и, действительно ли свидетель целовал библию, и потом  принимается  за
него, засучив рукава.
     - Мистер Свивеллер, - говорит джентльмен мистера Брасса, после того как
Дик изложил все обстоятельства дела  весьма  неохотно  и  с  явным  желанием
повернуть их в пользу подсудимого. - Скажите мне, пожалуйста,  сэр,  где  вы
вчера обедали? - Где я вчера  обедал?  -  Вот  именно,  сэр,  где  вы  вчера
обедали? Где-то здесь поблизости? -  Да,  действительно...  напротив,  через
улицу. Да. Действительно. Напротив,  через  улицу,  -  повторяет  джентльмен
мистера Брасса, поглядывая в сторону присяжных.  -  Вы  были  один,  сэр?  -
Виноват? - мистер Свивеллер не расслышал  вопроса.  -  Вы  были  один,  СЭР?
громовым голосом повторяет джентльмен мистера Брасса.  -  Обедали  один  или
кого-нибудь угощали, сэр? Ну-с? - Да, действительно... угощал, -  с  улыбкой
отвечает мистер Свивеллер. - Будьте  любезны  оставить  этот  легкомысленный
тон, сэр, совершенно не  соответствующий  тому  месту,  где  вы  находитесь.
Впрочем, у вас, вероятно, есть основания радоваться, что вы занимаете сейчас
именно это место, а не другое! - говорит джентльмен мистера  Брасса,  мотнув
головой направо и тем самым намекая,  что  скамья  подсудимых  -  вот  сфера
действий, наиболее подходящая мистеру  Свивеллеру.  -  Итак,  слушайте  меня
внимательно. Вчера вы прохаживались около суда, ожидая разбора  этого  дела.
Обедали напротив, через улицу. Угощали кого-то. Не брат ли  обвиняемого  был
этот ваш сотрапезник? - Мистер Свивеллер пытается объяснить... - Да или нет,
сэр? - рявкает джентльмен мистера Брасса. - Но позвольте  мне...  -  Да  или
нет, сэр? - Да, но... - Да! - обрывает его джентльмен на  полуслове.  -  Так
какой же вы после этого свидетель!
     Джентльмен мистера Брасса садится на место. Джентльмен Кита,  не  зная,
как все обстояло в действительности, предпочитает не касаться этого вопроса.
Ричард  Свивеллер  удаляется  сконфуженный.  Судья,  присяжные   и   публика
представляют себе мысленно, что он слонялся около суда в обществе  какого-то
забулдыги шести футов росту, с разбойничьей физиономией, украшенной  пышными
бакенбардами. На самом же деде это был маленький Джейкоб, закутанный в шаль,
из-под которой виднелись его голые  икры.  Правды  никто  не  знает;  каждый
уверен, что тут дело нечисто; и все это  -  результат  ловкости  джентльмена
мистера Брасса.
     Теперь суду предстоит выслушать отзывы о Ките, и тут джентльмен мистера
Брасса  снова  пользуется  возможностью  показать  себя  во   всем   блеске.
Выясняется, что, беря Кита на службу, мистер Гарленд почти ничего о  нем  не
знал, никаких рекомендаций, кроме тех, которые дала Киту его же  собственная
мать, не получал и что прежний  хозяин  вдруг  расстался  со  своим  слугой,
неизвестно почему. - Право, мистер Гарленд,  -  говорит  джентльмен  мистера
Брасса, - для человека ваших лет вы поступили, мне кажется, по меньшей  мере
опрометчиво. -  То  же  самое  кажется  и  присяжным,  и  они  выносят  Киту
обвинительный приговор. Кита уводят, не внимая его робким протестам. Публика
усаживается на места, с удвоенным интересом готовясь к следующему делу, ибо,
по слухам, на нем будут выступать в качестве свидетельниц несколько  женщин,
и джентльмен мистера Брасса, выступающий на сей раз  на  стороне  ответчика,
учинит им такой перекрестный допрос, что со смеху лопнешь.
     Мать Кита, бедняжка, ждет сына  внизу,  у  решетки,  вместе  с  матерью
Барбары, а та - добрая душа! - только и знает, что плакать в  три  ручья  да
нянчиться с малышом. Происходит печальная встреча. Тюремный  сторож  большой
охотник до газет - успел  рассказать  им  все.  Он  не  думает,  чтобы  Кита
присудили к пожизненной каторге, так как время еще  есть  -  успеет  достать
где-нибудь хорошие отзывы о себе, а тогда меру  наказания  снизят.  И  зачем
только он это сделал?
     - Он ничего такого не делал! - восклицает мать Кита.
