ает  нужным
сказать, так и будет.
   Валерий разочарованно отвернулся от него и обратился к Жанне:
   - А ты?
   Она сказала, глядя куда-то мимо него:
   - Даже если бы вы решили ничего не говорить, я бы  и  сама  сказала.  О
себе, по крайней мере.
   Валерий пожал плечами:
   - Дело ваше... Самим все придется расхлебывать.
   - В общем, так, - подвел итоги Дмитрий. -  Дискутировать  на  эту  тему
больше не будем.  Как  только  подготовим  все  материалы,  сразу  сообщим
Шумилову. Как это будет конкретно, еще уточним. Я думаю, лучше будет, если
мы сделаем это вдвоем с Жанной. Так? - Он вопросительно взглянул  на  нее.
Жанна кивнула.
   Но все вышло иначе. Через несколько дней Шумилов попросил Дмитрия зайти
к нему. Он был чем-то очень доволен и  улыбался  еще  более  радушно,  чем
обычно.
   - Ну, как ваша работа? Я слышал, подходит к концу?
   - Да, как будто, - уклончиво ответил Дмитрий.
   Шумилов имел в виду ту самую идею, которую они  выдвинули  в  июле.  На
самом деле они уже почти  закончили  эту  работу,  и  Дмитрий  недоумевал,
откуда Шумилов мог узнать об этом.
   - Ну и отлично, - весело сказал Шумилов. - Добрин сможет сам  закончить
ее?
   - Да.
   - Тогда у меня к вам большая просьба. У  меня  появилась  одна  идея  -
по-моему, довольно интересная. Одному мне с ней не хочется возиться, да  и
времени нет, надо бы  к  декабрю  основательно  рассмотреть  ее  и  успеть
включить в план следующего года. Если бы мы сейчас вдвоем взялись за это -
было бы очень неплохо. А потом, конечно, и Добрин подключится. Вы как,  не
против?
   - Вообще-то нет, конечно, - неопределенно сказал Дмитрий. А что он  еще
мог сказать?
   - Тогда давайте приступим, - сказал довольный Шумилов.
   Дмитрий сразу увидел, что эта идея  должна  еще  дальше  увести  работу
Шумилова по тому направлению, которое  они  считали  неверным.  Он  слушал
Шумилова и думал: что делать? Сначала он решил отделаться общими  словами,
а потом вместе со всеми обсудить создавшееся положение. Но Шумилов говорил
долго, очень обстоятельно,  детально  разбирая  места,  которые  вовсе  не
требовали этого. Дмитрия все больше  раздражало  это  копание  в  мелочах.
Шумилов наконец закончил и нетерпеливо спросил:
   - Ну, как вам показалась моя идейка?
   Шумилов так и сказал - "идейка", но видно было, что сам он считает свою
идею значительной и очень доволен тем, что она  пришла  ему  в  голову.  И
Дмитрий неожиданно для самого себя сказал:
   - Мне она не понравилась.
   Довольная улыбка медленна сходила с лица Шумилова.
   - Вот как...  -  сухо  сказал  он.  -  Что  же  именно  вам  в  ней  не
понравилось?
   - Все, - сказал Дмитрий, делая усилие, чтобы не отвести взгляд от  лица
Шумилова. - Мне она кажется бесперспективной.
   Отступать дальше было некуда, и Дмитрий, помедлив, добавил:
   - И не только эта идея, но и вообще вся ваша работа.
   - Даже так... - негромко сказал Шумилов. Он уже справился с  собой,  но
видно было, каких  усилий  стоит  ему  его  спокойствие.  -  Ответственное
заявление.
   - Конечно, - согласился Дмитрий. - И мы хотели бы обсудить это с  вами.
Так думаю не только я.
   - Кто же еще?
   - Добрин, Мелентьев...
   Дмитрий замолчал. Шумилов спокойно смотрел на него и ждал.
