ла спать.
     - Ну, вот еще! - буркнул Кит, и на его неказистой физиономии  появилось
нечто вроде румянца. - Никогда она этого не узнает и, следовательно, никогда
ничего не скажет.
     Минуты две миссис Набблс молча гладила белье, потом подошла к  огню  за
горячим утюгом, смахнула с него пыль тряпкой, провела им по доске и украдкой
посмотрела на Кита. Она бесстрашно поднесла утюг чуть ли не  к  самой  щеке,
чтобы испробовать, горячий ли, оглянулась с улыбкой и вдруг заявила: -  Кит!
А я знаю, что сказали бы люди, если бы...
     - Ерунда! - перебил ее Кит, предчувствовавший, к чему она клонит.
     - Нет, правда, сынок! Люди сказали бы, что ты в нее влюбился! Так прямо
и сказали бы!
     В ответ на это Кит смущенно пробормотал: "Да ну тебя!"  -  и  судорожно
задвигал руками и ногами, сопровождая эти жесты не менее судорожной мимикой.
Но так как средства эти не принесли ему желанного облегчения, он  набил  рот
хлебом с мясом, быстро глотнул пива  и  тем  самым  вызвал  у  себя  приступ
удушья, что временно увело разговор от щекотливой темы.
     - Нет, в самом деле, Кит! -  снова  начала  его  мать.  -  Я,  конечно,
пошутила, - хорошо, что ты так делаешь и никому в этом  не  признаешься.  Но
когда-нибудь она, даст бог, все узнает и будет очень  тронута  и  благодарна
тебе. Какая жестокость держать ребенка взаперти! Ничего  удивительного,  что
старый джентльмен скрывает от тебя свои ночные отлучки.
     - Господь с тобой! Ему и в голову  не  приходит,  что  это  жестоко!  -
воскликнул Кит. - Разве он стал бы так делать? Да ни за  какие  сокровища  в
мире! Нет, нет! Уж я-то его знаю!
     - Тогда зачем же он так поступает и зачем таится от  тебя?  -  спросила
миссис Набблс.
     - Вот этого мне никак не понять, - ответил ее сын. - Ведь если бы он не
таился, я ничего бы и не узнал. А когда он стал  меня  выпроваживать  раньше
времени, я сразу решил: дай, думаю, разведаю, в чем тут дело. Слушай!..  Что
это?
     - Да кто-то по двору ходит.
     -  Нет,  сюда  бегут...  и  как  быстро!  -  сказал  Кит,   вставая   и
прислушиваясь. - Неужто он все-таки ушел из дому? Мама, может, у них пожар?
     Вызвав в своем воображении эту страшную картину, мальчик так и замер на
месте. Шаги приближались,  чья-то  рука  стремительно  распахнула  дверь,  и
девочка, запыхавшаяся, бледная, одетая кое-как, вбежала в комнату.
     - Мисс Нелли! Что случилось? - в один голос вскрикнули мать и сын.
     - Я на минутку, - сказала она. - Дедушка заболел... Я вошла - вижу,  он
лежит на полу...
     - Доктора! - Кит схватился за шляпу. - Я за ним мигом сбегаю, я...
     - Нет, не надо! Доктора уже позвали... я не за тобой... ты... ты больше
никогда к нам не приходи!
     - Что? - крикнул Кит.
     - Тебе нельзя к нам! Не спрашивай почему, я ничего не знаю. Прошу тебя,
не спрашивай! Прошу тебя, не огорчайся, не сердись на меня!  Я  тут  ни  при
чем!
     Кит уставился на нее, несколько раз подряд открыл и закрыл рот,  но  не
мог выговорить ни слова.
     - Он кричит, бранит тебя. Я не знаю, в чем ты провинился, но  чувствую,
что на дурной поступок ты не способен.
     - Я провинился! - взревел Кит.
