Когда  дело  касается  "обычного  человека  с  улицы",  моя  способность
предугадывать события совершенно бесполезна. Любители делают то, что  им
взбредет в голову, импровизируют, и  в  результате  вес  выходит  из-под
твоего  контроля.  Нужно  будет  когда-нибудь  сочинить  историю   жизни
какого-нибудь человека, а потом заставить его придерживаться сценария.

***

   Не знаю, то ли спуститься в метро, то ли зайти в кафе, где никому  ни
до кого нет дела. Ноги сами несут меня по какой-то небольшой улочке, и я
не  пытаюсь  командовать  ими.  Что  сделал  бы  на  моем  месте   герой
американского фильма? Давным-давно обратился бы к частному детективу.
   Идея  не  так  уж  нелепа,  как  кажется  на   первый   взгляд.   Мне
действительно нужен парень, который умеет искать. Ему наплевать,  кто  я
такой, лишь бы  платил  деньги.  Он  сумеет  расколоть  руководительницу
проекта так, что она ничего не заметит...
   В конце улочки какой-то тип в серо-голубом костюме останавливает меня
и протягивает руку. Его физиономия ни о чем мне не говорит.
   - Мы знакомы?
   Нельзя не пожать протянутую вам  руку.  По  крайней  мере,  так  меня
воспитали. Еще два типа молча окружают меня.
   Все происходит молниеносно, каждое  движение  отрепетировано,  как  в
танце. Открытая дверь машины, толчок под ребра - я оказываюсь на  заднем
сиденье, а машина срывается с места. И все в полном молчании,  никто  не
произносит ни слова, даже я. Состояние как сразу  после  автокатастрофы:
смутно понимаешь, что случилось что-то ужасное, и ждешь, когда  вернется
сознание. Улочка уже далеко позади, водитель резко поворачивает за угол.
Один из его сообщников сидит на  переднем  сиденье,  второй  -  со  мной
сзади. Все трое в одинаковых серо-голубых костюмах,  у  всех  квадратные
нижние челюсти и холодные рыбьи глаза.  Ощущая  противную  дрожь,  выдаю
соответствующий монолог, но полное молчание в  ответ  свидетельствует  о
том, что они давно знают его наизусть. Машина ныряет в  туннель.  Крепко
зажмуриваю глаза и слышу свой внутренний голос: "Да, Марко, это  уже  не
обычная жизнь, действительность не имеет ничего общего с той, которую ты
знал до того, как начал писать "Сагу".  Но,  что  бы  ни  случилось,  не
забывай, что герой - это ты. Иначе они доведут тебя до сумасшествия".
   - Куда вы меня везете? Молчание.
   - Вы не ответите ни на один мой вопрос?
   Не обоворачиваясь, тип, сидящий впереди, бросает:
   - Вы сценарист, да?
   Не представляю, через какие испытания мне придется пройти, но как  бы
странно это ни выглядело, тип прав. Да, сценарист - это я.
   - Если попытаться проанализировать сцену, то мы  находимся  в  крутом
боевике, учитывая хорошо скроенные  костюмы  и  шикарную  тачку.  Подбор
актеров безупречен, и у вас очень  сдержанная  манера  игры.  Похоже  на
школу Страсберга. Однако  из-за  отсутствия  диалогов  общий  тон  сцены
слишком размыт. Если  позволите,  могу  дать  совет:  вопреки  всеобщему
мнению, что зрителю это  нравится,  очень  опасно  так  долго  сохранять
тревожную атмосферу, вы  рискуете  его  потерять.  В  кино  он  начинает
скучать, как только ему становится все  ясно.  А  в  пятнадцатисекундном
эпизоде может начать зевать через пять секунд. Будь на моем месте кто-то
другой, он бы уже давно выключил этот канал.
   Я попробовал. И не получил по морде.
   - Тем не менее вы не знаете, с каким кланом имеете  дело,  -  говорит
один из моих похитителей.
   - Вы говорите "клан", как будто их только два: полицейские и бандиты.
Если мы действительно играем в боевик, то я не представляю вас ни милыми
полицейскими, ни злыми  бандитами,  ни  злыми  полицейскими,  ни  милыми
бандитами. Вы явно выше этого.  Если  бы  мне  пришлось  вводить  вас  в
сценарий, я бы написал  так:  Агент  1,  Агент  2,  Агент  3,  не  давая
психологических или физических портретов.
   Поиздеваться над  ними,  чтобы  посмотреть  на  реакцию.  Рискованно,
конечно. Орел или решка?
   - Продолжайте.