   - Еще кто-нибудь? - наконец спросил он.
   - Да, - сказал Дмитрий. - Жанна.
   Он не хотел, чтобы вышло так. Надо было, чтобы Жанна сама сказала  ему.
Наверно, Шумилов не сразу понял его или просто не поверил, потому  что  он
еще несколько секунд так же спокойно и бесстрастно  смотрел  на  него.  Но
потом лицо его неуловимо изменилось, и Дмитрий не сразу понял, почему  оно
стало таким, и отвернулся. Он боялся взглянуть на Шумилова, чтобы еще  раз
не увидеть того, что было на его лице, - страха и боли.  Такой  боли,  что
Дмитрий сразу пожалел о том, что сделал. Он не ожидал, что все выйдет  так
скверно, ведь Шумилов всегда был сдержанным и очень уверенным  в  себе.  А
теперь перед ним сидел уже немолодой, сорокалетний  человек,  ошеломленный
неожиданной жестокостью, и этот человек просто не  знал,  что  ему  сейчас
делать. И он инстинктивно сделал то,  что  делают  все  люди  и  животные,
столкнувшись с неожиданной бедой, - попытался укрыться  от  опасности.  Он
встал из-за стола, подошел к окну, стал смотреть в него.  Там,  за  окном,
тихо шумел мелкий дождь поздней осени.
   Дмитрий тоже поднялся и негромко спросил:
   - Я могу идти?
   И тут же понял, что не нужно было спрашивать, и направился к двери.  Он
пошел к Жанне и сказал:
   - Пойдем поговорим.
   И потом, когда они вышли в коридор:
   - Я все ему сказал.
   Жанна как будто не удивилась, спокойно спросила:
   - Обо мне тоже?
   - Да.
   Жанна прикусила губу и задумалась.
   - Я не хотел, но  так  получилось,  -  и  Дмитрий  рассказал,  как  это
получилось. - Прости, что так вышло.
   Жанна вздохнула:
   - Ничего. Может быть, это и к лучшему. Он у себя?
   - Да.
   И Жанна медленно пошла в кабинет Шумилова. Она не постучалась и, прежде
чем закрыть за собой дверь, спустила собачку - Дмитрий слышал, как щелкнул
замок. Он вернулся к себе. Ольф посмотрел на него и спросил:
   - Случилось что-нибудь?
   - Я сказал Шумилову.
   Валерий присвистнул.
   - Ну, и как он?
   Дмитрий ничего не ответил, а Ольф спросил:
   - Жанна к нему пошла?
   - Да.
   Они закурили и стали ждать Жанну.  Она  пришла  часа  через  полтора  и
устало опустилась на стул.
   - Ну что? - спросил Валерий.
   - Ничего, - сказала Жанна.
   - Ну как это ничего? Говорил он что-нибудь?
   - О господи, - рассердилась Жанна. - А что я, по-твоему, делала там?
   Валерий смешался - он только сейчас догадался, насколько неуместны  его
расспросы. Жанна поднялась.
   - Я домой. Дима, поедешь со мной?
   - Да.
   - А вы, - повернулась Жанна к Ольфу и Валерию, - не  вздумайте  идти  к
нему объясняться. И вообще - пореже попадайтесь ему на глаза.
   - Ладно, - сказал Ольф.
   Все еще шел дождь. Жанна раскрыла зонтик  и  взяла  Дмитрия  под  руку,
прикрывая его от дождя. Дмитрий перехватил  у  нее  зонт  и  только  потом
подумал, что не надо было этого делать, - если Шумилов стоит  у  окна,  он
наверняка увидит, как они уходят,  прикрывшись  одним  зонтом.  Потом  они
ждали автобус, и Жанна тоскливо сказала:
   - Погода еще такая мерзкая...
   Жанне не хотелось идти домой, и они пошли к Дмитрию.
   Они долго пили чай и молчали. Наконец Дмитрий спросил:
   - Он очень расстроился?
