заложила руки  за  спину  и  с  величественным  видом,  чрезвычайно  твердой
поступью, так что  ее  огромный  капор  подрагивал  на  каждом  шагу,  стала
прогуливаться взад и вперед, то и дело бросая горделивые взгляды на фургон и
получая особое удовлетворение  от  красных  полосок  на  ставнях  и  медного
дверного молоточка. Закончив этот легкий моцион, она присела на ступеньки  и
крикнула: "Джордж!" - вслед за чем из-за кустов, скрывавших  его  так,  что,
будучи сам невидимым, он мог наблюдать за всем происходившим около  фургона,
выглянул человек в извозчичьей блузе, который, как оказалось, сидел  в  этом
укромном местечке, держа  на  коленях  сковороду  и  бутыль  вместимостью  в
полгаллона, а в правой и девой руке нож и вилку.
     - Да, сударыня? - сказал Джордж.
     - Как тебе понравился паштет, Джордж?
     - Паштет недурной, сударыня.
     - А пиво, Джордж? - продолжала дородная леди, и по  всему  было  видно,
что вопрос этот  интересует  ее  гораздо  больше  предыдущего.  -  Как  оно,
сносное?
     - Малость выдохлось, - ответил Джордж, - но ничего, пить можно.
     Чтобы окончательно успокоить хозяйку, он приложил бутыль ко рту, сделал
большой глоток (по меньшей мере с пинту), громко причмокнул,  зажмурил  один
глаз и кивнул  головой.  Потом,  видимо  с  не  менее  благими  намерениями,
схватился за нож и вилку и доказал на  деле,  что  пиво  не  отбило  у  него
аппетита.
     Хозяйка фургона постояла несколько минут молча, одобрительно  глядя  на
него, и вдруг спросила: - Ты скоро кончишь?
     - Скоро, сударыня. - И действительно, подобрав ножом со сковороды самые
поджаристые крошки и отправив их в рот, затем приложившись к бутыли с  таким
строго научным расчетом, что голова его  почти  незаметно  для  постороннего
глаза запрокидывалась все дальше и дальше и, наконец, почти коснулась земли,
этот джентльмен счел себя совершенно свободным и вылез из своего тайника.
     - Надеюсь, ты не поспешил из-за меня? - спросила дородная леди, с явным
сочувствием относившаяся к его манипуляциям с бутылью.
     - Если даже и поспешил, - ответил возница,  предусмотрительно  оставляя
за собой свободу действий в будущем, - в другой раз сквитаемся  -  только  и
всего.
     - Как по-твоему, Джордж, поклажа у нас не очень тяжелая?
     - Вот, женщины всегда так! - воскликнул он и окинул взглядом  горизонт,
словно  призывая   самое   природу   восстать   против   столь   чудовищного
предположения. Посади женщину на козлы, и у нее кнут ни  минуты  не  полежит
спокойно. Лошадь хоть во весь опор  скачи,  а  она,  знай,  будет  погонять.
Скотина везет сколько может - так нет, подбавляй еще! Что у вас на уме?
     - Большая будет разница для лошадей, если мы посадим вот  их  двоих?  -
спросила  хозяйка  фургона,  оставляя  без  внимания  философическую  тираду
Джорджа и показывая на старика и Нелл,  которые  уже  готовились  продолжать
свой нелегкий путь.
     - Конечно, большая, - упрямился он.
     - Большая? - повторила его хозяйка. - Уж не такие они тяжелые.
     - Они вместе, сударыня, - сказал Джордж, глядя на девочку и  старика  с
таким уверенным видом, словно ему ничего  не  стоило  определить  их  вес  с
точностью до полунции, - они вместе потянут чуть меньше Оливера Кромвеля*.
     Нелл удивилась - откуда он может знать вес человека,  который,  как  ей
помнилось по книжкам, жил задолго до их  времени,  но  на  радостях  тут  же
забыла об этом, потому что дородная леди предложила им место в фургоне. Нелл
горячо поблагодарила свою новую знакомую, помогла ей  быстро  убрать  чайную
посуду и другие вещи, лежавшие на траве, и, так как к этому  времени  лошади
были уже запряжены, забралась в фургон вместе с  дедом,  который  не  помнил
себя от радости.  Захлопнув  за  собой  дверь,  их  благодетельница  села  у
барабана под открытым окном. Джордж снял лесенку, сунул ее вод кузов, и  они
тронулись в путь под скрип колес, под грохот и дребезжанье, сопровождавшиеся
стуком блестящего медного молоточка,  который  висел  на  двери  без  всякой
надобности и сам по себе отбивал двойные удары в  такт  медленному  движению
фургона.

