Вдали уже закрывают вход в Тюильри.
   Иду дальше вдоль Сены.
   В нескольких шагах от Нового моста четверо бродяг расположились перед
витриной большого магазина. Я замедляю шаг. проходя мимо них. По  одному
огромному телевизору демонстрируют художественный фильм,  по  другому  -
документальный, но все взгляды прикованы к тем светящимся  экранам,  где
снуют немые персонажи  "Саги".  Парни  отпускают  непристойные  шуточки,
потягивая дешевое красное вино.
   На улицах очень мало автомобилей.
   Не могу поверить, что отчасти это из-за меня.
   Сам, не заметив как, оказываюсь на левом берегу Сены.  Площадь  Одеон
словно  вымерла.  Только  билетерши  из  кинотеатров   прохлаждаются   у
рекламных щитов.
   Кафе на бульваре Сен-Жермен полно людей. Захожу, чтобы  выпить  пива.
Официант откупоривает бутылку, не сводя взгляда с экрана, и ставит ее на
стойку, не глядя на меня. Мордекай только что оплатил все аттракционы на
ярмарке и собирается развлекаться на них один.
   В том, как он садится на карусель, которая работает для него  одного,
есть что-то трогательное. Тысячи разноцветных лампочек  горят  для  него
одного. Какой-то клиент, стоящий рядом со мной, замечает вполголоса:
   - Все-таки здорово иметь толстый кошелек!
   В следующей сцене во второй раз за весь сериал появляется Фердинанд.
   - А это кто такой?
   - Приятель Брюно, подопытный кролик Фреда.
   Сидя в одиночестве в  какой-то  богемной  квартире,  Фердинанд  пишет
письмо любимой женщине. Голос за кадром.
   "Я не знаю, где ты, и поэтому вижу тебя повсюду. В метро,  в  которое
саз/сусь, за дверями, которые распахиваю, на улицах,  по  которым  хожу.
Если бы ты знала, как это жестоко - видеть, как  разветвляется  улица  и
бояться выбрать не ту. Когда я звоню одной из твоих подруг,  то  уверен,
что она лжет, что ты знаками ей показываешь, чтобы она не проговорилась.
Когда я звоню какому-нибудь приятелю,  то  представляю,  что  ты  в  его
постели, в нескольких метрах от  телефона.  Иногда  я  боюсь,  что  тебе
плохо, но чаще всего боюсь, что тебе хорошо. С тех пор, как ты  исчезла,
я каждый день,  прожитый  без  тебя,  отмечаю  на  стене  своей  комнаты
палочкой, и сейчас  написал:  ОТСУТСТВИЕ  НЕХВАТКА  НЕДОСТА  ЧА  ЛИШЕНИЕ
ОШИБКА ЗАБВЕНИЕ УПУЩЕНИЕ ПРОБЕЛ УДАЛЕНИЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРОПАЖА ДЕФИЦИТ. У
меня осталось два или три синонима,  чтобы  продержаться  еще  несколько
недель. Мне бы хотелось просто узнать, где ты,  Шарлотта.  Я  так  люблю
тебя".
   - А кто она?
   - Говорят тебе, его подружка.
   - Подлей-ка нам немного "Кот-дю-рона", Рене.
   - А с тобой такого не случалось?
   - Как же, было.
   - Чего тогда спрашиваешь...
   Иду пешком до Монмартра. У владельца бензоколонки на улице Асса  тоже
включен маленький телевизор. Мелькают последние кадры "Саги".
   Жизнь входит в обычное русло, террасы кафе заполняются людьми, машины
несутся по бульвару. Пытаюсь убедить себя, что это такой же вечер, как и
остальные, даже если  по  пути  к  авеню  де  Турвиль  я  слышу  обрывки
разговоров, знакомые имена и слова, вышедшие из-под моего пера.
   Тристан, похоже, скучает в одиночестве. Мне даже вначале  показалось,
что он выключил телевизор. Жером пошел в магазин за сахаром. Я спрашиваю
у Тристана, что он думает о последней серии.
   - Ваша  четверка  опять  меня  удивила.  Иногда  смотришь  фильм  как
загипнотизированный, иногда думаешь: "Это черт знает что", но никогда не
скажешь, что это нудно или прогнозируемо.
   Я спрашиваю, как  он  воспринял  появление  Марии,  сцены  с  которой
смонтированы из старых кадров, хотя для него это не  сюрприз,  поскольку
он тоже присутствовал при монтаже.
   - То, что это  подделка,  совершенно  не  заметно,  веришь,  что  она
действительно вернулась. Потрясающе!