   - Не то слово. Он просто убит.
   - И что он собирается делать?
   - Чудак ты, Дима, - устало сказала Жанна. - О самой работе мы почти  не
говорили. Его куда больше расстроило то, что именно я оказалась  заодно  с
вами. А о том, кто прав - он или мы, - он пока и не думает.
   - Он очень любит тебя?
   - Да. До сегодняшнего дня я даже не подозревала, что так сильно.
   - И что же вы решили?
   - Что надо по-хорошему расстаться. То есть  это  я  так  решила,  он  и
слышать об этом не хочет... Он на все согласен, лишь бы я  не  уходила  от
него.
   - Даже на то, чтобы изменить план работы?
   - Похоже, что так.
   - Но ведь он еще не знает, насколько серьезны  наши  возражения!  Я  же
ничего конкретного не говорил ему.
   - Для него это не так уж важно.
   - Ты хочешь сказать, что он сделал бы это ради тебя?
   - Да.
   - А почему ты решила уйти от него?
   Жанна уклончиво ответила:
   - Это длинная история... Я давно уже хотела уйти. Если бы ты знал,  как
мне жалко было его сегодня. Какой он  был  беспомощный...  Он  ведь  очень
добрый. Говорит со мной, а у самого такое выражение, как будто  все  время
хочет понять, почему с ним так жестоко обошлись, и не может.
   Через два дня Жанна сказала:
   - В общем, так... Белено передать, что вы можете заниматься чем угодно.
   - И все? - спросил Ольф.
   - Да.
   - Не густо, - ухмыльнулся Валерий.
   Жанна вспылила:
   - А ты без комментариев никак не можешь?
   Теперь они встречались с Шумиловым только в коридорах или в автобусе по
дороге на работу, он вежливо наклонял голову, отвечая на их приветствия, и
тут же отворачивался. Так продолжалось  недели  две.  Жанна  нервничала  и
ничего не рассказывала даже Дмитрию. Наконец он сам спросил:
   - Что у вас происходит?
   - Ничего, - тусклым голосом сказала Жанна. - Если, конечно, не  считать
того, что он каждый день уговаривает меня  выйти  за  него  замуж.  Каждый
день... - с отчаянием выговорила она. -  Я  скоро  с  ума  сойду  от  этих
разговоров.
   - О нас он говорил что-нибудь?
   - Нет.
   - Может быть, мне самому сходить к нему?
   - Иди.
   И Дмитрий пошел к Шумилову.
   Он стоял у окна и  медленно  повернулся  на  голос  Дмитрия.  Несколько
секунд пристально вглядывался в него, словно не  мог  понять,  зачем  этот
человек здесь. Наверно, он и в самом деле считал его причиной  всех  своих
бед.
   - Слушаю вас, - с видимым усилием сказал Шумилов.
   - Мне нужно поговорить с вами.
   - Садитесь.
   Но сам он остался стоять, повернувшись спиной к окну, и повторил:
   - Слушаю вас.
   - Нам хотелось бы, - начал Дмитрий, подчеркивая это "нам", -  чтобы  вы
посмотрели наши предложения и высказали о них свое мнение.
   - Зачем?
   - Если они заслуживают внимания... - Дмитрий замялся.
   - То что же? - вежливо осведомился Шумилов.
   - Тогда, возможно, следовало бы внести их в план  работы  на  следующий
год.
   -   А    вы,    оказывается,    дипломат,    -    каким-то    странным,
осуждающе-презрительным тоном сказал Шумилов, но тут же взял себя в руки и
сухо закончил: - В прошлый раз вы достаточно ясно сказали мне, что вся моя
работа кажется вам бесперспективной, а следовательно, и не нужной.  Или  я
неправильно понял вас?
   - Нет, все правильно.
   - Тогда ваше предложение должно  означать  просто  замену  моих  планов
вашими, не так ли?
