не  сыщешь!  Хозяин
меня знает. У них на самом берегу стоит маленькая беседочка,  и  мы  с  вами
выпьем там  по  стаканчику  этого  восхитительного  напитка,  набьем  трубки
табаком - вот он, у меня в табакерке, и, насколько могу  судить,  редчайшего
качества - и премило проведем время. Или у вас имеются совершенно неотложные
дела, требующие вашего присутствия в другом месте, а, мистер Свивеллер?
     Дик слушал карлика, и лицо его  мало-помалу  расплывалось  в  довольной
улыбке, нахмуренные  брови  разглаживались.  К  тому  времени,  когда  Квилп
кончил, Дик уже смотрел на него сверху вниз с таким же лукавством,  с  каким
тот смотрел на Дика снизу вверх, и им осталось только направить свои стопы к
вышеупомянутому заведению, что и  было  сделано  без  всяких  отлагательств.
Увидев их спины, маленький Джейкоб мгновенно оттаял н продолжил свои вопли с
того самого места, на котором Квилп заморозил их.
     Беседка, рекомендованная мистером Квилпом, представляла  собой  кое-как
сколоченную  из  гнилых  досок  убогую  клетушку,  нависавшую  над  рекой  и
грозившую того и гляди съехать в  типу.  Сам  же  трактир  -  совершеннейшая
развалина, изъеденная и источенная крысами, - держался только на  деревянных
подпорках, которые давно успели  сгнить  и  начинали  подаваться  под  такой
тяжестью, а по ночам, в сильный ветер, скрипели и  потрескивали,  точно  все
это сооружение должно было вот-вот рухнуть. Трактир возвышался - если  нечто
подобное может возвышаться - на пустыре, куда относило дым из фабричных труб
и где стоял  вечный  грохот  якорных  лебедок  и  шум  взбаламученной  воды.
Внутреннее его убранство вполне соответствовало внешнему виду. Комнаты  были
сырые, с низкими потолками, в покрытых плесенью стенах зияли  дыры  и  щели,
прогнившие половицы ходили ходуном, и потолочные балки, вышедшие  из  пазов,
предостерегали пугливых посетителей, что от них надо держаться подальше.
     Вот в это-то уютное гнездышко мистер Квилп и повел Ричарда  Свивелдера,
обращая по дороге его внимание на  окружающие  красоты,  и  через  несколько
минут в беседке, на столе, испещренном  изображениями  множества  виселиц  и
чьими-то инициалами,  появился  деревянный  бочонок  хваленого  голландского
джина. Разлив напиток по стаканам с ловкостью, свидетельствующей  о  немалом
опыте, и добавив туда на треть воды, мистер Квилп передал Ричарду Свивеллеру
его порцию, закурил трубку  от  огарка,  торчавшего  в  старом  покореженном
фонаре, уселся на стуле с ногами и сразу же окутал себя клубами дыма.
     - Ну, как? - спросил Квилп, когда Ричард Свивеллер громко причмокнул. -
Правда,  крепок?  Правда,  огонь?  Слеза  прошибает,  в  горле  першит,  дух
захватывает! Правда, хорош?
     - Хорош? - воскликнул Дик и, выплеснув полстакана на  пол,  долил  себе
воды. - Да  неужто  я  поверю,  что  вы  способны  проглотить  эту  огненную
жидкость?
     - Не поверите? - вскричал Квилп. - Думаете, не проглочу? Глядите!  Вот!
Вот! И вот! Ну что?
     Приговаривая это, Дэниел Квилп нацедил и выпил  три  небольших  стакана
крепчайшего джина, скорчил страшную  гримасу,  запыхтел  трубкой,  затянулся
несколько раз подряд и выпустил весь дым через нос. Потом, когда этот подвиг
был окончен, он снова принял прежнюю позу и захохотал во все горло.
     - Просим тост! - вдруг крикнул Квилп, весьма искусно выбивая  на  столе
дробь кулаком и локтем. - За нее, за красотку! Выпьем за красотку  и  осушим
стаканы до дна! Просим имя, имя!
     - Если вас интересует ее имя, - сказал Дик, - пожалуйста.  За  здоровье
Софи Уэклс!
     - Софи Уэклс! - взвизгнул карлик. - За мисс Софи Уэклс - будущую миссис
Ричард Свивеллер! Ха-ха-ха! За будущую!
     - Ах! - вздохнул Дик. - Такой тост можно было  провозгласить  несколько
недель назад, но сейчас он неуместен, мой прекрасный друг. Возложив себя  на
алтарь Чеггса, она...
