из  экипажа  и  вместе  с  грумом  пошел пешком, чтобы  лошадям  было  легче
подниматься в гору. Что за причуды?  Как это не похоже на Луизу... Нет чтобы
почувствовать облегчение  оттого, что визит кузины Рейчел  проходит  гладко;
она  расстроена,  почти сердита.  Такое поведение - отнюдь не  лучшая форма
проявления дружеских чувств.  Когда мы поднялись  на вершину холма,  я снова
сел рядом с Луизой, но весь остаток пути мы  не  обмолвились  ни словом. Это
было  крайне нелепо, но  я твердо  решил,  что  раз  она  не  делает попыток
прервать  молчание, то  будь я проклят, если заговорю первым. Про себя  я не
мог  не  отметить,  насколько поездка в  церковь была  приятнее  возвращения
домой.
     Интересно,  подумал я, как  проехалась парочка  в другом  экипаже?  По-
видимому, вовсе недурно. Мы  вышли из экипажа;  Веллингтон отъехал,  уступая
дорогу, и  мы с  Луизой  остановились в  дверях  подождать  крестного  и мою
кузину.  Они  непринужденно беседовали  -  как старые  друзья,  и крестный,
обычно  такой  неразговорчивый,  с  увлечением  о чем- то разглагольствовал.
Уловив  слова    и , я понял, что  он
оседлал любимого конька и рассуждает о  правительстве и оппозиции.  Я  готов
был биться об заклад, что он и не подумал помочь лошадям и  пешком подняться
на холм.
     - Хорошо доехали? - осведомилась кузина Рейчел, стараясь поймать  мой
взгляд.
     Ее губы  подрагивали, и я мог поклясться,  что она догадывалась, какова
была наша поездка.
     -  Да,  благодарю  вас, -  ответила  Луиза  и  вежливо посторонилась,
пропуская мою гостью вперед.
     Но кузина Рейчел взяла ее за руку и сказала:
     - Пойдемте  ко мне в  комнату. Там вы  снимете накидку и шляпу. Я хочу
поблагодарить вас за прекрасные цветы.
     Едва мы  с крестным  успели вымыть  руки  и  обменяться парой слов, как
пожаловало семейство Паско в  полном составе, и на мою  долю выпала почетная
миссия  сопровождать викария с дочерьми  в прогулке по саду. Что же касается
супруги   викария,  то  миссис  Паско,  словно  напавшая   на  след  гончая,
отправилась наверх и присоединилась к дамам.  Она  никогда не видела голубую
комнату без чехлов...  Дочери викария наперебой  расхваливали  мою кузину и,
как недавно Луиза, заявили,  что находят ее красивой. Мне доставило истинное
удовольствие сообщить им, что лично  я нахожу ее слишком  маленькой и  самой
что ни на есть обыкновенной. В ответ я услышал протестующий визг.
     - О нет, не обыкновенная, - задумчиво изрек мистер Паско, приподнимая
тростью головку гортензии,  - безусловно,  не обыкновенная. Но и  красивой,
как  считают девочки, я  бы ее не назвал. А вот женственной... да-да, именно
женственной...
     - Но папа, - сказала одна из дочерей, - вы же и не предполагали, что
миссис Эшли может быть другой?
     -  Моя  дорогая, - возразил  викарий, - ты не поверишь, сколь многие
женщины лишены именно этого качества.
     Я подумал  о  миссис Паско с ее лошадиным  лицом  и  поспешил  привлечь
внимание гостей к  молодым пальмам, привезенным Эмброзом  из Египта, которые
они наверняка  видели не  раз, и  тем самым  переменил -  как мне казалось,
довольно тактично - тему разговора.
     Когда мы вернулись в дом и прошли в гостиную, миссис Паско в повышенных
тонах  рассказывала  про   свою  судомойку,  которая  понесла  от  помощника
садовника.
     - ...Но где они успели? Вот чего я никак не могу понять, миссис  Эшли.
Она жила  в одной комнате  с  кухаркой и, насколько мне известно, никогда не
отлучалась из дому.
     - А как насчет погреба? - поинтересовалась кузина Рейчел.
     С нашим приходом беседа мгновенно оборвалась.
     С тех  пор  как  Эмброз  два  года  назад  уехал,  я не  помнил,  чтобы
воскресенье пролетело  так  быстро. Даже  при  нем  этот день часто  тянулся
бесконечно  долго. Он недолюбливал миссис Паско, терпел Луизу только потому,
что  она была  дочерью  его  старшего друга,  и всеми  правдами и неправдами
старался  проводить время в  тесной  компании  моего  крестного  и  викария.
