знаниями в физике.
   Или сумасшедшему. Или - гению, может быть, решили бы они.
   Дмитрий оглядел всех, посмотрел на часы и будничным тоном сказал:
   - Ну что ж, идемте в штаб.
   "Штабом"  называли  просторную,  уютно  обставленную  комнату  рядом  с
вычислительным центром. Отсюда следили за  ходом  эксперимента.  Здесь  им
предстояло провести почти сутки. В сущности,  делать  им  было  совершенно
нечего - только ждать  результаты  и  наносить  их  на  график.  Весь  ход
эксперимента рассчитан по минутам, и вмешательство в него допускается лишь
в крайнем случае. Но о крайних случаях не только  не  заговаривали  -  это
была запретная тема, - но старались и не думать.
   График был приколот к тяжелой  наклонной  плоскости  кульмана.  На  нем
красивой  красной  дробью  ярко  выделялись  точки  -  ожидаемые  значения
эксперимента. Если смотреть издали, точки сливались в кривую линию с двумя
характерными изгибами и резким изломом чуть выше середины. Пока  что  этот
излом  ничего  не  означал,  вернее  -  почти  ничего.   Всего   лишь   их
теоретические  предположения.  Смелые,   оригинальные,   но   всего   лишь
предположения. Вот если они подтвердятся...
   Никаких "если". Подтвердятся. Конечно же подтвердятся. Через полчаса на
красные точки - прямо на них или очень близко - начнут накладываться синие
крестики, и их предположения постепенно начнут превращаться в  реальность.
Излом тоже станет реальностью - и это будет означать  победу.  Потому  что
этот излом не предполагается никакими теориями,  кроме  той,  что  создали
они. "Теория" - сказано, может  быть,  и  слишком  громко,  да  они  и  не
говорили так. "Идея", "идейка", "расчеты", "гипотеза". А впрочем,  не  все
ли равно, как называть? Главное - это  будет  что-то  новое,  до  сих  пор
никому не известное. То, ради чего они работали  почти  три  года.  И  это
будет. Разумеется, будет.
   Данные с ускорителя в вычислительный центр передавались  по  телетайпу.
Машине предстояло "начерно" обработать их и каждые двадцать минут выдавать
результаты - несколько колонок  цифр.  Но  в  ходе  эксперимента  не  было
необходимости разбираться в этих десятках цифр. Сейчас нужны  были  только
пять самых необходимых чисел, и, чтобы получить их,  не  нужно  было  даже
идти в машинный зал, они будут печататься на пишущей машинке,  стоящей  на
специальном столике рядом с кульманом. И они нет-нет да и  поглядывали  на
нее, словно опасаясь, что она может не вовремя  застучать.  Но  машинка  -
внушительный "Консул", поблескивавший черными клавишами, - молчала. Ей еще
нечего было сказать.
   Они уже звонили на ускоритель, наведались в  машинный  зал,  но  им  не
слишком вежливо посоветовали заняться своим делом. Легко сказать... А если
свое дело одно только ожидание?
   Расхаживания по комнате. Полтора десятка дымящихся сигарет. Напряженные
лица, натянутые улыбки, взгляды, перескакивающие с  предмета  на  предмет.
Молчание. Тяжелое, густое, плотно набившееся в комнату, с пола до потолка,
подкрашенное сизым табачным дымом молчание.
   - Дайте чего-нибудь пожевать, - сказал Дмитрий.
   Головы в секундном недоумении  повернулись  к  нему.  О  чем  это?  Что
означает "пожевать"?.
   - Не успел пообедать, - сказал Дмитрий. - Надеюсь, едой вы запаслись?
   О господи, только-то и всего? Пожевать? Разумеется, они запаслись едой!
Холодильник трещал от того, что можно было жевать! Через минуту стол перед
Дмитрием был заставлен так, что жевать ему пришлось бы по меньшей мере  до
утра.
   - Полегче, полегче, -  поднял  он  руку.  -  Пантагрюэльствовать  будем
завтра, у меня дома... А пивка не найдется?
   Пивка? Еще бы ему не  найтись!  Какое  вам,  Дмитрий  Александрович,  -
жигулевское, московское, рижское?
   - А кто со мной за компанию?
   Нет уж, увольте. Мы - сыты. По горло и даже выше. Мы - нет. Мы - пас...
Что означает эта лампочка?!
   Рядом с "Консулом" светился зловеще-красный кружочек.
   -  Трехминутная  готовность,  -  спокойно   сказала   Таня   Медведева,
программистка. - Не паникуйте и рассаживайтесь по местам, не  толпитесь  у
машинки.
