не даст войти воде. Но
если в дне такого стакана сделать дырку,  то воздух уйдет через нее,  и весь
стакан заполнит вода.
     - Дай топор! - кричал Дмитрий.
     Он шарил в темноте руки Ковалева.
     - Да давай же скорей! - кричали кругом.
     Но  Ковалев  быстро  схватил плававшую под  ногами  щепку  и  забил  ею
отверстие.
     - Стой, хлопцы! - кричал Ковалев. - Не руби!
     Дмитрий вырвал из  его  рук  топор.  Ковалев знал,  что  Дмитрий сейчас
ударит, и поймал его за руку.
     - Стой! Ударишь - пропали все!
     - Рубай! - кричал боцман.
     - Нет!  Воздух уйдет!  -  выкрикивал Ковалев, удерживая руку Дмитрия, -
вода снизу через люк напирает...  ее воздух сюда не пускает... Дыра будет...
потонем, как мыши... Сюда вода зайдет.
     Все замолчали.
     - Вот!  -  Ковалев выдернул на  время  щепку из  отверстия и,  поймав в
темноте чью-то руку, поднес ее к дырке.
     - Верно! - сказал голос боцмана.
     - Все одно, рубай! - кричал Христо.
     - Хлопцы,  -  сказал Ковалев, и все почувствовали, что он что-то важное
скажет,  и замолкли,  -  сейчас на воле будем.  Вот он люк, я ногой нащупал.
Давай веревку, я поднырну, а вы по веревке за мной.
     Христо торопливо стал совать ему в руку конец веревки. Ковалев сорвал с
себя мокрую одежду,  быстро сделал на  конце веревки петлю,  надел ее  через
плечо и исчез под водой.  Бьет проклятая веревка по ногам, мешает плыть; обо
что-то острое ткнулся Григорий головой,  помутилось на минуту в мозгу, но он
все  гребет руками.  Вот  он  борт -  Ковалев стукнулся в  него теменем.  Не
хватает  воздуху  -  хоть  водой  дохни.  А  там  внизу  чуть  светлей:  это
пробивается лунный свет через воду.  Сбросить бы  петлю -  вмиг на воле.  Но
Ковалев изо всей силы дернул веревку к себе и нырнул под борт. Вот уж на той
стороне.  Оттолкнулся из последних сил ногами от борта - грудь рвется, горло
сжимает, вот-вот дохнет водой.
     - Ну,  на воле! Вот дохнул-то! - Огляделся Ковалев. Уж поднявшаяся луна
ярко  освещала спокойное море.  Легкий  ветер  тянул  к  берегу.  Как  брюхо
огромного чудовища,  чернело дно опрокинутого корабля.  Обломки мачт и реи с
парусами плавали тут  же  на  оборванных снастях.  Ковалев подплыл к  рее  и
закрепил на ней свою петлю.  Держался за рею и только дышал.  Он сейчас ни о
чем не думал, а глотал воздух, цену которому узнал только теперь.
     Странно было думать,  глядя на  огромный опрокинутый корпус судна,  что
там внутри копошатся и рвутся на волю живые люди.
     Через несколько секунд показалась на поверхности воды голова Христо,  а
за  ним  вынырнули  остальные.   Шлюпка,  полная  воды,  но  целая,  плавала
неподалеку, запутавшись в снастях. Матросы подплыли к ней.
     Ковалев направился на  обломке реи к  корме,  откуда раздавались глухие
удары.
     - Рубят, ей богу, рубят! - крикнул Ковалев.
     Матросы как попало отливали воду из шлюпки и не слушали.
     Ковалев  достал  конец  веревки из  воды,  сделал  опять  петлю,  надел
по-прежнему через  плечо  и  нырнул  под  судно.  Нащупал под  водой  люк  в
хозяйскую каюту.

     А  там  и  в  самом деле рубили.  Хозяин-грек отчаянно работал топором,
силясь прорубить выход через дно.
     Все вздрогнули в капитанской каюте, когда услыхали голос Ковалева.
     - Брось рубить!  Пропадешь! - кричал он греку и хотел впотьмах схватить
его руку.
     - Оставь! - заорал грек. - Убью!
     Ковалев наскоро закрутил свою петлю за стол.
     В темноте он нащупал женщину. На руках у нее Настя.
     - Давай девочку, а сама за нами по веревке - ныряй под судно.
     - Ой,  ой!  -  закричала женщина.  Но Ковалев вырвал из ее рук девочку,
сгреб под мышку. Одной рукой зажал ей рот и нос, а другой взялся за веревку.
     Перебирая веревку одной рукой, он вынырнул с Настей около реи.