     - Ну, что там спорить, - говорит сторож. - Сделал, не сделал  -  теперь
уж все одно.
     До Кита можно дотронуться сквозь решетку, и мать  сжимает  ему  руку  -
сжимает с таким отчаянием, сила которого ведома лишь богу да  тем,  кого  он
наделил любящим сердцем. Кит заклинает мать не падать духом,  просит,  чтобы
ему дали поцеловать братьев, и, когда мать Барбары поднимает их,  шепчет  ей
украдкой: "Уведите ее домой!"  -  Мама,  верь,  мы  найдем  заступников!  Не
сегодня, так завтра, - говорит он.  -  Все  уладится,  и  меня  выпустят  на
свободу. А когда Джейкоб и малыш подрастут, расскажи им - все расскажи. Ведь
если они будут думать, что их брат  совершил  бесчестный  поступок,  у  меня
сердце разорвется на части, где бы я ни был, хоть за тысячу  миль  отсюда!..
Боже мой! Неужели не найдется доброго человека,  который  позаботился  бы  о
ней!
     Пальцы матери выскальзывают из  его  руки,  она,  несчастная,  замертво
падает на пол. Но Ричард Свивеллер тут как тут - расталкивает локтями зевак,
подхватывает  ее  -  не  без  труда  -  за  талию,  на   манер   театральных
соблазнителей, и, кивнув Киту и знаком дав понять матери Барбары, что экипаж
ждет их у ворот, быстро удаляется со своей ношей.
     Итак, Ричард повез миссис Набблс домой. И какую  же  этот  Ричард  плел
чепуху всю дорогу, сыпля, словно из мешка,  цитатами  из  разных  песенок  и
стихотворений, одному богу известно! Он довез ее до  дому,  дождался,  когда
она придет в чувство, а потом - так как заплатить за проезд ему было  нечем,
с шиком подкатил  к  конторе  на  улице  Бевис-Маркс  и  попросил  извозчика
подождать у дверей (напомним, что все это происходило в  субботу),  пока  он
"разменяет получку".
     - Мистер Ричард, сэр! - радостно воскликнул Самсон. - Приветствую вас!
     Как ни мало правдоподобны казались сначала мистеру  Ричарду  объяснения
Кита, в тот вечер он почти готов был поверить, что  его  любезнейший  патрон
совершил какую-то чудовищную подлость. Кто знает, может  статься,  горестная
сцена, свидетелем которой только что был этот беззаботный  шалопай,  проняла
даже его? Так или иначе,  подозрения  не  давали  ему  покоя,  и  потому  он
постарался изложить свою просьбу, не тратя лишних слов.
     - Жалованье? - воскликнул Брасс, вынимая кошелек из кармана.  -  Ха-ха!
Ну, разумеется, мистер Ричард, разумеется, сэр! Ведь жить-то  всем  надо.  У
вас не будет сдачи с пяти фунтов, сэр?
     - Нет, - отрезал Дик.
     - Постойте! Вот как раз столько, сколько вам причитается. И  никого  не
надо беспокоить. Пожалуйста!.. Мистер Ричард... сэр. - Дик, успевший подойти
к двери, круто обернулся.
     - Сэр, - сказал Брасс, - вы можете больше не затруднять себя посещением
конторы.
     - Что?
     - Видите ли, мистер Ричард, -  продолжал  стряпчий,  засовывая  руки  в
карманы и покачиваясь на табуретке. - Дело в том, что  столь  сухая  и  даже
мертвая материя,  как  юриспруденция,  сэр,  способна  загубить,  совершенно
загубить человека с вашими способностями. Нудное ремесло, невыносимо нудное!
Вот, скажем, на сцене или... или в армии, мистер Ричард, или в  каком-нибудь
первоклассном  заведении  с  продажей   спиртных   напитков   ваши   таланты
развернулись бы во всю ширь. Надеюсь, вы к нам еще не раз  заглянете.  Салли
будет  встречать  вас  с  распростертыми  объятиями,  сэр.  Ей  очень   жаль
расставаться с вами, и только чувство долга перед обществом примиряет  ее  с
Этой разлукой. Салли удивительное существо, сэр! Деньги я, кажется, сосчитал
правильно? В конторе разбито окно, сэр, но я не хочу  удерживать  с  вас  за
него. Когда люди расстаются друзьями, мистер Ричард, о таких мелочах  думать
не следует. Я придерживаюсь этого прекрасного правила, сэр!