ГЛАВА XXVII

     Когда они не спеша проехали по дороге с полмили, Нелл решилась  бросить
взгляд по сторонам и украдкой осмотреть  фургон.  Половину  его  -  ту,  где
восседала дородная леди, устилал ковер, а за  перегородкой  в  дальнем  углу
виднелось нечто вроде алькова,  который  напоминал  корабельную  койку,  был
занавешен, подобно окнам, чистой белой занавеской и  выглядел  очень  уютно,
хотя, какие чудеса акробатики  приходилось  проделывать  владелице  фургона,
чтобы забраться туда,  оставалось  неразрешимой  загадкой.  Другая  половина
служила кухней, и там стояла железная печка с выведенной на крышу  маленькой
трубой. Здесь же помещалось несколько ящиков,  ларь,  большой  кувшин  воды,
кухонная утварь и посуда. Последняя висела по стенам, не то что на  парадной
половине, которая была украшена более изящными и веселыми  предметами,  как,
например, треугольником и двумя-тремя сильно захватанными бубнами.
     Хозяйка фургона горделиво восседала  у  одного  окна,  под  поэтической
сенью музыкальных инструментов; Нелл с дедом  примостились  у  другого,  под
сенью более скромной, то есть под  кастрюлями  и  чайниками,  а  экипаж  тем
временем двигался своим путем, медленно пропуская мимо  себя  в  сгущающихся
сумерках придорожную панораму. Сначала оба наших путника говорили мало и все
больше шепотом, но освоившись  с  новой  обстановкой,  по  чувствовали  себя
свободнее и стали обмениваться впечатлениями о местах, по  которым  проезжал
фургон, и обо всем, что попадалось по дороге, а потом  старик  задремал,  и,
заметив это, дородная леди подозвала Нелл к себе.
     - Ну, девочка,  -  сказала  она,  -  как  тебе  нравится  такой  способ
путешествия?
     Ехать  в  фургоне  очень  приятно,  ответила  Нелл,  и  дородная   леди
согласилась с ней, с той лишь оговоркой, что приятность эту дано чувствовать
только тем, кто не страдает меланхолией. Что же касается ее  самой,  то  она
частенько бывает в угнетенном состоянии духа и  нуждается  в  подбадривающих
средствах,  но  откуда  эти   подбадривающие   средства   черпались   -   из
подозрительной ли бутылки, о которой речь  шла  выше,  или  из  каких-нибудь
других источников, осталось невыясненным.
     - Да, вам, молодежи, хорошо! - продолжала  хозяйка  фургона.  -  Вы  не
знаете, что такое меланхолия. И аппетит у вас никогда не  пропадает,  а  это
такое счастье!
     Нелл подумала, что сама она иной раз предпочла бы иметь более умеренный
аппетит и что, судя по виду дородной леди и по тому, с каким смаком она пила
чай, нормальный вкус к еде не изменяет ей. Впрочем, она не  сочла  возможным
прекословить и ждала продолжения разговора.
     Но дородная леди долго молчала, не сводя глаз с Нелли, потом поднялась,
достала из угла скатанный в трубку большой кусок парусины, положила  его  на
пол и раскатала ногой во всю длину фургона.
     - Вот, девочка, - сказала она, - прочти, что здесь написано.
     Нелл прошла от одного конца парусины до другого  и  прочитала  надпись,
выведенную огромными черными буквами:  "ПАНОПТИКУМ  ДЖАРЛИ"  -  Еще  раз,  -
самодовольным тоном сказала леди.
     - "Паноптикум Джарли", - повторила Нелл.
     - Это я, - сказала леди. - Я и есть миссис Джарли.  Бросив  на  девочку
ободряющий взгляд, чтобы успокоить ее и внушить ей,  что,  даже  находясь  в
присутствии самой Джарли,  она  не  должна  теряться  и  трепетать,  хозяйка
фургона развернула второй свиток, на котором было  написано:  "Сто  восковых
фигур  -  в  натуральную  величину",  потом  третий:  "Единственное  в  мире
грандиозное собрание настоящих восковых фигур", потом еще несколько  свитков
поменьше  с   такими   надписями,   как:   "Открывается   в   помещении...",
"Единственная и  неповторимая  Джарли",  "Непревзойденный  кабинет  восковых
фигур", "Джарли - радость аристократии и дворянства",  "Королевская  фамилия
оказывает покровительство Джарли".  Ознакомив  изумленную  девочку  с  этими
левиафанами публичных извещений *, она извлекла на свет божий и более мелкую
рыбешку в виде  листков,  пародирующих  всем  знакомые  романсы,  а  именно:
"Поверь мне, паноптикум Джарди - мечта!", "Как твой музей красой  блистает",
"Лети, корабль, нас кличет Джарли"*, а  также,  в  угоду  вкусам  игривым  и
легким, популярную песенку "Мой  ослик"*  с  несколько  измененным  текстом:
Ослик, стой! Возьмись за ум и беги в паноптикум! Если ж ты не рвешься в зал,
Не слыхать тебе похвал. Спешите к Джарли...