     - Отравить Чеггса! Отрезать Чеггсу уши!  -  не  унимался  Квилп.  -  Не
говорите мне о Чеггсе! Она будет миссис Свивеллер, и точка! Выпьем же  снова
за ее здоровье, и за здоровье ее батюшки, и за здоровье ее  матушки  и  всех
братцев и сестриц! За все славное семейство Уэклсов! За всех за них сразу, -
залпом!
     - Ну, знаете, - сказал Ричард Свивеллер, не донеся стакана до рта  и  в
остолбенении глядя на карлика, который размахивал руками и дрыгал ногами.  -
Бывают весельчаки, но чтобы такое  вытворяли,  этого  мне  еще  в  жизни  не
приходилось ни видеть, ни слышать! Честное слово!
     Это чистосердечное признание не  только  не  усмирило,  но  еще  больше
раззадорило карлика, и  Ричард  Свивеллер,  не  перестававший  дивиться  его
проказливому настроению и за компанию частенько прикладывавшийся к  стакану,
сам того не замечая, становился все разговорчивей и откровенней, а под конец
совсем разоткровенничался, тем более что мистер Квилп весьма  умело  вызывал
его на это.
     Настроив своего собутыльника на соответствующий лад и  зная,  на  какую
педаль нужно нажимать в трудные минуты, Дэниел Квилп  сильно  облегчил  себе
свою задачу, и вскоре замысел легковесного Дика и  его  расчетливого  дружка
стал известен ему во всех подробностях.
     - Довольно! - воскликнул Квилп. - Молодцы! Отлично придумали,  отлично!
Мы все уладим, обязательно уладим! По рукам! И с этой минуты я ваш друг!
     - Как? Вы считаете,  что  еще  не  все  потеряно?  -  спросил  Дик,  не
ожидавший такой поддержки.
     - Не все потеряно? Да вы действуете наверняка! Пусть Софи Уэклс  меняет
фамилию на Чеггс или на любую другую, только не на Свивеллер. О  счастливец!
Старик богат, как жид! Ваше будущее обеспечено. Я  уже  вижу  вас  муженьком
Нелли, вижу, как вы купаетесь и золоте и серебре. Можете рассчитывать на мою
помощь. Все уладится! Все уладится, не сомневайтесь!
     - Но как? - спросил Дик.
     - Времени впереди много - уладится, - сказал карлик. - Сейчас мы  сядем
и обсудим все с самого начала и до конца. Налейте себе джину, а  я  отлучусь
на минуточку. Я ненадолго... ненадолго!
     С этими словами Дэниел Квилп выбежал на заброшенную площадку для игры в
кегли позади трактира, повалился там на  землю  и  давай  кататься  клубком,
завывая во весь голос в порыве буйного восторга.
     - Вот находка-то! - выкрикивал он. - Ведь прямо само в руки  идет!  Они
все затеяли, они все обдумали, а удовольствие получу я! Кто недавно  наломал
мне бока - этот пустобрех? Кто  заглядывался  на  миссис  Квилп,  строил  ей
глазки и слал ей улыбочки - его дружок и сообщник,  мистер  Трент?  Ухлопают
два-три года на эту дурацкую затею и, наконец, поймают в свои сети нищего, а
один вдобавок свяжет себя по рукам и по ногам на всю жизнь! Ха-ха-ха!  Пусть
женится на Нелли! Пусть она достанется  ему,  а  когда  узел  будет  затянут
накрепко, я первый доложу этим молодчикам, чего они достигли, да еще с  моей
помощью! Вот тогда-то мы и сведем старые счеты, вот тогда-то они и вспомнят,
какой у  них  был  верный  друг  и  как  он  помогал  им  подцепить  богатую
наследницу! Ха-ха-ха!
     Достигнув крайнего предела восторга, мистер Квилп чуть было не  налетел
на серьезную неприятность, так как он подкатился кубарем  почти  вплотную  к
полуразвалившейся собачьей конуре, откуда вдруг выскочил  огромный  свирепый
пес. Пес этот мог бы оказать ему весьма суровый прием, да помешала  короткая
цепь. Карлик лежал на спине в полной безопасности  и  корчил  страшные  рожи
псу, наслаждаясь, что тот не может приблизиться к нему ни на один дюйм, хотя
их разделяло каких-нибудь два шага.
     - Ну, трус! Куси, куси! Что ж ты стал? Бросайся на меня!  Рви  меня  на
клочки! -  приговаривал  Квилп,  подсвистывая  псу  и  доводя  его  этим  до
бешенства. - Боишься, задира? Врешь, боишься!