     Матросы подплывали на шлюпке, пробираясь между обломками снастей. Вслед
за Ковалевым вынырнула и женщина.
     Все уселись в шлюпку.
     Удары  изнутри корабля все  яснее  и  яснее  слышались,  прерывались на
минуту - видно, старик переводил дух - и снова гукали в дно.
     - Могилу себе рубает, - сказал Ковалев. - Дорубится и поймет.
     Шлюпка стояла у борта, откуда слышались удары.
     Все молчали и ждали. Вот уж совсем близко бьет топор.
     - Заткни дырку,  могилу себе рубаешь!  -  кричал Ковалев. Христо что-то
часто кричал по-гречески.
     - Ныряй, хозяин, под палубу! - кричал Дмитрий.
     Но старик или не понимал, или не слышал: рубил и рубил.
     И  вдруг  послышался свистящий вздох.  Это  из  невидимой дырки выходил
воздух.
     Удары топора бешено забарабанили по борту. Мелкие щепки летели наружу.
     - Ай-ай, дедушка, дедушка! - крикнула Настя.
     Вдруг стук сразу оборвался. С минуту все в шлюпке молчали.
     - Ну, аминь, - сказал Ковалев, - пропал старик.
     Женщина вдруг вскочила,  вырвала из  рук  Дмитрия черпак и  в  отчаянии
застучала по дну судна. Ответа не было.
     - Отваливай! - скомандовал Ковалев.

     Шлюпка отошла. Легкий ветер гнал ее к берегу и помогал гребцам.
     - Чего ты, Настя? - спросил Ковалев.
     Девочка плакала.
     - А заинька, где заинька?
     Не плачь, - утешал матрос, - мама другого купит.
     Шлюпка медленно двигалась,  гребли чем  попало:  весла пропали,  их  не
нашли.
     - Вон, вон что-то! - вдруг крикнула Настя.
     Все  поглядели,  куда указывала девочка.  Черное пятно маячило на  воде
справа.
     Подошли.  Ящик плавал, слегка погрузившись в воду. Ковалев засунул руку
и достал мокрого, но живого зайца.
     - Заинька, вот он, заинька! - крикнула Настя и стала заворачивать зайца
в мокрый подол.
     - Вот ведь:  скотина бессмысленная спаслась, а человек пропал, - сказал
Дмитрий и оглянулся на блестевшее на луне осклизлое брюхо корабля.
     Гребцы налегли: всем хотелось поскорее уйти от погибшего судна. Каждому
чудилось, что грек еще стучит топором по дну.
     Через час шлюпка с пассажирами пристала к берегу.
     Все невольно оглянулись на море.  Но там уже не видно было опрокинутого
судна.
        "Борис Степанович Житков. "Сию минуту-с!..""


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
     Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Это было в царское время.
     Провожали пароход на  Дальний Восток.  Стояла июльская жара,  и  смола,
которой  залиты  пазы  в  палубе,  выступила и  надулась черными  блестящими
жгутами меж узких тиковых досок.  Поп сиял на солнце,  как луженый,  в своем
блестящем облачении.  Он  кропил святой водой компас,  штурвал*,  он пошел с
капитаном вниз кропить трехцилиндровую машину в три тысячи пятьсот лошадиных
сил  святой водою.  Поп неловко топал и  скользил каблуками по  намасленному
железному трапу.
     ______________
     * Штурвал - рулевое колесо.

     - Хорошо, что не качает! - хихикнул мичман Березин своей даме.
     Дама  для  проводов была в  шелках,  в  страусовых перьях,  на  золотой
цепочке играл на солнце лорнет в золотой оправе.
     - Ах,  страшно,  не правда ли,  когда буря и  ветер воет:  вв-вв-ву!  -
завыла дама и закачала перьями на шляпке.
     Но мичман Березин - не простак:
     - А знаете, если нам бояться бурь...
     - Неужели никаких не боитесь?
     - Нам  бояться некогда,  -  и  мичман браво тряхнул головой.  -  Моряк,
сударыня,  всегда глядит в  глаза смерти.  Что  может быть  страшнее океана?
Зверь?  Тигр?  Леопард? Пожалуйста! Извольте - леопард для нас, что для вас,
сударыня, кошка. Простая домашняя кошка.
     Он повернулся к юту,  туда,  где в кормовой части парохода был шикарный
салон, где сейчас буфетчик Степан со всей стариковской прыти готовил закуску
и завтрак из одиннадцати блюд.
     - Степан!  А Степан!  -  крикнул мичман Березин.  Он взял свою даму под
локоток. - Степан!
