, что такое необходимость. Хотя, конечно,  не
мечтает стать дояркой, как  мне  кажется  Правда,  мужчине  средних  лет
иногда бывает трудно понять молодую даму.
   Виконт машинально отхлебнул вина и начал приходить в себя.
   - Ваша дочь -  сокровище  со  всех  точек  зрения,  -  категорично  и
печально заявил он. - Будь у меня хоть малейшая возможность.
   Ну,  скажем,  некоторая  имеется,  но  весьма  сомнительная...  Я  бы
попытался... Вы видите, граф, я излишне откровенен, в  обществе  так  не
принято, но я пользуюсь привилегией беседы с другом, так как считаю  вас
своим другом... Еще с тех  пор,  когда  мне  было  восемь  лет,  а  отец
отзывался о вас с такой симпатией и уважением... Вот и  сейчас  я  почти
забыл,  что  говорю  с  человеком,  который  является   отцом   женщины,
составляющей счастье и одновременно несчастье всей моей жизни...
   - А что, собственно, заставило вас три года тому назад  так  изменить
свой образ жизни? - снова прервал  граф  душеизлияния  виконта.  -  Ведь
тогда у вас еще кое-что оставалось?..
   Де Нуармон какое-то время боролся с искушением рассказать всю правду.
   -  Оставалось.  И  не  только.  Мне  повезло   выиграть   в   баккара
значительную сумму. Столь значительную, что позволила  мне  продержаться
до сих пор. А к тому  же...  Ну,  что  же...  Поговорим  как  мужчина  с
мужчиной, ведь не думаете же вы, что я  вел  монашеский  образ  жизни...
Одна  девушка...  Простая  девушка,  даже  не   красавица,   но   полная
очарования, умница.., легко могла играть роль настоящей дамы...
   По своему тогдашнему легкомыслию я готов был даже жениться на  ней  и
считал это забавной шуткой.
   Вероятно, я в ту пору  достиг  предела  собственной  глупости...  Она
погибла у меня на  глазах  под  колесами  кареты  в  тот  момент,  когда
казалась так близкой к цели всей своей жизни. Смерть погасила надежду  в
ее глазах...
   Знай виконт, что надежда в  глазах  Мариэтты  была  тесно  связана  с
микстурой, которая ждала его в хрустальном графинчике, он, возможно,  не
столь трогательно вспоминал бы усопшую.  Но  поскольку  не  знал,  то  с
чистой совестью мог излучать благородство и раскаяние.
   - Я ее не любил, - продолжал изливать душу молодой человек, - но  был
к ней очень привязан, и эта смерть меня потрясла.  Никто  ни  о  чем  не
знает. Все полагают - я образумился, чтобы выгодно  жениться.  На  самом
деле после первого шока я задумался, что же со мной происходит и к  чему
все это приведет...
   - По-моему,  вы  скорее  заслуживаете  одобрения,  чем  порицания,  -
задумчиво произнес граф. - До меня доходили разные мнения на ваш счет. Я
и сам в молодости валял дурака и, если бы не смерть отца и необходимость
вернуться на родину, вероятно, зашел бы очень  далеко.  Хотя,  с  другой
стороны, лучше бы мне растранжирить  как  можно  больше,  сейчас  бы  им
нечего было отбирать.
   - Если я правильно понимаю, у вас конфисковали все имущество?
   - У меня - да. К счастью, у моей матушки кое-что осталось.
   - Ну вот, вы сами видите... - Виконт с грустью вернулся к  предыдущей
теме. - У моих  родителей  тоже  кое-что  осталось.  Можно  считать  это
исходным  пунктом  -  и  не  из  такой  малости  работящие  люди  делали
состояния. Засесть в деревне, лично ухаживать за  свиньями,  коровами  и
клочком виноградника, всю жизнь провести в тяжких  трудах,  и  наверняка
мои внуки снова станут богатыми людьми. Пожалуй, так я и  сделаю  вместо
того, чтобы стреляться, но я никогда бы себе не простил, если б запряг в
эту каторгу ангела...
   -  Вглядитесь-ка  в  себя  самого  хорошенько,  -  посоветовал  граф,
которого виконтовы метания снова начинали смешить. - Ангел  ангелом,  но
вы-то сами живете в трех комнатушках с одной только служанкой, с  женой,
которая сама кормит детей, так  как  не  может  позволить  себе  завести
кормилицу, с двумя сменными жилетками и  единственным  немодным  фраком,
без оперы, визитов, экипажа?
