са в щелку двери:
     - И с ним ящик огромадный, неизвестно, что в нем.
     - Выступает Захарьев после летучей немки, - крикнул из-за дверей Рыжий,
- так и передай!
     А "летучая немка" уж начала свой номер.  Музыка играла вальс, огни были
притушены, и в темном воздухе, в луче прожектора появлялась то в одном, то в
другом краю  цирка  блестящая бабочка.  Немка  на  черной невидной проволоке
летала по цирку, к рукам от колен шли шелковые тонкие крылья. Луч прожектора
раскрашивал  ее  в  яркие  огненные  цвета.  Она  взмахивала  крылышками  и,
казалось,  легко порхала в  воздухе.  Публика нетерпеливо ждала конца:  всем
скорей хотелось видеть тигров.
     Но вот немка спустилась,  публика вяло хлопала.  Зажгли полный свет. Из
прохода вышел Захарьев.
     - Вот, почтеннейший публикум, - крикнул он ломаным голосом, - вот у нас
несчастье! Сегодня последний раз в нашем циркус можно давай по морде!
     Директор заворочался на своем стуле - не наскандалил бы Захарьев.
     - Вот я  прошу уважаемый гражданины,  кто желает мне помогай?  Немножко
постоит,  я от сердца давай ему последний оплеуха! Немножко постоять смирный
- нам нельзя больше пять минутки! Граждане и гражданяты! Кто-нибудь!
     Захарьев обводил весь цирк глазами.  Все молчали.  Директор от волнения
привстал в своей ложе.
     - Пожалуйста!  -  кричал  Захарьев  и  прикладывал  руку  к  сердцу.  -
Кто-нибудь!
     Вдруг  из  первых  рядов  поднялся высокий гражданин в  котелке и  стал
протискиваться на арену.
     Директор совсем  встал,  глядел и  не  мог  узнать.  В  проходе артисты
шептались - никто ничего не мог понять. А высокий гражданин вышел на арену и
спросил глухим басом:
     - Хорошо, только можно воротник поднять?
     И тотчас поднял воротник. Видно было, как он боялся и втягивал голову в
плечи.
     - Ух!  -  подпрыгнул весело Захарьев,  -  уй-ю-ю-юй!  -  есть один. Ну,
стоить смирна!  - Он отошел, разбежался, размахнулся полным махом и замер. -
Нет! вы не закрывайтесь с рукавом.
     Гражданин нехотя опустил руку.
     - Держите  его,  -  крикнул Захарьев в  проход.  Шталмейстер в  мундире
подбежал и сзади обхватил гражданина.
     - Я сейчас руку достану, ух! последний раз так последний раз.
     Захарьев засунул руку в  свои широкие штаны и оттуда вытянул руку -  но
это была огромная рука,  красная, с бородавкой в апельсин на большом пальце.
Он был как рак с клешней. Гул смеха пронесся в цирке.
     Гражданин завертелся в руках служителя.
     - Ага!  спугальсу!  -  визжал  Захарьев.  -  Ух!  последний раз.  -  Он
размахнулся и хватил гражданина этой огромной рукой в ухо.
     Все ахнули:  голова,  вся голова слетела с  гражданина и  покатилась по
песку арены. Она стукнулась о барьер и крикнула: "Ква!"
     Весь цирк встал на ноги.
     - Ай! - визгнула дама в партере.
     И вслед за ней загудел, закричал весь цирк.
     - Я вам сейчас подам! - крикнул Захарьев. - Не сердитесь, гражданин.
     Все смолкли.
     Захарьев подбежал к голове,  схватил ее и вдруг заверещал на весь цирк.
Он бежал по барьеру, а голова зубами вцепилась ему в огромный палец.
     - Ай,  не буду, не буду! - верещал Захарьев. Он обежал круг и выбежал в
проход. Служитель пустил гражданина. Он повертелся в разные стороны, пошарил
по песку. Потом махнул безнадежно рукой и пошел в проход за Захарьевым.
     Весь цирк стоя хлопал. Кричали:
     - Захарьев! Захарьев!
     Захарьев вышел. Гражданин шел за ним.
     Захарьев кланялся на все стороны.  Гражданин стоял за ним с  головой на
плечах и как ни в чем не бывало кланялся за Захарьевым.
     Захарьев снял  свой клоунский колпак и  замахал им  публике.  Гражданин
схватился за голову, он шарил по волосам, искал шапку. Потом схватил себя за
волосы,  дернул вверх.  Голова повисла в  руке,  и гражданин замахал публике
головой, как шапкой.
     Затем он поднял колено и  с  размаху стукнул по нему головой.  И голова
крикнула на весь цирк: "Ква!"