   - Примерно так.
   Шумилов помолчал и с раздражением спросил:
   - И вы думаете, что я сделаю это?
   - Нет, - сказал Дмитрий, глядя на него, и тоже встал.
   - Нет? - удивился Шумилов. - Тогда зачем же вы пришли?
   - Чтобы вы ознакомились с нашими предложениями.
   - Ваши предложения меня не интересуют, - нетерпеливо сказал Шумилов,  и
видно, было, как неприятен ему этот разговор и как  хочется  ему  поскорее
закончить его. - Если они действительно заслуживают  внимания,  поступайте
так, как сочтете нужным. Дождитесь защиты отчета или напишите докладную  и
изложите свое мнение Ученому совету.
   - Вероятно, мы так и сделаем, - сказал Дмитрий,  -  но  вам,  я  думаю,
все-таки следует взглянуть на нашу работу.
   - Чего ради?
   - Ради дела.
   Шумилов молча смотрел на него, потом отрывисто сказал:
   - Хорошо, оставьте, я просмотрю.
   Дмитрий положил папку на стол:
   - Если у нас появятся какие-то новые данные, мы вам сообщим.
   Шумилов наклонил голову и  ничего  не  ответил.  Дмитрий  попрощался  и
вышел.
   Он рассказал об этом разговоре Жанне и добавил:
   - Я не уверен, что он действительно станет смотреть наши выкладки. Если
можешь, попроси его сделать это, иначе он останется в  дураках.  Ведь  ему
все равно придется высказать свое мнение, рано или поздно.
   - Хорошо.
   - И еще... - Дмитрий замялся.
   - Что?
   - Может быть, все-таки удастся... Ну, если он посмотрит и с  чем-то  не
согласится или у него появятся какие-то свои предложения... Может быть, из
всего этого соорудить такой общий план, не  указывая  имен,  так  сказать,
план всей лаборатории.
   Дмитрий совсем запутался, но Жанна поняла его.
   - Нет, об этом даже и говорить не стоит, он не согласится.
   Дмитрий рассказал обо всем Ольфу и Валерию.
   - Ну что ж, к оружию, граждане. Я думаю, драчка будет  серьезная.  Наша
настырность наверняка кому-то очень  не  понравится.  Здесь,  кажется,  не
любят скандалов.
   И они принялись за работу. Потом Ольф напомнил Дмитрию:
   - Слушай, может быть, все-таки сказать Дубровину?
   - Как раз сейчас ему только с  нами  и  возиться,  -  сердито  возразил
Дмитрий. - Лучшего времени не выберешь. Ты что,  не  видишь,  что  он  еле
ходит?
   Да, Дубровин был очень болен. Он появлялся  в  институте  на  несколько
часов, делал самое необходимое и уезжал домой. А вскоре и совсем  слег,  и
после очередного приступа его увезли в больницу.



37

   Заседание  Ученого  совета,  на  котором  защищался  отчет  лаборатории
Шумилова, состоялось в январе.
   Председательствовал Дубровин. Он  недавно  выписался  из  больницы,  не
долечившись, и выглядел скверно.  Был  он  не  в  настроении  -  морщился,
потирал лысину  и  несколько  раз  недовольным  тоном  предлагал  говорить
покороче и только по существу.  Ученый  совет,  собравшийся  далеко  не  в
полном составе, скучал, позевывал, поглядывал на часы, вопросы разбирались
тоже самые что ни на есть обычные. И народу в конференц-зале было немного.
   Шумилову дали слово  после  перерыва.  Все  графики  и  диаграммы  были
аккуратно развешаны на подставках, доска чисто вымыта.