   Виконт тут же вспомнил,  как  живет  старый  ростовщик,  которому  он
задолжал огромные деньги, и в связи с чем однажды посетил его на дому.
   - А разве обязательно жить в Париже? - с отвращением прервал он столь
красочное описание графа. - Почему  не  в  деревне?  Мне  даже  нравится
сельская жизнь, а фрак там нужен как рыбке зонтик.
   А что до развлечений, то один конь, одно  ружье  и  красавица-жена  -
вполне достаточно. И вообще я мог бы отправиться в Америку  и  корчевать
там дикие леса.
   - Нет уж! - Граф Дембский был неумолим. - Я  прошу  представить  себе
жизнь скромного  чиновника  в  Париже.  Такую,  тысячи  на  две  в  год.
Постарайтесь напрячь воображение и ответьте честно.
   Виконт молчал довольно долго, потягивая  вино  и  бессмысленно  глядя
вдаль. Ему представились две картины. Одна  -  вполне  сносная  -  жизнь
одинокого молодого человека, который не тратился  на  кормежку,  активно
посещая званые обеды и ужины, а двух тысяч вполне хватало бы на гардероб
и прочие мелочи. Вторая  -  просто  ужасная  -  тот  же  самый  человек,
обремененный  семьей,  с  рано  постаревшей  женой  и  вечно   голодными
детьми...
   - Я бы попытался что-то сделать, - не сдавался де Нуармон. - Полагаю,
энергии хватит. Может, сэкономил бы сто франков и сыграл бы на бирже или
заделался грабителем с большой дороги. Лишь бы моя жена была  счастлива.
Придумал бы что-нибудь.
   Не смотрите, что я с виду такой болван. - - А, скажем, при  доходе  в
сто тысяч...
   Виконт взглянул на графа Дембского с явным беспокойством.
   - Шутите. Это же нормальный доход  весьма...  ну,  среднеобеспеченных
людей...
   - И можно его проматывать...
   - Никогда! Ни за что! Это уже  было,  я  дал  слово,  поклялся  всеми
святыми! В светлые минуты я даже все продумал: я бы восстановил Нуармон!
Свои лошади, свое вино, фрукты, рыба, мясо... Ну уж нет, во  второй  раз
такого маху я бы не дал!
   Граф Дембский понял, что слышит правду. И принял  решение.  Остальное
зависело от дочери.
   И тут как раз Клементина вернулась из гостей.
   Разгоряченный и замороченный разговорами виконт де Нуармон обалдел до
такой степени, что, невзирая на присутствие, возможно,  будущего  тестя,
сорвался с кресла и бросился перед девушкой на колени.
   - Простите меня, мадемуазель! - отчаянно возопил он. - Я  люблю  вас!
Безумно! Я нищ и не имею на вас никакого права, но если  вы  согласитесь
стать моей женой, я не знаю, что сделаю!
   Не ожидавшая столь бурной сцены Клементина глянула на отца, который с
трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, и ляпнула:
   - Надеюсь, вы позаботитесь о свадьбе.
   После чего граф Дембский согнулся пополам и выскочил в кабинет, чтобы
вволю там отсмеяться.
   Виконт де Нуармон едва не  лишился  чувств,  но  неожиданное  счастье
быстро восстановило его силы.
   По-настоящему же  молодого  человека  огорошила  информация,  что  он
женится на богатой невесте, то есть просто-напросто произошло чудо.
   Деньги Клементины позволили наконец оставить алмаз  в  покое.  Тайник
для сомнительной ценности виконт придумал  сразу,  и  над  этим  ему  не
пришлось ломать голову. Сделал то, от чего некогда отказалась Арабелла.
   Виконт воспользовался  первым  же  визитом  к  родителям,  к  которым
отправился как можно скорее с целью сообщить о  матримониальном  успехе.
Он  отыскал  в  библиотеке  замка  толстенный  томище,  повествующий   о
соколиной охоте и дрессировке ловчих птиц, и в  середине  книги  вырезал
необходимого размера дыру.  Страницы  вокруг  дыры  он  легонько  смазал
клеем, так, на всякий случай, ибо вряд ли  кто-то  мог  заинтересоваться
столь "актуальной" темой. Соколы в окрестностях давным-давно перевелись,
равно как и любители такого рода развлечений.
   После чего успокоился и почти забыл о сокровище.

***

   Война с Пруссией, по счастью, семьи не коснулась.
