будь  портрет,  карлик  швырнул  на  пол
газету, снабдившую его материалом для песнопений,  и,  схватив  ржавый  лом,
заменявший в конторе кочергу, с такой силой съездил адмирала  по  носу,  что
тот зашатался.
     - Разве это не вылитый Кит, разве это не его портрет, не его  образина,
не его двойник! - выкрикивал Квилп, обрушивая град ударов  на  бессмысленную
адмиральскую физиономию и покрывая ее глубокими  вмятинами.  -  Это  же  его
точная  копия!  Скажете,  не  похож,  собака,  не  похож,  не  похож?  -  И,
сопровождая каждый свой вопрос взмахами лома, он колотил и колотил  огромную
куклу до тех пор, пока крупные капли пота не выступили у него на лице.
     Это зрелище могло бы показаться очень забавным,  если  бы  смотреть  на
него с  безопасного  места,  например  из  райка,  -  ведь  бой  быков  тоже
доставляет радость  тем,  кто  не  на  арене,  и  пожар  интереснее  всякого
спектакля для тех, кто живет не по соседству с горящим домом,  но,  видя,  в
какое неистовство пришел Квилп, его ученый советчик начинал подумывать,  что
контора слишком мала и стоит слишком далеко от  человеческого  жилья,  чтобы
зритель мог испытывать полное удовольствие от таких увеселений.  Поэтому  он
забился в самый дальний угол, весьма жалобным голосом выражая свой  восторг,
а когда Квилп, наконец, в полном изнеможении опустился  на  стул,  залебезил
перед ним пуще прежнего.
     - Прелестно! - воскликнул Самсон. - Хи-хи! Браво, сэр! Вы знаете?  -  И
он оглянулся, словно обращаясь к покалеченному адмиралу. - Это поразительный
человек, просто поразительный!
     - Садитесь, - сказал карлик. - Я купил этого  урода  вчера,  а  сегодня
только и делаю, что ковыряю его буравчиком,  втыкаю  ему  вилку  в  глаза  и
вырезаю на нем свое имя и фамилию. Завтра ему конец - сожгу!
     - Ха-ха-ха! - закатился Брасс. - Как это интересно!
     - Подойдите ближе, - сказал Квилп, поманив его пальцем. - Ну,  так  что
вы считаете неосмотрительным, а?
     - Ничего, сэр, ничего. О таких пустяках и говорить не стоит...  Но  мне
подумалось, что эта песенка... сама по себе  чрезвычайно  комичная...  может
быть, несколько...
     - Ну? - сказал Квилп. - Несколько?..
     - Что исполнение ее граничит  с  неосмотрительностью  -  разумеется,  в
самой отдаленной степени, или... если дозволено так  выразиться,  не  лишено
некоторого  оттенка  неосмотрительности,  сэр,  -  ответил  Брасс,  опасливо
поглядывая на карлика, глаза которого, обращенные к печке, отражали  в  себе
красноватые отблески огня.
     - Почему? - спросил Квилп, не поворачивая головы.
     - Да знаете ли, сэр, - Брасс решил перейти на более фамильярный тон,  -
по-моему, не стоит  так  открыто  говорить  о  вполне  безобидных  дружеских
соглашениях, которые сами по себе заслуживают только похвалы, но  по  закону
именуются сговорами. Вы меня понимаете, сэр? Об этом лучше молчать.
     - Э? - проронил Квилп, переводя на него совершенно безучастный  взгляд.
- О чем это вы?
     - Правильно,  сэр!  Осторожность  прежде  всего!  -  воскликнул  Брасс,
усиленно кивая Толовой. - Молчок, сэр, молчок! Даже здесь, между друзьями, -
вы меня поняли, сэр?
     - Я вас понял? Вот наглое чучело! - вскричал Квилп. - Что вы  несете  о
каких-то дружеских соглашениях? Уж не я ли их с вами заключал? Да разве  мне
что-нибудь известно о ваших соглашениях?
