а воду густая тень ложится -  ничего не видать под стенкой.
Дошел до трапа, на ступеньках сидит Сережка-Горилла. Сел я рядом.
     - Что, - спрашиваю, - ты, дурак, надумал?
     - Полезай, - говорит, - в тузик вон у плота, дорогой обмозгуем.
     Рассмотрелся, вижу плот и тузик.
     Пошел я по плоту,  - не видать, где плот кончается. Ступил на воду, как
на  доску,  и  полетел в  воду.  Самому смешно:  шинель вокруг меня венчиком
плавает, и я - как в розетке.
     А вода весенняя, холодная.
     Я в туз. Пока вылез, хорошо намок.
     Разделся я до белья - и холодно и смешно. Стал грести, согрелся.
     - Ну,  -  говорит Серега,  - начало хорошее. А сделаем мы вот что: я на
"Юпитере" путевой компас из нактоуза выверну и тебе в мешке спущу.
     - А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников?
     - Нет,   -   говорит,  -  там  угольная  баржа  о  борт  с  ним  стоит,
какого-нибудь дурака сваляем.
     - Сваляем, - говорю.
     И  весело мне  стало.  Гребу я  и  все  думаю,  какого там дурака будем
валять. Как-то забыл, что "союзники" там с револьверами.
     А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает.
     Обогнули мол.  Вот он, "Юпитер", вот и баржонка деревянная прикорнула с
ним рядом. Угольщица.
     Гребу смело к пароходу.
     Вдруг оттуда голос:
     - Кто едет?
     Ну, думаю, это береговой, - флотский крикнул бы: "Кто гребет?"
     И отвечаю грубым голосом:
     - Та не до вас, до деда.
     - Какого деда там? - уж другой голос спрашивает.
     А  на  такой барже никакого жилья не бывает,  никаких дедов,  и  всякий
гаванский человек это знает.
     А я гребу и кричу ворчливо:
     - Какого деда? До Опанаса, на баржу, - и протискиваю туз между баржой и
пароходом.
     Сережка окликает:
     - Опанас! Опанас!
     С парохода помогают:
     - Дедушка, к вам приехали!
     Залез я на баржу, с борта прыгнул на уголь и пошел в нос. А нос палубой
прикрыт.
     И говорю громко:
     - Дедушка,  дедушка,  это мы.  Какой вы, к черту, сторож! Вас палкой не
поднять, - и шевелю уголь ногой.
     Смотрю - и Сережка лезет ко мне.
     Чиркнул спичку. А я стариковским голосом шамкаю:
     - Та не жгите огня, пожару наделаете, шут с вами.
     Сережка, дурак, смеется. А с парохода говорят:
     - Да, да, не зажигайте спичек, мы вам фонарь сейчас дадим.
     И затопали по палубе.
     Сережка говорит мне:
     - А дурак ты, дедушка, ей-богу, дурак!
     Я выглянул из-под палубы. Смотрю, уже фонарь волокут.
     Я скорей к ним.
     К  мокрому белью уголь пристал -  самый подходящий вид у меня сделался,
это я уже при фонаре заметил.
     Сидим мы с фонарем под палубой и вполголоса беседуем.
     Я все шамкаю.
     - Лезь,  -  шепчет Серега,  -  в туз, а как уйдут с борта - стукни чуть
веслом в борт.
     Я полез в туз.
     Вдруг Серега громко говорит:
     - Так вода, говоришь, у тебя в носу оставлена, дедушка?
     А я знаю, что он один там, и отвечаю из туза:
     - В носу, в носу вода!
     - Так заткни, чтоб не вытекла! Не тебя спрашивают, - говорит Серега.
     На борту засмеялись.  А Серега зашагал по углю в корму. Потом вернулся.
Опять прошел на корму, и все смолкло.
     Смотрю - один только человек остался у борта.
     - Эй, - говорит, - фонарь-то потом верните.
     И отошел. Стало тихо.
     Я подождал минут пять и стукнул веслом в баржу.
     Бережно, но четко: стук!
     И тут заколотилось у меня сердце.
     Я прислушивался во все уши, но, кроме сердца своего, ничего не слыхал.
     Глянул вверх - через щели в барже светит фонарь.
     Прошел человек по палубе.
     Перегнулся через борт и спрашивает, как начальник:
     - Это что за лодка?
     А я чувствую, что скажу слово - голос сорвется. Молчу.
     Он опять. Крикнул уже:
     - Что это за лодка? Эй, ты!
     Тут ему кто-то из ихних ответил:
     - Это сюда, на баржу, к старику, свои приехали.
     - Ага, - говорит и отошел.
     Опять стало тихо. Я уж вверх не гляжу, смотрю по борту парохода.
     Вдруг что-то вниз ползет серое по черному борту.
     Я замер. Дошло до воды - стало.
     Мешок.
     Вся сила ко мне вернулась.
     Не  брякнул я,  не стукнул.  Протянулся тузом по борту вперед,  ухватил
мешок - здорово тяжелый - и осторожно опустил в туз.
     В это время туз качнуло; глянул - Сережка уже стоит на корме.
     Он по той же веревке слез, на которой и мешок опустил.
     Я взялся за весла и стал потихоньку прогребаться вперед.
     В это время с парохода кто-то крикнул:
     - Эй, дед, фонарь давай! Заснул?
     И мы слыхали, как кто-то спрыгнул на баржу.
     Я чуть приналег посильнее.
     Фонарь стал метаться по барже.
     На пароходе закричали, заголосили.
     Бах, бах! - щелкнули два выстрела.
     - Эх, навались!
     Мы уже огибали мол.
     Сережка оглянулся и сказал:
     - Шлюпка за нами - навались!
     Я рванул раз, два - и правое весло треснуло, я повалился с банки.
     Вскочил,  смотрю -  Сережка гребет по-индейски обломком весла;  как  он
успел на  таком ходу ухватить обезьяньей хваткой обломок весла -  до сих пор
не пойму.
     Мы  завернули за  мол  в  темную  полосу под  стенкой и  забились между
большим пароходом и пристанью, как таракан в щель.
     Мы видели, как из-за мола вылетела белая шлюпка.
     Гребли четверо. Гребли вразброд, бестолково.
     Орали и стреляли.
     Через полчаса мы прокрались под стенкой к своей пристани.

