ьку.
     Но мистер Квилп, как мы уже знаем, не стремился делить с кем бы  то  ни
было тепло своего очага и, если ему припадала  охота  попировать,  обходился
без компании. Прекрасно понимая, как приятно сидеть  дома  в  такую  погоду,
карлик велел Тому Скотту пожарче растопить печку, отложил работу в сторону и
решил немного поразвлечься.
     С этой целью он зажег новые свечи,  подбросил  угля  в  огонь  и,  съев
бифштекс, поджаренный собственноручно несколько  странным,  мы  бы  сказали,
каннибальским способом, согрел большую  кружку  пунша  и  закурил  трубку  -
словом, вознамерился приятно провести остаток вечера.
     Но тут его внимание  привлек  негромкий  стук  в  дверь.  Через  минуту
постучали еще и еще раз; тогда  карлик  тихонько  отворил  окно  и,  высунув
голову наружу, спросил, кто там.
     - Это я, Квилп, - послышался женский голос.
     - Ах, это  вы!  -  воскликнул  карлик,  вытягивая  шею,  чтобы  получше
разглядеть  свою  гостью.  -  А  что  вас  сюда  принесло?  Как  вы   смеете
приближаться к замку людоеда, беспутница!
     - Я пришла по делу, - ответила его супруга. - Не сердитесь на меня.
     - Какие же вы  принесли  вести  -  добрые,  приятные?  Такие,  что  мне
захочется прыгать от радости и хлопать в ладоши? - заинтересовался карлик. -
Неужто наша милейшая старушка отдала богу душу?
     - Я сама не  знаю,  плохие  они  или  хорошие,  -  пролепетала  кроткая
женщина.
     - Значит, она жива, - сказал Квилп.  -  Жива  и  здорова.  Тогда  прочь
отсюда, злой ворон! Нечего тут каркать! Прочь, прочь!
     - Я принесла вам письмо...
     - Бросьте его в окошко и ступайте своей дорогой, - перебил ее Квилп.  -
Не то я выскочу и исцарапаю вам лицо.
     - Квилп, умоляю вас! - со слезами на  глазах  взмолилась  его  покорная
жена. - Дайте мне договорить!
     - Ну, говорите! - прорычал карлик, злобно оскалив Зубы. - Только  живо,
нечего рассусоливать! Ну, что же вы?
     - Это письмо привес сегодня днем какой-то мальчик, а от кого, он сам не
знает, - начала миссис Квилп, дрожа всем телом. - Говорит, велели отнести  и
чтобы вам передали немедленно, потому что это очень важно. Квилп, прошу вас,
- воскликнула она, лишь только карлик протянул руку из  окошка.  -  Впустите
меня! Если бы вы знали, как я промокла, озябла и сколько времени  плутала  в
тумане! Позвольте мне погреться у огня хоть пять минут! Я уйду по первому же
вашему слову, клянусь вам, Квилп!
     Милейший муженек заколебался, однако сообразив, что  письмо,  вероятно,
потребует ответа и что ответ можно будет отправить с женой, захлопнул окно и
отворил ей дверь. Миссис Квилп с радостью воспользовалась разрешением  войти
и, протянув карлику небольшой конверт, опустилась  на  колени  перед  печкой
погреть руки.
     - Я счастлив, что вы промокли, - сказал Квилп, хватая письмо  и  косясь
на жену. - Я счастлив, что вы озябли. Счастлив, что вы заплутались в тумане.
Счастлив, что у вас глаза опухли от слез. И с удовольствием  смотрю  на  ваш
посиневший, заострившийся носик.
     - О Квилп! -  сквозь  рыдания  проговорила  его  жена.  -  Зачем  такая
жестокость!
     - Она вообразила, будто я умер! - вскричал Квилп, корча  гримасы,  одна
страшнее другой. - Она вообразила, что ей удастся завладеть моими деньгами и
найти мужа себе по сердцу! Ха-ха-ха!