     - Сию  минуту-с!   -  Старик  перешагнул  высокий  пароходный  порог  и
засеменил к мичману.
     - Покажи Ваську, - вполголоса приказал Березин.
     - Сию  минуту-с!  -  И  старик-буфетчик зашаркал начищенными для парада
штиблетами в кают-компанию.
     В кают-компании он крикнул на лакеев:
     - Не вороти всю селедку в ряд! Торговать, что ли, выставили? Охломоты!
     Лакеи во фраках бросились к столу, а буфетчик с дивана в своей буфетной
уж звал Ваську.
     Мичман Березин стоял с дамой, опершись о борт.
     - Вы спрашиваете:  к  тигру в клетку?  Родная моя!  Но волна Индийского
океана рычит  громче!  Злее!  Свирепей!  Это  тигр  в  десять этажей ростом.
Поверьте...
     Но  буфетчик уже  повалил  перед  трюмным люком  плетеное кресло-кабину
японской работы -  целый  дом  из  прутьев.  Степан -  новгородский старик с
бритыми усами - держал в руке кусок сырого мяса.
     - Готово? - спросил мичман. - Пускай!
     - Сию минуту-с!
     Двери  кают-компании раскрылись.  В  дверь высунулась морда.  Это  была
аккуратная голова леопарда с большими круглыми глазами,  настороженными,  со
злым вниманием в  косых зрачках.  Он высоко поднял уши и глянул на Березина.
Дама прижалась к мичману. Березин браво хмыкнул и затянулся сигарой.
     - Пошел! - скомандовал Березин, подхватив даму за талию.
     - Сию минуту-с!  -  отозвался буфетчик. Он поднял мясо, чтоб его увидел
леопард,  и  бросил на  трюмный люк,  на  туго  натянутый брезентовый чехол,
который прикрывал деревянные створки.
     И  в то же мгновение леопард сделал скачок.  Нет,  это не скачок -  это
полет в  воздухе огромной кошки,  блестящей,  сверкающей на солнце.  Леопард
высоко перемахнул через  поваленное кресло-кабину и  точно  и  мягко лег  на
брезент.  Мясо было уже в клыках.  Он зло урчал,  встряхивая мордой, хвост -
пушистая змея -  резко бился из стороны в сторону.  Он на миг замер,  только
ворочал  глазами  по  сторонам.   И  вдруг  поднялся  и  воровской  побежкой
улепетнул.  Он  исчез  бесшумно,  неприметно.  Дама  трепетно  держалась  за
кавалера. Кавалер, осклабясь, жевал конец сигары.
     - Полюбуйтесь, - не торопясь произнес мичман; он подвел даму к трапу, -
вот!
     Там на палубе, на крепких тиковых досках, остались следы когтей - здесь
оттолкнул свое упругое тело Васька. - Вот как прыгают наши кошечки! Кис-кис!
- позвал и щелкнул пальцами.
     Дама вздрогнула и  схватилась за белоснежный рукав крахмального кителя.
Васька деловитой неспешной походкой прошел по палубе. Он облизывался.
     - Кис-кис!  -  осторожно пропел Березин: Васька не повел ухом. Он ловко
зацепил  лапой  дверь  и  ленивой  волной  перемахнул  через  высокий  порог
кают-компании.
     - Э,  хотите, я его сейчас, каналью, сюда притащу? - Мичман двинулся от
борта. - Вы его себе накинете вокруг шеи, горжетку такую. А?
     Но дама крепче вцепилась в рукав мичмана и шептала:
     - Не надо, прошу, я не хочу... я уйду...
     Мичман делал вид, что вырывается.
     - Степан! - крикнул мичман Березин.
     - Есть! Сию минуту-с!
     Буфетчик вышел из кают-компании, жмурясь на солнце.
     - Не надо! Прошу! - сказала дама по-французски.
     - Чего изволите-с? - Степан уж стоял, покачивая руку с салфеткой.
     Мичман лукаво поглядел на даму. Она отвернулась, покраснела.
     - Степан,  у тебя...  все готово? - спросил мичман и плутовски скосился
на даму.
     - Графинчики не заморозившись, - полушепотом докладывал старик, - водку
надо-с,  как льдинку.  Особо в такую жару-с. Чтоб запотевши были графинчики.
Сами знать изволите-с.  Они-то на льду, а я вот как на угольях: ох, быть нам
не поспеть!
     - Ну,  ступай,  ступай! Не бойтесь, сударыня, это я нарочно, - и мичман
взял даму под локоток.
     - Кис-кис! - шепнул мичман и осторожно пощекотал локоток.