     Гражданин выпустил  голову,  схватился за  бока,  дернул  вниз  пальто,
пальто  сползло,   и   из  поднятого  воротника  высунулась  голова  Рыжего,
высунулась и прокричала на весь цирк:
     - Ку-ку-ре-ку!
     Все  еще  хлопали,  ждали  следующего выхода.  Служители оглядывались в
проход.  Но никто не выходил.  Директор поднялся из своей ложи, тяжело сопя,
пошел за кулисы. Через минуту он вышел и сказал:
     - Объявите антракт. Второго клоуна сегодня не будет. Ставьте клетку для
Кандерос.

     Клоун Захарьев сидел перед зеркалом в своей уборной. Ноги он положил на
подзеркальный столик, руки засунул в карманы и, откинувшись на спинку стула,
раскачивался и  пускал дым  в  потолок.  Рыжий  сидел  на  диванчике,  ногой
подбрасывал спичечную коробку  и  ловил  ее  зубами.  В  дверь  стукнули,  и
служитель сказал:
     - Директор спрашивает, будете репетировать или пойдет вчерашний номер?
     - Пошли ты своего барина к чер-р-ртям!
     Служитель смотрел выпуча глаза.
     - К чертям! понял? - крикнул Захарьев и так качнулся на стуле, что чуть
не слетел.
     Служитель хлопнул дверью и ушел.
     Рыжий с коробкой в зубах выскочил за ним следом.
     - Стой!  - крикнул Рыжий, и коробка прыгнула изо рта на целую сажень. -
Стой! Я сам скажу директору.
     Рыжий обогнал служителя и мигом скатился с лестницы.
     Директор стоял  на  арене и  говорил с  летающей немкой Амалией.  Рыжий
кивком головы отозвал директора.
     - Почему так таинственно? - сказал директор и не спеша подошел.
     - Захарьев ставит номер. И опять непременно с оплеухой. Согласны?
     - Если повторите вчерашний... - начал директор.
     - Нет, но с оплеухой обязательно.
     - Да  уж  не  знаю...  -  помялся директор и  пошевелил животом.  Рыжий
двинулся.
     - Ну, пожалуйста, пожалуйста, - живо заспешил директор.
     - Условие, - сказал Рыжий, - репетируем одни, чтоб никого не было.
     Директор  кивнул  головой,  а  Рыжий  бросился  догонять летучую  немку
Амалию.
     - А впрочем у меня есть кем заменить, - сказал вдогонку директор.
     Но  Рыжий  не  слышал,  он  что-то  говорил Амалии  коверканым немецким
языком. Амалия смеялась, подымала брови и директор слышал только:
     - Ах, зо! ах, зо!
     А Рыжий все шептал ей в ухо.
     Рыжий не приходил,  и  Захарьеву уж надоело смотреть на свои подметки в
зеркало. Он хотел встать, как вдруг в дверь пулей влетел Рыжий.
     - Дело! Дело! - заорал Рыжий.
     А Захарьев опять закачался и важно заметил:
     - Ухожу и пусть плачут.
     - Дурак! - крикнул Рыжий, - лучше выходи и пусть смеются. Индюк ты, тут
такое дело!
     Рыжий выглянул в двери, оглядел, пусто ли в коридоре, запер на задвижку
дверь, скинул Захарьева со стула и плюхнул его на диван.
     - Молчи и  слушай!  -  и Рыжий стал шептать.  Захарьев прищурясь глядел
сначала в стену, потом раскрыл глаза на Рыжего и вдруг крикнул:
     - Врешь! согласна?
     - Идем доставать сбрую, тебе же сбрую целую надо!
     Рыжий схватил с подоконника шапку и нахлобучил Захарьеву по самые уши.
     Оба выбежали вон.
     У них оставалось всего пять часов до начала спектакля.
     Уж  последние  артисты  уходили  с  репетиции.  Служители гасили  свет.
Летучая немка Амалия в шубке и шапочке хохоча вошла на арену.  За ней следом
вился Рыжий. Неуклюжий сверток звенел у него под мышкой.
     - Погляди,  Захарка,  чтоб ни одного чучела не бродило около, - крикнул
Рыжий назад в проход.
     - Никого! - крикнул Захарьев из прохода.
     Им оставили один большой фонарь под куполом цирка.
     Рыжий стал спешными руками разворачивать сверток.

     Директор сидел в  своей конторе и  делал вид,  что  проверяет счета,  а
краем уха  прислушивался,  не  слышно ли  чего  с  арены.  Но  оттуда ничего
решительно не  было слышно:  ни  клоунских выкриков,  ни звонких оплеух,  ни
визгу.