     - Нет, нет, сэр! Разумеется, нет! Боже упаси! - А если  вы  будете  тут
подмигивать и кивать, - продолжал карлик, оглядываясь по сторонам, как бы  в
поисках кочерги, - я сейчас подпорчу вам вашу  обезьянью  рожу!  Видит  бог,
подпорчу!
     - Не волнуйтесь, сэр, прошу вас, - мгновенно спохватился  Брасс.  -  Вы
правы, сэр, совершенно правы! Напрасно я начал об этом. Зачем?  Это  лишнее.
Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. Салли передавала  мне,  что  вы
справлялись о нашем жильце. Он еще не вернулся, сэр.
     - Вот как? - Квилп не  сводил  глаз  с  маленькой  кастрюльки,  которую
держал над углями, следя, чтобы налитый в нее ром не убежал  через  край.  -
Все еще не вернулся?
     - Нет, сэр, - начал Брасс. - Он... Господи помилуй, мистер Квилп!
     - Что такое? - сказал карлик и остановился,  не  донеся  кастрюльку  до
рта.
     - Вы забыли подлить воды, сэр! -  вскричал  Брасс.И...  простите  меня,
сэр, но ведь так можно ошпарить горло.
     Мистер Квилп ответил на это предостережение  не  словом,  но  делом,  а
именно - поднес раскаленную кастрюлю к губам и не спеша выпил ее содержимое,
равнявшееся примерно полупинте и минуту  назад  кипевшее  ключом.  Проглотив
этот легкий, бодрящий напиток  и  погрозив  адмиралу  кулаком,  он  разрешил
мистеру Брассу продолжать.
     - Впрочем, - добавил Квилп со своей неизменной ухмылкой, -  сначала  вы
должны  тоже  хлебнуть  глоточек  рому  -  самый  маленький,  живительный  и
согревающий душу глоточек!
     - Благодарю вас, сэр, - ответил Брасс, - но... но мне бы разбавить  его
хоть ложечкой воды, если вас это не затруднит.
     - Я такой дряни здесь не держу! - рявкнул карлик. - Стряпчему - и вдруг
вода понадобилась! Вы спутали! Вам требуется расплавленный  свинец  и  сера,
кипящая смола и деготь! Вот  самый  подходящий  напиток  для  вашего  брата!
Правильно я говорю?
     - Ха-ха-ха! - закатился мистер Брасс. - От ваших шуток не поздоровится,
сэр, и в то же время они смешат, как щекотка.
     - Пейте! - крикнул карлик, успевший подогреть еще одну порцию. -  Пейте
залпом, до дна, ошпарьте себе глотку и возвеселитесь духом!
     Самсон сделал два-три маленьких глотка; ром  немедленно  превратился  в
жгучие слезы и после такой перегонки ручьями сбежал у него по щекам и  снова
в кастрюлю, воспламенив ему нос и веки и вызвав страшный приступ кашля,  что
все же не помешало несчастному крикнуть с упорством непоколебимого  в  своей
вере мученика; "Прелестно, "прелестно!" Не дожидаясь,  когда  он  преодолеет
эти поистине  невыразимые  мучения,  карлик  опять  вернулся  к  прерванному
разговору.
     - Итак, жилец... - сказал Квилп. - Что вы там про него начали?
     - Наш жилец, сэр, - пролепетал Брасс между приступами кашля, - все  еще
гостит у Гарлендов. С того самого дня, сэр, как мы изловили  известного  вам
преступника, он побывал у себя только раз и заявил мистеру Ричарду, сэр, что
наш дом ему опостылел, что пребывание под нашей крышей гнетет его и  что  он
считает себя в какой-то мере  виновным  во  всей  этой  истории.  Прекрасный
жилец, сэр! Нам очень бы не хотелось расставаться с ним.