   Для  небольшого  эпизода  такой  трюк  подходит,  но  мы  не   должны
злоупотреблять этим приемом, в конце концов, зритель поймет, что к чему.
Было бы идеально, если бы  настоящая  Элизабет  согласилась  приехать  и
сыграть одну сценку, совсем  небольшую.  Она  могла  бы  стать  для  нас
"Special guest star" ,
как говорит Жером.
   - Кроме того, сериал  пора  завершать,  -  продолжает  Тристан.  -  И
завершать, пока он пользуется успехом. Было бы идиотизмом растянуть  его
еще на один сезон.
   Об этом можно не беспокоиться, у Сегюре такая идея даже не возникала.
   - Шоколад, эскимо. Я взял порцию и для тебя, Марко.
   Я предлагаю Жерому позвонить Элизабет Pea, чтобы узнать,  как  у  нее
дела. Луи записал номер телефона ее отеля.

***

   Дело обстоит следующим образом. Фред больше не может довольствоваться
мимолетными  приездами  Марии,  ему  нужно  видеть  ее   рядом,   живую,
дотрагиваться до нее, иначе он грозит прекратить все  исследования,  что
означает миллиарды потерянных  жизней.  Как-то  ненастным  вечером  Фред
превращается в доктора Франкенштейна и создает клон своей горячо любимой
невестки. Он не сумел овладеть настоящей Марией, зато теперь у него есть
ее копия, которая во всем  ему  подчиняется.  Кто  из  нас  не  мечал  о
чем-либо подобном? У Элизабет появился  двухдневный  перерыв  в  съемках
фильма, и она с восторгом согласилась приехать и сыграть эпизод.  Только
ради нас и, конечно, ради  девятнадцати  миллионов  поклонников.  Сегюре
едва  не  расцеловал  нас,  узнав,  что  Мария  возрождается  из  пепла.
Благодаря его поддержке, мы провернули операцию за несколько дней.  Даже
у НАСА не получилось бы быстрее. Эпизод,  продолжительностью  двенадцать
минут, был отснят сегодня. Фреду в его лаборатории удается  склонировать
женщину, которую он всегда любил. Это существо из плоти и крови, как две
капли воды похожее на оригинал. Единственное  отличие:  новая  Мария  по
характеру очень послушна и не строит из себя недотрогу. Едва только клон
превратился в женщину, как Фред тут же заперся с ней  в  своей  комнате,
чтобы предаться безумствам, о  которых  мечтал  столько  лет.  Потом  он
расскажет Камилле и Брюно, что Мария верулась и  они  заживут  вчетвером
еще более счастливо, чем до появления Каллахэнов. Готов  поспорить,  что
эта история с клонированием приведет зрителей в  восторг,  а  журналисты
используют ее как "бомбу". Не избежать, конечно, анафемы ханжей  и  злой
критики интеллектуалов. Было  бы  забавно  развить  идею  о  превращении
любимых существ в рабов, но у нас нет на это времени, так  как  Элизабет
должна улететь сегодня вечером. Перед отъездом она захотела пообедать  с
нами.
   - Съемки фильма Ганса продлятся еще три недели,  а  мне  уже  сделали
новое предложение. Вы возродили меня не только в "Саге",  но  и  вернули
вкус к жизни, к моей профессии. Я больше не мадам Пластырь. Не знаю, как
вас благодарить.
   Она смотрит на часы, не проявляя никакой нервозности. Видя,  как  она
смеется и двигается, Матильда, Жером, Старик и я приходим к одной и  той
же мысли: мы дали возможность человеку почувствовать, что такое счастье.
   Однако у счастья, как известно, короткий век.
   Элизабет перестает улыбаться.
   - Впрочем, я знаю, как вас отблагодарить, но, можете мне поверить,  я
бы предпочла сделать это по-другому. С самого начала обеда я хожу вокруг
да около.
   Внезапно она  становится  похожа  на  врача,  который  консультировал
Вальтера и не знал, как сообщить, что у него рак.
   - Думаю, вам никто не говорил о втором сезоне "Саги". - ...?
   - Втором... Что?
   - Шесть основных исполнителей уже подписали контракт о том, что будут
сниматься в продолжении сериала, но все остальные пока  не  в  курсе.  Я
знаю об этом, так как Сегюре предложил мне вернуться. Они набрали вторую
команду сценаристов, которая будет работать все лето,  и  о  возвращении
"Саги" объявят сразу после летних отпусков. У Жессики уже есть  сценарий
первой серии. Могу вас заверить, что все держится в строжайшем  секрете,
особенно от вас. Но раз мне нужно  кого-то  предать,  то  я  предпочитаю
предать Сегюре. Простите меня за такую неприятную новость.