     Было тут и несколько прозаических произведений,  составленных  в  форме
диалогов между китайским императором  и  устрицей  или  между  архиепископом
Кентерберийским и диссидентом по поводу церковных податей*.  Каждый  диалог,
независимо от темы, заключался одной  и  той  же  моралью,  которая  внушала
читателям, что все они должны как можно скорее посетить паноптикум Джарли  и
что  дети  и  прислуга  платят  за  вход   полцены.   Поразив   Нелл   этими
свидетельствами  своего  высокого  положения  в  обществе,   миссис   Джарли
аккуратно свернула  их,  убрала  на  место,  села  и  устремила  на  девочку
торжествующий взгляд.
     - Думаю, тебе  не  захочется  больше  водить  знакомство  с  мерзостным
Панчем, - сказала она. - После всего, что ты здесь видела.
     - Я никогда не была в кабинете  восковых  фигур,  сударыня,  -  сказала
Нелл. - Они смешнее Панча?
     - Смешнее! - пронзительно вскрикнула миссис Джарли.  -  Это  совсем  не
смешно!
     - А!.. - смиренно протянула девочка.
     - Это совсем не смешно,  -  повторила  миссис  Джарли.  -  Это  зрелище
серьезное и...  опять  забыла  критическое?..  нет,  классическое.  Да,  да,
серьезное  и  классическое.  У  нас  не  увидишь  ни  безобразных  драк,  ни
потасовок, никто не балагурит, не пищит,  как  твой  драгоценный  Панч.  Все
чинно, благородно, все делается по раз заведенному порядку. И  мои  восковые
фигуры как живые! Если бы они могли говорить и двигаться, ты бы не  отличила
их от людей. Я, конечно, не стану утверждать, что восковые фигуры совсем как
люди, но иной раз посмотришь на человека - и подумаешь:  ни  дать  ни  взять
восковая фигура!
     - И они все здесь? - спросила Нелл, заинтересовавшись таким описанием.
     - Кто?
     - Восковые фигуры.
     - Господь с  тобой,  девочка!  Что  ты  говоришь!  Ведь  это  же  целый
паноптикум, а здесь все на виду, кроме  того,  что  хранится  в  ларе  да  в
ящиках. Фигуры отправлены в зал городского собрания в другом фургоне, а день
открытия назначен на послезавтра. Ты будешь в городе и сама все  посмотришь.
Разумеется, посмотришь! Как же может быть иначе?
     - Вряд ли я попаду в этот город, сударыня. - сказала девочка.
     - Не попадешь? - воскликнула миссис Джарли. - Куда же вы идете?
     - Я... я сама не знаю.
     - То есть как? Что же, вы скитаетесь по дорогам и сами не знаете,  куда
идете? Вот странные люди! Чем вы занимаетесь? И на скачках тебе было  совсем
не место, я еще подумала: может быть, ты случайно туда попала?
     - Да, мы попали туда случайно, - ответила Нелл, смущенная  этим  градом
вопросов. - Мы бедняки и идем просто так, куда глаза глядят. И работы у  нас
нет... а мне бы хоть какую-нибудь достать.
     - Час от часу не легче! - сказала миссис Джарли после паузы,  во  время
которой она хранила такое же безмолвие, как и любая из ее восковых фигур.  -
Да кто же вы? Неужто нищие?
     - Да, сударыня, я не знаю, как  нам  себя  назвать  иначе,  -  ответила
девочка.
     - Господи твоя воля! - воскликнула хозяйка фургона. -  В  жизни  ничего
подобного не слышала! Подумать только!
     После этого миссис Джарли замолчала надолго, и Нелл решила, что, оказав
покровительство - кому? - нищенке! - да еще удостоив  ее  беседой,  дородная
леди самым непоправимым образом унизила свое  достоинство.  И  когда  миссис
Джарли, наконец,  заговорила,  ее  слова  не  только  не  опровергли,  но  и
подтвердили опасения девочки.
