутствие, беседы с ним на хозяйственные темы и похвалы
ее педантичности доставляли Эмме Дэвис огромное счастье. А  полковник  в
силу своего характера лично входил во все мелочи и даже подумать не мог,
чтобы по дому распоряжалась его жена. Арабеллу  это  вполне  устраивало,
так как она предпочитала заниматься собственными делами.
   После самоубийства обожаемого хозяина мисс Дэвис  возненавидела  весь
свет. Ведь именно он, свет, при поддержке низкого  и  подлого  общества,
загнал  полковника  в  могилу.  Бурные  проявления   отчаяния   Арабеллы
несколько примирили ее со вдовой, хотя и вызывали  легкое  подозрение  -
ведь  особой  любви  к  супругу  у  последней  до  сих  пор  как-то   не
наблюдалось. Но возможно, теперь  та  наконец  поняла,  какое  сокровище
потеряла...
   После объявления о свадьбе Арабеллы с Джорджем-младшим недоверчивость
мисс Эммы усилилась. Только благодаря  тщательно  культивируемой  еще  с
индийских  времен  осторожности  Арабелла  избегала  прямых   обвинений,
сплетен и компрометации.
   Откровенную ненависть собственной экономки она, конечно, чувствовала,
но не придавала ей значения  Мариэтта,  горничная-француженка,  все  это
видела как на ладони. Что у хозяйки роман с бывшим племянником,  а  ныне
женихом, доказательств у нее не было, но подозрения, и весьма серьезные,
имелись. В чувствах мисс Дэвис она разбиралась отлично, свои  же  весьма
умело скрывала.
   Мариэтта была дочерью французского кузнеца,  а  поскольку  его  кузня
размещалась при трактире  на  большой  дороге,  она  с  раннего  детства
вращалась  среди  людей  самых   разных.   Постоянно   имела   дело   со
всевозможными повозками, а также их содержимым, которое, если можно  так
выразиться, учило ее жизни.
   Ей   некоторым   образом   повезло.   Будучи   девушкой    умной    и
сообразительной, она рано научилась читать и  писать,  так  как  кузнец,
дела которого шли неплохо, решил дать сыновьям образование, самым наглым
образом эксплуатируя бедного учителя.
   Учитель сей отправился пешком в Париж и, к своему  несчастью,  угодил
под проезжавшую карету прокурора, сломав при  этом  ногу.  Обеспокоенный
прокурор,  весьма  заботившийся  о  своей  репутации,  счел   за   благо
пожертвовать в качестве компенсации скромную сумму,  а  кузнец  пообещал
позаботиться  о  несчастном.  За  сытные  харчи,  хотя  и   без   особых
разносолов,   ловкач-кузнец   продержал   у   себя   такого    полезного
пострадавшего до тех пор, пока оба  мальчика  не  овладели  необходимыми
знаниями. Мариэтта, будучи  способнее  братьев,  научилась  грамоте  еще
быстрее. Ей нравились возможности,  открывавшиеся  вместе  с  письменной
речью,  и  случай  воспользоваться   ими   очень   скоро   не   замедлил
представиться.
   Девочке было  всего  тринадцать  лет,  когда  лошадь  путешествующего
молодого человека потеряла подкову и захромала, а молодец, ведя  ее  под
уздцы солидный отрезок пути, в кровь стер себе ноги.
   Во     время     медицинских     процедур      обнаружилось,      что
путешественник-неудачник направлялся не особенно далеко. Целью его  было
имение бывшего сборщика  податей,  который,  разбогатев  (не  иначе  как
праведной службой), поселился  поблизости.  Обездвиженный  на  время  не
столько  даже  из-за  лошади,  сколько  из-за  абсолютной  невозможности
натянуть сапоги, молодой человек отправил девчушку с письмецом к супруге
того сборщика. Девчушка же сделала привал на пленэре, письмецо вскрыла и
прочитала. Каждая строчка в нем пылала бурной  страстью,  а  сверх  того
явно следовало, что супруга сборщика решилась оставить мужа и  бежать  с
молодцем. Чуть-чуть поразмыслив, Мариэтта уже знала, как ей поступить.