   Элизабет встает, смотрит на часы и берется за чемодан.
   Даже не решается нас поцеловать.
   - Они вас ненавидят, всех четверых.
   Повернувшись, она выходит из ресторана.

***

   На следующий  день  мы  прекратили  работу.  Пока  Луи  не  разузнает
побольше об этой истории, нам нельзя ничего предпринимать. Каждый из нас
захотел пережить этот первый удар в одиночку, и я провел весь день дома,
в кресле.
   В нашем контракте обусловлено, что никто, кроме нас, не  имеет  права
работать над восемьюдесятью сериями "Саги", но ничто не мешает  дирекции
выставить нас за дверь и запустить продолжение  сериала.  Как  мы  могли
быть настолько наивны, чтобы поверить в желание Сегюре завершить "Сагу"!
   Да мы самые никудышные сценаристы в мире, раз  не  смогли  предвидеть
подобного поворота событий.
   Ну и кретины же мы!
   Придурки!
   Сами во всем виноваты!
   Позвонил Старик и сказал, что ему нужен  еще  день.  На  этот  раз  я
несколько часов подряд просидел на скамейке в сквере. Хотя я  и  атеист,
однако поплелся в церковь, надеясь найти там немного покоя.

***

   Вся троица уже на месте. У Тристана на ушах наушники. Старик сидит на
краю стола, и мы не в силах оторвать взгляд от рукописи в его руке.
   - Как ты ухитрился раздобыть ее, Луи?
   - Как мелкий воришка. Поздно вчером зашел в  производственный  отдел,
подождал, когда все разойдутся, а потом несколько часов  рылся  повсюду,
пока не нашел дискету в столе Сегюре. Сделал копию, а дискету положил на
место.
   Я спрашиваю, прочитал ли он первую серию.
   - Конечно, я не смог сдержаться. Сделайте себе копии, и мы  поговорим
об этом через час.

***

   Мы с Жеромом  закончили  читать  одновременно  и  молча  стали  ждать
Матильду. Никому не хочется заговаривать первым.
   - Не скажешь, что читается с трудом, - произносит она. - Одно очко  в
их пользу.
   - Даже более гладко, чем у нас, - говорит Жером.
   - Профессионально.
   - Выверено.
   - Без сбоев.
   Можно сказать и так.
   При чтении  этой  серии  я  понял,  что  кража  персонажей  не  самое
страшное, что может случиться со сценаристом. Гораздо хуже, когда кто-то
другой пытается идти по твоим следам и тщетно оставаться тебе верным. То
же самое, что просить прощения за ошибки, которых не совершал.
   Джонас становится своего рода героем, сознательным полицейским,  и  в
два счета отправляет Менендеса в тюрьму.
   Мордекай отдает все свое состояние бездомным детям.
   Существо отправляют в центр реадаптации.
   У Милдред  случается  выкидыш,  но  она  быстро  приходит  в  себя  и
возвращается  в   Штаты,   собираясь   сделать   блестящую   карьеру   в
университете.
   Вальтер излечивается от рака, а Фред  отныне  занимается  разработкой
экономичного и экологически чистого двигателя.
   Камилла вновь обретает  вкус  к  жизни.  Она  мечтает  о  ребенке  от
Джонаса.
   Увы, не все так прекрасно в этом лучшем из миров - пока в нем еще  не
удалось  уничтожить  всех  отрицательных  героев   (надо   же   все-таки
положительным героям с кем-то сражаться, чтобы продлить жизнь сериалу).
   Брюно становится банковским грабителем. Это трагедия для  Френелей  и
психологическая драма  для  Джонаса,  вынужденного  охотиться  за  своим
шурином.
   Эвелин превращается в настоящую стерву. Она невероятно ревнива и  всю
свою энергию тратит на то,  чтобы  поссорить  большую  и  дружную  семью
Френелей и Каллахэнов.
   Переизбыток  новых  персонажей.  Некий  Тед,  известный  программист,
общается с Милдред через  Интернет.  Можно  предвидеть,  что  это  будет
идеальный жених. Кристина  -  подружка  Брюно,  дряная  девица,  несущая
несчастье - балуется героином. Кроме  них,  есть  еще:  бойкий  приятель
Джонаса, делающий карьеру политика; красавица-принцесса из Ганы,  ищущая
любовь; неудачливый  крупный  промышленник,  страдающий  бессонницей,  и
многие другие.