     Пес, выпучив глаза, с яростным лаем рвался на цепи, а карлик как  ни  в
чем не бывало лежал в двух шагах от него и назло ему презрительно пощелкивал
пальцами. Когда же восторг его  немного  утих,  он  встал,  подбоченился  и,
приплясывая, прошелся эдаким фертом вокруг конуры и окончательно  озверевшей
собаки  -  у  самой  границы,  отмеренной  длиною  цепи.  Это  помогло   ему
успокоиться и прийти в ровное расположение духа, вслед за чем он вернулся  к
своему ничего не подозревающему собутыльнику, который с необычайно серьезным
видом глядел на реку и мечтал о золоте и  серебре,  обещанных  ему  мистером
Квилпом.

ГЛАВА XXII

     Остаток того дня и весь следующий прошли в хлопотах у семейства Набблс,
для которого все, что касалось сборов и отъезда Кита, было делом не  меньшей
важности, чем если  бы  он  готовился  к  путешествию  в  дебри  Африки  или
кругосветному плаванию. Трудно себе представить, чтобы  какой-нибудь  другой
сундучок открывали и закрывали столько раз в течение  одних  суток,  сколько
тот, где лежал гардероб Кита и прочие необходимые  ему  вещи,  и  во  всяком
случае ни один сундук не казался паре  детских  глазенок  вместилищем  таких
сокровищ, какие являл изумленному взору маленького Джейкоба этот сундучище с
тремя рубашками и соответствующим количеством чулок и  носовых  платков.  Но
вот за сундучком заехал возчик, на квартире которого, в Финчли,  Кит  должен
был получить свой багаж на следующий день; и когда сундучок унесли из  дома,
семейству Набблс осталось  размышлять  над  двумя  вопросами:  первый  -  не
потеряет ли его возчик по  дороге,  или  не  солжет  ли  самым  бессовестным
образом, будто потерял; и второй - сознает ли мать, как  она  должна  беречь
себя в отсутствие сына.
     - Я, по правде сказать, не думаю, чтобы он его  действительно  потерял,
но соблазн уж очень велик!  Эти  возчики  вечно  прикидываются,  будто  вещь
потеряна, -  озабоченным  тоном  говорила  миссис  Набблс,  касаясь  первого
вопроса.
     - Совершенно верно, - Кит нахмурил брови.  -  Напрасно,  мама,  мы  его
отослали. Надо было кому-нибудь вместе с ним поехать.
     - Теперь уж ничего не поделаешь,  -  сокрушалась  она.  -  Но  с  нашей
стороны это и глупо и нехорошо. Зачем вводить людей в соблазн!
     Кит мысленно дал себе  слово,  что  никогда  больше  не  будет  вводить
возчиков в соблазн, разве  только  пустыми  сундуками,  и,  придя  к  такому
истинно христианскому решению, перешел ко второму вопросу.
     - Ты, мама, смотри, не падай духом и не тоскуй  без  меня.  Ведь  я  же
смогу навещать вас, когда буду ездить в город, и  письмецо  тебе  как-нибудь
напишу; а пройдет три месяца,  и,  глядишь,  мне  отпуск  дадут.  Вот  тогда
увидишь, что будет! Мы сводим маленького Джейкоба в цирк, и он у нас узнает,
что такое устрицы!
     - В цирке, надо думать, нет ничего греховного,  Кит,  но  мне  все-таки
как-то боязно, - сказала миссис Набблс.
     - Я  знаю,  кто  тебя  наводит  на  такие  мысли,  -  огорченным  тоном
проговорил Кит. - Это все ваша сектантская молельня, Маленькая скиния!  Нет,
мама, сделай мне одолжение - ходи туда пореже! Попомни мое слово: если  твое
доброе лицо, от которого у нас все светлеет в доме, станет постным,  и  если
малыш  тоже  научится  корчить  постную  физиономию  и  называть  себя  юным
грешником (бедняжка!) и дьявольским отродьем  (то  есть  порочить  покойного
отца), да если ты еще и Джейкоба собьешь с толку, меня это так огорчит,  что
я пойду и запишусь в солдаты и подставлю голову под  первое  пушечное  ядро,
которое полетит в мою сторону.
     - Ох, Кит, какие ты страсти говоришь!
     - Так и сделаю, вот увидишь! И опять же, если  ты  не  хочешь,  чтоб  я
затосковал и повесил нос на квинту, оставь на капоре тот  бант,  который  ты
чуть не спорола на прошлой неделе. Что  за  беда,  если  мы  будем  смотреть
весело и веселиться, насколько это нам позволяет  наша  бедность?  Неужто  в
моей душе есть что-то такое, из-за чего я должен превратиться в  плаксивого,
нудного ханжу, который и говорит с каким-то мерзким гнусавым пришепетыванием
и перед всеми пресмыкается? А меня как раз на другое  тянет.  Вот  послушай!