     Мистер Свивеллер, не удостоивший  ни  словом  эти  довольно  бессвязные
замечания, молча вернулся за своей спортивной курткой и начал скатывать ее в
тугой круглый шар, так пристально глядя на мистера Брасса,  точно  этот  шар
предназначался для того, чтобы сбить его с ног. Однако он  ограничился  тем,
что сунул сверток под мышку и, опять-таки  не  нарушая  молчания,  вышел  из
конторы. Затворив за собой  дверь,  мистер  Свивеллер  тут  же  отворил  ее,
устремил на стряпчего все такой же долгий зловещий взгляд, медленно  склонил
голову, как это делают привидения, и вслед за тем исчез.
     Он расплатился с кэбменом и покинул  улицу  Бевис-Маркс,  строя  в  уме
грандиозные планы, как утешить мать Кита и помочь ему самому.
     Но жизнь джентльменов, предающихся тем  удовольствиям,  которым  платил
дань и Ричард  Свивеллер,  подвержена  всевозможным  случайностям.  Тревоги,
испытанные им за последние две недели, окончательно подорвали его  организм,
и  без  того  достаточно  подорванный  длительным   употреблением   спиртных
напитков. В ту же ночь мистер Ричард почувствовал себя  плохо  и  на  другой
день уже не вставал с постели, заболев жесточайшей нервной горячкой.

ГЛАВА LXIV

     Изнывая от мучительной неутолимой жажды, не находя ни в каком положении
хотя  бы  минутного  покоя  и  отдыха  и  блуждая,  непрестанно  блуждая  по
бесконечным дебрям горячечного бреда, где ничто не сулило  ему  ни  короткой
передышки,  ни  желанного  освежения  или  Забытья,  где  надо  всем  царила
безысходная тупая усталость, такая усталость, что ее не  могло  побороть  ни
его измученное тело, метавшееся  по  жаркой,  неудобной  постели,  ни  мозг,
истомленный одной неотвязной мыслью, одним смутным  чувством,  будто  что-то
осталось  недоделанным,  будто  надо  еще   преодолеть   какое-то   страшное
препятствие, освободиться от гнетущей заботы, которая  омрачает  собой  все,
словно нечистая совесть, и, принимая то одно, то  другое  обличье  (неясное,
призрачное,  но  неизменное  в  своей  сущности),  пронизывает  ужасом  даже
дремоту, - под этой медленной пыткой злосчастный Ричард таял и чах день  ото
дня, и, наконец, когда ему почудилось, что целое полчище дьяволов навалилось
на него и не дает подняться с кровати,  он  крепко  заснул  и  никаких  снов
больше не видел.
     Он проснулся. Ощущая во всем теле покой, несравнимый по  сладости  даже
со сном, он начал постепенно  припоминать  свои  недавние  муки  и  подумал:
"Долго же тянулась эта ночь... уж не  бредил  ли  я,  чего  доброго?"  Потом
машинально поднял руку и удивился, почему она такая худая, словно  высохшая,
а кажется тяжелой. И все же на душе у него было  легко  и  спокойно,  и,  не
утруждая себя дальнейшими размышлениями по поводу руки, он продолжал  лежать
в полузабытьи до тех пор, пока его внимание не привлек чей-то кашель. Неужто
дверь осталась вчера незапертой? Значит, в комнате есть кто-то еще? Странно!
Но думать об этом тоже было лень, и, наслаждаясь блаженным отдыхом, он  стал
машинально  разглядывать  зеленые  полоски  на  кроватном  пологе,   которые
почему-то представлялись ему сочной травой, а желтые просветы между  ними  -
усыпанными песком аллеями, и  все  это  вместе  взятое  образовывало  в  его
воображении уходящую вдаль перспективу красивого, строгого парка.
     Он долго гулял по этому парку и успел  забрести  бог  знает  куда,  как
вдруг кашель послышался снова. Аллеи тут же превратились в полоски; он  чуть
приподнялся в постели и, отдернув полог, выглянул из-за него.
     Комната все та же, свеча еще горит, но откуда  взялись  эти  склянки  и
миски, белье, развешанное у  огня,  и  прочие  принадлежности,  обязательные
возле ложа больного? Никакого беспорядка, все чисто,  и  вместе  с  тем  все
совсем по-другому, чем было вчера вечером, когда он ложился спать.  А  какой
свежий воздух! Прохладный запах лекарственных трав и уксуса, пол только  что
сбрызнут водой, и... кто это? Маркиза?
     Да! Играет сама с собой в криббедж. Вот она - сидит  за  столом,  такая
сосредоточенная, изредка покашливает, но сдержанно, видимо  боясь  разбудить
его, тасует карты, снимает, сдает, подсчитывает взятки, передвигает колышки,
как самый заправский игрок, постигший тайны  криббеджа  с  колыбели!  Мистер
Свивеллер созерцал это зрелище несколько минут, потом выпустил полог из  рук
и снова откинулся на подушку.