     Прошло  два  часа.   Директор  не   вытерпел.   Он   кликнул  дежурного
капельдинера и сказал:
     - Подите,  товарищ, скажите им, что пора кончать... Посмотрите, что они
там делают, может, я даром для них свет держу. И доложите мне.
     Дежурный побежал.
     Директор  заходил  по  конторе,  очень  не  терпелось ему  узнать,  что
застанет там на арене дежурный.
     Через две минуты вернулся дежурный.
     - Ну что? что? - спросил директор и задышал громко.
     - Никого нет, ушли и свет погасили.
     Директор выпустил воздух и повернулся спиной.

     Публика уселась,  оркестр из  большой ложи  рванул марш,  и  яркий свет
ударил  сверху.  Бойко  выскочил из  прохода на  арену  вороной конь,  белый
наездник легко, как бумажный, подлетел и стал в рост на спине лошади.
     Спектакль начался. Парадный воскресный спектакль. Номер шел за номером.
И  вот очередь клоунам,  но это пять минут,  за ними следом все ждали клетку
тигров и среди них артистку на лошади.
     Музыка играла, на арене было пусто. Клоуны не выходили.
     А посланный от директора стучал во всю мочь в двери Захарьеву:
     - Идите, - кричал служитель, - скандал, директор бесится.
     - По-сле тигров! - крикнул Рыжий из-за дверей, - скажи: последний номер
наш. А не хочет - пусть своего племянника выпускает.
     - Товарищ Рыжий,  -  завопил служитель,  -  музыка  второй раз  играет!
Директор велел...
     - Пусть сам,  катается кубарем, коли хочет, - крикнул Захарьев. - После
тигров и шабаш!
     Служитель зашлепал рысью по коридору.
     Все видели,  как директор,  разинув глаза и растопыря руки, слушал, что
передавал ему служитель. Потом вдруг нахмурился, покраснел и крикнул зло:
     - Клетку!
     Капельдинер вышел на арену и сказал громким голосом:
     - Граждане! антракт на десять минут.
     А служители бросились укреплять высокую железную решетку вокруг арены.
     И  вот  под звонкий марш,  под медные трубы,  мягкой походкой,  один за
другим прокрались по решетчатому коридору тигры.
     Они вошли на арену,  жмурились на свет и  заходили в беспокойстве вдоль
решетки.  Они зло искоса глядели на публику,  и  люди невольно прижимались к
стульям.
     Оркестр переменил музыку,  заиграл плавный вальс,  и  на  арену въехала
Луиз Кандерос на высокой белой лошадке.
     Артистка улыбалась и  кланялась публике,  кивала головкой и не глядела,
как скалились тигры - и как на них косила глаза белая лошадка.
     - И гоп! - крикнула Кандерос и взмахнула вверх рукой.
     Лошадка стала на дыбы и пошла под музыку вкруг арены. Тигры заметались,
забегали в  клетке,  но  наездница не  глядела на них и  беспечно покачивала
головкой в  такт музыке.  Лошадка сделала полный круг и  дошла до  подъемных
дверей клетки.
     - Алле!  -  крикнула артистка. Лошадь опустилась, и вдруг все заметили,
что что-то случилось.  Будто лошадь наступила на лапу тигру,  и в тот же миг
зверь  махнул лапой,  лошадь рванулась,  артистка едва  усидела,  весь  цирк
завыл,  публика забилась, затопотала на своих местах. Но уже десять железных
шестов просунулось в клетку,  как пики, и выстрелы залпом ударили в воздухе.
Никто не мог понять,  что происходит,  все ждали ужаса и крови,  сейчас, сию
минуту, и люди не слышали своего крика за ревом зверей. Публика не заметила,
как  помощники артистки успели поднять вмиг  железную дверь.  Эти  помощники
были всегда наготове,  с  шестами и  револьверами.  На один миг они напугали
тигров и  за  этот миг сделали все.  Зрители пришли в  себя,  когда лошадь с
артисткой была уже в  решетчатом коридоре и  железная дверь опустилась сзади
нее.  Через две минуты все было в порядке, и тигры один за другим, рыча, шли
по коридору вон с арены.
     Публика волновалась, некоторые уходили, уводили детей.
     Но  в  это время на арену вышел сам директор и  зычным голосом,  как из
бочки, возгласил поверх всего шума:
     - Граждане!   Артистка  невредима!   Легко  ранена  лошадь.   Спектакль
продолжается.
     И сейчас же грянула веселая музыка.  На арену выскочил Рыжий, в руке он
держал обруч, публика сразу стала садиться на места.