   Шантаж удался на славу. Начала она  с  дамы,  хуля  и  понося  некого
вымышленного злодея, который якобы узнал о деле и  требует  за  молчание
пятьдесят франков. Дама суммой располагала, а умом не грешила. Следующие
пятьдесят  франков  ассигновал  перепуганный  молодец,  который  тут  же
поспешил убраться подобру-поздорову на только что подкованном  коне,  но
без сапог. А под конец обнаглевшая Мариэтта добралась  и  до  обманутого
муженька и за столь ценную услугу получила  целых  сто  франков.  Роман,
естественно, завял, иных последствий не было, юной шантажистке все сошло
с рук.
   Заработанные честным трудом двести франков  девочка  припрятала  и  с
большой надеждой стала поджидать следующую оказию.
   И дождалась - год спустя. В трактире остановилась  дама  под  вуалью,
которую уже поджидал весьма элегантный дворянин. Получить информацию  от
прислуги не стоило Мариэтте ни малейшего труда.
   Дама оказалась замужней, а  словесный  портрет  мужа  ни  в  малейшей
степени не походил на ожидавшего господина. Предприимчивая  девочка  без
труда проникла в комнату мирно  обедавшей  парочки  и  сообщила  ужасную
вещь. Только что, буквально час назад,  проезжал  здесь  некий  человек,
который о них  спрашивал.  Описал  их  весьма  подробно,  все  сходится,
сказал, что остановится чуть дальше, на развилке,  а  ей  обещал  двести
франков, если донесет на них. Если  вдруг  господа  приедут,  ей  ведено
бежать к развилке и сказать...
   Господа отреагировали правильно  и  дали  ей  двести  франков,  чтобы
никуда не бегала. Мариэтта выполнила их желание и  вернулась  в  кузницу
спокойным шагом.
   Больше случаев не представилось, ибо тайные любовники как-то избегали
их краев. Зато когда ей исполнилось уже шестнадцать,  очередной  молодой
человек - виконт де Нуармон - заметил красоту девушки  и  столь  глубоко
выразил свое восхищение, что она не смогла о нем забыть.  Жил  виконт  в
Париже.
   Поэтому чуть более двух  месяцев  спустя  Мариэтта,  не  задумываясь,
нанялась  на  службу  к  одной  проезжавшей  мимо  даме,  чья  горничная
настолько  забылась,  что  позволила  себе   тяжелый   приступ   печени.
Требовалась немедленная замена.  Дама  направлялась  в  Париж,  Мариэтта
усмотрела в этом перст судьбы и начала таким образом новую жизнь.
   Виконта она разыскала и дала выход своим чувствам, но не это главное.
Будучи девицей расторопной и даже весьма способной, она  проявляла  себя
очень даже неплохо, а  потому  сохранила  место  горничной,  где  еще  и
многому научилась.
   Дама, за  которую  удалось  ухватиться  благодаря  печени  предыдущей
горничной, держала при детях  гувернантку-англичанку.  За  год  Мариэтта
овладела английским, а надо сказать, что это был язык образованных слоев
общества. От хозяйки же она научилась манерам, шантаж тоже не забывала и
процветала, пока однажды, зарвавшись, не перегнула палку. -  Когда  наша
ловкачка сообразила, что неудачно выбрала жертву и ее скорее  прикончат,
чем заплатят, она быстренько дала задний ход, а  чтобы  быть  уж  совсем
спокойной за свою драгоценную жизнь, решила на  всякий  случай  и  вовсе
исчезнуть  с  горизонта.  Воспользовавшись  сделанными  сбережениями   и
знанием иностранного языка, Мариэтта уехала  в  Англию,  где  без  труда
нашла работу: французские горничные были в цене. Перебрав  за  два  года
несколько хозяек, она в конце концов остановилась на  Арабелле,  которая
платила лучше всех.