   - Попробуем перечислить гипотезы. Вы ведете себя очень  двусмысленно,
невозможно определить, то ли вы:  а)  перережете  мне  горло  где-то  за
городом; б) посадите в самолет, чтобы спасти мне жизнь; в) напугаете  до
смерти, чтобы заставить сделать то, чего я не хочу.
   Они не реагируют, но мне кажется, что мы ближе всего  к  пункту  "в".
Утром я поклялся Сегюре, что больше не притронусь к "Саге". Известие  об
этом дошло по цепочке до самых верхов, и в результате я удостоился чести
быть  похищенным  тремя  клонированными  типами,  вышедшими  то  ли   из
резиденции премьер-министра, то ли из дешевого шпионского фильма.
   - Вы не находите, что эта история становится просто неправдоподобной?
Ежедневно телевидение обрушивает на зрителя лавины  картинок,  мы  видим
умирающих детей, присутствуем на войне, словно участники видеоигры.  Нам
показывают подонков и убийц, которых оправдывают на судебных  процессах.
Пичкают дебильными  шоу  с  невежественными  ведущими,  забивают  головы
сказками,  чтобы  мы  перестали  думать.  Все  аудиовизуальные  средства
находятся в руках циников, которые давят  на  нас  своим  могуществом  и
посредственностью. И только эта чертова "Сага" не  прошла  незамеченной.
Ну почему все с таким остервенением вцепились в этот дерьмовый сериал? В
меня, жалкого сценариста, который попытался хорошо сделать свою работу?
   Несколько секунд они удивленно молчат, потом просят меня  заткнуться.
Я мог бы выплеснуть все это типу из психологической помощи,  Сегюре  или
родителям моей  будущей  жены.  Так  нет,  надо  же  было  нарваться  на
бандитов. Они, потешаясь, обмениваются взглядами. Внезапно мне  начинает
казаться, что я здесь - пустое место.
   Агент  1.  Эй,  ребята,  вам  не  напоминает  это   антителевизионную
кампанию? Кто-то уже в ней участвовал?
   Агент 2. Вальтер Каллахэн, в самом начале. Помните, как менялось  его
лицо, когда он сидел перед телевизором? По одному блеску  в  глазах  уже
становилось понятно, что он смотрит. Отличный был актер.
   Агент 3. Это в той серии, где его кузен Квинси приезжает в Париж.
   Агент 2. А, кузен Квинси! Тот, что любил приговаривать...
   Агенты 1, 2 и 3 (хором). Не в свои сани не садись!
   Агент 3. Помните Клариссу, подружку Камиллы?
   Агент  1.  Когда  устраивали  розыгрыши  на  церемонии  посвящения  в
студенты?
   Агент 3. Я был к ней неравнодушен, но в следующей серии она  исчезла,
не помню уже почему.
   Машина мчится по Парижу без видимой цели.
   Агент 2. Она погибает из-за расследования одного журналиста,  который
на самом деле является сыном жертвы и просит убийцу помочь  ему.  И  тот
кретин попадает в ловушку.
   Агент 1. Когда я смотрел эту серию, то думал, что убийца - Фред.
   Вообще-то, цель есть. И цель совершенно точная. Машина приближается к
кварталу, который мне хорошо известен. Это мой квартал.
   Агент  2.  А  я  был  уверен,  что  убийца  -  Джонас,  на   практике
реализовавший свою теорию о "парадоксальном убийстве".
   Агент 3. Лично я думал, что это  та  шестидесятилетняя  женщина,  все
время забываю, как ее зовут...
   - Парни, вы же не высадите меня днем возле моего дома? Вы  не  можете
поступить так со мной!
   Агент  2.  Ты  говоришь  о  даме,  которая  живет  воспоминаниями   о
пятидесятых годах?
   Агент 1. Иветта! Когда она снимает  туфлю,  чтобы  выровнять  шов  на
чулке...  Точь-в-точь  как  моя  мать.  А  знаете,  что  именно   Иветта
произносит слово "Сага" один-единственный раз за весь сериал?
   Машина сворачивает на улицу Пуассоньер. Впереди  я  вижу  грузовик  и
мусорщиков, которые грузят в кузов телевизоры.
   Агент 3. Нет, не только Иветта.
   Агент 1. А кто еще?
   Какие-то  придурки  разрисовывают  из  балончиков  с  краской   стены
окружающих домов.
   Агент 3. Камилла.  Она  знакомится  с  иностранным  туристом,  и  тот
говорит ей: "Моя жизнь - это сага, позвольте мне рассказать ее вам". Эту
фразу перевел мне один приятель-швед.