     - Он говорит, будто ты виноват во всех его несчастьях, - со слезами  на
глазах продолжала девочка. - Требует тебя, а доктор сказал, чтобы  ты  и  на
глаза к нему не показывался, иначе он умрет. Не приходи к нам больше.  Я  за
этим и прибежала,  хотела  тебя  предупредить.  Уж  лучше  ты  от  меня  это
услышишь, чем от кого-нибудь другого. Кит! Что же ты наделал! Ты, кому я так
верила, кого считала чуть ли не единственным нашим другом!
     Несчастный мальчик смотрел и смотрел на свою маленькую хозяйку, глаза у
него открывались все шире и шире, но он не мог ни  сдвинуться  с  места,  ни
заговорить.
     - Вот его жалованье за неделю, - сказала девочка,  обращаясь  к  матери
Кита и кладя деньги на стол. - Тут... тут немного больше...  потому  что  он
всегда был такой добрый, такой заботливый. Я знаю, он скоро пожалеет о своем
поступке, но пусть не принимает это слишком близко к  сердцу,  пусть  найдет
себе других хозяев... Мне очень грустно так расставаться с ним, но теперь уж
ничего не поделаешь. Прощайте!
     Обливаясь слезами,  дрожа  всем  своим  худеньким  телом  от  недавнего
потрясения, от щемящей боли, которую вызвала у нее и болезнь деда  и  весть,
которую ей пришлось принести в этот дом, девочка подбежала к двери и исчезла
так же быстро, как и появилась.
     Бедная  миссис  Набблс,  не  имевшая  раньше  оснований  сомневаться  в
честности и правдивости сына, была поражена тем, что он не сказал ни слова в
свою защиту. Уж не попал ли он в компанию сорванцов, жуликов, грабителей?  А
эти ежевечерние отлучки из дому, для которых у него всегда было одно и то же
странное объяснение? Может быть, это  только  для  отвода  глаз?  Охваченная
такими страшными мыслями, она не решалась  расспрашивать  сына  и,  сидя  на
стуле, раскачивалась взад и вперед, ломала руки и  горько  плакала.  Но  Кит
даже не пытался утешить мать - ему было не  до  того.  Младенец  в  колыбели
проснулся  и  захныкал;  мальчуган  в  бельевой  корзине,   упав   навзничь,
перевернул  ее  на  себя  и  исчез  под  ней;  мать  плакала  все  громче  и
раскачивалась все быстрее, - а Кит, ничего этого  не  замечавший,  продолжал
сидеть в полном оцепенении.

ГЛАВА XI

     Тишине и безлюдью  больше  не  суждено  было  безраздельно  царить  под
кровлей, осенявшей головку Нелли. У старика началась  жестокая  горячка,  на
следующее утро он впал в забытье и с того самого дня долгие недели боролся с
недугом, грозившим ему смертью. Недостатка в уходе за ним теперь не было, но
его окружали чужие люди - алчные сиделки, которые, отдежурив положенный срок
у  постели  больного,  пили,  ели  и  веселились  всей  своей   беспардонной
компанией, ибо страдания и смерть были для них делом привычным.
     Но, несмотря  на  шум  и  сутолоку  в  доме,  девочка  никогда  еще  не
чувствовала себя такой одинокой, как в эти дни. Одинокой во всем -  в  своей
любви к тому, кто таял, снедаемый горячкой, одинокой  в  своем  непритворном
горе и бескорыстном участии. День за днем, ночь за ночью просиживала  она  у
изголовья бесчувственного страдальца,  предупреждая  малейшее  его  желание,
прислушиваясь к тому, как он даже в бреду повторяет ее имя  и  не  перестает
думать и тревожиться только о ней.
