конец осознаете, что он действительно существует!
   Потрясенная Мария теряет дар речи.
   Голос  за  кадром.  А  если  бы  он  предложил  вам  уехать,   уехать
немедленно, сегодня вечером, бросить все ради него!
   Мария. Не знаю...
   Голос за кадром. Что бы вы ответили? Ну, скорее!
   М а р и я. Я бы ответила: "Да".

***

   Мы поздравляем друг друга. Старик говорит, что должен сходить домой и
принять  душ,  прежде  чем  отправляться  на  схватку   с   Сегюре.   Он
договаривается с Элизабет о встрече на съемочной площадке и советует  ей
разыграть полнейшую  невинность,  когда  Сегюре,  терзаемый  угрызениями
совести, сообщит ей о том, что она уволена. Матильда,  безумно  усталая,
говорит, что  хочет  пойти  домой  пешком.  И  одна.  Старик  предлагает
подвезти  меня  до  дома.  Жером  протягивает  руку  Элизабет   в   знак
примирения, и она просит больше никогда не называть ее "Мадам Пластырь".
Жером обещает. Она целует его на прощание.
   По дороге домой мы с Луи молчим, глядя  на  разбивающиеся  о  лобовое
стекло капли дождя. Потом он говорит:
   - Мы с Маэстро всегда мечтали написать историю, в которой нет никаких
драм. Не немой фильм, а историю без слов.  Только  рассказы  о  счастье.
Действие должно происходить в  мире,  достигшем  вершины  развития,  где
никто никому не приносит страданий. Приключения безмятежных людей.
   Я сажусь в автобус, которым обычно езжу на  работу.  Через  несколько
остановок  какая-то  женщина  выходит,  и   никто   не   претендует   на
освободившееся место. Я занимаю  его  и  оказываюсь  рядом  с  небольшой
компанией, не обращающей на меня никакого внимания.
   - Ну и наломала же Милдрсд вчера дров!
   - Ты имеешь в виду ее встречу с частным детективом?
   - Черт побери! Парень говорит, что  знает  прошлое  Существа,  а  она
выставляет его вон! Мало того, уничтожает все свидетельства  и  даже  не
хочет узнать, кто этот дикарь, от которого она ждет ребенка!
   - А ведь такая умная девушка...
   - Скажу вам, эта история с террористом и Камиллой плохо кончится.
   - Я тоже давно твержу об этом. А Рене не верит.
   - Знаете, что хуже всего? Моя  дочурка  Селина,  которой  нет  еще  и
двенадцати, решила поступать на философский. Она влюблена  в  Камиллу  и
хочет во всем ей подражать.
   - А моя жена, как только увидит Вальтера, сразу начинает вздыхать.
   - Это чтобы тебя подразнить, Жан-Пьер.
   - Имей в виду, я бы на твоем месте поостерегся. С тех пор  как  Мария
уехала, ему необходима подружка.
   - Она бы не смогла жить с человеком, который постоянно поддает.
   Вот и моя остановка. У выхода - две подружки-школьницы.
   - Так ты обо всем догадалась, Эвелин?
   - Еще бы, похудев, она похорошела и влюбилась в Фреда.
   "Сагу" так и не  стали  показывать  перед  вечерними  новостями,  как
обещали. По решению какого-то высокого начальства сериал идет теперь  по
четвергам в двадцать часов сорок минут.  В  самое  лучшее  смотрибельное
время, как они говорят. Двенадцать последних серий будут  показывать  по
одной в неделю. При таком ритме последняя серия выйдет двадцать  первого
июня. Мы все с нетерпением ждем наступления лета.
   В газетном киоске покупаю "Ле Нувель Экономист". Он  понадобится  мне
для работы над диалогом между Фредом и миллиардером из  Гонконга.  Нужно
выискать подходящие термины, так как я ничего не смыслю в мире финансов.
Я должен обратить на это больше внимания, так как уверен, что мой банкир
городит всякую чушь о дурацкой игре на  бирже.  Он  просто  одержим  ею.
Может, я тоже стану богатым. Не знаю.
   - Мсье Марко, я поспорил  с  приятелями,  что  бывшая  жена  Вальтера
появится на свадьбе Джонаса. Скажите, я прав? Ну хоть намекните...