   Кучка  подозрительных  типов  поджидает  меня  возле   дома.   Машина
тормозит. Одной рукой я цепляюсь за спинку сиденья, другой - за  дверную
ручку. Агент 2 обходит машину, чтобы  открыть  дверцу  с  моей  стороны.
Несколько лоботрясов смотрят в нашу сторону, думая, что сейчас из машины
выйдет какая-то шишка.
   - Вы не можете выпустить меня здесь!
   Они вдвоем хватают меня, вытаскивают из машины и бросают на тротуар.
   Агент 1. Вы немедленно сядете за работу.
   Агент 2. К сентябрю все должно быть готово.
   Агент 3. Или в следующий раз мы остановимся на варианте "а".
   Хлопают дверцы, и машина исчезает. Вы не можете выпустить меня здесь!
Из меня сейчас выпустят кишки, если я проторчу здесь хотя  бы  еще  одну
секунду. Принимаю непринужденный вид,  поворачиваю  на  сто  восемьдесят
градусов, направляясь в сторону улицы Люн. Трюк не  удается.  Три  типа,
требовавших  моей  смерти  в  своих  воззваниях,  нарисованных  красными
буквами на соседнем фасаде, бросаются за мной. За ними устремляются двое
или трое  жильцов,  наш  управляющий  и  прочие.  К  ним  присоединяются
случайные прохожие и еще какие-то люди. Я обращаюсь в  бегство.  Бежать,
бежать, пока не разорвется сердце. Я любил тебя, Шарлотта! Я всегда  был
готов  отдать  за  тебя   жизнь,   но   сейчас   верх   берет   инстинкт
самосохранения, и мне хочется удрать  на  другой  конец  света  от  этой
разъяренной толпы. Если ты уже там, подожди меня, я скоро буду! Я  скоро
буду!
   На улице Торель толпа настигает меня. Я  оказываюсь  в  заколдованном
кольце; в таких случаях скорпионы обычно кончают жизнь самоубийством. Не
успеваю произнести ни  слова,  как  на  меня  выливаются  струи  краски.
Толкотня, крики, поднимающаяся волна ненависти. Меня  хватают,  пытаются
разорвать на части, я - их добыча, каждый  желает  получить  свою  долю.
Потом бросают на землю, пинают ногами, топчут  ботинками.  Из  последних
сил пытаюсь представить, что все это - художественный вымысел.
   Простая комедия, но в которой начинаешь верить в Бога.
   Однако это не облегчает мою боль. В давке лавина тел обрушивается  на
меня, сейчас мои кости захрустят под их тяжестью. В этой каше кто угодно
может нанести  мне  смертельный  удар,  и  никто  никогда  не  установит
виновного.
   Терплю.
   Надеюсь.
   Лежу с закрытыми глазами и надеюсь.
   Внезапно пытка прекращается.
   На меня больше никто не давит.
   Открываю глаза.
   Град ударов обрушивается на банду моих мучителей. Ничего не  понимаю.
Над  моей  головой  разворачивается  настоящее  побоище,   чьи-то   руки
поднимают меня с земли и тащат по улице Люн.
   Я распят! Превратился в распятого мученика!
   Это  становится  невероятно  забавным.  Точно,  они  довели  меня  до
сумасшествия! Сейчас вознесусь на небо!
   Через несколько минут меня закрывают в кузове грузовика.
   - Едем на базу.
   - Еще бы немного...
   - Трогай, черт возьми!
   - Все будет в порядке, месье Марко, можете не беспокоиться.
   Фраза, которая сразу же производит противоположный эффект.  В  кузове
еще шесть человек, изумленно разглядывающих меня. Все они приблизительно
моего возраста. Парни, похоже, хорошо владеют боевыми приемами, а у двух
девушек выправка, как у бойцов элитного спецназа.
   Сегодня утром, часов в семь,  я  был  героем  психологической  драмы.
Немного позже оказался участником комедии нравов. После  обеда,  вопреки
своей воле, стал действующим лицом шпионского боевика.  Но  сейчас,  что
делаю я сейчас в этом фильме о войне?
   - Где расположена ваша база?
   - В трех шагах отсюда. Но о ней не расскажешь, ее нужно видеть.
   - Вы случайно оказались на месте побоища?
   - Мы поставили возле вашего дома дежурного на  тот  случай,  если  вы
появитесь, так как вас нелегко поймать. Он предупредил нас, и мы  успели
вмешаться.
   - Я могу узнать, кто вы такие?
   -  Делегация  президентов  шестидесяти   одного   фан-клуба   "Саги",
съехавшихся со всей Франции.
   Я не  могу  сдержать  тяжелый  вздох.  Они  принимают  его  за  вздох
облегчения, хотя я просто смиряюсь с  ситуацией.  День  сегодня  обещает
быть долгим.