     Дом уже не принадлежал им. У них  осталась  только  одна  комната,  где
лежал больной, да  и  тy  мистер  Квилп  соблаговолил  предоставить  прежним
хозяевам лишь на время. Когда старик заболел, карлик чуть ли  не  на  другой
день вступил во владение лавкой и всем,  что  в  ней  было,  основываясь  на
законных правах, в которых мало кто разбирался и которые никому не приходило
в голову оспаривать. Утвердив свои позиции с помощью одного крючкотвора,  он
даже переехал сюда вместе с ним  -  на  страх  всем  супостатам  -  и  решил
устроиться с удобствами в новом жилье, хотя понятия об удобствах у него были
весьма своеобразные.
     Итак,  мистер  Квилп  обосновался  в  задней  комнате,   предварительно
заколотив наглухо окно лавки и тем самым положив конец дальнейшей  торговле.
Он отобрал из  старинной  мебели  самое  красивое  и  покойное  кресло  (для
собственных нужд) и самый уродливый и  неудобный  стул  (для  подручного,  о
котором тоже следовало позаботиться), велел перетащить их к себе и воссел на
свой трон. Комната эта была далеко от  спальни  старика,  но  мистер  Квилп,
боясь заразиться горячкой, счел необходимым произвести здесь оздоровительное
окуривание и не только сам дымил трубкой без малейшего перерыва, но заставил
курить и своего ученого друга. Не удовлетворясь этим, он послал на  пристань
за уже знакомым нам акробатом, прибывшим немедленно, посадил его  в  дверях,
снабдил большой трубкой, специально привезенной из  дому,  и  ни  под  каким
видом не разрешал ему вынимать ее изо рта дольше  чем  на  минуту.  3акончив
устройство на новом месте, Дэниел Квилп с  довольным  смешком  огляделся  по
сторонам и сказал, что вот это и называется у него удобствами.
     Ученый джентльмен с благозвучной фамилией Брасс охотно присоединился бы
к мнению мистера Квилпа,  но  этому  мешали  два  обстоятельства:  первое  -
несмотря на все свои ухищрения, он никак не мог устроиться на стуле  сидение
у которого было жесткое, ребристое, скользкое и покатое; второе  -  табачный
дым  всегда  был  ему  противен  и  вызывал  у  него  всяческие   внутренние
пертурбации. Находясь, однако, в полной зависимости от мистера Квилпа и имея
все  основания  угождать  своему  патрону,  он  выдавил  из  себя  улыбку  и
одобрительно закивал головой.
     Мистер Брасс, стряпчий с весьма сомнительной  репутацией,  проживал  на
улице Бевис-Маркс в городе Лондоне.  Это  был  сухопарый  дылда  с  круглым,
похожим  на  шишку,  носом,  с   нависшим   лбом,   бегающими   глазками   и
огненно-рыжими волосами. Костюм его состоял из долгополого черного сюртука и
черных штанов по щиколотку из-под которых  виднелись  сизо-голубые  бумажные
чулки и ботинки  с  ушками.  Держался  этот  джентльмен  подобострастно,  но
говорил весьма грубым голосом,  а  его  приторные  улыбочки  вызывали  такое
чувство омерзения, что всякий, кто сталкивался с ним, предпочел бы, чтобы он
злобно хмурился.
     Квилп посмотрел на своего ученого  советчика,  заметил,  что  он  щурит
глаза от дыма, разгоняет его рукой и чуть ли не корчится от каждой  затяжки,
и, придя в неописуемый восторг, радостно потер ладони.
     - Кури, собака! - скомандовал карлик, оглядываясь на мальчишку. - Набей
трубку заново и всю ее выкури, не то я раскалю чубук на огне и  прижгу  тебе
язык.
     К счастью, у мальчишки имелся достаточный опыт в такого  рода  делах  и
ему ничего не стоило бы втянуть в себя содержимое небольшой печи для  обжига
извести, если бы его  удостоили  такого  угощения.  Поэтому  он  пробормотал
наспех какую-то дерзость по адресу хозяина и сделал, как было приказано.