     "Мне снится сон, - подумал Ричард, - самый настоящий сон. Вчера вечером
у меня были руки как руки, а сейчас они  почти  прозрачные  на  свет,  точно
яичная скорлупа. Если же это не сон, значит я проснулся  среди  ночи,  но  -
увы! - не лондонской, а какой-нибудь из тех, которых ровным счетом Тысяча  и
Одна. Впрочем, я сплю -  несомненно  сплю!"  Тут  маленькая  служанка  снова
кашлянула.
     "Поразительное дело! - подумал мистер Свивеллер. - Впервые слышу во сне
настоящий кашель. Такие вещи, как чиханье и кашель, мне  как  будто  никогда
раньше и не снились. Вероятно, такова природа сновидений, что в них никто не
чихает и не кашляет. Вот опять... опять! Н-да! Мой сон помчался галопом".
     Решив проверить,  в  каком  он  все-таки  находится  состоянии,  мистер
Свивеллер после некоторого раздумья ущипнул себя за руку.
     "Это уж совсем странно! - удивился он. - Вчера в постель  лег  довольно
упитанный молодой человек, а сейчас ухватиться не за  что.  Ну-ка,  выглянем
еще разок".
     В результате дополнительного осмотра комнаты мистер Свивеллер убедился,
что его окружают совершенно реальные предметы и что он видит их наяву.
     - Тысяча и Одна ночь, и дело с концом! - сказал Ричард вслух. - Я попал
в Дамаск или в Каир. Маркиза -  добрый  джинн,  который  поспорил  с  другим
джинном, кто самый красивый молодой человек на свете, а  следовательно,  кто
больше всех годится в женихи китайской принцессе, и перенес меня сюда вместе
с комнатой и со всем моим скарбом на  предмет  сравнения.  Может  быть...  -
мистер Свивеллер томно повернул  голову  на  подушке  и  посмотрел  на  край
постели у самой стены, может быть, принцесса все еще... Увы! Она исчезла!
     Не удовлетворившись таким объяснением, ибо, даже будучи правильным, оно
не разрешало до конца некоторой таинственности этой истории и возникавших  в
связи с ней неясностей, мистер  Свивеллер  снова  откинул  полог  с  твердым
намерением при первом же удобном случае заговорить со своей  гостьей.  Такой
случай вскоре  представился.  Маркиза  сдала,  открыла  валета  и  прозевала
взятку, что вынудило мистера Свивеллера крикнуть изо всех его слабых сил:  -
Два колышка вниз!
     Маркиза так и подскочила на месте и захлопала в ладоши.
     "Ну, разумеется, Тысяча и Одна ночь, - подумал мистер Свивеллер. -  Там
всегда хлопают в ладоши, вместо того  чтобы  позвонить  в  колокольчик.  Сию
минуту  появится  сотня  черных  рабов  с  кувшинами  на   голове,   полными
драгоценностей!" Впрочем, маркиза захлопала в ладоши, видимо от радости, ибо
тут же вслед за этим она засмеялась, потом залилась  слезами  и  воскликнула
отнюдь не на цветистом арабском диалекте: - Я так рада, так рада, просто  не
знаю, что и делать!
     - Маркиза, - медленно, словно в раздумье, проговорил мистер  Свивеллер,
- будьте добры подойти поближе. Не откажите также в любезности сообщить мне,
где мой голос, - это первое. И второе: я был в  теле,  куда  же  оно  теперь
девалось?
     Вместо ответа маркиза  грустно  покачала  головой  и  снова  заплакала,
вследствие чего  мистер  Свивеллер,  сильно  ослабевший  за  время  болезни,
почувствовал, что у него тоже защипало глаза.
     - Судя по вашему поведению,  маркиза,  -  после  паузы  сказал  Ричард,
улыбаясь дрожащими губами, - и по общему виду моей комнаты, я был болен?
     - Да еще как! - ответила маленькая служанка, утирая слезы.  -  И  такую
околесицу несли, не приведи господи!
     - Да? - сказал Дик. - Значит, я был опасно болен?
     - Чуть не померли, - ответила маленькая служанка. - Я  думала,  вам  уж
никогда не полегчает. А теперь, слава богу!
     Мистер Свивеллер долго молчал. Когда же дар речи вернулся  к  нему,  он
спросил, сколько это все продолжалось.
     - Завтра как раз три недели, - ответила маленькая служанка.
     - Три - чего?