***

   Грузовик въезжает в мощеный  двор.  На  стене  обветшалого  здания  -
табличка:  "ПРОДАЕТСЯ".  Владелец  строения  -тоже  поклонник  "Саги"  -
предоставил на несколько месяцев свое  помещение  для  сборного  пункта.
Едва я  переступаю  порог,  как  меня  торжественно  встречает  радушное
правление. Когда им сообщили, что я скоро прибуду, они  накрыли  стол  и
повесили плакат с приветствием. Они ждали этого момента две  недели.  Не
знаю, могу ли я наконец немного успокоиться.  После  бокала  шампанского
мне показывают спальню, зал заседаний и то, что они  называют  "Музеем".
Это действительно напоминает  музей  -  множество  разных  предметов  на
полках и в витринах. Глава правления  объясняет,  что  здесь  находится.
Пистолет под стеклянным колпаком.
   - Это кольт девятого калибра, принадлежавший Камилле, мы купили его у
типа, занимавшегося снабжением первой съемочной группы.  Потом  они  его
заменили, но именно этот кольт она держит в руке во второй серии.
   На длинном столе разложено с десяток страниц сценария.
   - Их подобрал во время съемок наш человек, иначе их просто  выбросили
бы. Это черновик 18-й сцены из 62-й серии, когда  Мордекай  покупает  за
две тысячи долларов какие-то необыкновенные  конфеты  для  Марии.  Внизу
этой страницы Луи Станик добавил  от  руки:  "Вставить  здесь  искреннюю
фразу".
   Небольшой сосуд из прозрачной пластмассы с  белесоватой  жидкостью  -
образец  липозы,  который  Фред  показывал   министру   здравоохранения.
Реквизитор получил липозу, смешав яичный белок с топленым свиным  салом,
которое раздобыл на кухне.
   Пустая бутылка из-под водки.
   -  Вы,  наверное,  догадываетесь,  откуда  она.  Мы  извлекли  ее  из
мусорного бака дома № 46 по авеню де Турвиль. Водка с перцем или  просто
перцовка. Говорят, что ее пили только вы с Жеромом, а Матильда  Пеллсрен
не брала в рот ни капли. Луи Станик, тот предпочитал пиво.
   На экране мелькают кадры "Саги".
   - Редкий экспонат: запись 8-й серии с ошибкой. Эрика здесь все  зовут
Жан-Жаном. В чистовом варианте и на кассетах уже все исправлено.
   Я приперт к стенке и должен продолжать эту  дурацкую  экскурсию.  Мой
гид не упускает ни одной мелочи, начиная от  крошечного  обрезка  ногтя,
кончая скучнейшим анекдотом. И чем больше я вижу экспонатов, тем чаще  у
меня мелькает мысль, что я попал  в  логово  психов,  безумцев,  опасных
безумцев, членов секты  маньяков,  готовых  сделать  из  меня  чучело  и
выставить его как самый ценный трофей. Я чувствую, что мои  глаза  скоро
вылезут из орбит. Пора просить Бога о милосердии.
   - Узнаете? Это "Процесс" Кафки, который Менендес  всегда  держал  под
рукой.
   Господи?
   Все правильно!
   Конечно, все правильно!
   Это ОН подстроил так, чтобы я влип в это дерьмо!
   - Чтобы раздобыть флакон с ванильными  духами  Вальтера,  я  чуть  не
поплатился жизнью. А оказалось, что они ничем не пахнут.
   Бог рассердился на  меня  за  то,  что  я  играл  людскими  судьбами,
использовал ЕГО в качестве действующего лица,  заставлял  ЕГО  говорить,
ЕГО, чьи мысли непостижимы! Мы возомнили  себя  ИМ,  сотворили  Золотого
тельца, нарушили все ЕГО заповеди!
   - Один из наших парней в Париже,  скульптор,  восстановил  "осязаемый
пейзаж",  о  котором  говорит  Боннемей  в  67-й  или  68-й  серии.   Он
использовал четыре вида разных камней и...
   Прости меня, Господи.
   Я раскаиваюсь. Искренне раскаиваюсь. Если Ты  умеешь  читать  в  моей
душе, то понимаешь, что я не лгу...
   Если бы Ты знал, как мне нравилось заниматься Твоей работой...
   Ты делаешь потрясающую работу, и мало кто из людей о ней знает. Какое
испытываешь наслаждение, видя, как этот мир движется, любит, страдает...