     - Вам  приятно,  Брасс?  Какой  аромат,  какие  фимиамы!  Вы,  наверно,
чувствуете себя по меньшей мере турецким султаном! - сказал Квилп.
     Мистер Брасс подумал, что если у турецкого султана самочувствие  бывает
не лучше, то  завидовать  ему  особенно  нечего,  однако  не  стал  отрицать
приятности своих ощущений и охотно приравнял себя к этому властелину.
     - Курение - лучший способ уберечься от заразы, -  сказал  Квилп,  -  от
заразы и от всех других бедствий, которые  грозят  нам  на  нашем  жизненном
пути. Пока не переберемся отсюда, так и будем дымить. Кури,  собака,  не  то
трубку проглотить заставлю!
     - А мы надолго здесь, мистер Квилп? - спросил  законник,  выслушав  это
мягкое предостережение, относившееся к мальчишке.
     - Да полагаю, пока старик не помрет, - ответил карлик.
     - Хи-хи-хи! - закатился мистер Брасс. - Прелестно! Прелестно!
     - Курите без передышки! - заорал Квилп. - Курить и разговаривать  можно
сразу. Не теряйте времени.
     - Хи-хи-хи! - слабеньким  голосом  пискнул  Брасс,  снова  беря  в  рот
окаянную трубку. - А если ему полегчает, мистер Квилп?
     - Если полегчает, тогда ни  одной  лишней  минуты  ждать  не  будем,  -
ответил карлик.
     - Как это благородно с вашей стороны, сэр! - воскликнул Брасс. - Другие
на вашем месте все бы распродали или  вывезли  при  первой  же  возможности,
поскольку закон на их стороне!.. Да, да! У других  сердце  гранит,  кремень,
сэр! Другие, сэр, на вашем месте...
     - Другие на моем месте не стали бы слушать такого попугая, - пресек его
карлик.
     - Хи-хи-хи! - залился Брасс. - Вы шутник, сэр, шутник!
     Но тут страж у двери прервал их беседу и пробормотал, не вынимая трубки
изо рта: - Девчонка идет.
     - Кто идет, собака? - спросил Квилп.
     - Девчонка, - ответил страж. - Оглохли, что ли?
     - О-о! - Карлик со смаком втянул воздух сквозь зубы, словно прихлебывая
горячий суп. - Подожди, дружок,  я  с  тобой  разделаюсь!  Такие  тебя  ждут
оплеухи и затрещины, что ты у меня диву  дашься!  А!  Нелли!  Ну,  как  твой
дедушка себя чувствует, цыпочка ты моя бриллиантовая?
     - Ему очень плохо, - со слезами ответила она.
     - До чего же ты хорошенькая, Нелл! - воскликнул Квилп.
     - Очаровательна,  сэр,  очаровательна!  -  подхватил  Брасс.  -  Просто
красотка!
     - А зачем Нелл сюда пришла? Посидеть у Квилпа  на  коленях?  -  спросил
карлик, видимо полагая, что его умильный тон успокоит девочку.  -  Или  она,
бедненькая, хочет лечь в постельку у себя в комнатке? А, Нелли?
     - Как он ласков с детьми! - пробормотал Брасс, доверительно обращаясь к
потолку. - Заслушаешься! Честное слово, заслушаешься!
     - Нет, я только на минутку, - испуганно  ответила  Нелли.  -  Мне  надо
кое-что взять тут, и больше... больше я сюда никогда не приду.
     - А комнатка в самом деле не дурна! - сказал карлик,  заглядывая  через
ее плечо. - Настоящее гнездышко! Так ты твердо решила, что  не  будешь  жить
здесь? Ты твердо решила не возвращаться сюда, Нелли?
     - Да, - ответила девочка и, взяв платье и еще кое  какие  вещи,  быстро
вышла из своей комнаты. - Я больше сюда не вернусь, никогда не вернусь!