     - А ведь ты умеешь читать! Пожалуй, не только читать, но и писать!
     - Да, сударыня, - сказала  девочка,  боясь,  как  бы  не  нанести  этим
признанием новой обиды.
     - Вот, поди же! - воскликнула миссис Джарли. - А я не умею!
     Нелл сказала "неужели", выражая то ли  сдержанное  удивление,  как  это
единственная и неповторимая Джарли - радость  аристократии  и  дворянства  и
любимица королевской фамилии -  не  удосужилась  постигнуть  столь  нехитрую
науку, то ли уверенность, что эта высокопоставленная  леди  не  нуждается  в
таких пустяках. Как поняла миссис Джарли ответ Нелл - неизвестно, во  всяком
случае он не расположил ее к дальнейшим расспросам  и  замечаниям,  ибо  она
погрузилась в глубокое раздумье, которое так затянулось, что Нелл  отошла  к
другому окну и села возле проснувшегося  к  тому  времени  старика.  Но  вот
хозяйка фургона стряхнула с себя задумчивость, окликнула возчика и  вступила
с ним в длинный разговор вполголоса, видимо спрашивая его совета и  обсуждая
со  всех  сторон  какой-то  весьма  важный  вопрос.  Когда  же   их   беседа
закончилась, она снова втянула голову в окно и подозвала к себе девочку.
     - И старичок пусть подойдет, - сказала миссис Джарли. - Мне с ним  тоже
надо поговорить. Вы  хотите,  уважаемый,  чтобы  ваша  внучка  поступила  на
хорошее место? Если хотите, я это устрою. Ну, решайте!
     - Я не могу ее оставить, - ответил старик. -  Как  же  мы  расстанемся?
Куда я денусь без моей Нелл?
     - Вы в таком возрасте, что можете сами о себе позаботиться, -  кажется,
не беспомощный! - резким тоном возразила ему миссис Джарли.
     - Нет, он беспомощный, совсем беспомощный!  Прошу  вас,  будьте  с  ним
поласковее, - горячо зашептала девочка и  добавила  громко:  -  Большое  вам
спасибо, но мы не покинем друг друга ни за какие сокровища в мире.
     Несколько обескураженная таким ответом,  миссис  Джарли  посмотрела  на
старика, а он нежно взял руку Нелл и удержал ее в своих, словно  боясь,  что
внучка может легко расстаться с ним и даже забыть о его существовании. После
неловкой паузы миссис Джарли снова высунулась в  окно  и  снова  вступила  в
беседу с возчиком, которая протекала не так согласно, как в первый  раз.  Но
вот совещание кончилось, и она опять обратилась к старику: - Если вы сами не
прочь заняться делом, то работа и для вас найдется - сметать пыль  с  фигур,
проверять билеты  и  прочее,  тому  подобное.  А  ваша  внучка  пусть  водит
посетителей по музею и все им рассказывает. Заучить это нетрудно,  манеры  у
нее хорошие, и публика примирится с ней, хотя она и будет вместо меня.  Ведь
я всегда сама объясняла. Жалко бросать, да ничего не  поделаешь,  при  таком
угнетенном состоянии духа я нуждаюсь в покое. И заметьте -  это  предложение
незаурядное, - добавила леди, переходя на тот высокопарный тон, которым  она
привыкла обращаться к  зрителям.  -  Помните,  что  это  паноптикум  Джарли!
Обязанности у девочки будут приятные  и  необременительные,  публика  к  нам
ходит самая избранная, помещение я снимаю в залах  собраний,  в  ратушах,  в
больших  гостиницах  и  аукционных  галереях.  Заметьте,   что   Джарли   не
бродяжничает под открытым небом! Помните, что у  Джарли  вы  не  увидите  ни
брезентовой палатки, ни опилок! Афиши Джарли  не  лгут,  все  ваши  ожидания
оправдаются сполна, и перед вами предстанет зрелище, равного которому нет во
всем королевстве. Входная плата всего шесть пенсов. Помните это и не теряйте
такой возможности, может быть она представится вам единственный раз?
     С вершины своего монолога миссис Джарли сразу спустилась  на  землю  и,
коснувшись мелочей обыденной жизни, заявила, что она не будет назначать Нелл
определенного жалованья до тех пор, пока не испытает ее  способностей  и  не
проверит их на деле самым  тщательным  образом.  Что  же  касается  стола  и
помещения, то все это они получат бесплатно, причем  еда  будет  обильная  и
вкусная.