   Клементина с супругом и двумя детьми пребывала в Польше, где доживала
последние  дни  ее  бабушка,  старая  графиня  Дембская.  Граф  Дембский
приехать к матери не мог, так как в свое  время  пренебрег  необходимыми
хлопотами и по-прежнему находился в черном списке,  будучи  для  властей
прямым кандидатом в Сибирь. У старой графини  хватило  ума  лишить  сына
всего польского наследства и отписать его на внучку, графу же  приказано
было отправиться в Англию и присмотреть за тамошним имуществом.
   Виконт, а теперь, после смерти отца, уже граф де  Нуармон  совсем  не
рвался участвовать в военных событиях и с удовольствием сидел на  родине
жены, заводя многочисленные знакомства и участвуя в немудреных  сельских
забавах. Будучи человеком без классовых  предрассудков,  можно  сказать,
даже с легким налетом демократизма, он легко сходился с  самыми  разными
людьми, пока, наконец, не попал  на  некоего  пана  Владислава  Крепеля,
шлифовщика алмазов и ювелира в одном лице.
   Пан Крепель лет пятнадцать тому назад, еще молодым человеком,  послан
был собственным весьма предусмотрительным отцом подучиться за границу  и
два года провел в Амстердаме, а два - в Лондоне.
   Там он как раз и очутился в самый разгар алмазного скандала,  который
его,  понятное  дело,  живо  заинтересовал.   И   сейчас,   демонстрируя
французскому графу различные украшения, ювелир не преминул  упомянуть  о
столь необычном деле Завязался оживленный разговор, так как  французский
граф проявил к теме огромный интерес.
   Пан Крепель, свидетель вне  всяких  подозрений,  мог  себе  позволить
выдвигать разные домыслы и соображения и  с  удовольствием  извлек  даже
собственные свои письма к отцу, посланные тогда из Лондона и  содержащие
всякие подробности.
   -   Вот,   пожалуйста,   -   удовлетворенно   заявил    он,    листая
корреспонденцию. - Это был сэр Генри Мидоуз, уж он-то разбирался в деле!
В его фирме я полгода практиковался. Он лично со мной беседовал, в конце
концов, я был не каким-то мальчиком на побегушках, мой отец не последний
в своем деле человек. Ну, и от самого сэра Генри знаю, что предмет спора
существовал в действительности. Видел его  раджа..,  раджа  Горакпура  в
детстве, ну и тот полковник-самоубийца, и  жрецы  свидетельствовали  Сэр
Мидоуз связывался  с  полицией,  был  уверен,  что  совершена  кража,  и
категорически утверждал, что алмаз оказался в Англии...
   Графу де Нуармону в этот момент сделалось как-то сразу  очень  жарко,
так как вспомнилось, что Мариэтта приехала именно из Англии...
   - Мне интересно было и как специалисту, - продолжал  пан  Крепель.  -
Судя по описанию, алмаз так и напрашивался, чтобы его  распилили.  Тогда
получилась  бы  редчайшая  вещь:  два  идентичных  камня  необыкновенных
размеров. Такого не было даже в прославленном колье Марии-Антуанетты.  И
не плоские, заметьте, ведь он представлял собой настоящую глыбу!
   Что представляет собой алмаз, граф де Нуармон  знал,  пожалуй,  лучше
всех.
   - А тот факт, что так нигде и не появился и до сих пор его прячут,  -
лучшее доказательство, что владеют им незаконно...
   Ни словом не упомянув о своем  личном  участии  в  сей  неблаговидной
истории, граф де Нуармон с легким румянцем на щеках жадно выслушал  весь
рассказ и даже кое-что  записал  Раздувшийся  от  гордости  пан  Крепель
охотно делился известными ему подробностями. Он  был  убежден,  что  сэр
Мидоуз еще жив, для хорошо законсервированного англичанина шестьдесят  -
не возраст, несомненно жив  также  и  гораздо  более  молодой  инспектор
полиции, и уж наверняка жива и здорова  леди  Арабелла  Блэкхилл,  вдова
самоубийцы. Она тоже находилась в Индии в описываемые времена.
   Результатом сей сенсационной беседы явилось письмо графа де  Нуармона
к находящемуся в Англии тестю. Лично  отправляя  письмо  и  не  имея  ни
малейшего представления о филателии и будущем  коллекционировании,  граф
приклеил на конверт марки по десять копеек, отрезные, беззубцовые. Ему и
в голову не могло прийти, да и откуда, что именно  эта  мелочь  позволит
его потомкам обнаружить в далеком будущем бесценное сокровище, не говоря
уже о том, что как раз в тот момент ему было глубоко наплевать  на  всех
потомков.