     Наутро пришли мы с Серегой на бульвар.
     Еще пуще раздымился "Юпитер".
     - Снимается,  снимается анафема,  -  говорит  Тищенко.  -  Капитан  там
аккуратист - все уж в порядке.
     А тут сбоку подбавляют:
     - Лиха  беда  начать -  все  пароходы вылезут.  Наберут арапов,  охрану
поставят - и айда. Завязывай!
     Тут какой-то вскочил на скамейку и начал:
     - Товарищи!  Не надо паники.  Сотня арапов весны не делает, - и пошел и
пошел.
     А мы с Сережкой переглядываемся.
     Снялся "Юпитер". Вышел из порта.
     Ну,  думаю,  через полчаса пойдет капитан курс давать, глянет в путевой
компас...
     Погудел народ и  приуныл.  Сели на землю и  трут затылки шапками.  Всем
досада.
     Мы с Сережкой ушли, так никому и слова не сказали.
     Зашли в трактир, чаем пополоскались.
     Дружина прошла строем, что на охране парохода была.
     Серьезно идут, волками по сторонам смотрят.

     Часа три прошло.
     Вдруг  вой  с  бульвара,  да  какой!  Ну,  думаем,  полиция  орудует на
бульваре.
     Бросились бегом.
     Смотрим - все стоят, в море смотрят и орут.
     А это "Юпитер" идет назад в порт. Увидал его народ, вой поднял.
     А Серега мне говорит:
     - Смотри же, ни бум-бум, чтоб никто ничего!
     Я так до сего времени и молчал.
     Ну, теперь уж и сказать можно...
        "Борис Степанович Житков. Коржик Дмитрий"


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
     Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Вторую неделю уже  странствовал парусный кутер* "Савватий" между льдов.
Стояло  лето,   и  в  Ледовитом  океане  было  круглые  сутки  светло.   Лед
ослепительно сиял на солнце днем и рдел кровавым отливом, когда солнце ночью
спускалось к  горизонту.  Между  огромными льдинами темнели озера  свободной
воды.  По ним-то и пробирался кутер в поисках морского зверя: моржа, тюленя,
белого медведя.
     ______________
     * Кутер - небольшое двухмачтовое судно.

     Команды было  одиннадцать человек.  Шкипер Титов  вел  судно,  смотрел,
чтобы его  не  затерло льдами.  На  верхушке мачты была  устроена бочка,  из
которой далеко было видно.  Там всегда кто-нибудь сидел и  в подзорную трубу
осматривал льды и воду:  нет ли где какого-нибудь зверя. Спрятаться некуда в
этой ледяной равнине.
     Вот уже две недели,  и ничего не промыслили.  Старый промышленник Федор
сердился.  Титов последнее время молчал и  все  чаще  и  чаще бегал в  каюту
погреться спиртом.  Но коржик* Дмитрий не унывал, шутил и возился с молодыми
ребятами, которые от нечего делать боролись на палубе.
     ______________
     * Коржик - главный охотник.