     Не отвечая ни словом на  все  эти  издевательства,  несчастная  женщина
по-прежнему  стояла  на  коленях  перед  печкой,  грела  руки   и   тихонько
всхлипывала к величайшей радости мистера Квилпа. Он  покатывался  со  смеху,
глядя на  нее,  и  вдруг  заметил,  что  Том  Скотт  тоже  получает  немалое
удовольствие от этого зрелища. Не желая, чтобы кто-нибудь  другой  веселился
вместе с ним, карлик схватил наглеца за шиворот, подтащил к  двери  и  после
короткой борьбы пинком вытолкал его во двор. В  отместку  за  столь  лестные
знаки внимания Том  тут  же  прошелся  около  конторы  на  руках  и  -  если
позволительно так выразиться - заглянул сапогами в  окно,  да  еще  вдобавок
постучал ими по стеклу, точно перевернутая  вверх  тормашками  фея  Банши  -
предвестница смерти.  Мистер  Квилп,  разумеется,  сейчас  же  схватился  за
кочергу и после нескольких неудачных выпадов и  подкарауливанья  из-за  угла
так угостил ею своего юного друга, что тот исчез немедленно, оставив хозяина
победителем на поле битвы.
     - Ну-с, теперь, когда с этим покончено, можно  заняться  и  письмом,  -
преспокойно сказал карлик, но,  взглянув  на  адрес,  хмыкнул:  -  Гм!  Рука
знакомая. Прелестная  Салли!  Разорвав  конверт,  он  вынул  оттуда  листок,
исписанный четким, крупным канцелярским почерком, и прочитал следующее:  "На
Сэмми нажали, и он проболтался. Все выплыло  наружу.  Советую  не  зевать  -
иначе ждите гостей. Пока они помалкивают, потому  что  хотят  захватить  вас
врасплох. Не теряйте времени. Я не теряла. Меня теперь не  найти.  На  вашем
месте я поступила бы точно так же.
     С. Б., в прошлом с ул. Б. -М.".
     Чтобы описать, как менялось лицо Квилпа, пока он  читал  и  перечитывал
это  письмо,  надо  изобрести  новый  язык  -  такой,,  который   по   своей
выразительности превзошел бы все, что мы  до  сих  пор  привыкли  видеть  на
бумаге или слышать из человеческих уст. Карлик долго молчал, а потом,  когда
миссис Квилп окончательно оцепенела от  страха,  глядя  на  него,  прохрипел
сдавленным голосом: - Если бы он был здесь! Если бы только он был здесь...
     - Квилп! - воскликнула его жена, - Что с вами? Кто вас так рассердил?
     - Я утопил бы его! -будто ничего не слыша, продолжал карлик. -  Слишком
легкая смерть, слишком быстрая, без мучений... но  зато  река  близко.  А-а!
Если  бы  он  был  здесь!  Подвести  бы  его  к   самому   берегу   любезно,
по-приятельски... пошутить, поболтать о том о сем, взять  за  пуговицу...  а
потом сразу - толчок в грудь, и бултых в воду. Говорят, будто утопающие  три
раза  показываются  на  поверхности.  А-а!  Посмотреть  бы,  как  он   будет
выскакивать раз, другой, третий, и расхохотаться ему  в  лицо!  Вот  был  бы
праздник для меня!
     - Квилп! - пролепетала перепуганная женщина, осмелившись  тронуть  мужа
за плечо. - Несчастье?.. Беда?..
     Наслаждение, с которым карлик рисовал себе эту картину,  привело  ее  в
такой ужас, что она не могла связать двух слов.
     - Трус, подлый трус! - говорил Квилп, медленно потирая руки и судорожно
стискивая их. - А я - то думал, его низость и раболепие - верный залог,  что
он не  проговорится.  Ах,  Брасс,  Брасс!  Мой  добрый,  преданный,  верный,
любезный, очаровательный друг! Если бы ты появился сейчас здесь!