   С тех пор как этот парень  из  газетного  киоска  увидел  в  каком-то
журнале мою фотографию, он  стал  для  меня  идеальным  пресс-атташе.  Я
отвечаю,  что  он  может  удвоить  ставку.  Совершенно  счастливый,   он
разворачивает передо мной "Теленеделю", показывая пальцем  на  рекламный
вкладыш в форме звезды: "Тест. Вы Каллахэн или  Френель?".  Кроме  того,
разыгрываются билеты для желающих поприсутствовать на съемках.  Жес-сика
- малышка, играющая Камиллу - позирует на  обложке  журнала  "VSD".  Под
фотографией, на которой она снята  в  бикини,  подпись:  "Камилла  вновь
пробудила во мне вкус  к  жизни".  Жессику  трудно  узнать.  Я  даже  не
подозревал, что у нее такая грудь.  Киоскер  спрашивает,  какова  она  в
обычной жизни, и я честно отвечаю, что никогда ее не видел.
   Сверху доносится пронзительный  крик...  Поднимаю  голову.  Матильда,
свесившись из окна нашей конторы, энергично  жестикулирует.  Она  хочет,
чтобы я купил для нее все дурацкие журналы с фотографиями задниц звезд и
пышных свадеб. Несмотря на все мое уважение к Матильде, не могу  понять,
что привлекательного она находит в сплетнях о  сливках  общества,  когда
они уже давно никого не волнуют. "Это мой тайный  сад!  Это  мой  тайный
сад!" Она  упрямо  твердит  эти  слова,  когда  мы  с  Жеромом  пытаемся
расколоть ее. Этот тайный сад представляется  мне  порядком  запущенным,
полным диких цветов и неискоренимых сорняков. Хотя, вполне возможно, что
она  черпает  там  вдохновение  для  работы   над   "Сагой".   Даже   не
поздоровавшись со мной, Матильда  набрасывается  на  журналы  и  достает
большую общую  тетрадь,  куда  она  вклеивает  вырезанные  фотографии  и
статьи. И этой женщине скоро исполнится сорок лет!
   Жером потягивает  кофе,  просматривая  сегодняшнюю  почту.  Когда  он
натыкается на забавное или оригинальное письмо, то зачитывает его вслух.
Сегюре еще не появлялся. У него вошло в привычку приходить к  нам  утром
по пятницам, чтобы сообщить о результатах последнего рейтинга и о  новых
указаниях, касающихся "Саги". Это  не  человек,  а  неиссякаемый  гейзер
директив. Он говорит о целях и смысле  сериала,  о  рейтинге  и  даже  о
рыночных долях, что мне нужно объяснять на пальцах, так  как  я  в  этом
слабо разбираюсь. Испытывая и волнение, и гордость, он объяснил мне, что
"Сага" по рейтингу обошла фильм, показанный в  воскресенье  вечером.  На
следующей неделе она дала фору чемпионату Европы по футболу. Сегюре  уже
продал сериал  всей  Европе,  а  теперь  и  американцы  заинтересовались
приобретением прав на  создание  своей  версии  "Саги".  Они  собираются
сделать все наоборот: типичная  французская  семья  Френелей  поселяется
рядом с квартирой Каллахэнов. Съемки будут проходить в Лос-Анджелесе,  и
упоминание  об  этом  городе  заставляет  меня  и  Жерома  размечтаться.
Лос-Анджелес... Мы представляем "Сагу" под американским соусом:  солнце,
небоскребы,  кинозвезды,  грохочущая  музыка,  блондинка  с  силиконовой
грудью, играющая Камиллу, взрывы, трюки каскадеров и так далее! Даже то,
что рассказывает Сегюре, уже достаточно впечатляюще, но я все  же  не  в
состоянии оценить истинный успех сериала. И поэтому пытаюсь  представить
девятнадцать миллионов  зрителей,  которые  не  в  силах  оторваться  от
происходящего  на  экране.  Я  пытаюсь  представить   их   всех,   тесно
прижавшихся друг  к  другу  в  бесконечном  пространстве,  с  взглядами,
устремленными в звездное небо, где каждый  персонаж  достигает  размеров
Большой Медведицы,  а  каждая  серия  транслируется  далеко  за  пределы
Млечного Пути. Но это видение быстро улетучивается,  как  только  Сегюре
замолкает. Он стал влиятельным лицом на  канале,  не  говоря  о  бабках,
которые теперь загребает. Он - чудо-продюсер  французского  телевидения,
киногений,   объединивший   "животрепещущие   темы    и    ультрамодерн,
усложненность задач и молниеносность исполнения". Он дает  интервью  так
же часто, как и актеры сериала; какой-то  "негр"  пишет  за  него  книгу
("Сага" или "Кино на пороге  нового  тысячелетия"),  его  приглашают  на
семинары в разные страны, где  просят  раскрыть  тысячам  профессионалов
секреты постановки сериалов. Сегюре - король везде, где ни появляется.