   В письме же, содержащем подробности, которые граф запомнил и записал,
он просил Дембского непосредственно связаться  с  упомянутыми  лицами  и
получить от них как можно больше информации об интересующих его событиях
и сплетнях. Просьба мотивировалась обычным интересом к сенсациям.
   И письмо графа, и ответ его тестя сохранились в семейных архивах, так
как, к счастью, не все дома Европы были  сметены  с  лица  земли  второй
мировой войной.

***

   Старая графиня Дембская  умерла,  во  Франции  все  более  или  менее
успокоилось, и супруги де Нуармон могли  наконец  без  опаски  вернуться
домой.
   Дочурке Клементины, очаровательнейшей девчушке, было в то время шесть
лет,  и  она  являлась  предметом  обожания  четырнадцатилетнего  панича
Пшлесского  из  соседней  усадьбы  Пшилесье.  Все  семейство  Пшилесских
восхищалось графинюшкой Доминикой совершенно искренне, так  как  девочка
обладала  ангельским  характером  и  потрясающим  обаянием.  Ее  младший
братишка, четырехлетний Ян Петрусь (во французском варианте  Жан  Пьер),
тоже был симпатягой, но сестренке и в подметки не  годился.  Клементина,
ведомая  интуицией  и  собственной  боевой  юностью,  детей  воспитывала
разумно и не баловала. Однако как матери ей  было  приятно,  что  детьми
восхищаются, так что  молодой  Кшиштоф  Пшилесекий  получил  приглашение
погостить во Франции. Графиня де  Нуармон  приобрела  тем  самым  полную
уверенность, что о женихе для дочери заботиться не придется.  Дело  едва
не дошло до  обручения  чуть  ли  не  с  колыбели,  как  это  принято  в
королевских домах.
   В 1884 году, в чудную эпоху конца века, брак был заключен и  Доминика
переехала жить в Польшу.
   Брат с родителями оставался в Нуармоне, который процветал почти как в
старые добрые времена. Конечно, стража с алебардами у  каждой  двери  не
стояла и вооруженные рыцари  не  охраняли  стены  замка,  но  нормальной
прислуги хватало, так что было  кому  ходить  за  свиньями,  коровами  и
лошадьми.
   Граф де Нуармон продолжал пламенно любить жену до конца жизни  и  все
время боялся ее потерять.  Поэтому  только  на  краю  могилы,  в  начале
двадцатого века, утратив уже былую ясность ума от старости  и  болезней,
граф решился на признание.
   - Поговаривали... - произнес  он  с  трудом.  -  Может,  ты  помнишь,
дорогая.
   Клементина, сдерживая слезы, заверила его, что помнит  все  пережитое
вместе с ним.
   - Алмаз, - выдавил из себя граф. - Великий Алмаз...
   Клементина честно напрягла память.
   - Да. Помню. Что-то такое было. Очень давно.
   - Он есть, - твердо заявил граф, неожиданно обретя силы, и замолчал.
   Клементина, убежденная, что муж начинает бредить, но надеясь, что  он
еще немного поживет, охотно согласилась - пожалуйста, пусть  этот  алмаз
побудет.
   Граф снова собрался с силами.
   - Он у меня, - прошептал он. - Спрятан в  книге.  В  библиотеке.  Это
было то.., благодаря чему.., я надеялся.., на тебе жениться...
   Клементина напряженно пыталась сообразить, что же все-таки муж  имеет
в виду. Ведь он  на  ней  женился,  значит,  дело  одними  надеждами  не
ограничилось. Сейчас было очевидно: чего-то он от нее хочет и  старается
о чем-то сообщить, иначе  не  сможет  умереть  спокойно.  Графиня  всеми
силами пыталась ему помочь. У мужа есть нечто, и оно спрятано. В  книге.
Вряд ли это алмаз.  Алмазы  обычно  прячут  иначе.  Может,  какой-нибудь
документ?..
   - Бумага? - спросила она неуверенно. - Письмо?
   - Нет. Принеси. Книга. Соколы. Охота. Старая...
   Граф едва говорил, но в глазах его было отчаяние.
   Клементина потянулась к звонку, чтобы позвать прислугу, но муж  успел
ее остановить.
   - Нет, - простонал он. - Ты сама... Ты сама...