     Жена карлика,  забившаяся  было  в  угол,  чтобы  ее,  упаси  боже,  не
заподозрили в подслушивании, снова осмелилась подойти к нему и только хотела
заговорить, как вдруг он бросился к двери и кликнул Тома Скотта.  Мальчишка,
памятуя о недавних нежных увещаниях своего хозяина, счел за благо немедленно
явиться на его зов.
     - Эй, ты! - сказал карлик, втаскивая Тома в контору. - Отведи ее домой,
И завтра сюда не возвращайся, потому что тут будет заперто.  Ни  завтра,  ни
послезавтра. Жди, когда я тебя извещу или сам повидаю. Понял?
     Том хмуро кивнул и протянул руку к двери, предлагая миссис Квилп  выйти
первой.
     - А вам, сударыня, - обратился карлик к жене,  запрещается  разыскивать
меня, расспрашивать обо мне, судачить на мой счет. Не горюйте, умирать я  не
собираюсь. Он проводит вас.
     - Квилп! Но что случилось? Куда вы уходите? Скажите же мне!
     - Убирайтесь отсюда, не то я сейчас такое скажу, крикнул карлик, хватая
ее за руку, - и такое сделаю, что не обрадуетесь!
     - Что-нибудь случилось? - снова повторила его жена. - Скажите, Квилп!
     - Да, случилось! - рявкнул карлик. - Нет, не случилось! Какая  разница?
Я сказал, как вы должны себя вести. И горе вам, если вы сделаете  что-нибудь
не так или нарушите мои распоряжения хотя бы на самую малость! Прочь отсюда!
     - Сейчас, сейчас уйду! Только... - И миссис Квилп запнулась.  -  Только
ответьте мне... Это письмо как-нибудь касается маленькой Нелл? Я не могу  не
спросить вас, Квилп, не могу! Если бы вы знали, сколько дней  и  ночей  меня
мучает мысль, что я обманула эту девочку! Один бог ведает, какое горе принес
ей мой обман, но ведь я согласилась на это ради вас, Квилп! Ради  вас  пошла
на сделку с совестью! Ответьте мне, Квилп!
     Выведенный из терпения, карлик круто повернулся и, не говоря ни  слова,
с такой неистовой яростью схватил  свое  обычное  оружие,  что  Тому  Скотту
пришлось чуть ли не вынести миссис Квилп из конторы. И не сделай  он  этого,
ей бы несдобровать, так как Квилп, совершенно обезумевший от злобы, бежал за
ними до первого переулка и не отстал  бы  и  там,  если  бы  туман,  который
сгущался с каждой минутой, не скрыл их из виду.
     - Самая подходящая ночка для путешествия инкогнито, -  пробормотал  он,
еле переводя дух от усталости, и медленно повернул назад. - Стой! Здесь надо
навести порядок. Что-то уж очень все нараспашку - входи кто хочет.
     Понатужившись изо всех сил, Квилп притворил обе створки ворот,  глубоко
увязшие в грязи, и задвинул на них тяжелый засов. Потом, откинув  волосы  со
лба, попробовал, крепко ли. Крепко, не откроют.
     - Забор у соседней пристани невысокий, - продолжал  карлик,  когда  эти
необходимые меры предосторожности были приняты. -  Перелезу  через  него,  а
оттуда выберусь задами в переулок. Надо хорошо знать  здешние  места,  чтобы
проникнуть в мое уютное гнездышко ночью. Нет,  в  такую  погоду  непрошенные
гости мне не страшны.
     Вынужденный  чуть  ли  не  ощупью  отыскивать  дорогу   в   темноте   и
сгустившемся тумане, Квилп кое-как добрался  до  своего  логова,  посидел  в
раздумье перед печкой,  а  потом  начал  готовиться  к  спешному  отбытию  с
пристани.