   - Почему раньше этого не было? - зло спросил кто-то.
   - Раньше не было, а теперь стало.
   -   Выдумывают   тут   всякое.   Народ-то   нервный   пошел,   насквозь
психованный...
   - Психи, по местам!
   Главное - уже не было тишины. Уже улыбались, а  не  изображали  улыбки.
Говорили, а не выдавливали слова. Теперь уже можно было ждать. Три минуты,
а потом еще двадцать - и первый результат. А потом  будет  совсем  просто.
Главное - первый результат.
   Но не успели  они  сесть,  как  с  сухим  пулеметным  стуком  заговорил
"Консул". Савин даже подпрыгнул на месте.  Что  он  бормочет,  этот  идиот
"Консул"? Зачем? Ведь до результата еще целых двадцать минут!
   Дмитрий поставил стакан и вопросительно посмотрел на Ольфа.
   - Заголовок печатает, - сказал Ольф и усмехнулся: - И правда, психи.
   "Консул"  с  грохотом  передвинул  каретку  и  снова  мелко   застучал.
Несколько человек уже стояли над ним, плотно сдвинув головы.
   - Тьфу, собакин сын! - ругнулся Костя  Мальцев.  -  Это  ж  вмиг  можно
инфаркт схватить... - И накинулся на Таню: - А  без  этих  фокусов  нельзя
обойтись?
   - Спокойно, спокойно, - невозмутимо проговорила Таня. - Сядь, голубчик,
вредно так волноваться.
   "Консул" еще раз дернулся и умолк. А  ровно  через  двадцать  минут  он
отпечатал первую  строчку  результатов.  Строчку  эту  давно  все  выучили
наизусть, Савин признавался, что она даже снилась ему, и теперь, когда они
увидели, что "Консул" выдал почти то же самое, что было в их  расчетах,  -
это "почти" значения не имело, без него не обходится ни один  эксперимент,
- раздалось разнобойное "ура". Игорь Воронов,  расплывшись  в  неудержимой
улыбке, похлопал машинку по черному блестящему боку:
   - Молоток, "Консул", так держать!
   Дмитрий оторвал листок с цифрами и нанес на график крестик.  Центр  его
почти совпал с красной точкой.



53

   А через восемьдесят минут случилось то, о чем они потом долго не  могли
вспоминать без содрогания.
   За это время все более или менее  успокоились,  настроились  на  долгое
ожидание. На часы все-таки посматривали, и за несколько  минут  до  выдачи
результата два-три человека уже стояли у "Консула". И когда  тот  в  пятый
раз застучал, Дмитрий встал и неторопливо направился к кульману. И, еще не
доходя до машинки, он понял, что  случилось  что-то  неожиданное  и  очень
неприятное. Майя так смотрела на цифры, словно  никак  не  могла  поверить
своим глазам или думала, что от  ее  взгляда  они  переменятся.  А  Савин,
неизменно дежуривший у "Консула", повернул  к  Дмитрию  голову,  пошевелил
губами и громким хриплым шепотом сказал:
   - Дмитрий Александрович, тут... Смотрите.
   И неуверенным, боязливым жестом показал на машинку.
   А Дмитрий уже и сам увидел.
   Из пяти цифр главной была  последняя  -  отклонение  экспериментального
значения от теоретического. Они предполагали, что эти отклонения не должны
превышать двух процентов. Чуть больше - не страшно, меньше  -  бога  ради,
нам же лучше. И в каждой  строчке  они  прежде  всего  смотрели  последнюю
цифру, и до сих пор все шло как нельзя лучше. Ноль и шесть десятых, один и
два, ноль и девять, ноль и восемь. И четыре синих крестика легли почти  по
центрам красных точек.
   Сейчас пятая цифра означала  что-то  совершенно  невозможное  -  тысяча
триста сорок семь. Первое, что пришло в голову Дмитрию, - это опечатка. Но
стоило взглянуть на остальные числа, и все стало ясно.  Никаких  опечаток.
Ошибка тысяча триста сорок семь процентов и еще восемьдесят  шесть  сотых.
Экспериментальное  значение  в  тринадцать  с  половиной   раз   превышало
расчетное.
   Дмитрий оторвал листок и, поворачиваясь к  кульману,  увидел,  как  все
встают и идут к  нему.  Он  еще  раз  взглянул  на  листок,  взял  толстый
двухцветный  карандаш  и  стал  отсчитывать  на   графике   это   нелепое,
невозможное значение. График был большой, и туда, где нужно было поставить
крестик, он не мог дотянуться.