   Везде.
   Только не на тридцати пяти квадратных метрах нашей комнаты,  где  нам
хватает нескольких минут, чтобы у него появилось  непреодолимое  желание
побыстрее смыться. Впрочем, Сегюре каждый раз держит удар.  Он  забивает
нам  голову  своими  теориями   и   чем   больше   старается   выглядеть
убедительным, тем больше его речь наполняется пафосом. Он  считает  себя
Христофором Колумбом, покоряющим новый мир, хотя в  действительности  он
всего лишь бравый маленький юнга,  драю-щий  палубу  "Титаника".  Сейчас
девять утра и минут через десять нас ждет новая встреча с ним.
   - Да, Матильда, я видел в витрине книжного  магазина  одну  из  ваших
книг. Знаете, что  на  обложке  под  вашей  фотографией  стоит  надпись:
"Принадлежит перу автора "Саги"?
   - Он переиздал, не предупредив меня,  двенадцать  книг  из  серии  об
Эксель Синклер.
   Этот мерзавец Виктор, ее  бывший  издатель,  конечно  же  не  упустил
возможности сделать  подобную  рекламу.  После  успеха  "Саги"  господин
вспомнил, что Матильда когда-то отдала ему свою душу.
   - Он приглашает меня пообедать, но я еще не готова.
   - Не готова к чему? К тому, чтобы этот негодяй в энный раз надул вас?
Вы что, совсем ослепли?
   Похоже, я поспешил с выводом, так как Жером и  Матильда  обмениваются
заговорщическими взглядами. Все ясно,  Господин  Мститель  уже  выступил
консультантом по этому делу.
   - Успокойтесь, Марко, любовь действительно сделала меня слепой, но не
полной дурой. В любом случае, это  переиздание  предоставит  новый  шанс
Эксель Синклер.
   - А какая она, Эксель Синклер?
   - Сложная натура, из  тех,  кто  стремится  ничем  не  омрачить  свое
счастье.
   - А вот и он! - восклицает Жером и прячется  за  монитором  при  виде
Сегюре.
   Пора  по  местам,  сейчас  начнется  перекличка.  Сегюре   входит   с
сосредоточенным видом, снимает пальто и ставит на край стола  бутылку  с
минеральной водой. Жером  уже  приготовился  к  спектаклю.  Сегюре  косо
поглядывает  в  сторону  Тристана,  спящего  сном  праведника.   Он   не
осмеливается ничего сказать, но мы чувствуем, что за все эти  месяцы  он
так и не привык к привидению, сутками валяющемуся перед  телевизором  на
диване. Сегюре приветствует нас, чтобы наконец нарушить молчание.
   - Хотите знать вчерашние результаты?
   Если соблюдать ритуал, то мы должны ответить утвердительно.
   - 67 процентов - акции и  38  -  аудитория.  Во  время  президентских
выборов последний опрос перед вторым туром показал  только  31  процент.
Речь не о том, чтобы мы с вами поняли этот феномен.  Руководство  канала
решило создать что-то вроде следственной комиссии, - главным образом  из
социологов, - чтобы найти ответ. Если даже мы его не получим, в  сериале
больше, чем когда-либо, должна сохраняться логичность. Я  знаю,  что  та
свобода, которой вы сумели воспользоваться, когда писали сериал, сыграла
большую роль в его сегодняшнем успехе. Я даже признаю, что, несмотря  на
наши расхождения, вы были правы, сохраняя верность  поставленным  целям.
Все руководство канала и я, в том числе, благодарим вас за это. Не скажу
ничего  нового,  если  напомню,  что   осталось   двенадцать   серий   в
девяностоминутном формате, которые должны быть показаны до начала летних
отпусков. Небольшая комедия положений, созданная из того, что  было  под
рукой, и запущенная в октябре месяце, больше не существует. "Сага" -  не
просто самая дорогостоящая из всех французских постановок,  -  сейчас  я
руковожу  командой  из  восьмидесяти   пяти   человек   и   имею   почти
неограниченный бюджет,  -  но  и,  прежде  всего,  дело  государственной
важности.
   - Государственной важности, вы  совершенно  правы,  -  прерывает  его
Старик. - Кажется, в палате депутатов  кто-то  сказал  с  трибуны:  "Ваш
законопроект не выдержал бы Четверти Часа Искренности".
   - И теперь весь народ забавляется, - говорит Жером. - "Канар  аншене"
пишет, что на профсоюзных сборищах особым шиком  считается  вставлять  в
выступление искренние фразы. Наступает конец эре дубового языка.