     Собирая  самые  необходимые  вещи  и  рассовывая  их  по  карманам,  он
продолжал бормотать сквозь стиснутые зубы - стиснутые с  той  самой  минуты,
когда письмо мисс Брасс было дочитано до конца.
     - Ах, Самсон! Добрый, почтенный друг мой! Если бы я мог прижать тебя  к
груди! Если бы я мог обнять тебя и услышать хруст твоих  костей!  Какая  это
была бы радостная встреча! Дай срок, мы еще  столкнемся,  Самсон,  и  ты  не
скоро забудешь мое приветствие. Все шло хорошо, гладко - и вдруг!  Ловко  же
ты подгадал! Покаялся,  выставил  себя  честным,  порядочным...  Да,  заячья
душонка, доведись нам встретиться с тобой вот здесь, в моей  конторе,  какую
радость доставило бы это свидание одному из нас!
     Квилп умолк и, поднеся кружку к губам, надолго припал к ней, словно там
был не пунш, а холодная вода, освежающая его пересохшее гордо. Потом стукнул
ею о стол и снова занялся сборами, продолжая свой  монолог.  -  А  Салли!  -
воскликнул  он  с  загоревшимися  глазами.  -  Такая  смелая,  мужественная,
решительная женщина! Что на нее, спячка, что ли, напала, паралич расшиб? Она
же могла всадить ему нож в спину, незаметно отравить  его!  Неужто  ей  было
невдомек, к чему идет дело? Предупреждает в последнюю минуту! Когда он сидел
у меня вот здесь, вот на этом самом месте, бледный, рыжий - и кривил  рот  в
жалкой улыбке, почему я не проник в его тайну, не догадался, что у  него  на
сердце? Оно бы перестало биться в тот же  вечер!  Или  нет  на  свете  таких
снадобий, которыми можно усыпить человека, нет такого пламени, которым можно
сжечь его дотла?
     Он снова приложился к кружке, а  потом  забормотал,  сгорбившись  перед
печкой и не сводя свирепого взгляда с углей: - Кто же причина и этой и  всех
прочих неприятностей и  бед,  которые  постигли  меня  за  последнее  время?
Выживший из ума старик и его дражайшая внучка двое жалких, бездомных бродяг!
Но все равно им несдобровать! Берегись  и  ты,  славный  Кит,  честный  Кит,
добропорядочный, ни в чем не повинный Кит! Уж к кому я воспылаю  ненавистью,
тот берегись.  А  тебя,  Кит,  я  ненавижу  неспроста,  и  хоть  сегодня  ты
торжествуешь, наши счеты с тобой не кончены... Что это?
     Кто-то  стучит  в  запертые  ворота.  Стучит  громко,  настойчиво.  Вот
перестали,  наверно  прислушиваются.  И  снова  стук,  еще  более   дерзкий,
властный.
     - Так скоро? - сказал карлик. - Вам не  терпится?  Увы,  вас  постигнет
разочарование. Хорошо, что я успел приготовиться. Салли, спасибо тебе!
     С этими словами он задул свечу. Потом бросился  тушить  яркий  огонь  в
печке, второпях задел ее, она с грохотом повалилась на высыпавшиеся из топки
раскаленные угли, и контора  догрузилась  в  полную  тьму.  В  ворота  снова
застучали. Он ощупью добрался до двери и выскочил во двор.
     Стук сразу прекратился. Было около восьми часов, но самая  темная  ночь
показалась бы яснее дня по сравнению с  тем  непроницаемым  мраком,  который
окутывал Землю в тот  вечер,  скрывая  от  глаз  все  вокруг.  Квилп  сделал
несколько быстрых шагов, точно устремляясь в разверстую пасть черной пещеры,
потом сообразил, что ошибся, повернул в другую  сторону,  потом  остановился
как вкопанный, не зная, куда идти.