     - Пугливая, - сказал карлик, глядя ей вслед. - Слишком уж пугливая, - а
жаль! Кроватка-то как раз мне по росту. Пожалуй, это будет моя спаленка!
     Идея  эта,  подобно  всем  идеям,  исходившим  из  того  же  источника,
заслужила одобрение мистера Брасса. Тогда карлик сразу же  вошел  в  комнату
Нелл, повалился на кровать с трубкой  в  зубах,  задрыгал  ногами  и  вскоре
окружил  себя  клубами  дыма.  Мистер  Брасс   приветствовал   это   зрелище
рукоплесканиями, и мистер Квилп, вполне оценив мягкость и удобство  Неллиной
кровати, заявил, что ночью будет спать на ней, а днем  пользоваться  ею  как
оттоманкой. Сказано - сделано! И  карлик  так  и  остался  лежать,  пока  не
выкурил трубки. Законник же, у которого к этому времени  от  дурноты  начали
путаться мысли  (таково  было  действие  табака  на  его  нервную  систему),
воспользовался случаем и улизнул на свежий воздух, где ему вскоре  настолько
полегчало, что он вернулся  обратно  в  довольно  приличном  виде.  Впрочем,
злокозненный карлик опять заставил его  докуриться  до  прежнего  состояния,
после чего несчастный замертво рухнул на первую попавшуюся кушетку и проспал
на ней до утра.
     Таковы были начальные шаги нового  владельца  лавки  древностей.  Но  в
дальнейшем мистеру Квилпу не хватало времени на всяческие проделки и выдумки
- его одолевали заботы: составление с помощью  мистера  Брасса  подробнейшей
описи имущества старика, а также другие дела, которые, к счастью,  требовали
его присутствия в Сити по нескольку часов в день. Однако  бросать  лавку  па
ночь ему не  позволяла  жадность  и  подозрительность,  разыгрывавшиеся  тем
сильнее, чем дольше затягивалась болезнь старика, исхода которой - в ту  или
иную сторону - он ждал, не только  не  скрывая  своего  нетерпения,  но  без
всяких церемоний заявляя об этом вслух.
     Нелли старалась  избегать  разговоров  с  карликом  и  пряталась,  едва
заслышав его голос, но и  улыбочки  стряпчего  вызывали  в  ней  не  меньшее
отвращение, чем  гримасы  Квилпа.  Живя  в  постоянном  страхе,  как  бы  не
столкнуться с кем-нибудь из них на лестнице или в  коридоре,  она  почти  не
отходила от деда, и только поздно вечером, когда в  доме  наступала  тишина,
пробиралась в пустые комнаты подышать воздухом.
     Однажды ночью девочка, печальная, сидела на своем обычном месте у  окна
(старику было хуже в тот день), как вдруг ей послышалось,  будто  ее  зовут.
Она выглянула на улицу и увидела того, кто нарушил ее тяжкое  раздумье.  Это
был Кит.
     - Мисс Нелл! - негромко повторил мальчик.
     - Да? - откликнулась она, не зная, позволительно ли ей общаться с  этим
преступником, но повинуясь чувству неизменной привязанности  к  нему.  -  Ты
что?
     - Я давно хочу поговорить с вами, - ответил мальчик, - да  эти  люди  в
лавке не пускают меня, гонят прочь. Неужели вы верите... да нет,  быть  того
не может!.. Неужели вы верите, что я заслужил такое, мисс?
     - Как же мне не верить? -  сказала  Нелли.  -  Ведь  дедушка  почему-то
рассердился на тебя.
     - Я сам не знаю почему, - сказал Кит. - Только не заслужил я  этого  ни
от него, ни от вас. Честное слово, не заслужил! А теперь  меня  вдобавок  ко
всему гонят от двери, когда я только хочу справиться о своем старом хозяине!
     - Я этого не  знала!  -  воскликнула  девочка.  -  Они  мне  ничего  не
говорили. Разве я позволила бы им так поступать!
