каналы в самое смотрибельное время,  с
18 до 19 часов, когда все каналы пускают  в  ход  тяжелую  артиллерию  и
выплескивают на экраны как можно больше рекламы, пока семьи сидят  перед
телевизором в ожидании выпуска новостей в 20 часов. Тристану все это  не
интересно,  и  вечерняя  суета  его  раздражает.  Я   как-то   попытался
разобраться, какой логикой он руководствуется, переключая каналы, но так
ничего и не понял. Клипы  и  информационные  передачи  вызывают  у  него
особое отвращение; он способен в мгновение  ока  расправиться  с  бандой
рэперов и со всеми их децибелами или заткнуть любого типа,  собравшегося
сообщить  ему  последние  новости.  Тристан  не   любитель   рекламы   и
предпочитает, пока  идет  рекламный  блок,  переключиться  на  несколько
секунд  на  документальную  передачу  о  животных  или   на   перебранку
участников ток-шоу. Он ненавидит  мультфильмы  и  репортажи  о  космосе,
избегает вытащенных из архива лент о войне, а также тиражей  лото.  Зато
его интересуют метеосводки, хотя он никогда не бывает на  улице.  Он  не
пропускает ни одной передачи о новостях  кино  и  ни  одного  рекламного
ролика о программах кинотеатров. Рано утром, перед началом рабочего дня,
Тристан иногда смотрит телепродажи или передачи о  кулинарных  рецептах.
Все эти беспорядочные картинки -  всего  лишь  паузы  в  его  фанатичном
поиске художественных фильмов. Кино для него  -  самое  главное.  Плохой
фильм он  ценит  больше,  чем  хороший  американский  сериал,  а  плохой
американский сериал - в сто раз больше любого европейского. Тристан  без
сожаления прерывает сериал, которым, казалось, был очень увлечен,  и  на
несколько минут включает бразильскую  мыльную  оперу  или  передачу  для
подростков. После чего возвращается к своему сериалу, который ничуть  не
пострадал из-за пятнадцатиминутного перерыва, а  скорее,  даже  выиграл.
Просто Тристан оставил героев знакомиться, пока завязывается интрига. Он
начинает  вникать  в  сюжет  в  тот  момент,  когда  происходит   что-то
существенное. Таким образом он способен одновременно смотреть  несколько
сериалов, дольше задерживаясь на наиболее  интересном.  Мое  присутствие
ему не мешает. Глядя на Тристана со стороны, я начинаю испытывать легкое
головокружение. Мне кажется, что передо мной  какая-то  могучая  машина,
нечто вроде ультрасовременного компьютера, который анализирует ситуации,
удаляет все сюжетные пробелы и предлагает перечень возможных  вариантов.
Если Тристан долго смотрит одну передачу, не пытаясь переключать каналы,
то это означает, что он наткнулся на нечто захватывающее и, как ребенок,
заворожен рассказчиком. И теперь ему больше не нужно вмешиваться.
   Чаще  всего  он  лежит  на   спине   с   пультом   в   руке.   Иногда
переворачивается  на  живот,  чтобы  вытянуть  позвоночник,  но   вскоре
возвращается в исходное положение. Гораздо реже поворачивается спиной  к
экрану и закрывает глаза. Мы знаем, что теперь  он  на  несколько  минут
задремлет, прислушиваясь к диалогам  в  фильме.  Совершенно  необходимое
условие, чтобы он уснул. И дополнительное свидетельство того, что только
художественный вымысел  может  легко  увлечь  нас  в  страну  снов.  Что
касается  репортажей,  то  они  не  способны   вызвать   ничего,   кроме
бессонницы.
   Тристан никогда не улыбается и не смеется, его взгляд всегда остается
бесстрастным. Кажется, что живет только пульт управления.  Временами  он
напоминает мне мальчишку-идиота, прижавшегося носом к стеклу аквариума и
изучающего его тайны, или дряхлого старика, завороженного огнем в камине
и забывшего даже свое имя.
   - Он и малышом был таким.
   Это Жером, обливающийся потом, с бумерангом в руке.  Он  откупоривает
бутылку красной водки и протягивает мне ее вместе со стаканом.
   - Когда я уходил играть с приятелями, Тристан оставался в постели.  А
возвратившись, я должен был рассказывать ему обо всех выходках,  которые
мы вытворяли. Если ничего интересного не  происходило,  мне  приходилось
придумывать  занятные  истории.  Вначале  мои  рассказы  были   довольно
блеклыми - я просто хотел, чтобы Тристан не огорчался.