     - Если сейчас постучат, - сказал он, вглядываясь в окружающую его тьму,
- тогда я определю направление по звуку. Ну же! Колотите что есть мочи!
     Он  весь  превратился  в  слух,  но  стучать  перестали.  Тишину  этого
безлюдного места нарушал только глухой  собачий  лай.  Собаки  лаяли  где-то
далеко - то справа, то слева, перекликались между собой, и полагаться на  их
голоса было нельзя, потому что лай мог  долетать  до  пристани  и  с  речных
судов.
     - Хоть бы  на  стену  наткнуться  или  на  забор,  -  бормотал  карлик,
протягивая руки в темноту и осторожно двигаясь вперед. - Тогда  я  знал  бы,
куда повернуть! Ни зги не видно, черно, как в преисподней! В такую ночь  нам
бы самый раз встретиться с тобой, любезный дружок.  А  там,  была  не  была,
пусть даже мне больше не видать дневного света! - И лишь  только  эти  слова
сорвались у него с языка, он оступился, упал и через секунду уже  барахтался
в холодной темной реке.
     Вода шумела, заливала ему уши, и все  же  он  услышал  стук  в  ворота,
услышал громкий окрик, узнал, чей это голос. Он бил руками и ногами, но  это
не помешало ему сообразить, что те люди тоже  плутают  в  темноте  и  теперь
снова вернулись к воротам, что он тонет чуть ли не у них на  виду,  что  они
совсем близко, а спасти его не смогут, так как  он  сам  преградил  им  путь
сюда. Он ответил на окрик, ответил отчаянным воплем, и бесчисленные огни, от
которых у него зарябило в глазах, заплясали, словно на них налетел ветер. Но
все было тщетно. Набежавшая волна обрушилась на него и стремительно повлекла
за собой.
     Судорожным рывком всего тела он снова вынырнул из  воды  и,  поведя  по
сторонам дико сверкающими глазами, увидел какую-то  черную  громадину,  мимо
которой его несло. Корпус судна! И так близко, что этой  гладкой,  скользкой
поверхности можно коснуться пальцами! Теперь только  крикнуть...  Но  он  не
успел издать ни звука, волна залила его с головой и,  протащив  под  судном,
понесла дальше уже труп.
     Она играла и забавлялась своей страшной ношей, то швыряя ее  с  размаху
об осклизлые сваи, то пряча среди длинных водорослей  на  тинистом  дне,  то
тяжело волоча по камням и песку, то будто отпускала и в  тот  же  миг  снова
несла дальше, и, наскучив, наконец, этой чудовищной игрушкой,  выбросила  ее
на болотистую равнину унылую пустошь, где в былые времена  ветер  раскачивал
на виселицах пиратов, скованных цепями. Выбросила и  оставила  там  -  пусть
выбелит солнце!
     И утопленник лежал в этом безлюдье один. В небе  занялось  зарево,  его
мрачные блики окрасили воды, выкинувшие сюда труп. Лачуга,  которую  он  так
недавно покинул живым, превратилась теперь в пылающий костер. Слабые отсветы
огня перебегали по мертвому лицу, сырой  ночной  ветер  пошевеливал  волосы,
вздувал пузырем одежду, точно в насмешку над смертью, - и вряд ли кто мог бы
оценить такую насмешку лучше, чем этот человек, будь в нем сейчас хоть капля
жизни.

ГЛАВА LXVIII

     Освещенные комнаты, пылающие камины,  веселые  лица,  музыка  радостных
голосов, слова привета и любви, горячие сердца и слезы восторга - верить  ли
такой перемене? Но она предстоит Киту в самом недалеком будущем.  Он  знает,
что за ним уже приехали. Он  боится,  как  бы  не  умереть  от  счастья,  не
дождавшись свидания с родными и близкими.