     Местами  проходы среди  льдов  были  узкие,  и  приходилось идти  между
ледяных берегов,  как в речке,  местами эта речка расширялась,  но надо было
зорко следить,  чтобы не попасть в тупик.  Вот по такой-то речке, между двух
ледяных полей,  и пробирался сейчас "Савватий".  Два дня уже дул этот свежий
ветер и слева гнал льды.  Но левый и правый ледяные берега шли одинаково,  и
пространство свободной  воды  между  ними  не  изменялось,  и  сейчас  кутер
свободно бежал между льдами, пробираясь к огромному озеру свободной воды. Но
вот правый берег остановился. Видно, лед где-нибудь уперся в далекую землю и
стал.  Но ледяное поле с левой стороны продолжало идти,  и речка становилась
уже.  Все на судне знали,  что ничто сейчас не остановит движения льда и оба
берега сомкнутся, как лезвие гигантских ледяных ножниц. Они пополам разрежут
судно,  если оно не успет добежать до свободной воды.  Эх,  если б ветер дул
немного покрепче!
     Шкипер Титов стоял сам  на  руле.  Поставили все  паруса,  сколько было
можно. "Савватий" был хороший ходок, но всем казалось, что судно еле ползет,
а лед все скорей и скорей двигается по мере того, как уменьшалось расстояние
между ледяными берегами.  Если не выскочить из этих ножниц, лед зажмет судно
и поломает, как спичечную коробку. Теперь никто уж не баловался на палубе, а
ребята прислушивались к  ветру.  То казалось,  что он слабеет,  то вот будто
задул сильней.
     Титов знал,  что если и  за  полсажени до  выхода затрет льдом,  то все
равно  судно  погибло.  Подводную  часть  сплющит,  а  то,  что  над  водой,
поломается,   и  придется  всем  бродить  по  льду,   пока  не  подберет  их
какое-нибудь промысловое судно.
     Федор с мачты крикнул:
     - Еще с полверсты!
     Все  понимали,  что  это  значит:  это  до  свободной воды  осталось  с
полверсты.
     - Ветер плохо держит!  - сказал Титов стоявшему рядом коржику Дмитрию и
крепко выругался.
     - Так тому и быть, - весело сказал Дмитрий и закурил трубку.
     - Подобрать, что ли, шкот?* - спросил он Титова.
     ______________
     *  Шкот  -  веревка,  которой притягивается парус;  "подобрать шкот"  -
больше натянуть его.

     - Подбери, - сказал Титов.
     Шкипер не знал,  будет ли лучше. Он выжал уже из судна всю его скорость
и тут уж рассчитывал на легкую руку: знал, что Дмитрий удачлив.
     Дмитрий подобрал.  Показалось,  что  судно пошло немного ходче.  Еще бы
пять минут -  и на свободной воде! А лед жмет и жмет, как будто нарочно дает
судну еще бежать, чтоб за вершок до выхода зажать и размозжить.
     Все смотрели, как все ближе подходило ледяное поле слева.
     - Ну, ребята, - сказал кто-то, - выноси пожитки на палубу.
     Но люди не оглянулись,  не ответили,  смотрели на лед,  и говоривший не
двинулся.
     - Хоть дуй в паруса!
     Федор слез сверху: боялся, не слетела бы мачта, как затрет льдом.
     Оставалось сажени три до выхода,  но лед был так близко, что можно было
бы на него спрыгнуть.
     Титов напряженно и  зло  смотрел вперед.  Ему  с  кормы не  видно было,
сколько осталось.  Но он знал,  что пока не вышли на свободную воду - нечего
радоваться.
     Вдруг все оглянулись назад, за корму.
     Титов понял,  что проскочили. Он оглянулся: не верилось, что только что
выскочило судно из этого узкого прохода.
     - Возьми руль,  Тишка,  -  крикнул он молодому парню, а сам спустился в
каюту.
     - Пошел старик выпить, - шепнул Дмитрий Тишке.
     Теперь все ожили, заговорили. Федор снова полез на мачту.
     Он внимательно осмотрел всю свободную ото льда поверхность воды.
     Заметил вдали мачту судна.  Рассмотрел в  трубу все:  судно норвежское.
Норвежцы с машиной пробирались туда,  куда не пролезет неуклюжий парусник. И
когда по  свободной воде  "Савватий" приблизился к  новому ледяному полю,  с
другой стороны его  торчали две  мачты норвежского кутера.  А  вон  по  краю
льдины черные точки.  Как  мухи на  скатерти.  Федор хорошо видел,  что  это
тюлени.  С  другой стороны льдины их было больше,  и  там со шлюпки работали
норвежцы. "Савватий" опять лег в дрейф.
     - Бери моржовки, ребята! - командовал Дмитрий.
     Люди  выносили из  каюты короткие ружья.  Они  были  новенькие,  хорошо
смазанные и красиво блестели.
     - Эх!   -  сказал  молодой  парнишка  Тихон,  -  вот  здорово-то!  -  и
приложился, хотелось пострелять.
     - Ну, не балуй, в шлюпку лезь, - крикнул Федор.
     Тюлени, как овцы: беззащитные и глупые. Они лежали по краю льдины, чтоб
в случае опасности плюхнуть в воду. Но они, недоумевая, смотрели на шлюпку с
людьми и не двигались.
     Дмитрий начал  и  выстрелом сразу наповал убил  крайнего тюленя.  Тихон
ударил второго.  Тюлени оглядывались на выстрелы и  с  любопытством глядели,
как опускал голову сосед. Но ни один не двигался.
     С  другой  стороны льдины ясно  стукали выстрелы норвежцев:  сухо,  как
гвозди вколачивают.
     - Ишь, черти, - сказал Дмитрий, - вон у них ряд-то какой! Лазят в наших
берегах.
     - Да ведь это какие уж берега, тут сама голомень*, - ответил Федор.
     ______________
     * Голомень - по-поморски - открытое море.