     - У-у, выжига! - крикнул карлик. -  Только  о  своем  благе  и  думает!
Почему же вы тогда не проявляете бережливости, не  сокращаете  расходов,  не
скаредничаете, не урезываете себя во всем?
     - Помилуйте, сэр! - возопил Брасс. - Да второй такой скареды,  как  моя
Сара, днем с огнем не сыщешь! Уж поверьте мне,, мистер Квилп!
     - А ну-ка, промочите гордо, хватите еще глоточек, пригубьте чарочку!  -
сказал Квилп. - Вы сделали мне одолжение и взяли в контору писца.
     - Рад вам служить, сэр, всегда, в любое время,, ответил Самсон.  -  Да,
сэр, это так и было.
     - А теперь можете уволить его, - сказал Квилп. - Вот ваши расходы сразу
и сократятся.
     - Уволить мистера Ричарда, сэр? - вскричал Брасс.
     - Уймитесь вы, попугай! Да, его, его  самого.  Разве  у  вас  несколько
писцов?
     - Простите, сэр, - пробормотал Брасс. - Но я этого никак не ожидал.
     - Что же тут удивительного? - фыркнул карлик. - Я сам этого не  ожидал.
Когда же вы, наконец, поймете, что я подсунул  вам  этого  молодчика,  чтобы
следить за жильцом, чтобы глаз с него не  спускать!  Ведь  у  меня  же  было
задумано одно дельце, составлен один презабавный план, а вся соль и суть его
заключалась в том, что ваш писец вкупе со  своим  бесценным  другом  считали
богачом старика (который, к слову сказать,  будто  сквозь  землю  провалился
вместе с внучкой), тогда как на самом деле он был беден, как церковная мышь.
     - Понимаю, сэр, - сказал Брасс. - Все понимаю.
     - Ах, так, сэр! Значит, вы понимаете и то, что  теперь  они  далеко  не
бедняки, что этого и  быть  не  может,  если  такие  люди,  как  ваш  жилец,
разыскивают их и рыщут за ними по всей стране?
     - Разумеется, сэр, - сказал Самсон.
     - Ах, разумеется! - злобно оборвал его карлик. -  Так  вы,  разумеется,
должны понять и  то,  что  мне  теперь  плевать  на  этого  молодчика!  Вам,
разумеется, должно быть ясно, что нам с вами он теперь не нужен!
     - Я сам не раз говорил Cape, - ответил Брасс, - что от  этого  молодого
человека нет никакой пользы. На него ни в чем нельзя  положиться,  сэр.  Мне
приходилось поручать ему кое-какие мелкие дела, и, представьте себе, сэр, он
выбалтывал правду клиентам, несмотря на все мои просьбы.  Сил  наших  больше
нет с ним возиться! Но я вам стольким обязан,  сэр,  и  питаю  к  вам  такое
уважение...
     Смекнув, что если Самсона не остановить вовремя,  он  еще  долго  будет
расточать любезности, мистер Квилп  деликатно  стукнул  его  кастрюлькой  по
голове и попросил замолчать - опять-таки из уважения к своему клиенту.
     - Ощутимо, сэр, весьма ощутимо,  -  сказал  Брасс,  потирая  затылок  и
улыбаясь. - Но в то же время забавно, чрезвычайно забавно!
     - Вы намерены меня слушать?  -  крикнул  Квилп.  -  Не  то  я  вас  так
позабавлю, что не обрадуетесь!..  Его  дружок  и  сообщник  больше  сюда  не
вернется. Бездельник попался в каком-то мошенничестве и  удрал  за  границу.
Пусть там и погибает!
     - Вот  именно,  сэр!  Правильно,  совершенно  правильно!  И  как  метко
сказано! - воскликнул Самсон, обращаясь к адмиралу, словно тот был третьим в
их компании. - Чрезвычайно метко!