     Подготовка к этому велась с самого утра. Сначала ему сказали,  что  его
не отправят завтра с партией арестантов. Потом постепенно дали  понять,  что
возникли какие-то сомнения и надо еще кое-что расследовать и, может быть, он
будет оправдан. Наконец, уже под вечера его  вводят  в  комнату,  где  сидят
несколько джентльменов?! Он видит среди них своего доброго  хозяина,  и  тот
подходит к  нему  с  протянутой  рукой.  Он  слышит,  что  невиновность  его
установлена, что ему вынесли оправдательный приговор. Он не видит того,  кто
говорит что, поворачивается только на звук голоса, хочет ответить что-то  -и
без сознания падает на пол. Его приводят  в  чувство,  убеждают:  успокойся,
возьми себя в руки, будь мужчиной. Кто-то добавляет: подумай о своей  бедной
матери. Но радостное известие потому и сразило его, что он  полон  мыслей  о
ней. Джентльмены  рассказывают  наперебой,  как  слухи  о  его  злоключениях
распространились по всему городу,  по  всей  стране,  и  какое  это  вызвало
сочувствие к нему. Но он не внемлет им. Его помыслы еще не вышли за  пределы
родного дома. Знает ли она? Что она сказала? Кто сообщил ей? Он не  способен
думать ни о чем другом.
     Его заставляют выпить немного вина, ласково беседуют с ним; и, наконец,
он успокаивается, понимает, что ему говорят, и  благодарит  всех.  А  теперь
можно уходить. Мистер Гарленд спрашивает, как  он  себя  чувствует,  -  если
лучше, пора ехать домой. Джентльмены снова окружают его и жмут ему руку.  Он
признателен им всем за участие, за добрые пожелания и, снова лишившись  дара
речи, крепко опирается на руку хозяина с одной  лишь  мыслью  -  как  бы  не
упасть!
     Когда они идут мрачными тюремными коридорами,  служители  с  грубоватым
добродушием  поздравляют  его.  Им  попадается  и  любитель  газет,   но   в
поздравлениях этого  должностного  лица  чувствуется  холодок,  вид  у  него
суровый. Он считает, что Кит втерся в тюрьму обманным путем, не имея  на  то
никаких прав. Может, он и порядочный юноша, но здесь ему  не  место,  и  чем
скорее его отсюда уберут, тем лучше.
     Последняя дверь затворяется за ними. Они огибают угол и останавливаются
под открытым небом - на улице, которую Кит так часто видел во сне, так часто
представлял себе, сидя за этими каменными стенами. Она словно стала  шире  и
оживленнее, чем раньше. Вечер хмурый, но каким веселым, погожим  кажется  он
Киту! Один из джентльменов, прощаясь с ним, сует ему деньги. Он  не  смотрит
сколько, а теперь, когда они с мистером Гарлендом проходят мимо  кружки  для
бедных арестантов, быстро возвращается назад и опускает в нее обе монеты.
     На соседней улице мистера Гарленда ждет карета, и, усадив Кита рядом  с
собой, он велит кучеру ехать в Финчли. Сначала они еле-еле плетутся, да и то
с факелами - все из-за тумана. Но лишь река и узкие улицы  остаются  позади,
предосторожности становятся излишними и можно ехать быстрее. За городом Киту
и галоп показался бы черепашьим шагом, но когда они  уже  совсем  близко  от
цели своего  путешествия,  он  просит  сдержать  лошадей,  а  когда  впереди
возникает коттедж, молит остановиться хоть минутки на две, чтобы у него было
время собраться с духом.
     Но останавливаться здесь никто не намерен.  Мистер  Гарленд  говорит  с
Китом весьма решительным тоном, лошади бегут рысью, и вот экипаж въезжает  в
ворота. Еще минута, и они у подъезда. За дверью слышны голоса, быстрые шаги.
Ее распахивают настежь. Кит пулей врывается в дом и попадает прямо в объятия
матери.
     А вот и верный дру