Вчетвером мы  чувствовали себя свободно. Если же приезжали женщины, то  часы
казались днями. Это воскресенье было иным.
     Я  сидел  во  главе  стола  на  месте  Эмброза;  кузина  Рейчел  -  на
противоположном конце, благодаря чему я получил в  соседки миссис Паско,  но
впервые на моей памяти  она не привела меня в ярость. Три четверти  времени,
проведенного нами  за столом,  ее крупное,  горящее  любопытством  лицо было
обращено  в другой  конец;  она  смеялась, она ела  и даже забыла цыкать  на
мужа-викария, который, вероятно, впервые в жизни вылез  из своей раковины и,
раскрасневшись, с пылающими глазами, то и дело принимался читать стихи.  Все
семейство Паско расцветало от удовольствия, и мне еще не приходилось видеть,
чтобы крестный так веселился.
     Только Луиза  была молчалива  и замкнута. Я  делал все возможное, чтобы
расшевелить  ее, но она не замечала или не хотела замечать моих  усилий. Она
церемонно сидела слева  от меня, почти ничего не ела и крошила хлеб  с таким
видом, будто напилась уксуса. Что ж, если ей угодно  дуться, пусть дуется. Я
от  души развлекался, и  мне  было слишком хорошо,  чтобы беспокоиться из-за
нее. Я сгорбившись сидел на стуле и посмеивался над кузиной Рейчел,  которая
без устали подогревала поэтическое вдохновение  викария. Это, думал я, самый
фантастический воскресный  обед, каждая его минута  доставляет  мне истинное
удовольствие, и я отдал бы  все  на свете за то,  чтобы Эмброз был  с  нами.
Когда мы покончили  с  десертом и  на  столе появился  портвейн, я  не знал,
следует ли мне, как я всегда делал,  встать и открыть дверь, или теперь, раз
напротив меня сидит хозяйка, она  должна подать знак. Беседа замерла. Кузина
Рейчел взглянула  на меня и улыбнулась. Я улыбнулся ей в ответ. Казалось, на
какое-то мгновение наши  руки соединились. Это  было странно, необычно. Меня
пронзило новое, неведомое прежде чувство.
     И тут крестный спросил своим низким, хриплым голосом:
     - Скажите, миссис Эшли, вы  не находите, что Филипп поразительно похож
на Эмброза?
     Все замолкли. Она положила салфетку на стол.
     -  Настолько похож, что  я весь обед спрашивала себя, а есть  ли между
ними вообще какое-нибудь различие...
     Она встала. Остальные  женщины тоже поднялись из-за стола,  и я пошел в
другой конец столовой, чтобы открыть дверь. Но когда  они вышли и я вернулся
на свое место, охватившее меня чувство не исчезло.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
     Гости  уехали  около  шести часов  -  викарий  должен  был  отправлять
вечернюю службу  в  соседнем приходе. Я слышал,  как миссис  Паско  взяла  с
кузины Рейчел  обещание посетить  ее в один из ближайших  дней  на следующей
неделе  и барышни  Паско  также заявили свои притязания  на нее. Одна хотела
получить  совет  по  поводу  акварелей; другая  собиралась  вышить несколько
чехлов в  технике гобелена и  никак  не могла  решить, какую шерсть выбрать;
третья каждый четверг  читала вслух  одной больной женщине в деревне,  и  не
согласилась  ли  бы миссис  Эшли  пойти вместе с ней  - бедняжка так  хочет
увидеть ее...
     -  Право,  миссис Эшли,  - проворковала миссис Паско,  когда,  пройдя
холл, мы  подходили к  двери,  - столь многие  жаждут познакомиться с вами,
что, думаю, в ближайшие четыре  недели  вы будете  каждый  день  выезжать  с
визитами.
     - Миссис Эшли  может делать это из Пелина, - вмешался крестный. - От
нас гораздо сподручнее ездить с визитами. Куда  удобнее, чем отсюда. Склонен
думать, что через день-другой миссис  Эшли  доставит  нам удовольствие своим
обществом.
     Он  искоса взглянул на  меня,  и я поспешил ответить,  дабы отмести эту
идею, пока дело не зашло слишком далеко.
     - О нет,  сэр,  - сказал я, -  кузина  Рейчел  пока останется здесь.
Прежде  чем  принимать  приглашения   со  стороны,  ей  надо   как   следует
познакомиться  с имением. Мы начнем с того, что завтра отправимся пить чай в
Бартон.  Потом придет очередь  остальных  ферм. Если миссис  Эшли строго  по
очереди   не  посетит   каждого   арендатора,  они   сочтут   себя   глубоко
оскорбленными.