     - Я этого прохвоста ненавижу, - сквозь зубы  прошипел  Квилп,  -  давно
ненавижу. У меня с ним свои счеты - семейные. Но его можно было бы обломать,
не будь он таким грубияном. Что же касается вашего писца, то этот  пустобрех
и шалопай мне больше не  понадобится.  Пусть  накинет  себе  петлю  на  шею,
утопится, подохнет с голоду - одним словом, пусть проваливает к черту!
     - Пусть проваливает, сэр! - подхватил Брасс. - И как вы  распорядитесь,
сэр? Когда-хи-хи! - мне можно будет отправить его в столь приятную прогулку?
     - Сразу же после суда, - ответил Квилп. - Как только с  этим  покончим,
так скатертью ему дорожка, -  Слушаю,  сэр,  -  сказал  Брасс.  -  Слушаю  и
повинуюсь. Для Сары это будет удар, но она умеет владеть  своими  чувствами.
Ах, мистер Квилп, как я жалею, сэр, что вы и Сара  не  знали  друг  друга  в
молодости. Увы! Проведение судило иначе! А какие благие результаты могли  бы
проистечь из такого союза! Вам не приходилось встречаться  с  нашим  дорогим
батюшкой? Милейший был джентльмен! Сара была  его  усладой,  его  гордостью,
сэр. Наш Старый Лис опочил бы с миром, если б  мог  подыскать  дочке  такого
спутника жизни. Вы уважаете ее, сэр?
     - Я ее обожаю! - проскрипел карлик.
     - Вы очень добры, чрезвычайно добры, сэр! Не будет ли у вас  каких-либо
других распоряжений, ломимо тех, что касаются мистера Ричарда, сэр?
     - Нет! - ответил карлик и схватил  кастрюльку.  -  Выпьем  за  здоровье
прелестной Сары!
     - А нельзя ли сопроводить этот тост чем-нибудь похолоднее?  -  смиренно
проговорил Брасс. - Когда я расскажу Саре, какую вы оказали ей  честь,  вряд
ли она останется довольна, что за ее здоровье пили кипящий ром.
     Но мистер Квилп не  внял  просьбе  своего  гостя.  Пьяненькому  Самсону
пришлось сделать еще несколько глотков того же самого крепчайшего напитка, и
он обнаружил, что эти возлияния не только не подбодрили его,  но,  напротив,
возымели действие и на стены конторы: они вдруг начали кружиться и кружиться
с невероятной быстротой, в то время  как  пол  и  потолок  самым  неприятным
образом  менялись  местами.  Очнувшись  после  короткого  забытья,  стряпчий
увидел, что лежит частью под столом, частью под печкой. Поскольку  положение
это было не из самых удобных, он кое-как заставил себя подняться на ноги  и,
ухватившись за адмирала, стад искать глазами своего гостеприимного хозяина.
     В первую минуту ему показалось, будто мистер Квилп  ушел,  оставив  его
одного и, может быть, даже заперев его здесь на  всю  ночь.  Однако  сильный
запах табачного дыма навел стряпчего на новые  мысли;  он  поднял  голову  и
увидел, что карлик курит, лежа в гамаке.
     - Прощайте, сэр, - умирающим голосом проговорил Брасс. - Прощайте!
     - А вы разве не заночуете у меня? - спросил карлик, выглянув из гамака.
- Заночуйте, прошу вас!
     - Нет, сэр, не могу, - ответил Брасс, чуть живой от приступов тошноты и
от спертого воздуха в конторе.  -  Если  бы  вы  были  настолько  любезны  и
посветили мне фонарем, сэр, пока я не выйду со двора...
     Квилп соскочил вниз в один миг - и не ногами вперед, не руками  вперед,
не головой вперед, а сразу всем телом.