   - Это дело государственной важности, - продолжает  Се-гюре,  который,
как и все крупные шишки,  не  любит,  когда  его  перебивают.  -  И  это
обязывает  нас  добиваться  продукции,  ориентированной  на  согласие  и
сотрудничество,   продукции,    которая    объединяет.    Вот    именно,
объ-еди-ня-ет! Один из аспектов вашей  задачи,  который  вы  с  каким-то
злорадством оставляете в стороне.
   Вот уж чего мы никогда не делали!
   Старик с удрученным видом подносит руку ко  лбу  и  закрывает  глаза.
Матильда,  чувствующая  себя  намного  непринужденнее,  читает  украдкой
статью о венецианском  дворце,  который  приобрела  какая-то  принцесса,
обожающая загорать  в  одних  трусиках.  Объ-еди-нять?..  Мы  с  Жеромом
обмениваемся коротким телепатическим диалогом.
   - Слушай, парень, что это значит: объ-еди-нять?
   - Это значит, что истории, которые мы придумываем,  должны  нравиться
всем.
   - Такое возможно?
   - Это как в лагерях. Военнопленных во время  войны  заставляли  жрать
всякое дерьмо.  И  начальник  лагеря  говорил:  "Не  давайте  им  ничего
другого, они и так все съедят до крошки".
   -  И  не  смейте  мне  возражать!  До  сих  пор  вы  думали  о  своем
удовольствии. А о домохозяйке из Вара вы подумали? Домохозяйке из  Вара,
которая должна кормить семью и бороться с кризисом и  которая  позволяет
себе лишь минутную передышку,  чтобы  посмотреть  сериал.  Скажите  мне,
какое ей дело до переживаний пастыря, который больше не верит в Бога?  И
до Эдипова комплекса  Камиллы?  Разве  ей  это  о  чем-то  говорит?  Или
возьмите рабочего из Рубе, который  в  один  прекрасный  день  поцеловал
закрытые  ворота  своего  завода.  Телевизор  для  него  -  единственная
отдушина, единственное, что его поддерживает. Вместо того чтобы смотреть
шоу,  он  оказывает  нам  доверие  и  выбирает  "Сагу",  и  что  же  ему
предлагают? Антителевизионную тираду, не оставляющую  никаких  сомнений:
этот ящик следует выбросить в окошко! Демагогические речи и  к  тому  же
устаревшие. А рыбак из Кемпера... О, я едва осмеливаюсь упомянуть о нем.
Его вы с самого начала занесли  в  черный  список.  Чего  он  только  не
пережил: вначале призывы к анархии, потом к разгулу. Все это  ведет  нас
прямиком к пышным похоронам Морали. Вот что я  хотел  сказать.  Указания
руководства каналом ясны: отныне, еще до съемок, каждый  кусок  сценария
будет  просматриваться  и  одобряться  комиссией.  Знаю,  что   подобная
формулировка слишком резка, и я попытаюсь смягчить ее, но попрошу и вас,
со своей стороны, подумать немного о других.
   Он  выпивает  залпом  полбутылки   воды.   Явно   один   из   приемов
дипломированного администратора.  Говорят,  их  учат  разным  хитроумным
трюкам, чтобы держать в узде небольшие группы людей; даже незначительный
жест имеет определенный смысл.
   Он ждет несколько секунд, скрестив на груди руки и меря нас взглядом.
   Никто не реагирует. Мы сражены. Похоже, Сегюре удивлен.
   Все молчат.
   Тристан поворачивается во сне на другой бок,  устраиваясь  поудобнее.
Все молчат.
   - ... Что вы на это скажете?
   Все молчат.
   - Луи?
   - С самого начала нашей работы вы почему-то убеждены,  что  я  своего
рода лидер, а все остальные, подавленные моим авторитетом,  не  пытаются
высказывать свое мнение. Чтобы  доказать,  насколько  вы  ошибаетесь,  я
предлагаю вам следующее. Каждый из нас возьмет  лист  бумаги  и  напишет
все, что думает - немедленно, ничего ни с кем не обсуждая, чтобы это  не
повлияло на его решение.
   Сегюре, понемногу утрачивая свою спесь, усаживается на стул.
   Менее чем через  три  минуты  записки  готовы.  Сегюре  читает  их  с
ужасающей медлительностью.
   "Господин Сегюре, у вас есть сорок восемь часов, чтобы  найти  десять
лучших парижских  сценаристов.  Подпишите  с  ними  потрясающе  выгодный
контракт  и  прикажите  не  опускаться  ниже,  не  знаю  какого,  вашего
драгоценного рейтинга. Буду сидеть перед телевизором по  вечерам  каждый
четверг до двадцать первого июня".