   У Тристана  на  ушах  наушники.  На  экране  следует  серия  взрывов,
уничтожающих огромный музей современного искусства. Можно не  опасаться,
что он нас услышит.
   - Но малыши ненасытные, им подавай необычные истории. И мне  пришлось
сочинять о проделках храбрецов, о воинских подвигах, о драках в школьном
дворе. "Это самое меньшее, что ты можешь для него сделать",  -  говорила
мне мать, едва сдерживаясь, чтобы не упрекнуть меня за крепкое здоровье.
Я знал, что взрослые всегда отдают предпочтение гадким  утятам,  но  моя
старушка все же немного  перегибала  палку.  Мы  с  Тристаном  прекрасно
дополняли друг друга. Мне хотелось  чем-то  заинтересовать  его,  а  ему
нужно было чем-то заинтересоваться. Пришлось раскрыть свой талант.
   - Так тебя и затянуло?
   - В сценаристы? Ну, да.
   Я закуриваю сигарету, которую стрельнул из пачки,  забытой  Стариком.
Жером удивлен, что я курю. Я объясняю, что мне нравится иногда  получать
наслаждение от табака, а не дымить целый день. Жером распахивает окно  и
выглядывает наружу. В комнату врывается свежий воздух. Я выпиваю  глоток
водки, потом затягиваюсь сигаретой и  наконец  понимаю,  почему  повсюду
твердят,  что  эти  вещи  опасны.  Жером  любуется  звездами,   крышами,
мерцающими неоновыми рекламами, редкими небоскребами,  вырисовывающимися
вдали  на  фоне  неба,  и  громко  вздыхает,  очарованный   великолепным
пейзажем.
   - Как подумаю, что все это когда-нибудь будет моим...
   - Что все это?
   - Весь Париж будет моим, его золото, женщины - все будет принадлежать
мне.
   - Отличная водка. Быстро ударяет в голову, но хороша.
   - Я стану настолько известным, что меня будут приглашать  американцы,
а французы - умолять остаться.
   Я уже научился понимать Жерома; не  в  первый  раз  он  заводит  свою
горько-сладкую песню.
   - Никак не забудешь про четыре миллиона долларов? На твоем месте я бы
тоже свихнулся. Такая сумма  просто  не  существует  -  четыре  миллиона
долларов! Немыслимо!  Четыре  миллиона...  даже  если  и  видел  десятки
фильмов с чемоданами, набитыми "капустой", все равно  не  представляешь,
что это такое. Четыре  миллиона  долларов!  Это  не  слова,  а  какие-то
ласкающие звуки. Четыре миллиона долларов! Так приятно  для  слуха,  что
даже не хочется переводить во франки.
   Он спрашивает, что бы я сделал с такими деньгами, окажись они  передо
мной на столе, но мне ничего не приходит в голову.
   - Ты же сценарист, да?
   - Когда речь идет о деньгах, у меня пропадает воображение.
   - Попробуй придумать историю про типа вроде тебя, которому неожиданно
достается миллионов двадцать франков.
   - Он бы стал откалывать что-то такое, чего никто никогда  не  делает,
но о чем все мечтают.
   - Ну-ну, давай дальше.
   Деньги и маленькие радости, которые они приносят.  Однажды  я  собрал
тысячу франков, чтобы  купить  подарок  Шарлотте,  но  не  нашел  ничего
памятного. Не зная, что ей подарить, я провел два дня, сочиняя  для  нее
хайку.
   - Придумал что-нибудь?
   - Он отдаст себя в руки полудюжины косметичек,  чтобы  те  за  восемь
часов сотворили с ним чудо. Затем отправится в бутик  с  суперроскошными
шмотками и к ретивым портным, умеющим вытаскивать бабки. Он скупит  все,
начиная  от  твидового  костюма,  которые  обожают  землевладельцы,   до
смокинга. Покончив с одеждой, приобретет небольшой английский  кабриолет
- одну из баснословно дорогих игрушек,  которые  постоянно  ломаются,  -
короче, осуществит мечту идиота. Затем начинается волшебная  сказка.  Он
заказывает  шикарную  эскорт-гёрл  в  самом  лучшем  агентстве.  Снимает
Зеркальную галерею в Версале,  где  устраивает  изысканный  ужин,  затем
отправляется с ней выпить по бокалу шампанского в ресторан на  последнем
этаже  Эйфелевой  башни,  где  им  зарезервированы   места.   Ночь   они
заканчивают в самых роскошных апартаментах отеля "Крийон".
   - На все это он потратит штук сто. А на следующее утро?