   - А как вы находите диалоги?
   - Диалоги?
   - Они немногословны.
   - Удачны.
   Удачны, как выстрел из  ружья,  когда  все  остальные  аргументы  уже
исчерпаны. От диалогов несет искусственностью, все эти люди  говорят  на
мертвом языке - языке бесцветном, фальшивом и плоском, который  выражает
все, что угодно, кроме  того,  что  нужно.  Искренность  превращается  в
наивность, а наивность - в дебильность. Любая, немного возвышенная фраза
становится высокопарной, а уличный жаргон превращается чуть ли не в мат.
Резкость выглядит вульгарной, нежность - слишком слащавой.
   - Что вы думаете об оригинальности?
   - Оригинальности?
   - Трудно сказать...
   Нет, вовсе не трудно; Они кастрировали боевого быка и сделали из него
рабочего вола. Во время чтения меня не  покидало  ощущение,  что  авторы
старательно зашлифовали все острые углы наждачной бумагой. Нет ни  одной
неровности, предмет настолько гладок, что выскальзывает из рук.  Пытаюсь
представить этих несчастных, получивших приказ: "Только не  делайте  то,
что вам взбредет в голову! Только не делайте  то,  что  вам  взбредет  в
голову!". В том современном мире, который они нам показывают, никогда не
было Фрейда и Маркса,  его  равновесие  не  нарушал  сюрреализм,  он  не
истекал кровью при фашизме и уж, конечно, не ввергнет нас в великий хаос
в конце этого века.
   Я не уверен, что наша "Сага"  намного  лучше,  но  мы  хоть  пытались
что-то сказать.
   - Больше вам нечего добавить? - спрашивает Луи.
   Нет, нечего или, наоборот, слишком  много.  Можно  кричать,  что  это
подлость, предательство, можно  разыгрывать  mater  dolorosa  . Можно переходить от возмущения к огорчению и от  огорчения
к презрению. Но на самом деле все испытывают отвращение.
   - Юридически мы бессильны.  Наши  права  распространяются  только  на
серии, предусмотренные контрактом. Это моя ошибка, - говорит Луи.
   - Ничего подобного. Разве кто-нибудь из  нас  мог  предвидеть  в  тот
день, когда мы впервые здесь встретились, что станет с "Сагой"?
   В конце концов, "Сага" выполнила свою  роль:  помогла  нам  завоевать
положение и даже  принесла  денег.  Мы  отлично  развлеклись,  и  у  нас
появилась работа на два года вперед. Позднее, когда мы станем старыми  и
больными, нам достаточно будет посмотреть хоть одну серию "Саги",  чтобы
вспомнить часть своей юности.
   - Вы снова сочтете меня сентиментальной, но  больше  всего  мне  жаль
наших героев. Все, кого мы любили, станут мерзавцами.
   - Можете назвать меня циником, -  говорит  Жером,  -  но  попытайтесь
представить, как они теперь наживутся.
   - Знаю, что сойду за обычного демагога, - говорю я, - но  мне  больше
всего жаль девятнадцать миллионов телезрителей, веривших нам до сих пор.
Вы когда-нибудь видели сериал "Миссия невыполнима" ?
   До чего  же  разная  реакция:  от  тоскливого  ворчания  Тристана  до
категорического "нет" Матильды.
   - С каким напряжением я смотрел в детстве тридцать первых серий.  Мне
казалось, что  внутри  у  меня  все  переворачивается,  когда  я  слышал
музыкальную заставку, и я бы убил отца и мать, если бы они помешали  мне
смотреть телевизор.  Именно  из-за  этого  сериала  я  и  захотел  стать
сценаристом. И вот  как-то  сентябрьским  вечером  начали  транслировать
четвертую часть. Та же музыка, та же интрига, те же актеры, и  в  то  же
время все другое. Какое-то дерьмо. И никто  не  смог  объяснить  бедному
мальчугану, куда пропало то волшебное зрелище, которое он  считал  самым
прекрасным в мире. Много лет спустя я  где-то  прочитал,  что  право  на
сериал перекупил "Парамаунт" и,  воспользовавшись  тем,  что  постоянная
команда сценаристов ушла в отпуск перед началом четвертого  сезона,  все
изменил. Машина сломалась, хотя  это  не  помешало  им  снять  несколько
десятков серий, о которых теперь никто не вспоминает.
   Тристан аплодирует моей маленькой  речи,  не  переставая  следить  за
метеосводкой.