Ха-ха-ха! Ведь смеяться человеку так же просто, как и ходить,  двигаться,  и
для здоровья это так же  полезно.  Ха-ха-ха!  Овца  блеет,  свинья  хрюкает,
лошадь ржет, птица поет-заливается, а я  смеюсь.  Ха-ха-ха!  Разве  не  так,
мама?
     В смехе Кита было что-то заразительное, ибо его мать, хранившая до  сих
пор серьезный вид, вдруг улыбнулась, а потом  начала  вторить  ему  от  всей
души, и Кит еще раз сказал, что нет ничего  естественнее,  как  смеяться,  и
залился пуще прежнего. Их громкий хохот разбудил малыша; он сразу понял, что
происходит нечто приятное и радостное, и, очутившись у матери  на  руках,  в
припадке буйного веселья отчаянно задрыгал ножками. Это новое доказательство
собственной правоты привело Кита в совершеннейший восторг,  и  он  в  полном
изнеможении откинулся на спинку стула, трясясь  от  хохота  и  показывая  на
малыша пальцем; потом пришел в себя, снова фыркнул, снова пришел в себя -  и
так раза три подряд. Наконец он утер глаза и прочел молитву.  А  за  ужином,
хоть и скромным, их веселые голоса не умолкали.
     На другой день рано утром столько было на прощанье поцелуев, объятий  и
слез (если нам будет дозволено коснуться здесь такой презренной  темы),  что
многие юные  джентльмены,  которые,  отправляясь  в  путешествие,  оставляют
позади дом - полную чашу, пожалуй сочтут это невероятным. Но  вот,  наконец,
Кит вышел из дому и отправился пешком в Финчли, столь  гордый  своим  видом,
что Маленькая скиния немедленно изгнала бы его из своих  стен,  если  бы  он
принадлежал к этой унылой секте.
     Тем, кто интересуется костюмом Кита, сообщим вкратце, что на  нем  была
не ливрея, а куртка  цвета  соли  с  перцем,  стального  цвета  невыразимые,
канареечный жилет и в придачу ко всему  этому  великолепию  -  сияющие,  как
зеркало, новые сапоги и необычайно жесткая  глянцевитая  шляпа,  на  которой
можно было отбивать барабанную дробь, стуча по ней в любом месте  костяшками
пальцев. И в таком наряде он шествовал к  коттеджу  "Авель",  удивляясь  про
себя,  почему  на  него  обращают  так  мало  внимания,  и  приписывая   это
обстоятельство бесчувственности тех, кому приходится рано вставать.
     Не столкнувшись ни с какими приключениями по дороге,  если  не  считать
встречи с мальчиком в шляпе без полей - точкой копии его  старого  головного
убора, за что этому мальчику были даны последние три пенса,  Кит  подошел  в
положенное время к дому возчика, где, во славу рода человеческого, в целости
и  сохранности  стоял  его  сундучок.  Узнав  от  супруги  этой  безупречной
личности, как пройти к коттеджу мистера Гарленда, он взвалил свой  багаж  на
плечо и сразу же отправился туда.
     Какой же это был очаровательный  маленький  коттедж  -  с  тростниковой
крышей, с тоненькими шпилями на коньках, с  цветными  стеклами  в  некоторых
окнах величиной не более записной книжки! Справа от коттеджа стояла  конюшня
размером как раз для пони, а над ней была маленькая комнатка - размером  как
раз для Кита.
     В окнах колыхались белые занавески и пели птицы, порхавшие  в  клетках,
которые блестели, как золотые. По обеим сторонам дорожки и у  входной  двери
были  расставлены  растения  в  кадках;   сад   пестрел   пышными   цветами,
распространявшими вокруг сладкое благоухание. И в самом доме и  снаружи  все
говорило об идеальной чистоте, идеальном порядке. В саду не  было  ни  одной
сорной травинки; судя по тому, что на дорожке лежали садовые перчатки, набор
блестящих садовых инструментов и стояла корзина, мистер  Гарленд  уже  успел
поработать здесь ранним утром.
     Кит огляделся по сторонам и пришел в восторг, снова огляделся  и  снова
пришел в восторг - и так много раз  подряд,  потом  все-таки  заставил  себя
посмотреть в другом направлении и дернуть дверной колокольчик. Впрочем, даже
после этого у него осталось достаточно времени на осмотр сада,  так  как  на
крыльцо никто не вышел, и,  позвонив  еще  раза  два-три,  он  сел  на  свой
сундучок и приготовился ждать.