Как приятно подвергать людей испытаниям и вознаграждать  их,  когда  они
того заслуживают! Но почему Ты так жесток со мной? Со  мной,  кто  знает
всю профессиональную кухню,  предсказывает  за  четыре  серии  все,  что
должно произойти?
   - Помните фотохромовое платье, которое Фред придумывает для Марии? Мы
раздобыли его, но без спецэффектов оно не меняет окраску, мы пробовали.
   Ты бы мог и не подкладывать мне свинью - своему коллеге. Неужели тебе
недостаточно, что бедняга Марко мечется,  словно  проклятый,  в  поисках
женщины своей мечты?
   Нет?
   Тебе нужно было доказать мне кое-что...
   - Вам нравится наш музей, месье?
   Ты хотел доказать, что как сценарист Ты лучше меня.
   - ...Вам не нравится?
   - Нет, нет...  Не  обижайтесь,  я  немного  рассеян...  Все  это  так
трогательно...
   Надо попытаться  усыпить  бдительность  этих  чокнутых,  надо  что-то
придумать...
   - Я мог бы подарить музею несколько редких экспонатов. Они хранятся у
меня, я постараюсь привезти их сегодня же вечером.
   - А что именно?
   - Я сохранил  записные  книжки,  мы  иногда  играли  в  слова,  когда
уставали от работы. Именно таким образом появился на  свет  целитель.  Я
унаследовал также Коробку решений и ...
   - Коробку решений?
   - С самого начала совместной работы мы придумали особый прием - клали
бумажки с предложениями в коробку из-под обуви, а потом вытаскивали одну
наугад и принимали решение. Если вам интересно, коробку можно найти. Она
где-то валяется в нашем бюро на авеню де Турвиль.
   - Мы там все обыскали.
   Кажется, у них мирные намерения. Они относятся ко  мне  с  уважением.
Пожалуй, даже боготворят. Настолько, что это может вызвать раздражение у
Всевышнего.
   Клянусь тебе, что раскаиваюсь! Вытащи меня отсюда, я усвоил урок.
   - Может, она среди моих вещей?
   - С этим можно повременить. Сейчас у нас есть более важное дело.
   Мирные намерения? Как бы не так, клянусь  своей  задницей!  Но,  черт
побери, что они еще такое придумали? Что Ты еще придумал для меня?  Ведь
это Ты?
   - Осторожнее со  ступеньками.  Они  через  одну  сломаны.  Знаю,  что
совершил большой грех, и этому греху древние
   греки дали название.
   Hubris... Грех гордыни...
   Отсутствие чувства меры и наглость одновременно. Состязание с  Богом,
присвоение права управлять судьбами. Вот, что мы сделали,  и  сделали  в
полной безнаказанности, презрев все законы, получив абсолютную  свободу,
когда-либо предоставленную писателям.
   Четверо  или  пятеро  психов,  которые  ведут  меня  по  обветшавшему
коридору, прекращают болтать, когда мы оказываемся  перед  двустворчатой
дверью. Что же делать? Я могу захлебнуться в истошном крике - меня никто
не услышит. Могу возмущаться, сколько влезет - им  плевать.  Они  спасли
меня для того,  чтобы  заставить  заплатить  как  можно  дороже  за  мое
спасение.
   Двери открываются.
   Огромный пустой зал. На раставленных квадратом стульях сидят  десятка
три мрачных типов. Это похоже на обстановку в зале судебного заседания.
   Процес...
   Мой процесс.
   Меня усаживают в подобие бокса. В зал входят еще несколько человек  и
рассаживаются с торжественным видом, словно члены Верховного суда.
   И  среди  этого  сюрреалистического  кошмара  я  неожиданно   начинаю
понимать, как всем  нам,  заблудшим  душам,  нужна  вера  в  сказки.  Не
проходило и дня, чтобы кто-то из нас не вспоминал домохозяйку из Вара  и
безработного из Рубе. Но среди  девятнадцати  миллионов  заинтригованных
неизвестных зрителей были и старая дева  из  Авиньона,  и  отшельник  из
Воклюза, и хандрящий вандеец, и сироты  со  всех  уголков  страны.  Были
одинокие,  сломанные  жизнью.  Неуравновешенные,   снедаемые   тревогой,
брошенные на произвол судьбы. Те, у кого не было ни семьи, ни  друзей  -
ничего, кроме телевизора. Те, чье желание поверить в сказку  было  столь
сильным, что любое правдоподобие  им  только  мешало.  Да  и  как  можно
отказаться от фантазий, когда жизнь то и дело бьет по голове?
   Они сами отождествляли себя  с  героями.  Нам  достаточно  было  лишь
немного приоткрыть дверь, чтобы они устремились в нее и открыли для себя