     - Пожалуйста, - сказал он, беря фонарь, единственный источник света  на
всей пристани. - Будьте осторожны, друг мой. Не споткнитесь о  доски  -  они
валяются гвоздями кверху, а гвозди-то все ржавые. В переулке  собака.  Вчера
ночью она искусала мужчину,  третьего  дня  женщину,  а  в  прошлый  вторник
загрызла насмерть ребенка - правда, играючи. Держитесь от нее подальше.
     - А где она, по какую сторону дороги? - с отчаянием  в  голосе  спросил
Брасс.
     - Конура ее стоит по правую руку, - ответил Квилп, - но  иной  раз  она
подкарауливает прохожих и слева.  3а  нее  ручаться  трудно.  Берегитесь!  Я
никогда вам не прощу, если с вами что случится. Эх,  фонарь  погас!  Ну,  да
ничего, вы же дорогу знаете. Идите все прямо, прямо!
     Квилп незаметно повернул фонарь стеклом  к  себе  и  теперь  трясся  от
хохота, с восторгом прислушиваясь к тому, как стряпчий спотыкается о доски и
чуть ли не через каждые  два-три  шага  тяжело  валится  на  землю.  Наконец
несчастный Самсон выбрался в переулок, и во дворе все стихло.
     Квилп запер дверь конторы на ключ и снова прыгнул в гамак.

ГЛАВА LXIII

     Должностное лицо, сообщившее Киту утешительное известие о том, что  его
пустяковое дело будет слушаться в Олд-Бейли*  и  не  займет  много  времени,
оказалось совершенно право в своих предположениях. Ровно через  восемь  дней
сессия возобновилась. Через день  после  ее  начала  Большое  Жюри*  вынесло
вердикт о предании Кристофера Набблса уголовному суду за кражу, а еще  через
два дня вышепоименованный  Кристофер  Набблс  должен  был  или  опровергнуть
предъявленное ему обвинение, или же признаться в том,  что  он,  этот  самый
Кристофер, мошенническим образом похитил и украл из дома и  конторы  некоего
Самсона Брасса, джентльмена, билет достоинством в  пять  фунтов  стерлингов,
выпущенный Английским банком, - а следовательно,  нарушил  установленные  на
сей предмет законы, а также посягнул на спокойствие его величества короля  и
на достоинство королевской власти*.
     Выслушав судью, Кристофер Набблс дрожащим,  тихим  голосом  пролепетал:
"Нет, не виновен". И здесь напомним  тем,  кто  любит  высказывать  суждения
скороспелые и  поверхностные  и  кто  вменил  бы  в  обязанность  Кристоферу
говорить громко, уверенно, - напомним им, что тюрьма  и  пережитые  волнения
способны сокрушить самое мужественное сердце и что человек, просидевший  под
замком хотя бы только одиннадцать дней, ничего не видя, кроме каменных  стен
и двух-трех столь же каменных физиономий, робеет и теряется, когда его вдруг
вводят в шумный зал, где перед ним мелькает множество незнакомых лиц.  Здесь
же  следует  отметить,  что  на  свете  есть  немало  людей,   для   которых
человеческое лицо,  обрамленное  париком,  кажется  гораздо  внушительнее  н
страшнее лиц с положенной им от природы шевелюрой, а если ко всему этому еще
добавить  вполне  естественное  чувство,  охватившее  Кита  при  виде  обоих
Гарлендов и маленького нотариуса, бледных, взволнованных, то вряд ли следует
удивляться, что он был несколько не  в  своей  тарелке  и  не  мог  проявить
должное спокойствие.
     Хотя Кит не видел со дня ареста ни своих хозяев, ни мистера  Уизердена,
ему было известно, что они пригласили адвоката для его  защиты.  И  поэтому,
когда один из присутствующих в зале джентльменов в парике встал и сказал: "Я
со стороны обвиняемого, милорд",  -  Кит  поклонился  ему,  а  когда  другой
джентльмен в парике тоже встал и сказал: "Я со стороны обвинения, милорд", -
Кит вздрогнул, но все же отвесил поклон и этому джентльмену.  И  как  же  он
надеялся в глубине души, что его джентльмен не ударит в  грязь  лицом  перед
другим джентльменом и с первых же слов посрамит своего противника!
