ллегии и однажды пытался  бурно  протестовать
против опубликования какой-то статьи. Его почти никто не поддержал, статью
напечатали, и Михайловский демонстративно вышел из журнала. Так  что,  как
видишь, оснований злобствовать у него предостаточно.
   - Что  значит  предостаточно?  Можно  подумать,  что  ты  считаешь  это
естественным.
   - Не естественным, конечно, но и ничуть не удивительным. Старик  трижды
прав - наукой, как и прочими делами,  занимаются  живые  люди,  каждый  со
своим комплектом достоинств и недостатков.  И  не  у  всех  эти  комплекты
выглядят так идеально, как у нас с тобой.
   - Издеваешься?
   - Немножко, - серьезно сказал Дубровин. - Но отчасти говорю правду.  Ты
думаешь, мне было очень  приятно,  когда  я  сообразил,  что  твоя  работа
вынуждает меня почти полностью изменить мои планы? Как бы не так!
   - Однако же ты не только не стал  сопротивляться,  но  и  поддерживаешь
меня?
   - А что мне остается делать? Что толку... это  самое...  против  ветра?
Намочишь и штаны и репутацию. Я не настолько глуп, чтобы позволить амбиции
взять верх над доводами логики. Да и вообще над чем-либо.
   Дмитрий улыбнулся:
   - Только этим и объясняется твоя поддержка?
   - А с чего ты взял, что я тебя поддерживаю? Я себя продвигаю.  Разумный
симбиоз.  Я  просто  воспользовался  удобным  случаем,  и  вот  результат:
благодаря тебе я стал начальником отдела...
   - Как будто ты раньше не мог им стать, - сказал Дмитрий, отлично  зная,
что Дубровин уже несколько раз отказывался от этого назначения.
   - Ну, мало ли я когда-то кем-то  мог  стать...  А  через  пару  лет  мы
выдадим такое, что все ахнут. Лавры, как начальнику, опять  же  достанутся
мне. А ты как был бесхребетным гнилым интеллигентом, так и останешься им.
   - А  ну  тебя...  Слушай,  Алексей  Станиславович,  -  осторожно  начал
Дмитрий, - ты вроде собирался на время операции оставить отдел на меня.
   - Это ты к чему?
   - А к тому, что незачем тебе ждать до весны.
   - Ишь ты какой прыткий... Ты сначала со своим хозяйством разберись.
   - Это недолго, недели хватит.
   - Вот тогда и поговорим... А может, ты  меня  заранее  от  моих  лавров
отпихиваешь?
   - Что-то ты сегодня очень веселый.
   - А почему бы и нет? - Дубровин улыбнулся и ласково положил ему руку на
колено. - Просто очень рад, что ты наконец-то выбрался из этой ямы. Я ведь
только тогда понял, насколько все серьезно, когда ты психанул и наорал  на
меня. И стал уже побаиваться, что это надолго.
   - А у тебя так не бывало?
   - Так, пожалуй, нет, - покачал головой Дубровин и вздохнул.  -  А  еще,
откровенно говоря, тому радуюсь, что теперь мне полегче будет.
   - Ложился бы ты прямо сейчас на операцию.
   - Сейчас не сейчас, а недельки через две сдам тебе дела и лягу. Кстати,
тебе придется перебираться из своего закутка.
   - Зачем?
   - А затем, что noblesse oblige [положение обязывает (франц.)].
   - Я же серьезно.
   - И я  не  шучу.  Ты  теперь  не  кустарь-одиночка,  а  глава  солидной
лаборатории и замначотдела. К тебе теперь на поклон будут идти, с заезжими
гостями кофе будешь распивать, да  и  разносы  учинять  в  комфортабельной
обстановке сподручнее.
   - Может, и секретаршу прикажешь завести?
   - Со временем - обязательно, - серьезно сказал Дубровин. - Можешь  даже
сейчас подыскать себе  какую-нибудь  симпатичную  девицу,  если,  конечно,
Жанна не будет против.
   - Ты что, серьезно?