     Кит звонил и звонил, а дверь ему все не отворяли. Но вот, когда он  уже
начал рисовать в своем воображении замки великанов, принцесс, привязанных за
волосы к вбитым в стену колышкам, свирепых драконов, выползающих из ворот, и
другие подобные ужасы, с которыми встречаются в сказках бедные юноши низкого
звания при первом посещении чужих домов, - дверь вдруг тихо отворилась, и на
порог вышла маленькая служаночка, очень опрятно одетая, скромная,  серьезная
и к тому же прехорошенькая.
     - Вы Кристофер, сэр? - спросила она. Кит встал с сундучка и подтвердил,
что он и есть Кристофер.
     - Вы, наверно, давно звоните, - сказала сдужаночка, - но ваших  звонков
никто не слышал, мы все ловили пони.
     Кит не сразу догадался, что это значит, но так как расспрашивать сейчас
было некогда, он снова взвалил сундучок на плечи и последовал за девушкой  в
прихожую, сквозь открытую заднюю дверь которой  взору  его  предстал  мистер
Гарленд,  победоносно  ведущий  Вьюнка  в  поводу,  после  того   как   этот
своевольный пони (о чем Кит узнал позднее) в течение одного часа сорока пяти
минут  бегал  по  маленькому  загону  позади  дома,  увертываясь  от   своих
преследователей.
     Старичок встретил  Кита  очень  ласково,  так  же  как  и  старушка,  и
последняя стала о нем еще лучшего мнения, когда он старательно,  до  зуда  в
подошвах, вытер ноги о циновку.  Кита  пригласили  в  столовую,  и  там  его
обновки подверглись тщательному осмотру, а после того как  этот  осмотр  был
произведен несколько раз подряд и вызвал всеобщее  безграничное  восхищение,
его повели на конюшню (где пони оказал ему  необычайно  вежливый  прием),  а
оттуда в очень чистую и уютную комнату, которую он уже  видел  со  двора,  а
оттуда в сад, где,  по  словам  старичка,  ему  предстояло  работать  и  где
старичок разговорился о том, сколько он всего сделает, чтобы Киту было у них
хорошо, лишь бы Кит оказался достойным таких забот. Слушая все эти  ласковые
слова, Кит выражал свою благодарность как только мог и то  и  дело  подносил
руку к новой шляпе, отчего поля ее к концу  их  беседы  заметно  пострадали.
Когда же старичок  высказал  то,  что  ему  надо  было  высказать  по  части
всяческих обещаний и советов, а Кит высказал то, что ему надо было высказать
по части всяческих заверений в признательности, его снова передали старушке,
а та призвала маленькую служаночку  (которую  звали  Барбара)  и  велела  ей
отвести Кита вниз и дать ему подкрепиться с дороги.
     И Кит пошел вниз и, спустившись по лестнице, очутился  в  такой  кухне,
каких, наверно, больше не бывает  на  белом  свете,  разве  только  в  окнах
игрушечных лавок! В этой кухне, где все сияло и сверкало и было чистенькое и
опрятное, как сама Барбара, Кит сел за стол белоснежный, будто на нем лежала
скатерть, и стал есть холодную говядину и пить эль,  весьма  неловко  орудуя
ножом и вилкой, так как эта еще неизвестная ему Барбара смотрела на  него  и
следила за каждым его движением.
     Впрочем, что могло быть страшного в этой незнакомой  Барбаре,  которая,
вероятно, вела  уединенный  образ  жизни  и  теперь  то  и  дело  заливалась
румянцем, смущалась и, подобно Киту, не знала, что ей говорить и что делать.
Кит посидел несколько минут, внимательно  прислушиваясь  к  тиканью  стенных
часов, потом осмелился бросить любопытный взгляд на комод и увидел там среди
посуды маленькую рабочую коробку Барбары с  приоткрытой  выдвижной  крышкой,
под которой прятались клубки ниток, и молитвенник Барбары, и сборник  гимнов
Барбары, и библию Барбары. Маленькое зеркальце Барбары висело  на  свету,  у
окна, а капор Барбары - на гвозде  за  дверью.  Эти  безмолвные  признаки  и
свидетельства присутствия Барбары, как и следовало ожидать,  заставили  Кита
взглянуть и на самое Барбару, которая в полном безмолвии  лущила  горох  над
блюдом. Но как только Кит посмотрел на ресницы Барбары и подумал в  простоте
душевной: "А какого же цвета у нее глаза?" - она возьми  да  и  повернись  к
нему самую чуточку, и тогд