     - Спасибо, мисс, мне сразу полегчало от ваших слов. Я ведь не  поверил,
что это вы велели меня гнать, и так и сказал им.
     - И хорошо сделал! - с живостью подхватила она.
     - Мисс Нелл, - совсем тихо проговорил Кит, подойдя под самое окно. -  В
лавке новые хозяева. Теперь у вас все будет по-другому.
     - Да, да...
     - И у вас и у него, когда он поправится. - И  Кит  показал  на  комнату
больного.
     - Если поправится, - сквозь слезы прошептала Нелли.
     - Что вы, что вы! Обязательно поправится! - сказал Кит. - Я ни  минутки
в этом не сомневаюсь. Не печальтесь, мисс Нелл! Не печальтесь,  умоляю  вас,
не печальтесь!
     Как  ни  бесхитростны  и  как  ни  скупы  были  эти  слова  утешения  и
сочувствия, но они тронули девочку, и она заплакала еще горше.
     - Теперь дело обязательно пойдет на поправку, - взволнованно  продолжал
Кит. - Только вы сами-то крепитесь, а то, не дай бог, расхвораетесь,  и  ему
станет хуже. А когда он совсем выздоровеет, поговорите с ним,  мисс  Нелл!..
Замолвите за меня словечко!
     - Мне даже твое имя запретили произносить при нем, - сказала девочка. -
Я ни за что не посмею этого сделать. Да и  зачем  тебе  мое  заступничество,
Кит? Мы теперь совсем бедные. У нас на хлеб и то не будет хватать.
     - Я не прощусь назад! - воскликнул мальчик, - Не  для  того  мне  нужно
ваше доброе слово! Разве я затем вас  поджидаю  здесь  который  день,  чтобы
говорить о жалованье да о харчах! В такое-то время,  когда  у  вас  у  самой
большое горе!
     Девочка взглянула на него ласково и с  благодарностью,  но  промолчала,
боясь прервать его.
     - Нет, я о другом, - нерешительно продолжал Кит. - Совсем о другом.  Да
вот только боюсь, не сумею я все сказать как следует... Где мне! Но если  бы
вы убедили его, что я служил ему верой и правдой, старался изо  всех  сил  и
что ничего дурного у меня и в мыслях не было, может быть, он...
     Тут Кит замолчал надолго, и, подождав с минуту, девочка напомнила  ему,
что время позднее, ей пора закрывать окно, и если  говорить,  пусть  говорит
скорее.
     - ...может быть, он не  сочтет  такой  уж  дерзостью  с  моей  стороны,
если... если я вот что предложу! - набравшись храбрости,  продолжал  Кит.  -
Вам в этом доме больше не жить! У нас  с  матерью  домишко  бедный,  но  все
лучше, чем оставаться здесь, с чужими людьми. Вот и перебирайтесь  к  нам  и
живите, пока не подыщете себе чего-нибудь другого.
     Девочка молчала, а Кит, обрадованный тем,  что  самое  трудное  позади,
окончательно осмелел и пустился расписывать все преимущества своего плана.
     - Вам, может, кажется, что у нас тесно и неудобно? Это, конечно, верно,
но зато чистота какая! Вы, может, боитесь шума, и такого тихого  двора,  как
наш, во всем городе не сыщешь. И ребятишки тоже не помешают.  Маленького  мы
почти не слышим, а который постарше славный мальчуган; да уж я сам  за  ними
послежу!  От  них  никакого  беспокойства  не  будет,  ручаюсь!   Попробуйте
уговорить его, мисс Нелл! Ну, попробуйте! Верх у нас очень  уютный.  Оттуда,
между трубами, и часы на колокольне видно, и по ним иногда даже время  можно
проверять. Мать говорит - это как раз для мисс Нелл комнатка, и  так  оно  и
есть.  Мать  будет  прислуживать  вам  обоим,  а  я  -  если  куда   сбегать
понадобится. Мы не