   -   Конечно.   Всякой   писаниной   самому   заниматься   нет   никакой
необходимости.  Ты  теперь  -  общественный  капитал,  и  институт  кровно
заинтересован в том, чтобы использовать тебя с максимальной отдачей.
   - Ладно, убедил, - пришлось согласиться Дмитрию. - Но,  надеюсь,  я  не
обязан сидеть в кабинете все время?
   - Да хоть совсем не появляйся, лишь бы дело делалось.
   - А куда прикажешь перебираться?
   - В бывшие шумиловские апартаменты, естественно.
   - Почему именно туда? - неприятно удивился Дмитрий.
   - А потому, что больше свободных помещений нет. А чем  тебе  плох  этот
кабинет? - Дубровин сделал вид, что ничего не понимает. -  Он  даже  лучше
моего.
   - Вот и давай меняться.
   - Э, нет. Я человек консервативный, привычек  своих  не  люблю  менять.
Бери у коменданта ключи - и вселяйся.
   - Откровенно говоря, -  пасмурно  сказал  Дмитрий,  -  я  предпочел  бы
остаться в своем закутке.
   - А я вот предпочел бы сейчас сидеть на зеленом бережку  и  подергивать
удочкой. Да ведь нельзя... Хотя бы потому, что зима.
   - Разве ты рыбак?
   - Был, - вздохнул Дубровин и, помолчав, начал с улыбкой рассказывать: -
А знаешь, у меня ведь тоже подобная история была - как у тебя с нами.  Лет
двенадцать назад я получил результаты, которые основательно  противоречили
одной из работ Александра Яковлевича. Я долго  набирался  смелости,  чтобы
сказать ему об этом. А  когда  он  убедился,  что  я  прав,  первым  же  и
поддержал меня. Лет мне было  тогда  примерно  столько  же,  сколько  тебе
сейчас, и я примерно так  же  не  понимал  некоторых  элементарных  вещей,
потому что спросил его, почему он сделал это. Он так  посмотрел  на  меня,
что я почувствовал себя последним дураком и начал  извиняться.  И  знаешь,
что он мне сказал? "Молодой человек, я слишком стар, чтобы служить чему-то
еще, кроме истины". История, как видишь, повторяется.
   - А ты тоже слишком стар?
   - Я?. Нет, наоборот, я слишком молод.  И  слишком  честен,  -  серьезно
сказал Дубровин.
   Дмитрий хотел сразу пойти к Жанне и Ольфу, но, подумав секунду, зашел к
себе в кабинет, заперся и развернул газету. При  повторном  чтении  статья
Михайловского показалась ему еще менее убедительной. Вот уж  действительно
- демагогия чистейшей воды... Но почему Михайловский написал  ее?  Неужели
он действительно совсем ничего не  понял?  Поверить  этому  было  нелегко.
Все-таки Михайловский - фигура в науке далеко не рядовая,  без  упоминания
его имени не  обходится  ни  один  учебник  физики.  "Совершенно  перестал
воспринимать какие-либо  новые  идеи",  -  вспомнил  он  слова  Александра
Яковлевича. Почему? "Достиг своего потолка..." А что, собственно, означает
эта фраза? А если и он уже  достиг  своего  потолка?  Опять  о  том  же...
Все-таки почему он никак не может избавиться от этих мыслей? Черт  возьми,
совсем   неплохо   было    бы    походить    на    тех    целеустремленных
"сверхположительных" героев, которые, однажды решив что-то, без  страха  и
сомнения идут по намеченному пути...
   Он запрятал газету в дальний ящик стола, где лежала  забытая  "Королева
Марго", и пошел к Жанне и Ольфу.
   - Обедать идете?
   - Так ведь рано еще, - сказал Ольф.
   - Действительно, - пробормотал Дмитрий, взглянув на часы - не было  еще
и двенадцати.
   - А с чего это у тебя  так  быстро  аппетит  разыгрался?  -  улыбнулась
Жанна. - Вроде бы утром я кормила тебя нормально.
   - Аппетит? - машинально переспросил Дмитрий. -  Да  мне  и  есть-то  не
хочется.
   - А зачем тогда народ баламутишь? - уставился на него Ольф.