   - На следующее утро он спросит себя, что за  девица  лежит  с  ним  в
постели и почему ее интересуют лишь его бабки. Он спросит  себя,  какого
черта делает в этих апартаментах, где  не  осмеливается  запачкать  даже
пепельницу. Увидев себя в зеркале в  новых  шмотках,  он  подумает,  что
похож в них на типа со старого рекламного плаката "Алка-Зельцер". Но  он
не спросит себя, не выглядит ли смешно в тачке, которая идет ему так же,
как боа из перьев - уборщице, так как  будет  уже  в  этом  уверен.  Что
дальше? Он вспомнит, что его мать заложила свою галантерейную  лавку,  и
выпишет ей чек. Потом оплатит отдых на Сейшелах своей сестре, у  которой
никогда не было  свадебного  путешествия,  потому  что  у  нее  не  было
свадьбы, потому что не было претендентов. Он серьезно поговорит со своим
банкиром, который посоветует ему сделать несколько капиталовложений. При
хорошей конъюнктуре и неплохих процентах можно купить облигации "Сикав",
которые заморожены уже года два. Однако он предпочтет вложить  деньги  в
строительство, и агент по продаже недвижимости быстро найдет ему участок
площадью в 110 квадратных метров в  квартале,  где  земля  повышается  в
цене. Вот и все.
   Жером наливает себе немного водки и вытягивается на диване.
   - Захватывающе...
   - Я же сказал тебе, что у  меня  плохо  с  воображением,  когда  дело
касается бабок. А что бы ты сделал с четырьмя миллионами долларов?
   - Нужно  спросить  у  господина  Мстителя.  Он  задействовал  бы  все
средства для разработки безжалостного плана, чтобы уничтожить всех,  кто
причинил ему зло.
   Я тоже когда-то восхищался Ивоном Совегрэном  ("Шикарный  французский
парень", как назвали его в статье "Варьете"), пока  Жером  не  рассказал
мне, как этот мерзавец лишил его самого ценного в жизни. Данте Алигьери,
великий драматург, придумавший Страшный суд, оставил девятый и последний
круг ада для тех, кто обманул доверие других. Там собрались все  крупные
специалисты по нанесению ударов в спину: все, от Иуды до  Брута,  и  они
уже подготовили тепленькое местечко для Ивона Совегрэна. Но  прежде  чем
пылающие недра Земли поглотят его на веки веков, ему придется  заплатить
за свое коварство в этом мире.  Забыв  об  осторожности,  мы  с  Жеромом
устроили ночной сеанс  "мозговой  атаки":  как  прижать  этого  негодяя,
заставить  его  выпустить  из  зубов  сахарную  косточку  и   возместить
моральный ущерб. Это упражнение показалось мне еще более  занимательным,
чем "Сага".
   В нашем сценарии  нужно  преодолеть  несколько  подводных  рифов:  мы
ничего не можем доказать  -  за  этим  подлецом  Совегрэном  стоит  весь
Голливуд и министр культуры, а Жером в настоящий момент не может вложить
в это дело ни гроша.
   Посреди  ночи,  под  воздействием  водки,  выдвигая  одну  за  другой
нелепейшие  идеи,  мы  наконец  начинаем  нащупывать   верную   дорожку.
Перевозбужденный, Жером решает привести в порядок свои заметки и сделать
резюме.
   - Работы мне хватит до конца ночи, так  что  устраивайся  на  диване,
если не собираешься домой.
   Я отклоняю предложение и покидаю двух братьев.
   Сегодня у меня возникает ощущение, что с "Сагой" не вес благополучно.
Однако в нашей жизни не произошло ничего  исключительного.  По-моему,  я
единственный, кто заметил какое-то изменение курса.
   Впрочем, день начался как обычно, мы  собрались  около  девяти  утра,
чтобы доработать черновые наброски 16-й и 17-й  серий.  Сейчас  уже  час
дня, братья Дюрьецы уплетают пиццу, а мы с Матильдой решаем пообедать  в
городе.
   "Мне нужно  сменить  обстановку",  -  говорит  Матильда,  не  решаясь
признаться, что ее тошнит от запаха  расплавленного  итальянского  сыра.
Старик не желает составить  нам  компанию.  Похоже,  что  Матильда  рада
этому, хотя я не понимаю почему.
   Вообще-то до сих пор я видел ее только в нашей  конторе,  чаще  всего
спрятавшуюся за монитором, и мне интересно узнать, как  она  выглядит  в
другой обстановке.