   Мисс  Дэвис  француженка  возненавидела  сразу  же.  К  Арабелле  она
относилась, пожалуй, равнодушно, Но все же с некоторой  долей  неприязни
из-за излишней требовательности хозяйки. Та все разбрасывала как попало,
а Мариэтта обязана была поддерживать  порядок;  та  могла  посреди  ночи
приказать  принести  чаю  или   чего-нибудь   перекусить,   а   Мариэтте
приходилось бегать из кухни в спальню;  та  велела  себя  дожидаться,  а
возвращалась со всевозможных балов и приемов в самое неподходящее  время
Что же  до  платьев,  шляп  и  причесок  -  у  хозяйки  возникали  самые
невероятные идеи, а Мариэтта все это расхлебывала А кроме того, Арабелла
никогда никакими тайнами и  проблемами  с  горничной  не  делилась,  что
ужасно раздражало последнюю.
   Зато все тяготы компенсировались приличным жалованьем, и  сразу  было
видно, что хозяйкины фанаберии направлены не против горничной, а  против
мужа. Это Мариэтта поняла с самого начала и отнеслась с сочувствием, так
как сама терпеть не могла полковника.
   А мисс Дэвис, в свою очередь, терпеть не могла никакого беспорядка...
***

   Дело было уже много времени спустя  после  смерти  полковника,  когда
свадьба вдовы с племянником покойного буквально висела  в  воздухе.  Все
знали о предстоящем событии  и  ждали  его,  начиная  с  прислуги,  хотя
необходимые приличия соблюдались со всевозможной строгостью. Однако мисс
Дэвис никак не могла смириться с таким глумлением над ее  идеалом.  Сама
мысль, что Арабелла может выйти замуж за кого-то еще, возмущала экономку
до глубины души. А плохо скрываемое  хозяйкой  счастье  душило  ее,  как
кость в горле Сама себе не  признаваясь  в  подобных  настроениях,  мисс
Дэвис всячески  старалась  отравить  жизнь  этой  мерзкой  вдове,  такой
легкомысленной, счастливой и прекрасной, а потому выискивала, к чему  бы
придраться.
   Позабытая-позаброшенная корзина для рукоделия  стояла  на  столике  в
углу спальни хозяйки. Арабелла никогда не увлекалась вышивкой  и  прочей
ерундой, игла служила ей в основном, чтобы колоть пальцы,  спицы  теряли
петли, а крючок вывязывал какие-то дикие, ни на что не похожие  завиясы.
Однако приличия требовали притворяться, что хотя бы  изредка  рукоделием
занимаешься.
   Арабелле, правда, очень  быстро  наскучило  всюду  таскать  за  собой
элегантную декоративную  корзиночку,  где  среди  различных  ленточек  и
мотков валялся и нафаршированный  черный  клубок.  Все  реже  она  брала
рукоделие в салон, когда являлись с визитом другие дамы, тем  более  что
некоторые, особо вредные, интересовались ее изделиями. После смерти мужа
Арабелла окончательно перестала изображать из себя трудолюбивую  матрону
и махнула рукой  на  обычаи.  В  конце  концов,  она  переживала  вторую
молодость, исполнялась мечта всей ее жизни, уже  через  два  месяца  она
наконец навсегда, на веки  вечные  получит  в  собственность  обожаемого
Джорджа-младшего, который и сам ничуть не охладел в  своих  чувствах.  И
какое ей было дело до всего остального! Арабелла помолодела,  сама  себе
казалась хорошеющей с каждым днем, а для него хотела быть  прекраснейшей
из всех женщин на земле. Она мечтала о детях, его детях, жила ожиданиями
и надеждами, чувствовала себя молодой девушкой, только-только начинающей
жить и в то  же  время  достаточно  зрелой,