   В   библиотеке   царил   полный   порядок,    Клементина    прекрасно
ориентировалась, где что стоит, и  самые  старые  книги  обнаружила  без
труда. Зато столкнулась с проблемой выбора, ибо охота с ловчими  птицами
оказалась прямо-таки популярнейшей темой. Всего принести  она  никак  не
могла: тяжесть огромных томов превосходила человеческие силы.
   Она наугад выбрала самую старую книгу.
   И,  как  выяснилось,  правильно  сделала.  Граф  от  радости  немного
оживился и  даже  попытался  сам  открыть  фолиант.  Однако  обложка  из
тисненой кожи, инкрустированная золотой  нитью  и  густо  декорированная
полудрагоценными камнями, оказалась для него слишком тяжела.  Клементина
помогла мужу.
   Внутренность книги показалась ей немного странной: слипшиеся, как  бы
склеенные страницы.
   - Нож, - нетерпеливо и повелительно прошептал граф.
   Послушная жена огляделась, сняла со стены  висевший  там  в  качестве
украшения стилет и пырнула им склеенные страницы. В тот момент ее  очень
мало  волновало,  что  так  можно  испортить  уникальнейшее   рукописное
творение эпохи Ренессанса.
   Ради того чтобы сделать приятное умирающему, Клементина  была  готова
хоть весь дом поджечь.
   Страницы,  склеенные  по  краям,  легко,  с   тихим   потрескиванием,
разделились, и открылась безжалостно изуродованная  сердцевина:  неровно
вырезанная дыра, а в ней нечто, завернутое в тонкую бумагу. Уже ни о чем
не спрашивая. Клементина извлекла это нечто и развернула.
   Великий Алмаз засиял во всей своей красе.
   Довольно долго царило молчание, ибо Клементина лишилась дара речи,  а
граф с облегчением закрыл глаза и откинулся на подушки. Дышал он глубоко
и ровно, а значит, был  жив.  Пальцами,  касавшимися  книги,  он  сделал
движение,  как  бы  закрывая  ее.  Для  жены  его   желания   оставались
по-прежнему затоном, и она, несмотря на все свое изумление и потрясение,
втиснула алмаз вместе с бумагой на прежнее место и закрыла фолиант. Граф
сделал дополнительный знак пальцами.
   - Хорошо, - произнесла  Клементина  несколько  севшим  голосом.  -  Я
поняла. Заклею.
   Она прочла явное облегчение На лице мужа. А значит, это  была  именно
та информация, которую он хотел передать,  и  его  желание  она  угадала
верно.
   Что же теперь ей надлежало сделать?
   Граф открыл глаза и с усилием произнес:
   - Бумаги... Письма... Тоже...
   Пальцами он по-прежнему касался книги, и Клементина снова догадалась.
   - Письма и бумаги - тоже в книгах, правильно?
   В этой? Нет, наверное, в других? В библиотеке? Мне нужно их найти?
   Муж подтвердил, прикрыв глаза, затем "тяжело поднял веки.
   - Отнеси... Спрячь...
   Клементина снова отправилась в библиотеку.
   Когда она вернулась, муж был уже мертв.
   Никаких  истерик  графиня  не  учиняла,  кончину  супруга   перенесла
мужественно, да и то сказать, граф был уже в том возрасте, когда  смерть
становится естественным событием, а кроме того, будучи человеком глубоко
верующим, Клементина сразу подумала о скорой встрече на небесах. Кончина
графа имущественных проблем не вызвала, так как ему  принадлежал  только
восстановленный Нуармон.
   Всем остальным с юридической точки зрения владела  Клементина,  да  и
сам Нуармон переходил к сыну только после ее  смерти,  так  что  никаких
изменений не произошло.
   Кроме одной мелочи.
   Ни умирающий граф, ни занятая им Клементина  не  заметили  опасности,
высунувшейся из-за портьеры, прикрывавшей дверь в гардеробную графа.
   Молодой лакей, отвечавший за одежду  хозяина,  намеревался  о  чем-то
спросить и позволил себе заглянуть в спальню, чтобы  убедиться,  уместно
ли будет побеспокоить господ стуком  в  дверь.  Тактичность  он  проявил
потрясающую, на чем, собственно, его достоинства и закончились.
   Книги, лежащей  на  одеяле  графа,  лакей  хорошенько  не  разглядел,
заметил только, что там что-то лежит, зато алмаз Клементина  держала  на
раскрытой ладони, и блеск его буквально ослепил слугу.
   Огромный сверкающий камень в руке графини так прочно приковал лакея к
месту, что он спохватился слишком поздно, чтобы выследить тайник.
   Однако этим история с  подглядыванием  не