     Старик и Нелл решили посоветоваться между собой, и пока они были заняты
этим, миссис Джарли, заложив руки за спину, расхаживала  взад  и  вперед  по
фургону с тем же необычайным достоинством и с той же степенностью, с  какими
она прогуливалась после чая по  скучной  земле.  Это  обстоятельство  вполне
заслуживает  особого  упоминания,  ибо  не  следует  забывать,  что   фургон
находился в движении, а следовательно, ступать по нему,  не  пошатываясь  на
каждом шагу, могла только  особа,  обладающая  прирожденной  величавостью  и
благоприобретенной грацией.
     - Ну, как вы решили? - спросила миссис Джарли, останавливаясь  и  глядя
на Нелл.
     - Мы вам очень признательны,  сударыня,  -  ответила  девочка,  -  и  с
благодарностью принимаем ваше предложение.
     - И уж, наверно, никогда об этом не пожалеете, - сказала миссис Джарли.
- Ну-с, а теперь, когда с делами покончено, давайте ужинать.
     Между тем фургон, продолжавший медленно тащиться вперед, словно он тоже
выпил крепкого пива и малость осовел, наконец загрохотал по городской улице,
совершенно безлюдной и  тихой,  потому  что  время  близилось  к  полночи  и
горожане давно спали у себя по домам. Так как  ехать  к  снятому  под  музей
помещению было поздно, они свернули на пустырь сразу за городскими воротами,
намереваясь переночевать там рядом с другим фургоном,  который  перевозил  с
места на место утеху всей страны паноптикум Джарли - и  имел  положенную  по
закону дощечку со славным именем  владелицы,  но  тем  не  менее  был  самым
бессовестным образом  заклеймен  конторой  по  оплате  гербового  сбора  как
"грузовая подвода" да еще пронумерован - семь тысяч с чем-то!  -  точно  его
драгоценную ношу можно было приравнять к какой-то муке или углю!
     Эту незаслуженно оскорбленную колымагу, сейчас пустовавшую (ибо она уже
доставила свой груз на место  и  дожидалась,  когда  ее  услуги  понадобятся
снова), отвели на ночь старику, и Нелл заботливо постелила ему  там  постель
из того, что оказалось под рукой. Сама же она должна была спать  в  дорожном
экипаже миссис Джарли, что служило знаком особого расположения и  доверия  к
ней со стороны этой леди.
     Девочка  простилась  со  стариком  и  пошла  к   своему   фургону,   но
соблазнившись ночной прохладой, решила побыть немного на воздухе. Луна  ярко
освещала древние городские ворота, оставляя проход под ними в густой  черной
тени, и Нелл со смешанным чувством любопытства и страха медленно  подошла  к
их арке, остановилась и подумала: каким мраком,  холодом  и  какой  стариной
веет от этого темного свода!
     В глубине ворот зияла ниша - место для какой-нибудь древней статуи,  то
ли развалившейся, то ли убранной отсюда сотню лет назад.  Нелл  едва  успела
представить себе мысленно, сколько странного люда  повидала  эта  статуя  на
своему веку, сколько жестоких столкновений, сколько убийств произошло в этом
пустынном месте, как вдруг из-под черной арки появился человек.  Она  узнала
его мгновенно. Да и нельзя  было  не  узнать  в  нем  страшного,  уродливого
Квилпа.
     Улица за воротами была такая узкая,  тени,  падавшие  от  домов,  такие
густые, что казалось, будто он выскочил  прямо  из-под  земли.  Но  это  был
Квилп. Девочка отступила в самый темный угол  подворотни,  и  карлик  прошел
мимо, совсем близко. В руках у него была палка;  он  остановился  на  свету,
оперся на нее и, оглянувшись назад прямо туда, где  стояла  Нелл,  -  махнул
рукой.
     Неужели ей? Нет, слава богу, не ей, потому что в ту минуту, когда  она,
не помня себя от страха, колебалась  крикнуть  ли  "помогите!",  или  бежать
прочь, пока Квилп не схватил ее,  из-под  ворот  медленно  появилась  другая
фигура - фигура мальчика, тащившего на спине сундук.
     -  Живей,  каналья!  -  крикнул  Квилп.  Он   оглядывал   арку   ворот,
вырисовываясь в лунном свете чудовищным истуканом, который  словно  выскочил
из ниши и теперь посматр