   - Так это... - смешался Дмитрий. - Я думал, можно пораньше начать.
   - Что начать?
   - Работать.
   - А мы, по-твоему... - начал Ольф и осекся, догадавшись, в чем дело.  -
Вот что... Ты хочешь сказать, пастырь, что  наконец-то  соизволил  принять
под свое крылышко стадо?
   - Что за гнусный способ выражаться, - недовольно заявил Дмитрий.
   - Да или нет?
   - Да. - Они молча смотрели на него, и Дмитрий добавил: -  Вышел  приказ
Александра Яковлевича... В общем, я  назначен  руководителем  лаборатории.
Постоянно.
   Ольф вышел из-за стола - и вдруг замахнулся на него локтем.
   - Как бы врезал сейчас... По-человечески  сказать  не  можешь?  Обедать
пойдем, - по-козлиному проблеял Ольф, - пораньше начать,  приказ  вышел...
Эх, ты!
   - Ладно, виноват, братцы...
   - Еще бы не виноват...
   - Скажи ребятам, что после обеда объявляется общий сбор.
   - Есть, товарищ начальник, - уже весело сказал Ольф. - А почему  ты  им
сам не скажешь?
   - Да ладно тебе, - усмехнулась Жанна. - У тебя язык тоже не отвалится.
   - Это уж точно, - согласился Ольф. -  Тем  более  такой,  как  у  меня.
Ладно, пойду последний раз исполнять свои временные функции.
   Когда дверь за Ольфом закрылась, Жанна подошла  к  Дмитрию  и  боязливо
спросила:
   - Значит, у тебя... все кончилось?
   - Да, - тихо сказал Дмитрий. - А ты очень боялась за меня?
   Жанна вымученно улыбнулась:
   - По-всякому... Иногда очень, иногда была уверена, что это ненадолго, а
временами просто страшно становилось. - Она глубоко вздохнула. - Но я ведь
неплохо держалась, правда?
   - Да. - Дмитрий осторожно погладил ее  по  виску.  -  Ты  вообще  очень
храбрая женщина. И я не знаю...
   Договорить он не успел - вошел Ольф и объявил:
   - Начальник, они все в сборе и хотят, чтобы ты начал немедленно.
   - Можно, - согласился Дмитрий.
   Когда они вошли в большую комнату, все сосредоточенно  устраивались  за
столами, а Савин торопливо заканчивал вытирать доску. Дмитрий  внимательно
оглядел всех,  чуть  дольше  задержался  взглядом  на  новеньких  -  после
разговора при оформлении на работу он не сталкивался с ними, - взял мел и,
поддернув повыше рукава свитера, начал:
   - Ну  что  ж,  приступим...  Приблизительно  вы  уже  знаете,  чем  нам
предстоит заняться. Сейчас я постараюсь в самом  общем  виде  изложить  те
идеи и предложения, которые возникли у меня после того, как  мы  закончили
эксперимент. Вы, вероятно, знаете, что идеи эти не совсем обычны, и у  вас
наверняка возникнет множество вопросов. Их я прошу пока оставить на  потом
и для начала лишь внимательно выслушать меня. По ходу дела вы увидите, что
некоторые  из  этих  идей   и   предположений   существенно   противоречат
установившимся взглядам и фактам. Поэтому предлагаю вам на время забыть  -
по возможности, разумеется, - о некоторых вещах, как  будто  бесспорных  и
очевидных. О каких именно - сейчас вы сами увидите...
   Дмитрий старался говорить как можно проще, избегая громоздких выкладок,
но по их напряженным лицам видел, что они  плохо  понимают  его.  Поставив
последнюю точку, он сказал:
   - Вот что мы пока имеем. Как видите, слишком много неясного и спорного.
И я сам еще очень многого не понимаю. Я даже не знаю, по  какому  из  всех
этих возможных направлений пойдет наша работа. И возможно,  что  выяснится
это еще не скоро. И к чему приведут наши усилия - тоже  не  знаю...  -  Он
помолчал и, оглядывая притихшую аудиторию, продолжал: - Откровенно говоря,
я приготовил для вас небольшую речь. Мне хотелось рассказать прежде  всего
о тех трудностях, которые нас ждут. Что трудности эти будут очень  велики,
для меня очевидно. Я даже думаю,  что  не  всем  они  окажутся  по  плечу.