     Директор вспотел от волнения,  он стоял в проходе и утирал красное лицо
платком.  Он с радостью замечал, что публика начинала успокаиваться, и водил
глазами по верхним местам. Он не заметил, как подбежал к нему Рыжий:
     - Гражданин  директор!   -  крикнул  над  самым  ухом  Рыжий.  Директор
вздрогнул, котелок соскочил на толстый затылок. Смех легким шумом пробежал в
публике.
     - Гражданин директор, держите обруч! - и Рыжий тянул директора за рукав
на арену.
     Толстый директор шагнул два шага.
     - Держите колесо!  -  Рыжий совал ему в  руки обруч.  -  Я прыгай,  как
велосипед! - заорал Рыжий.
     Он  отбежал и  колесом покатился к  обручу.  Но в  это время из прохода
вбежал Захарьев.
     - Мой обруч!  -  взвизгнул Захарьев на весь цирк и  вырвал у  директора
обруч. Рыжий вскочил на ноги:
     - Что-о? твой? отдай!
     - Мой, - завизжал Захарьев и бросился бежать.
     А директор стоял,  мигал глазами и не знал, что затеяли клоуны, - но уж
рад был, что публика весело гудит и на галерке и в ложах.
     - Гражданин директор!  -  подскочил Рыжий.  - Можно я ему по морде дам?
Сегодня. Воскресная оплеуха?
     Директор кивал головой, растопырив руки.
     - А!  можно!  -  закричал Рыжий и  во всю прыть погнался за Захарьевым.
Захарьев бежал по барьеру арены, Рыжий за ним. Захарьев дал такого хода, что
уж сам сзади стал нагонять Рыжего, а Рыжий бежал в двух шагах впереди, орал:
     - Держите его!  -  и  вдруг упал и встал на барьере горбом.  Захарьев с
разбегу вбежал на  него и...  и  не сбежал вниз:  он с  разгону так и  пошел
вверх,  пошел прямо по воздуху,  быстро семеня ногами, как будто под ним был
твердый помост.
     Весь цирк ахнул.
     А Захарьев орал во весь голос сверху:
     - Держите,  держите меня!  ой,  что со  мной делается!  -  И  еще шибче
перебирал ногами.
     Летучая немка Амалия, откинувшись на стуле, хохотала в ложе.
     А  Захарьев кругами забирал в  воздухе все выше и  выше.  Он  уже был у
перил,  что  отделяют галерею,  и  тут  вдруг попал ногами на  эти  перила и
побежал.
     Рыжий уже влез туда же и  бежал за ним следом,  они добежали до пустого
пролета,  и  вот Захарьев пробежал по  воздуху над пролетом как ни в  чем не
бывало. Рыжий повернул назад.
     - Ой,  держите меня! - орал Захарьев, - за что попало, хватайте меня! -
и  бежал  по  воздуху,  поперек,  через цирк.  И  вдруг Рыжий выскочил из-за
барьера галерки и -  цап! поймал за обруч. Захарьев бежал теперь по воздуху,
перевернувшись вверх  ногами,  он  по-прежнему бежал ногами,  будто муха  по
потолку.  Рыжий висел на  обруче.  Они были на самой середине арены,  но уже
всего на двух саженях высоты.
     - Дай! - крикнул Рыжий. - Бах! и оплеуха щелкнула звонко на весь цирк.
     Захарьев бросил кольцо,  и Рыжий полетел вниз. И в этот миг потух свет.
Он вспыхнул через минуту.
     Захарьев с  Рыжим  стояли  рядом  посреди  арены  и  кланялись публике.
Захарьев помахал клоунским колпачком,  и  вот колпак сам поднялся в  воздух.
Только тогда  публика увидала тонкий проволочный канат,  что  шел  к  самому
куполу цирка.  Он  был черный,  его нельзя было сразу заметить.  Это был тот
самый канат, на котором летала Амалия.
     Цирк хлопал,  хлопал от  веселой души;  забыли все про страшных тигров.
Директор махал клоунам котелком из своей ложи.

     В уборной Рыжий снимал сам,  запыхавшись,  с потного Захарьева ременную
сбрую:  это были кожаные подтяжки.  К ним приделано было железное кольцо, за
которое и прицеплялся немкин черный проволочный канат.
     - Чуть не сдох! - отдувался Захарьев. - Распрягай живей!
     В это время без стука в дверь влетел в уборную директор.
     - Голубчики,  выручили!  Милые мои,  спасли, как из огня! - он старался
обнять сразу Рыжего и Захарьева.
     - Так можно оплеуху? А? - крикнул Рыжий.