   Матильда шагает быстрыми мелкими шагами, как истинная  парижанка,  и,
не прерывая разговора, внимательно наблюдает за жизнью улицы. Сегодня на
ней    оранжевое    платье,    великолепно     сочетающееся     с     ее
золотисто-каштановыми  волосами,  падающими  на  плечи.   Она   выбирает
ресторан, точнее, небольшое бистро,  где  довольно  уютно,  несмотря  на
грохот электрического бильярда. Поскольку  мне  никогда  не  приходилось
обедать с дамой, которая пишет любовные романы, я тщательно изучаю меню.
   - Я очень рада, что мы можем побыть наедине.  Немного  смутившись,  я
делаю жест рукой, означающий что-то среднее между "спасибо" и "я тоже".
   - Мы можем перейти на "ты", Марко?
   - Конечно.
   - Забавно называть тебя Марко. Так звали  одного  из  моих  героев  -
итальянца-ловеласа, - чьи похождения я описала  в  романе  "Человек  без
сердца".
   Вчера, в самый разгар работы, когда мы вносили последние  исправления
в  бурную  сцену  между  Джонасом  и   Камиллой,   разговор   неожиданно
переключился  на  семейные  отношения,  и  Матильда  сообщила,  что  она
выздоравливает от любви. Бог его знает, почему  мы  даже  не  попытались
узнать об этом поподробнее. Зная, какие диалоги  и  ситуации  она  может
придумать, когда речь идет о сердечных и альковных делах, я  боюсь  даже
представить, на что она способна, если решит кому-то  отдаться  телом  и
душой.
   - "Человек без сердца"? Моя невеста придет в восторг.
   - Как ее зовут?
   - Шарлотта.
   - Очень мило. Марко и Шарлотта.
   Некоторое время мы молчим, поглощая овощные закуски.
   Ее обращение ко мне на "ты" выглядит страшно  неестественно,  похоже,
ей не терпится сделать наши отношения более теплыми  и  ради  этого  она
пренебрегает правилами приличия. Но с какой целью?
   - Где ты будешь сегодня ночью?
   - Сегодня ночью?..
   - Да, во время передачи пилотной серии.
   - Сегодня... уже двенадцатое?
   - Очнитесь, Марко!
   И верно, сегодня в четыре утра начнут передавать  "Сагу"!  Я  слишком
молод, чтобы помнить, как первые космонавты высадились на Луну,  но  все
взрослые, бодрствовавшие той ночью,  совершенно  точно  знают,  где  они
находились. А ведь событие, которое произойдет сегодня,  гораздо  важнее
для моего будущего, чем прилунение для всего человечества. Ну,  конечно,
это случится сегодня ночью! Только наша  четверка  будет  присутствовать
при этом крутом повороте истории, однако наши потомки с гордостью  будут
рассказывать, что передача первой серии  "Саги"  состоялась  во  вторник
тринадцатого октября, в такой-то год от Рождества Христова, в 3 часа  55
минут утра.
   - Если нам хоть немного повезет, то нас будет больше, чем четверо.  Я
уверена, что...
   Она не знает, как закончить столь оптимистично начатую фразу.
   Кто же еще будет смотреть нашу "Сагу"?
   Может быть, дюжина человек, страдающих бессонницей  и  организовавших
тайную секту, чтобы подготовить путч  и  разбудить  всех  мирно  спящих.
Самоубийца, оставивший телевизор включенным, чтобы не испытывать  страха
перед прыжком в пустоту. Человек, перепутавший день и ночь.  Неторопливо
потягивая аперитив, он будет время от времени бросать  взгляд  на  экран
поверх газеты. Старая дама,  караулящая  возвращение  шестнадцатилетнего
внука,  слишком  счастливого,  чтобы   спешить   домой.   Нервный   тип,
предпочитающий смотреть  телевизор  с  выключенным  звуком.  Медицинские
сестры, ухаживающие за роженицами. Женщина, ждущая со слезами на  глазах
с шестнадцати часов звонка от мужа, брошенного в тюрьму в  Куала-Лумпур.
Может, еще кто-нибудь, кто знает...
   - Так где вы будете сегодня ночью?
   Это обращение на "вы" звучит более естественно  и,  как  ни  странно,
более интимно.
   - Скорее всего, дома, вместе с Шарлоттой. Впрочем, я еще не решил.  А
вы?