     - Им хорошо,  -  не унимался Дмитрий,  -  судно моторное,  куда хочешь,
анафемы, пролезут; вон, так и чистят.
     Ряд кончался.
     - Ну, я им сейчас вклею! Стоп, Тишка, не стреляй! Последнего я сам.
     - Брось, не надо, - сказал Федор, - знаю ведь...
     Молодые ребята не  понимали,  что  затевает коржик,  и  с  любопытством
глядели то на стрелка,  то на тюленя.  Тюлень важно и тупо смотрел, повернув
вбок голову.
     Щелкнул выстрел,  и  в ту же минуту раздался пронзительный визг тюленя.
Он бился с раздробленной ластой*.
     ______________
     *  Ноги у  моржей и  тюленей называются ластами -  не  то  лапы,  не то
плавники.

     Дмитрий встал в шлюпке и смотрел на ту сторону льдины.
     Тюлени с  норвежской стороны,  как лягушки с берега,  прыгали со льда в
море.
     - Вот, вон, - хохотал Дмитрий, - штук сорок не добили. Вот игра!
     Ребята тоже смеялись. Тишка добил раненого тюленя.
     С норвежской стороны щелкнул выстрел,  и пуля прожужжала совсем близко.
Вслед за ним второй. Дмитрий сел.
     Ребята нагнулись.
     - Видишь, дурак, что теперь, - проворчал Федор.
     - Подгреби ко льду,  -  крикнул Дмитрий. Злым и веселым стало его лицо.
Он  быстро  зарядил моржовку и,  прикрываясь обрывом льда,  стал  стрелять в
норвежцев, как из окопа.
     Тишка не отставал.
     - Да брось,  побойтесь бога!  -  кричал Федор.  - Андели - беда, ведь в
живых людей бьете!
     Раз!.. раз!.. били поморы*.
     ______________
     * Поморы - приморские жители русского Севера.

     Тук!.. тук!.. отвечали норвежцы.
     Пулей задело и раскровило ухо гребцу.
     Он схватил третью моржовку, забил патрон и стал палить.
     Федор быстро выпростал руки из рукавов малицы* в  пазуху,  оторвал клок
рубахи, наткнул на багор и выскочил на лед.
     ______________
     * Малица - меховая рубаха с широко вшитыми рукавами.