   - Опустите кульман, - сказал он.
   Потом ему говорили, что всех поразило его спокойствие в эту минуту. Это
спокойствие ввело их в заблуждение и помешало сразу понять, что произошло,
листок он держал так, что цифры не были видны. И зачем  опускать  кульман,
они не поняли и продолжали смотреть на него, и ему пришлось повторить:
   - Опустите кульман.
   - Зачем? - спросил Полынин.
   Дмитрий посмотрел на него, и  Полынин  принялся  торопливо  откручивать
винты. Доска медленно, со скрипом поползла вниз.
   - Хватит, - сказал Дмитрий.
   Он еще раз отсчитал деления,  поставил  точку  и  нарисовал  аккуратный
синий крест. Наверное, он нажимал на карандаш сильнее  обычного,  и  крест
получился жирным. "Как паук", - скажет потом Савин.
   Крест безобразно повис в левом верхнем углу графика. Он был так высоко,
что, если смотреть только на него, четыре предыдущих  крестика  скрывались
из поля зрения. Да они теперь и не  нужны  были  -  один  этот  новенький,
живущий всего несколько секунд крест перечеркивал не только предыдущие, но
и будущие шестьдесят крестов, даже если все они  лягут  точно  на  красные
точки.
   - Что это? - громко спросил кто-то.
   Дмитрий положил карандаш и негромко сказал:
   - Не знаю. Может быть - крокодил, может быть - пятитонный грузовик.
   Он не собирался шутить, просто вспомнил фразу  профессора  Давыдова  на
лекции по ядерной физике в университете. Давыдов, объясняя природу ядерных
сил, писал уравнения,  и  его  спросили  об  одной  константе  -  что  она
означает? И Давыдов, без тени улыбки, даже несколько раздраженно, ответил.
Он действительно не знал, что означает эта константа. И никто не знал - ни
тогда, ни сейчас.
   Может быть - крокодил, может быть - пятитонный грузовик.
   Майя Синицына всхлипнула, закрыла лицо руками  и  выбежала  в  коридор.
Дмитрий проводил ее взглядом, чуть помедлил и сказал Тане:
   - Сходи в машинный зал, узнай, не у них ли что. А ты, - обратился он  к
Ольфу, - звони на ускоритель, пусть проверят все параметры. Остальные... -
он обвел всех взглядом и чуть улыбнулся, - остальные могут сесть.
   Он и сам потом удивлялся, откуда у него взялись силы на  эту  улыбку  и
легкую иронию. И как догадался попросить Таню и Ольфа  проверить  то,  что
проверять не стоило. Он знал, что и в машинном зале, и на ускорителе все в
порядке, но надо было немного выждать, чтобы  дать  всем  время  прийти  в
себя. И они стали медленно рассаживаться, полезли за сигаретами. Таня ушла
в машинный зал, а Ольф позвонил на ускоритель.
   - Через несколько минут сообщат,  -  сказал  он  и  почему-то  не  клал
трубку, и все услышали тонкие частые гудки.
   Дмитрий дотянулся до телефона и нажал на рычаг. Ольф положил  трубку  и
вздохнул.
   Вошла Таня и еще с порога сказала:
   - Все нормально.
   Дмитрий кивнул.
   Три или четыре минуты, прошедшие до  звонка  с  ускорителя,  как  будто
выпали из их памяти. Потом никто не мог толком вспомнить, что они делали и
о чем думали в эти минуты. И когда телефон  зазвонил,  они  посмотрели  на
него со страхом - Дмитрий очень хорошо видел это. Даже Ольф испугался,  он
смотрел на телефон, словно ждал,  когда  тот  кончит  звонить,  и  Дмитрий
сказал ему:
   - Возьми.
   Ольф взял трубку и сказал:
   - Да.
   И, выслушав что-то, молча положил ее и с видимым усилием сказал:
   - Там тоже... все нормально.
   - Ну что ж, этого следовало ожидать, - Дмитрий видел, что  все  смотрят
на него, и старался говорить спокойно. - Подождем еще... - он взглянул  на
часы, - четырнадцать минут.
   Но теперь уже все поняли, что это только  отсрочка.  Каким  бы  ни  был
следующий результат, он ничего не изменит. Ничто не  сможет  убрать  этого
жирного синего паука.