   - Наверное,  у  мамы.  Я  предлагала  ей  сделать  копию,  чтобы  она
посмотрела ее в любое, более удобное для себя  время,  но  ей  интересно
сидеть перед телевизором именно в четыре утра.  Я  уже  слышу,  как  она
говорит: "Твоя работа хоть приносит тебе деньги"? Даже  когда  я  писала
романы, она задавала мне этот вопрос, и я  всегда  отвечала:  "Нет".  Но
этой ночью я отвечу: "Немного".
   Матильда улыбается. Она мне чертовски  симпатична.  Нам  приносят  по
куску  жареного  лосося,  и  она  отодвигает  на  край  тарелки   масло,
приправленное петрушкой.
   - Послушайте, Марко, я хотела пообедать с вами наедине, так  как  мне
нужно посоветоваться по поводу тайной комнаты Френелей.
   В некотором смысле меня это успокаивает. Если не ошибаюсь, именно  ей
поручено написать сцену. -  Я  собиралась  познакомить  с  текстом  всех
остальных сегодня днем, но потом решила показать его вначале  вам.  Если
честно, то я немного побаиваюсь реакции Луи. Иногда он смотрит  на  меня
так, словно я несу несусветную чушь. Кроме того, мне кажется, что  Жером
из-за моих невинных постельных сцен принимает меня за хозяйку борделя.
   - А Жерому кажется, что вы  принимаете  его  за  маньяка-убийцу,  что
ничем не лучше. Нет, Матильда, вас все ценят и уважают. Показывайте, что
вы написали. И закажите два кофе.
   Нет ничего хуже, чем читать текст  на  глазах  у  автора,  напряженно
следящего за каждым движением твоих ресниц,  за  малейшей  улыбкой.  Тем
более  в  бистро  в  разгар  обеда,  где  пахнет  хот-догами  и   гремит
электрический бильярд. Однако я должен сосредоточиться. У меня важнейшее
дипломатическое поручение!  На  моих  плечах  лежит  ответственность  за
сохранение сплоченности команды, а я ведь так молод! И все же  я  должен
вникнуть в текст, должен!
   С ц е н а 38. Гостиная Френелей. Павильон. День
   Мария Френель торопливо бросает в сумку какую-то одежду. Рядом  сидит
Милдред.
   Мария. Три дня назад пропал Фред, мне сообщили об этом из Лондона, из
Центрального  комиссариата.  Когда  он  уезжал  на  этот   конгресс,   я
чувствовала, что у него не все в порядке.
   Мария вынимает из сумки билет,  проверяет  время  выпета  и  надевает
пальто.
   Милдред. Хочешь, я попрошу брата навести справки?
   М а р и я. Я не решалась попросить тебя... {Целует  девушку  в  лоб.)
Предупреди Брюпо и Камиллу, что я позвоню им вечером. И еще: обязательно
отвечайте на все звонки, это может быть Фред. Спасибо за заботу.
   Она уходит.
   Тишина.
   Милдред выходит в коридор и останавливается перед дверью таинственной
комнаты, которую уже показали в 17-м эпизоде второй серии.  Прикладывает
к двери ухо, но ничего не слышит. Пытается открыть  ее,  но  та  заперта
изнутри. Снова идет в гостиную, возвращается со связкой ключей,  пробует
несколько из них, но ни один не  подходит.  Она  рассматривает  замочную
скважину, уходит и возвращается, держа в руке несколько предметов: ноле,
шпильку, пластиковый проездной билет.
   - Проездной билет?
   - Однажды сосед открыл им дверь в мою квартиру.  Кажется,  для  этого
подходит и кредитная карточка.
   Матильда подносит к губам чашку с  кофе,  делая  вид,  что  думает  о
чем-то постороннем. Но я знаю, что стоит мне качнуть головой, и она  тут
же грохнется в обморок.
   Милдред просовывает проездной в  щель  рядом  с  замочной  скважиной,
затем вставляет под язычок замка лезвие ножа, нажимает  одновременно  на
оба инструмента, замок щелкает - и дверь открывается.
   С ц е н а 39. Тайная комната. Павильон. День
   Очутившись в темноте, Милдред ищет выключатель,  ощупью  передвигаясь
по комнате, в которой, кажется, нет мебели. Она обнаруживает  настольную
лампу и  пользуется  ею  как  фонариком.  Наконец  находит  выключатель.
Комната пуста, в ней  только  одна  кровать,  посередине  которой  стоит
тарелка с виноградом.
   Внезапно Милдред вскрикивает от ужаса.
   Мы видим возле  стены  обнаженное  существо,  сидящее  на  корточках.
Милдред бежит к выходу, но  существо  бросается  на  нее  и  захлопывает
дверь. Милдред кричит, отбивается, ищет дру