     Но  в  это  время  спускались со  спардека капитан и  гости.  Капитан -
крепкий старик,  лихая бородка с проседью расчесана на две стороны.  Он сиял
золотыми погонами, и на солнце больно было смотреть на его белый китель.
     - А вот извольте - на случай пожара. Терещенко! Навинти шланг. Живо!
     Матрос бросился со всех ног.
     - Ах,  только не поливайте!  -  и дамы кокетливо испугались, приподняли
юбки, как в дождь.
     - Нет,  теперь,  батюшка, дайте уж нам покропить! - и капитан захохотал
деланным баском.
     - Правда, мичман? По-нашему.
     Мичман с дамой подошел почтительно и поспешно.  Батюшка, завернув в рот
бороду,  уважительно щурился на сиявшую начищенную медь. Поливка развеселила
всех. Мичман смеялся, когда немного забрызгало его даму.
     - Ну,  принесите же мой платок! - дама смеясь надула губки. - Принесите
мой ридикюль, я его оставила там, в кают-компании.
     Мичман  ловко  вспрыгнул на  трюмный люк  и  оттуда одним  прыжком -  к
кают-компании и дернул дверь.
     - Эх, молодец он у меня! - довольным голосом сказал капитан, любуясь на
молодого офицера.
     Мичман Березин распахнул с  размаху дверь  и  вдруг снова запер.  Запер
плотно, повернул ручку. Он неспешно шагал назад, подняв брови.
     - Знаете,  мне  пришла мысль...  -  вдруг  заулыбался он  даме.  -  Мне
очень-очень  хотелось бы,  чтобы вы  воспользовались моим  платком,  честное
слово,  -  и  он достал из бокового кармана чистенький платочек.  -  Я  буду
его... хранить, как память.
     - Нет, зачем же? Я хочу свой. Ну, принесите же!
     Мичман молчал, протягивая платок.
     - Ради бога! - шептал он. - Умоляю.
     Капитан глядел нахмурясь.
     - Быстрота и великолепие,  -  сказал батюшка капитану,  но капитан,  не
оборачиваясь, кивнул наспех головой: он глядел на мичмана.
     - Это  неприлично-с,   господин  мичман!  -  немедленно  отправляйтесь,
исполните, что требует дама.
     - Есть! - ответил мичман.
     Он зашагал к  кают-компании.  Все глядели ему вслед.  У самых дверей он
укоротил шаги.  Он поворачивал ручку,  дергал ее,  он рвал дверь, - дверь не
открывалась.  Он  даже раз оглянулся назад.  Все смотрели на  него.  Капитан
прищурил один глаз, будто целился.
     - Дверь не откроете?  - крепким голосом крикнул капитан. - Мич-ман! - и
капитан решительным шагом зашагал к двери.
     - Я  сама,  сама!  -  вскрикнула дама  и  засеменила по  мокрой палубе,
стараясь обогнать капитана.  Вся публика двинулась следом.  Но  всех обогнал
Степан.  Степан-буфетчик,  запыхавшийся старик, с графинчиками. Их по четыре
торчало у каждой руки -  зажатые горлами меж пальцев.  Запотевшие, матовые -
от ледяной водки внутри.
     - Сию минуту-с!..  Сию минуту-с!  -  пришепетывал старик, юля и обгоняя
гостей.
     Он шлепающей лакейской рысцой обогнал капитана; он уцепил пальцем ручку
- дверь легко распахнулась.  Капитан уже стоял за плечами.  У самого порога,
по ту сторону дверей, лениво растянувшись, блаженно спал Васька.
     - Ах,  вот  в  чем  дело!  -  грозно сказал капитан и  перевел глаза на
мичмана.
     - Брысь, скотина! Брысь, брысь! - фыркнул на Ваську Степан.
     Он пнул его стариковской ногой на ходу,  с  досадой,  и леопард прыгнул
через порог и,  поджав хвост,  змеей шмыгнул вон, на палубу, и исчез. Мичман
стоял, опустив глаза.
     - Моментально отправляйтесь на  берег,  -  сказал капитан.  -  Ревизор!
Списать на берег га-асподина мичмана!  Ступайте!  -  и  капитан повернулся к
гостям.
     Он не видел,  как мичман большими,  журавлиными шагами описал на палубе
дугу,  обошел для чего-то трюмный люк два раза вокруг и  не понимая,  почему
это он шагает, пошел к сходне.

     Завтрак из одиннадцати блюд сошел шикарно. Капитан вышел в море с двумя
помощниками, третьим стоял штурманский ученик.