     Джентльмен со стороны обвинения, выступивший первым,  был  в  наилучшем
расположении духа (ибо всего лишь несколько минут назад ему удалось добиться
почти полного оправдания одного молодого человека,  имевшего  неосторожность
убить собственного папашу)  и  потому  залился  соловьем,  стараясь  внушить
присяжным, что, если они оправдают этого обвиняемого, им  придется  испытать
такие же муки и угрызения совести, какие он сулил их предшественникам,  если
б те осудили того обвиняемого, Сообщив все подробности дела Кита  -  "самого
позорного из всех, разбиравшихся на его памяти!" - джентльмен умолк,  словно
подготавливая слушателей к чему-то страшному, и  после  паузы  сказал,  что,
насколько ему известно,  его  почтенный  коллега  (косой  взгляд  в  сторону
джентльмена  Кита)  намеревается   опорочить   показания   тех   безупречных
свидетелей, которые вскоре предстанут перед судом, хотя он лично ожидает  от
своего почтенного коллеги большего доверия и  уважения  к  истцу  лучшему  и
достойнейшему члену достойнейшей корпорации, включившей  его  в  свои  ряды.
Далее джентльмен осведомился, известна ли присяжным улица Бевис-Маркс?  Если
же улица Бевис-Маркс им известна (да кто позволит себе в этом сомневаться!),
известны ли им также возвышающие душу исторические воспоминания, связанные с
этим знаменитым местом? Неужто же такой человек, как Брасс,  может  жить  на
такой  улице,  как  Бевис-Маркс,  и  не  быть  личностью  в  высшей  степени
добродетельной и благонамеренной?  Наговорив  с  три  короба  на  эту  тему,
джентльмен  вдруг  спохватился  -  вправе  ли   он   оскорблять   присяжных,
втолковывая им то, что они прекрасно знают сами, и  тут  же  вызвал  Самсона
Брасса.
     Мистер Брасс выходит бодрый, свеженький, отвешивает поклон  судье,  как
человеку,  с  которым  он  имеет  честь  быть  знакомым  и  которого  он   с
удовольствием расспросил бы о здоровье, и, сложив руки на животе, устремляет
взгляд на своего джентльмена, словно говоря ему:  "А  вот  и  я!  Показания?
Пожалуйста! Только отверните кран - и они потекут сами собой". И  джентльмен
отвертывает кран и с большим умением выцеживает из своего доверителя  нужные
показания так, что они прозрачной тоненькой струйкой бегут на  виду  у  всех
присутствующих. Потом за мистера Брасса принимается джентльмен Кита, но  без
особого успеха, и после множества пространных вопросов  с  одной  стороны  и
кратких ответов - с  другой,  мистер  Самсон  Брасс  с  торжествующим  видом
садится на место.
     Его сменяет Сара, которая тоже  легко  идет  на  поводу  у  джентльмена
мистера Брасса и весьма неподатлива в руках джентльмена Кита. Короче говоря,
джентльмену Кита ничего не удается вытянуть  из  этой  свидетельницы,  кроме
того, что было сказано раньше (разве только в более  сильных  выражениях  по
адресу его клиента), и он  отпускает  ее,  испытывая  явное  замешательство.
Вслед за тем джентльмен мистера Брасса вызывает Ричарда Свивеллера, и Ричард
Свивеллер появляется на месте Сары.
     Но джентльмену мистера Брасса уже успели шепнуть на ухо, будто бы  этот
свидетель расположен к обвиняемому, что весьма  радует  джентльмена  мистера
Брасса великого доку по части разных, как говорится, "подковырок". И поэтому
он прежде  всего  требует,  чтобы  судебный  пристав  убедился  собственными
глазам