   - За время своей работы я получил столько оплеух, - говорит Старик, -
что теперь меня ничем нельзя пронять. Но на этот раз  у  меня  сложилось
впечатление, что мы нашли своих учителей.
   - ... ?
   - Что?
   - Луи! Ты действительно считаешь, что это хорошо?
   -  На  первый  взгляд  это  обычный  дурацкий  сценарий,  который   и
выеденного  яйца  не  стоит.  Но  когда  в  нем   обнаруживаешь   хорошо
замаскированную  идеологическую  базу,  то   хочется   рукоплескать   их
гениальности.
   В наших рядах  воцаряется  растерянность.  Но  Луи  и  не  собирается
шутить.
   - Можно сказать, что они работают на уровне подсознания.
   - Как 25-й кадр?
   - Вот именно. В безобидные  перипетии  сюжета  они  заложили  зачатки
идей, распознать которые невозможно, но которые действуют на подсознание
зрителя.
   - Луи, ты свихнулся! Это от шока...
   - Хотите примеры? История Кристины - чистой воды пропаганда  о  вреде
наркотиков  в  наименее  раздражающем  виде.  Новые  исследования  Фреда
показывают,  что  любые  экологические  законы   имеют   свои   пределы.
Страдающий бессонницей промышленник - это попытка оправдать  безработицу
и возможность восстановить репутацию пошатнувшегося либерализма.
   Мне немного трудно следить за его мыслью. Но Луи, кажется, убежден  в
своей правоте.
   - А вы заметили, как они обыграли "дробление" населения?
   - Что?
   - Дробление - это явление, заключающееся в  изоляции  людей.  Человек
заказывает обеды домой, болтает с  подружкой  по  Интернету,  все  время
проводит у телевизора, живет как улитка в раковине, что  считается  чуть
ли не главной добродетелью, и боится выходить из  дома,  так  как  улицы
полны опасностей.
   - Ты смеешься, Луи. Я не заметил ничего подобного.
   -  Именно  этого  они  и  добиваются,   но   я   считал   вас   более
проницательными. Только не говорите, что вы не  оценили  по  достоинству
типа, окончившего Институт политических наук.
   Совершенно не представляю, о чем он говорит.
   - Вначале я даже не понял, зачем они его ввели, но  потом  догадался,
что его значение будет постепенно расти. За три серии  из  него  сделали
ответственного  руководителя  -  амбициозного,  но   в   то   же   время
бескорыстного. Всего за три серии! И обыграли это настолько  талантливо,
что  я  позавидовал.  Он  обладает  и  чувством  юмора,   и   небольшими
недостатками, делающими его человечным,  и  моральными  принципами  -  в
общем, отличным парнем. Если этот персонаж был создан не для того, чтобы
примирять массы с политикой властей,  то  остается  только  пожалеть  об
этом.
   - Бред! Бред-бред-бред-бред!
   Я тоже хотел бы присоединиться к Жерому и сказать, что это бред, но в
примерах Луи есть что-то тревожащее. То, каким образом  Сегюре  пытается
отобрать у нас "Сагу", не имеет ничего общего с рейтингом  или  большими
деньгами. Давно известно, что телевидение - главное оружие власти, и нет
ничего удивительного в том, что  государство  вмешивается  в  творческий
процесс, когда политика уже давно никого не интересует.
   - Можете считать меня параноиком, но я уверен, что  на  роль  бывшего
студента они возьмут актера, чья внешность  соответствует  представлению
об идеальном кандидате в президенты.
   Поскольку  Жером  продолжает  считать,  что  Луи  несет   чушь,   тот
безжалостно наносит ему последний удар:
   - Если мне скажут, что сценарий  81-й  серии  был  написан  во  время
последнего заседания Совета министров, я ничуть не удивлюсь.
   Жером хватается за грудь,  словно  его  пронзили  стрелой,  и  падает
навзничь на диван. Я не совсем  понимаю,  что  ему  так  не  нравится  в
доводах Луи, если не считать вполне естественных  преувеличений,  как  у
любого человека, чье воображение слишком разыгралось.
   - Девятнадцать миллионов зрителей, дети мои, девятнадцать миллионов!
   - С тобой мы уже ничему не удивляемся, Луи, однако слышать от тебя  о
государственной  пропаганде,  сказках  Биг  Бра-зера   и   телевизионном
оболванивании - это уже слишком! Прямо политический триллер  пятидесятых
годов!
   - Я понял этот текст именно так и никому не  навязываю  свое  мнение.
Очевидно одно: мы поро