     Я заметил, что Луиза во все глаза смотрит на меня, но не подал вида.
     -  О да, разумеется, -  сказал крестный,  тоже немало удивленный.  -
Совершенно верно, так и надо.  Я бы и сам предложил миссис Эшли сопровождать
ее в поездках по имению, но раз ты берешь это на себя, тогда другое дело. Но
если, -  продолжал  он,  повернувшись к кузине Рейчел,  - вы  почувствуете
здесь какие-либо неудобства (Филипп, я знаю, простит меня  за  такие  слова,
но, как вам,  без сомнения, известно, в этом доме давно не принимали женщин,
и посему могут возникнуть  некоторые  осложнения) или у вас появится желание
побыть в женском обществе, я уверен, что моя дочь с радостью примет вас.
     - В нашем доме есть комната для гостей, - вставила миссис Паско, - и
если  вам  вдруг  станет одиноко,  миссис  Эшли, помните,  что она  к  вашим
услугам. Мы будем просто счастливы видеть вас у себя.
     -  О,  конечно,  конечно,  -  подхватил  викарий,  и  я  подумал,  не
собирается ли он разразиться очередным стихотворением.
     -  Вы все  очень  добры  и более  чем  великодушны, -  сказала кузина
Рейчел. -  Когда  я выполню свои  обязанности здесь,  в  имении, мы об этом
поговорим, не так ли? А пока примите мою благодарность.
     Болтовня,  трескотня,   обмен  прощаниями  -  и  экипажи   выехали  на
подъездную аллею.
     Мы вернулись в гостиную. Видит Бог, день прошел  достаточно приятно, но
я был  рад, что гости разъехались и в  доме опять  стало тихо. Наверное, она
подумала о том же, потому что на мгновение остановилась  и, оглядев комнату,
сказала:
     -  Люблю   тишину  после   ухода  гостей.  Стулья  сдвинуты,   подушки
разбросаны, - все говорит, что  люди хорошо провели время. Но возвращаешься
в  опустевшую  комнату,  и  всегда приятно,  что  все  кончилось, что  можно
расслабиться  и сказать: вот  мы и снова  одни. Во  Флоренции Эмброз не  раз
говорил мне,  что можно  и  поскучать в компании гостей  ради  удовольствия,
которое доставит их уход. Он был прав.
     Я смотрел,  как  она разглаживает  чехол  на  стуле,  кладет  на  место
подушку.
     - Оставьте, -  сказал  я.  -  Завтра  Сиком  и  Джон  все приведут в
порядок.
     - Женская привычка, - объяснила она. - Не смотрите на меня. Сядьте и
набейте трубку. Вы довольны прошедшим днем?
     - Доволен, - ответил я и, сев на стул и  вытянув ноги, добавил: - Не
знаю  почему, но обычно воскресные дни наводят на меня ужасную скуку. Это от
того, что я не любитель поговорить. А сегодня от меня ничего не требовалось,
я мог развалиться на стуле и предоставить вам говорить за меня.
     - Вот когда женщины бывают кстати, - сказала она. - Это входит  в их
воспитание.  Если  разговор не  ладится,  инстинкт подсказывает им, что надо
делать.
     - Да, но у вас это выходит незаметно, -  возразил я. -  Миссис Паско
совсем  другая. Все  говорит и говорит,  пока  у тебя не  возникнет  желания
закричать. Обычно мужчинам  не удавалось вставить ни слова. Ума не  приложу,
как вы сумели все так замечательно устроить.
     - Значит, все было замечательно?
     - Ну да, я же сказал вам.
     -  Тогда вам  следует поскорее жениться на вашей Луизе  и иметь в доме
настоящую хозяйку, а не залетную птицу.
     Я выпрямился на стуле и уставился на нее.  Она  поправляла волосы перед
зеркалом.
     -  Жениться  на  Луизе? -  переспросил я. - Не говорите глупостей. Я
вообще не хочу жениться. И она вовсе не  Луиза.
     -  Ах, - вздохнула  кузина Рейчел.  - А я думала - ваша.  Во всяком
случае,  после разговора  с  вашим  крестным у меня  создалось именно  такое
впечатление.
     Она села в  кресло и взяла рукоделие. В эту  минуту вошел молодой Джон,
чтобы  задернуть  портьеры, и  я  промолчал. Но  во  мне все кипело. Кто дал
крестному  право высказывать  подобные  предположения?! Я  ждал,  когда Джон
выйдет.