     - Кому хотите, хоть мне, лишь бы весело! - чуть не плакал директор.
     Но Захарьев сказал задыхаясь:
     - А что ж ваш племянник, гражданин?
     - Дурак ты,  - вдруг сказал директор, - никакого племянника нет, отроду
не было.  Это я нарочно пугал, чтобы вас, бестий, подстегнуть. Верное слово!
В цирке уж известно: не стеганешь - и толку нет.
     Захарьев плюнул в пол, но вдруг обернулся к директору:
     - Ну, черт с тобой: мировая.
     И хлоп ему ладонью в руку.
        "Борис Степанович Житков. Компас"



     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Б.Житков. "Джарылгач". Рассказы и повести
     Издательство "Детская литература", Ленинград, 1980
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 июня 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Было это давно,  лет, пожалуй, тридцать тому назад. Порт был пароходами
набит - стать негде.
     Придет пароход -  вся команда высыпет на берег,  и остается на пароходе
один капитан с помощником, механики.
     Это  моряки забастовали:  требовали устройства союза и  чтоб  жалованья
прибавили.
     А  пароходчики не  сдавались  -  посидите  голодом,  так  небось  назад
запроситесь!
     Вот уже тридцать дней бастовали моряки. Комитет выбрали. Комитет бегал,
доставал  поддержку:   деньги  собирал.   Вполголода  сидели  моряки,  а  не
сдавались.
     Мы  были молодые ребята,  лет по  двадцать каждому,  и  нам черт был не
брат.
     Вот сидели мы как-то, чай пили без сахара и спорили: чья возьмет?
     Алешка Тищенко говорит:
     - Нет.  Не сдадутся пароходчики, ничто их не возьмет. У них денег мешки
наворочены. Мы вот чай пустой пьем, а они...
     Подумал и говорит:
     - А они - лимонад.
     А Сережка-Горилла рычит:
     - Кабы у  них с  этого лимонаду пузо не вспучило.  Тридцать дней хлопцы
держатся, пять тысяч народу на бульваре всю траву задами вытерли.
     А Тищенко свое:
     - А им что? Коров на твоем бульваре пасти? Напугал чем!
     И ковыряет со злости стол ножиком.
     Тут влетает парнишка.
     Вспотелый, всклокоченный.
     Плюнул в пол, хлопнул туда фуражкой, кричит:
     - Они здесь чай пьют!..
     - Лимонад нам пить, что ли? - говорит Тищенко и волком на него глянул.
     А тот кричит бабьим голосом:
     - Они чай пьют, а с "Юпитера" дым идет!
     Тищенко:
     - Нехай он сгорит, "Юпитер", тебе жалко?
     - С трубы, - кричит, - с трубы дым пошел!
     Тут мы все встали, и Сережка-Горилла говорит:
     - Это не дым идет, а провокация.
     Парнишка плачет:
     - Черный! Там дворники под котлами шевелят. Пошли!
     Выскочили мы, пошли к "Юпитеру".
     Верно, из пароходной трубы шел черный дым, а кругом - и на сходне, и на
пристани,  и на палубе -  кавалеры в черных тужурках.  Рукава русским флагом
обшиты, и на поясе револьверы. Не подойти.
     - Союзники русского народа, - объясняет парнишка.
     Будто  мы  не  знаем,  что  такое "союз русского народа" -  полицейская
порода.
     Когда мы на бульвар пришли, только и разговору, что про "Юпитер". Стоит
народ, и все на дым смотрят.
     Взялся  капитан  с   дворниками  в   рейс  пойти,   сорвать  матросскую
забастовку. Капитан - из "русского народу", и охрану ему дали: двадцать пять
человек.  Дворники не дворники,  а уголь шевелят здорово. На руль помощников
капитан поставит, в машину - механиков...
     - Очень  просто,   что  снимутся,  -  говорит  Тищенко,  -  а  в  Варне
заграничную команду возьмут - и пошел.
     Сережка вдруг оскалился, говорит:
     - Не пустим!
     - Ты ему соли на корму насыпь, - смеется Тищенко.
     - Знаем,  как насолить, - говорит Сережка. - Пойдем... - И толкает меня
под бок.
     Вышли мы из толпы.
     Сережка мне говорит:
     - Ты не трус?
     - Трус, - говорю.
     Он помолчал и говорит:
     - Так вот,  приходи ты сегодня в одиннадцать часов на Угольную, я около
трапа тебя ждать буду. И никому - ничего.
     Пальцем помахал и пошел прочь.
     Чудак!
     Прихожу в одиннадцать на Угольную пристань. Фонари электрические горят,
и  от  пристани н