     А в буфетной,  после тревог, в одном жилете дремал выпивший "с устатку"
Степан-буфетчик.  Он развалясь сидел на диванчике. На колени старику положил
голову Васька.  Он терся лбом о жилет и урчал,  как кот. Старик пьяной рукой
щелкнул Ваську по уху:
     - Я тебя, окаянного, вскормил, вспоил, с малых лет твоих - люди видели,
не вру!  А ты,  шельма,  скандалить?  Скандалить?  Через тебя,  через блудню
несчастную,  человека на берег списали.  А через кого?  Через меня, скажешь?
Тебя я, подлеца, спрашиваю: через меня? Через меня?
     Тут  Степан хотел покрепче стукнуть Ваську по  носу,  но  в  это  время
ревизор крикнул из кают-компании:
     - В буфете!
     - Есть  в  буфете!  Сию  минуту-с!  -  Степан  отпихнул Ваську  и  стал
напяливать фрак. - Сию... минуту-с!
        "Борис Степанович Житков. "С новым годом!""


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
     Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Был канун нового, 1907 года. В городской думе были расставлены столы. В
парадном зале,  в два ряда. А на столах - свечи в канделябрах, по шести штук
в каждом.  Канделябры бронзовые,  сияют как золото.  А вокруг икра,  балыки,
заливные осетры,  окорока, индюшки. Все в завитках, в бумажных финтифлюшках.
Вазы хрустальные. В вазах апельсины, яблоки, гора над горой. А бутылок - что
солдат на  параде.  По  краям тарелки,  ножики,  вилки,  графинчики,  рюмки.
Блестит, горит - глаза режет. Официанты в белых перчатках. Бегают, мечутся -
дух зашибло.  Сейчас господа приедут!  Ведь господа-то  какие!  Не простые -
именитые.  Цвет купечества.  Виднейшие адвокаты.  Сказывают:  сам губернатор
будет. С графиней, с губернаторшей.
     А вот и собираются. Во фраках. Глаженые рубашки блестят как фарфоровые.
А другие в мундирах пришли,  воротники золотые, шпага при боку. А дамы-то! В
ушах бриллианты,  на пальцах колец - что перчатки. Вот уж и музыканты наверх
пробираются.   Трубы  горят  начищенные.  Ух,  как  рявкнет  медь  -  посуда
подскочит.
     Сейчас губернатор будет.  Бегут,  бегут -  это его встречать. Городской
голова* впереди всех  покатил.  Музыканты встречу ударили.  Городской голова
кланяется, улыбается. А что говорит - за музыкой не слыхать. Его сиятельство
по сторонам кивает: "Садитесь, господа. Прошу без чинов". На музыку платками
замахали. Городской голова говорит, в руке бокал держит:
     ______________
     * Городской голова - в царское время председатель городской управы.

     - Вступаем в  новый,  девятьсот седьмой,  божьей  помощью и  стараниями
вашего сиятельства!  -  и кланяется.  - В новый год, год успокоения, мирного
преуспеяния,  без стачек, без баррикад. Ваше сиятельство, без смуты вступаем
в спокойное...  - и все кланяется, кланяется. И бокалом губернатору, как поп
кадилом.
     Дамы все  на  графа смотрят и  прическами кивают.  Пришептывают:  "Ваше
сиятельство! Ваше сиятельство!"
     А голова:
     - В ознаменование крепости державы российской и силы русского оружия со
дна моря поднята,  с затопленного дерзостного английского корабля,  чугунная
пушка десятифунтового калибра.  И пушка эта, ваше сиятельство, поставлена на
пьедестал как  памятник победы,  близкой сердцу нашему.  И  в  знак близости
водружена в двадцати шагах от этого здания - городской думы.
     Городской голова махнул бокалом к дверям,  чтобы показать, где пушка, и
плеснул вином губернаторше на голое плечо. Адъютант губернаторский подскочил
с салфеткой и так усердно стал вытирать,  что граф нахмурился на адъютанта и
сказал сердито: "Довольно бы, пожалуй!"
     Голова думал,  что это ему, и на всем ходу прикусил язык. А граф кивнул
голове:  "Я вас слушаю!" Тут кто-то догадался махнуть музыкантам, те ударили
туш,  все господа встали,  у всех бокалы с вином играют в руках. "Ура! Ура!"
Зазвякали, зачокались.

     А  мы  еще  накануне знали,  как  это  там  соберутся,  как там бутылки
раскупоривать начнут и как начнут всей рабочей революции отходную петь. Да и
верно, прижали - не повернись. По всем городам усиленная охрана, шпиков, что
воробьев.  "Союз  рус