   И эти четырнадцать минут  помнились  смутно.  Даже  на  часы  никто  не
смотрел. И никто  заранее  не  подходил  к  "Консулу",  и  даже  когда  он
застучал, все остались на местах. Дмитрий встал сам, подошел к машинке  и,
не глядя на цифры - так им казалось, на самом деле он еще  издали  увидел,
что результат правильный, - оторвал листок, не спеша подошел к кульману и,
нагнувшись, поставил шестой крестик. Там, где ему и полагалось быть  -  на
шестой красной точке. И оттого, что на пятой точке крестика не  было,  она
выделялась особенно ярко. Маленькая кровавая точка на белой бумаге  и  два
синих крестика по бокам.
   - А теперь, - сказал Дмитрий, - садитесь-ка поближе и вместе  подумаем,
что делать дальше.
   И они зашевелились, задвигали стульями,  долго  устраивались,  всячески
стараясь оттянуть начало разговора. О чем тут думать? Все казалось ясным -
надо было прекращать эксперимент. Так гласили неписаные законы современной
исследовательской работы. Ускоритель - не копеечный  электроскоп  Фарадея.
Каждый час его работы обходится в сумму, которую иначе чем астрономической
не назовешь. Одной электроэнергии он потребляет больше, чем весь город.  А
это далеко не единственная статья расходов по их  эксперименту.  Два  часа
уже потеряно, но впереди еще двадцать...
   Другого выхода не было, однако никто не решался первым сказать об этом.
   - Давайте подумаем, почему так могло получиться, - сказал Дмитрий.
   - Ты считаешь возможным продолжать эксперимент? - спросил Мелентьев.
   До сих пор он почти все время молчал. И вообще в  последнее  время  вел
себя так, словно его не очень-то интересовало, чем все закончится. Работал
он по-прежнему безупречно, но как будто с полнейшим равнодушием.  Или  это
маска? - думал иногда Дмитрий. И сейчас Мелентьев  задал  вопрос  с  таким
видом, как будто исполнял скучную формальность. Он почти лежал  в  кресле,
далеко вытянув ноги, и разрисовывал карикатуру в "Крокодиле".
   - Почему же нет? - сдержанно сказал Дмитрий.
   - Ну-ну, - небрежно бросил Мелентьев. Это  прозвучало  так:  "Я  умываю
руки".
   Дмитрий еще несколько секунд  смотрел  на  него  и  отвернулся.  И  все
взгляды опять обратились к нему.
   - Я изложу кое-какие свои соображения, а  вы  хорошенько  подумайте,  -
начал Дмитрий. - Есть  несколько  возможных  причин...  такой  несуразицы.
Первая - какие-то технические ошибки экспериментаторов.  Но  они  уверяют,
что у них все в порядке, и у нас нет оснований сомневаться в  этом.  Кроме
того, ошибка очень уж грубая, там она может вызываться только какими-то из
ряда вон выходящими неполадками, и их было бы нетрудно заметить. Вообще же
это обстоятельство - столь большая величина расхождения  -  очень  нам  на
руку. Гораздо хуже, если бы она была... в пределах разумного.
   - Почему? - спросила Корина.
   - Частично я уже объяснил, - мягко сказал Дмитрий. - Соринку можно и  в
собственном глазу не заметить, но такое бревно... - Он покачал головой и с
удовлетворением отметил, что кое-кто улыбнулся. - Остальное позже, по ходу
дела. По тем же причинам отпадает подозрение на машину.
   - А при передаче по каналам связи  вранья  не  могло  быть?  -  спросил
Лисовский.
   Дмитрий посмотрел на Таню, и она тут же сказала:
   - Исключено.  Каналы  связи  дублированы,  и  вообще  система  контроля
построена  так,  что  практически  исключает  потерю  даже   одного   бита
информации.
   - А теоретически? - не унимался Лисовский.
   Таня сердито посмотрела на него:
   - А  теоретически  вероятность  такой  потери  равняется  что-то  около
стотысячной доли процента.
   - Вот что, друзья, - поднял руку Дмитрий, - времени у нас мало, так что
давайте... на несущественных  деталях  останавливаться  не  будем.  Второй
вариант, наиболее естественный, -  ошиблись  мы.  Его  пока  обсуждать  не
будем, оставим напоследок. Должен только сказать, что в нашей правоте я не
сомневаюсь. Я имею в виду не какую-то частную ошибку,  -  спохватился  он,
заметив, что его не все поняли,  -  а  принципиальную  правильность  нашей
теории. Частные ошибки, разумеется,  возможны,  но  о  них  потом.  Третий
вариант - перед нами не ошибка, а нечто принципиально новое,  до  сих  пор
неизвестное.