     - Недели, - с ударением повторила маркиза. - Три долгих, долгих недели.
     Услыхав о приключившейся с ним беде, Ричард вытянулся на кровати во всю
длину и снова погрузился в  молчание.  Тем  временем  маркиза  оправила  ему
постель, убедилась, что руки и лоб у него холодные, и, придя  в  восторг  от
такого открытия, снова всплакнула, после чего поставила чайник  на  огонь  и
принялась поджаривать хлеб тонкими ломтиками.
     Мистер Свивеллер следил за ней, полный признательности, дивясь, что она
чувствует себя здесь совсем как дома, и мысленно рассыпался в благодарностях
перед Салли Брасс за такое  внимание  к  себе.  Кончив  свои  приготовления,
маркиза накрыла поднос чистой салфеткой  и  подала  больному  большую  чашку
слабого чаю вместе с гренками, которыми, по ее словам, доктор  позволил  ему
подкрепиться сразу же после  пробуждения.  Потом  она  взбила  ему  подушки,
проявив при этом не столько ловкость опытной сиделки, сколько  заботливость,
и с чувством величайшего удовлетворения стала смотреть,  как  Ричард,  то  и
дело отставляя чашку в сторону, чтобы пожать  ей  руку,  принялся  поглощать
свой ужин с таким аппетитом, какого  при  любых  других  обстоятельствах  не
могли бы пробудить в нем самые изысканные яства на  свете.  Приняв  от  него
посуду и снова оправив ему постель, маленькая служанка села нить чай сама.
     - Мадкиза, - сказал мистер Свивеллер, - как поживает Салли?
     Она скорчила хитрую-прехитрую рожицу и замотала головой.
     - Неужто вы с ней не виделись последние дни? удивился Дик.
     - Господь с вами! - воскликнула маленькая  служанка.  -  Да  я  от  них
убежала!
     Мистер Свивеллер повалился навзничь и пролежал так минут пять. Потом он
постепенно принял сидячее положение и осведомился: - А  где  же  вы  живете,
маркиза?
     - Как где? - воскликнула маленькая служанка. Да здесь, у вас!
     - О-о! - протянул мистер Свивеллер и снова  повалился  навзничь,  будто
сраженный пулей.
     Он лежал неподвижный и  безмолвный  довольно  долгое  время,  но  когда
маркиза кончила ужинать, убрала посуду и подмела очаг,  попросил  ее  знаком
сесть на стул возле кровати и,  позволив  снова  подпереть  себя  подушками,
приступил к дальнейшему разговору.
     - Итак, - сказал Ричард, - вы убежали из дому?
     - Да, - ответила маркиза, - а они сделали бубликацию.
     - Простите, - сказал Дик. - Что они сделали?
     - Бубликацию... - повторила маркиза. - Ну, знаете, в газете.
     - Ах, понимаю! - сказал Дик. -  Публикацию?  Маленькая  служанка  молча
закивала головой и подмигнула  ему.  Глаза  у  нее  были  такие  красные  от
бессонных ночей и слез, что, кажется, сама трагическая муза и та  подмигнула
бы с большей убедительностью. И Дик почувствовал это всем сердцем.
     - Расскажите мне, - продолжал  он  свои  расспросы,  -  почему  же  вам
вздумалось прибежать именно сюда?
     - Да знаете, - ответила маркиза, - вы от нас  ушли,  и  у  меня  совсем
никого не осталось, потому что жилец так и не  вернулся  домой,  а  где  вас
обоих искать, я ведать не ведала. Вот однажды утром, когда я...
     - Торчала  около  замочной  скважины?  -  подсказал  мистер  Свивеллер,
заметив, что она мнется.
     - Ну, торчала! - призналась маленькая  служанка,  утвердительно  кивнув
головой, - Вы и так про меня все знаете. Ну вот, торчала  я  около  замочной
скважины и слышу, какая-то женщина говорит в конторе, что она живет там-то и
там-то и сдает вам комнату, а вы лежите в горячке, и не придет ли кто-нибудь
за вами ухаживать. Мистер Брасс как отрежет: "Это меня не касается", и  мисс
Салли говорит: "Он, правда, малый забавный, но меня это тоже  не  касается".
Тогда та женщина ушла и как хлопнет дверью, только держись! А я в ту же ночь
убежала и прямо сюда, сказала вашим хозяевам, что вы мой  брат,  и  они  мне
поверили, и вот я теперь и живу здесь.
     - Эта бедная маленькая маркиза замучилась со мной до смерти! - вскричал
Дик.
     - Вот и неправда,  -  возразила  она.  -  И  ни  чуточки