Возможно, и мне тоже... И я хотел, чтобы вы как следует  подумали,  прежде
чем браться за эту работу. То есть я и сейчас  этого  хочу,  -  поправился
Дмитрий. - Но вот расписывать черными красками  предстоящую  нам  нелегкую
жизнь мне почему-то уже не хочется. Хотя жизнь у нас  действительно  будет
нелегкая, это я вам могу обещать довольно твердо. Но когда я рассказывал и
смотрел на вас, мне пришло в голову, что  пугать  вас  -  дело  достаточно
безнадежное. И не только потому, что народ вы бесстрашный.
   Кто-то засмеялся, и Дмитрий тоже улыбнулся.
   - Я думаю, вряд ли вы обидитесь на меня, если я скажу,  что  поняли  вы
пока что не очень много...
   - Вернее, очень немного, - сказал Ольф.
   - Возможно, - согласился Дмитрий. - Какое из этих двух выражений больше
соответствует истине, выяснится в ближайшее время. И  вполне  может  быть,
что, когда вы поймете чуть больше, кто-то из вас решит, это  эти  проблемы
вовсе не стоят того, чтобы тратить на них время и силы...
   Предупреждая начинающийся шумок протеста, Дмитрий поднял руку:
   - Товарищи теоретики, вы напрасно так реагируете на мои слова. От  души
желаю никому из вас не приходить к такому решению,  но  предусмотреть  его
необходимо. И если такое все же с кем-то случится, убедительная просьба  -
откровенно сказать мне об этом. Поверьте, так будет лучше для всех нас.  И
ничего зазорного в этом нет. Я почему-то думаю, что сейчас  никто  из  вас
такого не скажет, но со временем...
   Он замолчал, и кто-то сказал:
   - Ясно, Дмитрий Александрович.
   - Ну что ж, тогда приступим ко второму заходу... С чего начнем?
   Наступило минутное замешательство, и наконец Полынин неуверенно сказал:
   - Наверное, с самой первой строчки.
   - Что ж, с первой так с первой...
   Дмитрий взял мел, но вся доска  была  исписана,  а  стирать  как  будто
ничего нельзя было. Он задумчиво потер переносицу и сказал:
   - Пожалуй, нам понадобится еще одна доска.
   - Это мы мигом, Дмитрий Александрович, -  торопливо  вскочил  Савин.  -
Орлы, за мной!
   И трое отправились за доской.  Дмитрий  внимательно  глядел  на  первую
строчку, думая о том, с чего лучше начать, и услышал жалобный  голос  Дины
Андреевой:
   - Дмитрий Александрович...
   - Да? - Дмитрий повернулся к ней.
   - Есть хочется...
   - Есть? - не сразу понял ее Дмитрий. - Ну да, конечно...
   Он взглянул на часы и увидел, что  говорил  почти  два  часа,  и  хотел
сказать, чтобы все шли на обед, но на Дину набросились со всех сторон:
   - Динка, нишкни!
   - Ты же давно собиралась на диету сесть... Вот и начинай прямо сейчас!
   - Презренная раба желудка!
   - Охальница!
   - Никуда мы не пойдем!
   - Да там уже и есть нечего!
   Дина возмутилась:
   - Чего набросились? Я и сама не хочу идти! Но за бутербродами мы  можем
сбегать, пока доску принесут?
   - А это идея!
   - Братцы, шапку по кругу!
   - У сей женщины весьма практичный ум!
   - И пивка не мешало бы...
   - Обойдешься...
   Кто-то действительно пустил по кругу роскошную меховую шапку, и  в  нее
посыпались рубли и мелочь.
   - Кто у нас самый быстрый?
   - Витька, жми!
   И уже минут через двадцать, торопливо дожевывая  бутерброды  и  вытирая
пальцы бумагой, они приготовились слушать Дмитрия.

   Обнинск. 1963-1973