   Он помолчал немного, давая им время переварить эту мысль, и продолжал:
   - Для начала должен заметить, что этот вариант не только  не  исключает
возможности продолжения эксперимента...
   Мелентьев хмыкнул. Дмитрий, не обращая на него внимания, продолжал:
   - ...но и просто требует, чтобы мы довели его до конца. Но этот вариант
маловероятен. Почти невероятен...
   И снова раздалось нетерпеливое "почему". Дмитрий видел, что они уже  не
боятся, а пытаются вместе с ним разобраться в причинах неудачи. Этого он и
добивался, рассказывая о таких, в общем-то, очевидных вещах.
   - По двум причинам. Режим работы ускорителя в нашем  эксперименте  пока
что не слишком  отличается  от  обычных.  И  маловероятно,  чтобы  до  нас
кто-то... не споткнулся об это бревно. Вторая, более существенная  причина
-  такой  аномальный  пик  может,  в  принципе,   соответствовать   только
резонансным состояниям с чрезвычайно коротким временем существования. Но в
этой  области,  посмотрите  хорошенько  на  график  и   прикиньте,   такие
состояния, если они, конечно, вообще возможны, могут быть  разве  что  при
мощности ускорителя по меньшей мере в двадцать раз большей, чем мы имеем.
   Мальцев схватился за ручку и стал что-то писать, наверно и в самом деле
решил прикинуть, но через несколько секунд отодвинул листок  в  сторону  и
стал слушать.
   Дмитрий помолчал, внимательно оглядывая их.
   - Что ж, вернемся к первой причине - нашим ошибкам. Еще раз повторяю  -
принципиальная правильность наших расчетов сомнений у  меня  не  вызывает.
Никаких, - решительно подчеркнул он. -  Техническую  аранжировку  мы  тоже
решили исключить.
   Снова застучал "Консул". Дмитрий небрежно оторвал листок и поставил  на
графике седьмую точку. И, не глядя на  притихших  ребят,  -  они,  видимо,
никакие могли понять, какая еще может быть причина, - спокойно закончил:
   - Остается одно - ошибки математического аппарата.
   Дмитрий сел в кресло, неторопливо  закурил,  внимательно  посмотрел  на
Таню, перевел взгляд на Ольфа, потом на Мелентьева. Теперь все зависело от
них. Только они могли до конца  разобраться  в  сложнейшем  математическом
хозяйстве эксперимента. А они молчали.
   - Надеюсь, - с улыбкой сказал Дмитрий, - мне не надо уверять  вас,  что
такое предположение вызвано отнюдь не недоверием к вам?
   - Надо полагать, - буркнул Ольф.
   - Ты считаешь, - медленно начал Мелентьев, - что таких вот рассуждении,
ничем конкретно не обоснованных, достаточно, чтобы продолжать эксперимент?
   - Да.
   - Завидная самоуверенность.
   - Пусть будет так.
   - Значит, останавливать не будем?
   Дмитрий секунду помедлил и сказал:
   - Нет.
   - Ответственное решение, Кайданов.
   - Да, конечно, - согласился Дмитрий. -  Но  должен  заметить,  что  эта
ответственность целиком ложится на меня. Ко всем остальным в любом  случае
претензий быть не может.
   - Ну, разумеется, - усмехнулся Мелентьев. - Но ради  чего  такой  риск?
Что  страшного  в  том,  если  мы  остановим  эксперимент?   Если   ошибка
действительно в математическом аппарате, в чем я изрядно сомневаюсь, хотя,
конечно, и допускаю  такую  возможность,  то  мы  в  спокойной  обстановке
обнаружим ее и через три-четыре месяца проведем эксперимент.
   - Во-первых, - возразил Дмитрий, - нельзя гарантировать, что по  одному
этому пику мы сможем найти ошибку. Я думаю, что появится еще хотя бы один,
это наверняка облегчит нам поиски.
   - Резонно, - нехотя согласился Мелентьев.
   - Ну, а главное - я верю в нашу работу.
   - Может быть, - предложил Ольф, - посоветоваться с Дубровиным?
   - Нет, - твердо сказал Дмитрий.  -  Это  не  тот  случай,  когда  можно
прибегать к чьим-то советам.
   - Значит, продолжаем? - спросил Мелентьев.
   - Да.
   - Ну что ж. - Мелентьев пристально посмотрел на него и встал.  -  Тогда
за работу.
   - Возражений нет? - обратился Дмитрий ко всем.
   Он