   Шумилов начал доклад, и Дмитрий вспомнил,  как  говорил  он  в  прошлом
году. Тогда его внушительный  голос  звучал  на  весь  зал,  он  отчетливо
выговаривал каждое слово, и  видно  было,  что  ему  самому  приятно  было
смотреть на все эти уравнения и слышать свой собственный голос.  А  сейчас
он сухо излагал только самое главное,  не  останавливаясь  на  деталях,  и
говорил так, словно исполнял скучную и неприятную обязанность.  И  слушали
его невнимательно.
   Шумилов закончил и стал тщательно вытирать платком руки.
   - У тебя все? - спросил Дубровин.
   - Да, - не сразу сказал Шумилов. - Пока все. Но прежде чем приступить к
обсуждению отчета, я должен сказать следующее:  группа  сотрудников  нашей
лаборатории, а именно - Кайданов, Добрин, Мелентьев... - Шумилов  все-таки
чуть-чуть замялся, но твердо закончил:  -  и  Алексеева  -  придерживаются
несколько иного мнения  о  проделанной  работе  и  особенно  о  дальнейших
планах. Я думаю,  нужно  в  первую  очередь  предоставить  им  возможность
высказать это мнение.
   Стало тихо. Дубровин удивленно поднял голову и, повернувшись к Дмитрию,
несколько секунд в упор смотрел на него.
   - Разрешите, Алексей Станиславович? - сказал Дмитрий.
   - Да, пожалуйста, - сухо сказал Дубровин и официальным тоном объявил: -
Слово предоставляется кандидату физико-математических наук Кайданову.
   Дмитрий пошел к сцене. На ступеньках  он  столкнулся  с  Шумиловым,  и,
прежде чем догадался, что надо уступить ему дорогу, Шумилов с подчеркнутой
вежливостью отошел в сторону и пропустил его.
   Дмитрий неторопливо разложил на кафедре бумаги и  сказал,  обращаясь  к
Дубровину:
   -  Должен  заранее  предупредить,  что  десяти  минут,  положенных   по
регламенту, мне будет недостаточно. Так как я буду высказывать  не  только
свое мнение, но и мнение своих товарищей, прошу дать мне двадцать минут.
   Дубровин неприязненно покосился на него и буркнул:
   - Хорошо, начинайте.
   И Дмитрий начал. Уже  через  несколько  минут  он  увидел,  что  драчка
действительно будет серьезная - Ученый совет больше не скучал.  Кто-то  из
них не выдержал и перебил его вопросом, Дмитрий секунду помолчал и вежливо
ответил:
   - С вашего позволения, на вопросы буду отвечать потом.
   И это явно не понравилось Ученому совету, хотя Дмитрий мог  поклясться,
что Дубровин одобрительно хмыкнул на его ответ.
   Дмитрий  говорил  восемнадцать  минут.  Он  старался   быть   предельно
объективным  -  факты,  только  факты.  Ни  одного  слова,   не   несущего
информации, ничего своего, личного, за  него  должна  говорить  неумолимая
логика фактов. И по тому, как зал иногда начинал  гудеть,  он  видел,  что
факты воспринимаются как значительные. Дмитрий  поглядывал  на  Дубровина,
пытаясь понять, как он к этому относится. Но Дубровин не смотрел на  него,
что-то чертил на листочках бумаги.
   Когда Дмитрий кончил, посыпались вопросы  и  из  зала,  и  из-за  стола
Ученого совета. Вопросы были и к Шумилову, и он снова поднялся на сцену  и
взял в руки мел. Но Дмитрию пришлось отвечать больше, и когда он  говорил,
Шумилов с безучастным видом стоял у доски и отряхивал руки. А Дмитрию  все
чаще приходилось говорить "не знаю". Кто-то ехидно спросил:
   - А вам не кажется, что вы слишком многого не знаете?
   Дмитрий с раздражением ответил:
   - Вы забываете, что наши построения еще в самом зародыше. Мы не провели
ни одного  эксперимента  и,  естественно,  не  можем  утверждать  с  такой
определенностью,  какой  вы  требуете  от  нас.  Доктор  Шумилов   и   его
лаборатория  занимаются  своей  проблемой  четыре  года,  а  то,  что   мы
представили на  ваше  рассмотрение,  есть  результат  пятимесячной  работы
четырех человек.