     - А что говорил крестный? - спросил я.
     - Точно не  помню, - ответила она. - Когда мы возвращались в экипаже
из церкви, он упомянул, что его дочь приезжала сюда, чтобы расставить цветы,
и что вам крайне не повезло - вы выросли в доме, где одни мужчины, - и чем
скорее  вы обзаведетесь женой, которая будет заботиться о вас, тем лучше. Он
сказал, что Луиза очень хорошо понимает вас, а вы ее. Вы извинились  за свое
невежливое поведение в среду?
     -  Да,  извинился, -  сказал  я,  -  но  мои извинения  ни к чему не
привели. Я  никогда не видел  Луизу в таком дурном настроении. Между прочим,
она считает вас красивой. И барышни Паско тоже.
     - Как лестно...
     - А викарий с ними не согласен.
     - Как досадно...
     - Зато он находит вас женственной. Определенно женственной.
     - Интересно в чем?
     - Видимо, в том, что отличает вас от миссис Паско.
     Она рассмеялась своим жемчужным смехом и подняла глаза от рукоделия.
     - И как бы вы это определили, Филипп?
     - Что определил?
     - Разницу в нашей женственности - миссис Паско и моей.
     -  О,  Бог свидетель,  - сказал  я, ударив  по  ножке стула, -  я не
разбираюсь в таких  вещах. Просто мне нравится смотреть на вас и не нравится
- на миссис Паско. Вот и все.
     - Какой милый и простой ответ. Благодарю вас, Филипп.
     Я мог бы  упомянуть и ее руки. Мне  нравилось смотреть на  них.  Пальцы
миссис Паско были похожи на вареные сосиски.
     -  Ну, а что до Луизы, так  это сущий  вздор, - продолжал я. - Прошу
вас,  забудьте о нем.  Я никогда не  смотрел на  нее как  на будущую  жену и
впредь не намерен.
     - Бедная Луиза...
     - Со стороны крестного нелепо даже думать об этом.
     -  Не совсем.  Когда двое молодых  людей одного  возраста часто бывают
вместе и им  приятно общество друг друга, то вполне естественно, что те, кто
наблюдает  за ними со  стороны, начинают  думать  о  свадьбе. К тому же  она
славная, миловидная  девушка и очень способная.  Она  будет  вам  прекрасной
женой.
     - Кузина Рейчел, вы уйметесь?
     Она снова подняла на меня глаза и улыбнулась.
     -  И  выбросьте из головы  вздорную идею  посещать всех и каждого,  -
сказал  я.  -  Гостить  в  доме  викария, гостить  в  Пелине... Что  вас не
устраивает в этом доме и в моем обществе?
     - Пока все устраивает.
     - В таком случае...
     - Я останусь у вас до тех пор, пока не надоем Сикому.
     - Сиком тут ни  при чем,  - сказал я. - Ни Веллингтон, ни Тамлин, ни
все остальные. Здесь я хозяин, и это касается только меня.
     - Значит, я должна поступать,  как мне приказывают, - ответила она. -
- Это тоже входит в женское воспитание.
     Я  бросил на нее подозрительный  взгляд, желая проверить, не смеется ли
она. Но кузина Рейчел разглядывала свое рукоделие, и  мне не удалось увидеть
ее глаз.
     - Завтра я составлю список арендаторов по старшинству, - сказал  я. -
- Первыми  вы посетите тех,  кто  дольше  всех служит нашей  семье. Начнем с
Бартонской фермы,  как договорились в  субботу.  Каждый день  в  два часа мы
будем  выезжать из дому, пока  в имении не  останется ни одного человека,  с
которым бы вы не повидались.
     - Да, Филипп.
     - Вам придется написать записку миссис Паско и  ее девицам, объяснить,
что вы заняты другими делами.
     - Завтра утром я так и сделаю.
     - Когда мы покончим с нашими людьми, вы будете проводить дома  три дня
в неделю  - если не ошибаюсь, вторник, четверг и пятницу - на случай, если
кто-нибудь из местного дворянства пожалует к вам с визитом.
     - Откуда вам известно, что они могут пожаловать именно в эти дни?
     -  Я  достаточно часто  слышал, как миссис  Паско,  ее  дочери и Луиза
обсуждали дни визитов.
     -  Ясно. Мне  надлежит  сидеть в гостиной  одной или вы  составите мне
компанию?
     - Вы будете сидеть  одна. Они приедут к  вам,  а не ко мне.  Принимать
визиты - одна из женских обязанностей, а не мужских.