     Он  побежал  с  этим  флагом,  скользя  по  льду,  навстречу норвежским
выстрелам.
     Норвежцы замолкли. Но Дмитрий поднял моржовку.
     Ребята схватили его за руку:
     - Оставь!
     - Да ну вас! Пусти! - вырывался Дмитрий.
     Но все уже опомнились и  отняли у  Дмитрия ружье.  Со стороны норвежцев
шли навстречу Федору два человека.
     Тишка выскочил на лед и побежал догонять Федора.
     Скоро один человек только остался в  шлюпке.  Норвежцы и поморы сошлись
на середине льдины.
     Норвежцы ругались.  Они знали,  что нарочно,  назло поморы испортили им
охоту.  Все  говорили,  кричали и  спорили.  Федор  извинялся,  предлагал на
мировую  десяток  тюленей.  Почти  всякий  моряк-помор  знает  по-норвежски.
Кое-как уладил. Норвежцы даже выпить звали.
     - Экой ты, Митька, кипяток, - выговаривал ему Федор, когда возвращались
к  шлюпке,  -  хорошо еще,  никого из  них не  подбили.  Когда-нибудь и  сам
пропадешь и других, дурак, погубишь.
     - Пусть знают, черти! - кричал Дмитрий.
     - Да знать-то они лучше нашего знают, а вон что выходит...
     - Чего ты-то полез?
     - Да ведь зря все!..
     - Баба ты в портках, вот я тебе что скажу. Тьфу!
     Он зло плюнул в сторону Федора и пошел вперед.
     - Эх, не плюй, парень, в колодец, гляди, пригодится...
     - Это кто? Ты-то? - обернулся на ходу Дмитрий. - Тьфу! Видать что баба:
кто за ружье, а он за тряпку.
     - Гляди, самовар какой, - усмехнулся Федор, - уж немилым глазом на меня
глядит.

     Когда  убирали тюленей,  Дмитрий все  злился и  не  говорил с  Федором.
Дмитрий сам смотрел из  бочки с  верхушки мачты.  Вон далеко на  льду что-то
черное. Глянул в трубу и сейчас же бросился вниз, чуть не слетел.
     - Шлюпку,  шлюпку!  - кричал он, горячась, и стал надевать свой тяжелый
пояс с патронами.
     - Ну чего там? - спросил Федор.
     Дмитрий только зло глянул.
     - Что? - спросил Титов.
     - Морж и два медведя.
     - Да врешь?
     Шлюпка изо всех сил шла к льдине. Простым глазом можно было уже увидеть
зверей.

     Огромный морж, поднявшись на ласты, вертелся, сколько позволяло ему его
огромное тучное тело.  Два  медведя,  один молодой,  старались обойти его  и
напасть сзади. Морж - лев северных морей, он сильный и храбрый зверь. Бывали
случаи,  что  рассвирепеет и  бросится на  шлюпку с  людьми.  Доски  клыками
выламывал. В воде он никого не боится. Но на льду ему плохо. Грузно движется
он на своих неуклюжих ластах.  А  все-таки один на один медведь боится с ним
связаться.
     Морж старался подвинуться ближе к воде, оставалось уж недалеко. Медведи
боялись, что вот-вот уйдет он от них, но все не решались наброситься.
     Дмитрий не спускал с них глаз.  Заметят его медведи, убегут еще, а морж
тогда живо доберется до воды, и поминай как звали.
     Солнце  ярко  освещало блестящий лед,  и  его  сияние  ударяло снизу  и
слепило глаза.  Дмитрий вылез на лед и,  держа в  руках заряженную моржовку,
побежал к  зверям.  Он  хотел подбежать как  можно ближе,  пока они  его  не
замечают, чтобы без промаха стрелять. Старый медведь забежал со стороны воды
и  преграждал путь моржу.  Морж резко повернулся в  его сторону,  и  медведь
попятился, молодой не решался схватить моржа за хвост.
     Дмитрий боялся,  чтобы медведи не попортили моржовой шкуры раньше,  чем
он добежит, и боялся, чтоб не упустили моржа в воду.
     Со  шлюпки с  напряжением следили за приближением коржика и  за борьбой
зверей.
     Но вдруг Тишка крикнул:
     - Майна, майна*, не видит! Митька!
     ______________
     * Майна - полынья.

     Все  сразу  увидали  темневшее впереди  коржика затянутое тонким  льдом
пространство.
     Кричали, но Дмитрий ничего не слышал и видел только, что еще сажени три
- и морж уйдет.
     - Давай багор, бежим! - крикнул Федор и пустился вслед за Дмитрием.
     Кляцнул,  звякнул лед,  и Дмитрий провалился с разбегу в воду.  Тяжелые
патроны  тянули  вниз,  он  на  секунду  вынырнул  и  опять  скрылся.  Снова
показались руки.
     Никто не решался пойти по тонкому льду.  Все смотрели на Федора. Он лег
на лед и пополз на животе к краю майны.
     Тишка не  выдержал и  тем  же  порядком пополз следом и  схватил его за
ноги.  Федор подвел багор как раз под руки,  которые показывались из  воды и
беспомощно хватали воздух.  Руки схватили багор.  Показалась голова Дмитрия.
Испуганные, сумасшедшие глаза глядели на Федора. Вдруг Дмитрий пустил багор.
Нарочно ли,  или сознание оставило его?  Но Федор острым крюком багра уцепил
его за  малицу и  потянул.  Тишку тянули ребята з