   - Ого! - сказал кто-то, а Ольф  поднял  большой  палец  и  одобрительно
кивнул.
   Поднялся внушительного роста мужчина - Дмитрий его не знал - и, налегая
на "о", церемонно сказал:
   - Я полагаю, что, прежде чем  выступить  на  этом  заседании,  товарищи
всесторонне обсудили проблему между собой, и им должны быть лучше известны
все сильные и слабые стороны  данного  вопроса.  Хотелось  бы  знать,  что
думает  Николай  Владимирович   об   идеях   своих   молодых   коллег   и,
соответственно, наоборот, что они думают о работе доктора Шумилова и  чего
хотят?
   Шумилов взглянул на Дмитрия, едва ли не впервые за весь  день,  но  тот
молчал, и Шумилов неохотно сказал:
   - Я не настолько глубоко освоился с  этими  идеями,  чтобы  высказывать
какие-то категорические суждения. Весьма  возможно,  что  они  заслуживают
внимания и нужно предпринять какие-то исследования в этом направлении.  Но
вряд ли все это имеет отношение к тому, что мы представили в своем отчете.
   - То есть вы считаете интерпретацию своих результатов правильной?
   - Да.
   Теперь очередь была за Дмитрием. Он помолчал и медленно сказал:
   - В отличие от Николая Владимировича, у меня более определенное мнение.
Я не думаю, что тут возможен какой-то компромисс и что оба направления, по
которым может пойти дальше эта работа, окажутся верными. А  так  как  наши
возражения представляются  нам  достаточно  вескими,  то,  естественно,  я
считаю,  что  дальнейшая  работа,  запланированная  доктором  Шумиловым...
является по меньшей мере бесперспективной.
   Зал зашумел. Кто-то выкрикнул:
   - Что же вы предлагаете?
   - Я ничего не предлагаю, - сказал Дмитрий, - потому что от меня  ничего
не зависит.
   - А если бы зависело? - допытывался тот же голос.
   - А если бы зависело, - чуть повысил голос Дмитрий, -  я  предложил  бы
прекратить работу в том направлении, которое намечено Шумиловым.
   Наверно, не надо было так говорить - большинство и без  того  уже  было
настроено против него. А сейчас зал снова загудел с неодобрением, а кто-то
из членов Ученого совета с возмущением сказал:
   - Ну, знаете ли...
   Дмитрий вдруг почувствовал сильную усталость. Ему хотелось молча уйти и
сесть на место, рядом с Ольфом и Жанной. Его почему-то не очень беспокоила
эта враждебность, только хотелось знать, что думает Дубровин.  А  Дубровин
по-прежнему не смотрел на него, и ничего нельзя было прочесть на его лице.
   Задали еще несколько вопросов, Дмитрий не очень вразумительно  ответил.
Потом Дубровин спросил:
   - Еще вопросы есть?
   Вопросов не было. Дубровин повернулся к Дмитрию:
   - Вы еще хотите что-нибудь сказать?
   - Нет, - подавленно ответил Дмитрий и подумал: вот это уже ни  к  чему.
Вполне можно было сказать "ты".
   - Можете сесть.
   И Дмитрий поплелся на место. Жанна на мгновение обняла его за  плечи  и
шепнула:
   - Молодчина, Дима.
   Дубровин спросил и Шумилова, не хочет ли  он  еще  что-нибудь  сказать.
Оказалось, что Шумилов хочет. Он говорил минут десять, и голос его  звучал
куда более уверенно, чем час назад, когда он делал  доклад.  И  оказалось,
что Шумилов очень хорошо понял  все  слабые  стороны  идеи  своих  молодых
коллег и обратил внимание членов Ученого совета на  некоторые  детали,