     - Предположим,  что  меня  пригласят  на обед; могу  я  принять  такое
приглашение?
     -  Вас не пригласят. У вас траур. Если встанет вопрос о гостях, то  мы
примем их здесь. Но не более чем две пары одновременно.
     - Таков этикет в этой части света?
     - Какой там  этикет!  -  ответил  я.  -  Мы  с Эмброзом  никогда  не
соблюдали этикета. Мы создали свой собственный.
     Я видел, что кузина Рейчел еще  ниже склонила голову над работой,  и  у
меня зародилось подозрение, не уловка ли это, чтобы скрыть смех, хоть я и не
мог бы сказать, над чем она смеется. Я вовсе не старался ее смешить.
     - Жаль, что вы  не удосужитесь составить для меня краткий свод правил,
- наконец сказала она,  - кодекс поведения. Я  могла бы  изучать его, сидя
здесь в ожидании очередного визита. Мне было  бы крайне прискорбно совершить
какой-нибудь  faux  pas\footnote{Faux pas  - оплошность  \textit{(фр)}.}  в
глазах общественного мнения и тем самым лишить себя вашего расположения.
     -  Можете  говорить  все  что  угодно  и  кому угодно, - сказал я. -
Единственное, о чем  я вас прошу, - говорите здесь, в гостиной. Никому и ни
под каким видом не позволяйте входить в библиотеку.
     - Почему? Что же будет происходить в библиотеке?
     - Там буду сидеть я, положив ноги на каминную доску.
     - По вторникам, четвергам, а также по пятницам?
     - По четвергам нет. По четвергам я езжу в город, в банк.
     Она поднесла несколько моточков шелка к свечам, чтобы лучше рассмотреть
цвет, затем завернула их в кусок ткани и отложила в сторону.
     Я взглянул на часы. Было еще рано. Неужели она решила подняться наверх?
Я испытал разочарование.
     - А когда все местное дворянство нанесет мне визиты, -  спросила она,
- что будет потом?
     - Ну, потом  вы обязаны отдать визиты, и непременно каждому из них.  Я
распоряжусь  подавать экипаж  каждый  день  к  двум  часам.  Впрочем,  прошу
прощения. Не каждый день, а каждый вторник, четверг и пятницу.
     - И я поеду одна?
     - Вы поедете одна.
     - А что мне делать по понедельникам и средам?
     - По понедельникам и средам... дайте подумать...
     Я мысленно  перебрал  самые  разные варианты, но  изобретательность мне
изменила.
     -  Вы,   вообще-то,  рисуете   или  поете?  Как  барышни   Паско?   По
понедельникам вы могли бы практиковаться в пении,  а по средам  рисовать или
писать маслом.
     -  Я не рисую,  не пою, -  возразила кузина Рейчел,  -  и  боюсь, вы
составляете  для меня план досуга, к которому  я абсолютно не приспособлена.
Вот  если бы вместо  того,  чтобы дожидаться визитов местных дворян, я  сама
стала бы посещать их и давать уроки итальянского, это подошло бы мне гораздо
больше.
     Она задула свечи в высоком канделябре и поднялась. Я встал со стула.
     - Миссис Эшли дает уроки  итальянского? - сказал я с деланным ужасом.
- Только старые девы, которых некому содержать, дают уроки.
     - А что в подобных обстоятельствах делают вдовы? - спросила она.
     - Вдовы? - не задумываясь, проговорил я. - О, вдовы как можно скорее
снова выходят замуж или продают свои кольца.
     -  Понятно.  Что  ж,  я не  намерена  делать  ни  того  ни  другого  и
предпочитаю давать уроки итальянского.
     Она  потрепала меня по  плечу  и вышла из комнаты, на ходу пожелав  мне
доброй ночи.
     Я  почувствовал,  что краснею.  Боже праведный,  что я  сказал?!  Я  не
подумал о ее положении, забыл, кто она и что произошло. Я увлекся разговором
с ней, как когда-то  увлекался разговорами  с Эмброзом, и наболтал  лишнего.
Снова выйти замуж. Продать кольца. Боже мой, что она обо мне подумала?
     Каким  неуклюжим,  каким  бесчувственным,  каким  неотесанным  и  дурно
воспитанным она, должно быть, сочла меня. Я ощутил, что  краска заливает мне
шею и  поднимается до  корней волос. Проклятие! Извиняться бесполезно. Будет
только хуже. Лучше к  этому не  возвращаться, а надеяться  и молиться, чтобы
она поскорее забыла  мою досадную  оплошность. Я был рад,  что  рядом никого
нет,  скаж