   "Не стоит резать курицу, несущую золотые яйца, парень. Выгонишь нас -
и через две серии выгонят тебя".
   "Будьте добры считать настоящую записку моей просьбой об увольнении".
   "Я очень дружу с  домохозяйкой  из  Вара,  она  обожает  наш  сериал.
Неужели вам никогда не говорили, что копей па переправе не меняют?  Даже
дворник из Национальной школы администрации знает это".
   Сегюре молча встает, полный достоинства. Надевает пальто. Бросает  на
нас последний взгляд перед уходом.
   - Когда вы, четверо жалких писак, первый раз вошли в эту комнату,  то
были готовы лизать мне ботинки, лишь бы получить работу.  Не  забывайте,
что это я дал вам последний шанс. Последний.

***

   Во второй половине дня я  предлагаю  посмотреть  еще  раз  записанную
накануне серию. Просто так, из  чистого  любопытства.  Все  соглашаются,
хотя еще не отошли от визита  Сегюре.  Ни  у  кого  больше  нет  желания
зубоскалить, как это обычно бывало, когда на экране появлялся  очередной
актер. Обстановка почти торжественная, словно  ты  наконец  признался  в
подлинных чувствах тому, кого до  сих  пор  не  упускал  случая  задеть.
Пожалуй, я впервые серьезно смотрю "Сагу". На протяжении девяноста минут
у меня сохраняется ощущение, что все движется, жизнь героев  идет  своим
чередом  и  конец  неизбежен.  Я  наконец  осознаю,   что   у   Вальтера
действительно рак; мне нужно было  увидеть  эти  сцены,  чтобы  получить
доказательство: идея сработала. Актер перестал делать  акцент  на  своем
увлечении  рок-н-роллом  и  стал  играть  человека,   боящегося   узнать
результаты анализов. Доктор не решается выложить ему правду, а  Вальтеру
нужна искренняя фраза, одна-единственная. Мне  нравится,  как  он  ведет
себя в этот момент. Узнав, что у него рак легких, он выходит  на  улицу,
еле  держась  на  ногах.  Смотрит  на  прохожих.   Настоящих.   Режиссер
позаботился о том, чтобы снять людей, идущих по улице  и  ни  о  чем  не
подозревающих. У одного  мужчины  Вальтер  просит  закурить.  Он  держит
сигарету пальцами и смотрит на нее  так,  словно  видит  впервые.  И  он
действительно держит ее впервые. Делает затяжку, кашляет, как мальчишка,
затем со слабой улыбкой просит еще одну. Ему ничего не  нужно  говорить,
на его лице можно прочесть: "Это вовсе не  так  уж  плохо,  не  понимаю,
почему я так долго без них обходился". Вернувшись  домой,  он  встречает
Фреда,  который  обещает  ему  найти  радикальное  средство  от   быстро
прогрессирующего рака. Это будет его очередной крестовый поход.
   В соседней комнате лежат, обнявшись, Милдред и Существо. В этой сцене
практически тоже нет слов. Впрочем, Существо и знает-то не больше  двух.
Он по-прежнему обнажен, она - все такая же эффектная. Существо стягивает
майку с ее плеча, приоткрывая обнаженную кожу, и утыкается в нее  лицом.
Милдред рассказывает стихотворение какой-то американской поэтессы, и он,
разумеется, ничего не понимает. Он хватает стакан воды, но не пьет.  Она
кладет руку на свой уже округлившийся живот. Мне кажется,  что  в  своей
жизни я не видел ничего  более  трогательного.  В  комнате  даже  воздух
пропитан любовью, и я не знаю, как этого  удалось  достичь.  Несомненно,
здесь есть что-то и от глубокой тоски, и от надежды, что-то  такое,  что
Матильда пронесла  в  себе  и  что  режиссеру  удалось  востребовать  от
актеров. И теперь эта странная алхимия возвращается как  бумеранг  сюда,
на экран. Старик останавливает кассету и спрашивает у Матильды, можно ли
сделать так, чтобы ребенок родился до двадцать первого июня.
   - У меня мало опыта в этой области, но почему бы и нет?
   - Это доставило бы большое удовольствие Сегюре.
   - Иногда я не понимаю,  почему  именно  эта  парочка  вызывает  такую
симпатию, хотя  я  создала  столько  других...  Одна  студентка-психолог
собирается посвятить ей диссертацию. Она задает мне идиотские вопросы  о
влиянии друг на друга че