щем.   Правда,
социум может  выживать и  за счет отдельных
своих членов,  ценой отдельных человеческих
жертв.   Введение   в   искомые   параметры
человеческого    измерения    и    взаимная
корреляция  выживаемости   как  социума   в
целом,   так    и    отдельного    человека
характеризовала бы  гуманистическую природу
подобных конкретных показателей самооргани-
зации  общества.  Поиск  таких  показателей
невозможен без  теории,  причем  социальной
теории особого  типа. Речь  идет  о  теории
самоорганизации общества,  которая  еще  не
построена или  не завершена  как теория, но
многие  ее   предпосылки  уже   активно   и

                                        123

эффективно  работают   в   таких   отраслях
знания,    как     социально-стратегические
исследования, стратегический менеджмент.
  Итак, истинность  прогностического знания
связывается  здесь   с  учетом  двух  рядов
обстоятельств.  Это   знание   может   пре-
тендовать на истинное, если оно, во-первых,
правильно  отражает   текущие  тенденции  и
вероятности   их    возможного   изменения-
прерывания.   Но   этого   соответствия   в
обществознании       может        оказаться
недостаточно, если,  и  это  во-вторых,  не
будет произведен  учет  позиций  конкретных
социальных субъектов и сравнение избираемых
ими направлений  деятельности с конкретными
параметрами    выживаемости    социума    и
отдельного человека в нем. Истинные оценки,
производимые в  рамках этих  двух направле-
ний,      могут      оказаться      взаимно
противоречивыми  -   и  в   этом  сложность
установления     конкретной      истинности
социального       прогноза.       Допустим,
предсказание гибели  человечества и  стрем-
ление этой  гибели  избежать,  предсказание
экономического краха и практические меры по
его преодолению - взаимно противоречивы.
  Кроме    того,     противоречие     может
наблюдаться и  во втором  измерении. Когда,
допустим, декларируемая  и практически вне-
дряемая тем  или иным  субъектом  "высокая"
цель   -   ницшеанский   сверхчеловек   или
всеобщее равенство  - становится конкретной
угрозой выживаемости  социума  и  человека.
Наличие такого  противоречия будет  служить
показателем   неистинности   прогноза   или
утопии.    В     моральном    же     смысле
вырабатывающая критерии выживаемости теория
социальной  самоорганизации  представляется

124

более гуманистичной по сравнению с теориями
и  утопиями,  обосновывающими  нечто  более
"высокое",   чем    простое    человеческое
существование   человека,   или   известную
романтическую   максиму:    жить,   а    не
существовать!
  Особенность прогностической  истинности в
том, что это - не единожды зафиксированная,
а  постоянно   корректируемая  величина   в
зависимости от  изменения текущей ситуации.
Прогностическая  истинность  гораздо  более
актуальна не  как констатирующая  оценка по
конечному   результату,    а   как   оценка
возможности, таящейся  в  действительности.
Ведь   истина    -   это,   прежде   всего,
соответствие реальности,  потому  и  истина
будущего    -    соответствие    реальности
настоящего. Причем,  реальности, как объек-
тивной,  так  и  субъективной.  Ибо  истина
нужна человеку не просто как констатируемый
факт, но,  прежде всего,  как  существенная
опора в его текущей деятельности.
  Господство  объективного   подхода   было
присуще советскому  обществознанию в целом.
Насаждавшийся в  нашей теории объективный и
"однозначно истинный"  характер предвидений
классиков  марксизма   в  немалой   степени
дискредитировал            прогнозирование.
Объективность     заключалась     уже     в
невозможности отказа  от такого "железного"
аргумента познания",  как "объективная  не-
обходимость". Ибо  в самом этом аргументе -
в его гегелевско-марксистской интерпретации
- заведомо  содержится безальтернативность,
однозначность,   разделенность    мира   на
объективно необходимое  и все  остальное. А
раз так,  - отказаться можно от чего угодно
-  от  конкретных  условий,  от  ценностных

                                        125

ориентаций, от желаний отдельных личностей,
от наблюдаемых  "невписываемостей" в  конце
концов (хотя все это "следует учитывать"!),
но  только   не  от   определенным  образом
понимаемой  объективной  необходимости.  От
Гегеля, а  вернее еще от гераклитовского "в
одну реку  нельзя войти  дважды",  и  пошло
своеобразное      однобокое       понимание
объективной  необходимости:   развитие  аб-
солютно,то есть  "объективно необходимо", а
покой -  относителен, не  необходим. Момент
стабилизации  стал   мыслиться  как  проти-
воречащий объективной логике, а в советском
обществознании как субъективная апологетика
того же  капитализма и  т.д. Объективность,
таким образом,  фактически господствовала и
в  интерпретациях   субъективных   позиций.
Последнее следовало  пропускать сквозь сито
диалектической  дихотомии  мира:  все,  что
соответствовало                "объективной
необходимости",   а   фактически   телеоло-
гическому    идеалу    развития,    то    и
признавалось  истинным.   В   этом   смысле
разницы между Гегелем и Марксом нет.
  Объективная        необходимость        в
диалектической интерпретации  не  принимает
во внимание  такого  основополагающего  мо-
мента всех процессов жизни, как сохранение,
стабильность. По сути, основным мотивом или
движущей силой  всего живого является мотив
сохранения, сберегания своей самости. Любые
приспособления к  среде, в  том числе и те,
что   составляют    собственно    развитие,
определяются этим базисным стремлением.
  Не менее  значим этот объективный мотив и
в человеческой жизнедеятельности. И никакие
обоснования типа "человек должен стремиться
к Идеалу"  не противоречат  тому, что  само

126

это стремление  и есть мотив, прежде всего,
сохранения человеческой самости. Так почему
же момент сохранения, который для всего жи-
вого обозначает - быть и быть самим собой в
том числе,  - не менее объективно необходим
по   сравнению    с   моментом    развития?
Правильнее   было   бы   говорить   не   об
относительности    одного    из    них    и
абсолютности  другого,  а  об  их  взаимной
объективной необходимости, а лучше - просто
объективности.
  Вместе с  тем,  взаимный  и  равнозначный
учет этих  моментов  в  оценке  социального
будущего   уже    нельзя   назвать   просто
объективным  подходом.   Ибо  этот   подход
одновременно     отражает      субъективную
противоречивость социального  действия  как
такового.    А     именно     одновременную
субъективную мотивацию как к изменению, так
и к  сохранению  себя  и  действительности.
Допустим, оценку  прогноза с  точки  зрения
того,  насколько  предполагаемое  изменение
или идеал  не противоречат сохранению чело-
века   как   такового.   Подобное   видение
грядущего более  симметрично, нежели просто
объектное. В  то же  время это видение дает
возможность  для  преодоления  антигуманной
узости  любых   концептуальных  обоснований
будущего.
  Конкретно это  преодоление  выражается  в
альтернативном представлении  будущего  той
или    иной    теоретической    концепцией.
Альтернативность дает  возможность  выбора,
снижает      агрессивность      воздействия
теоретически задаваемой картины будущего на
человека.  Имеется   в   виду   не   только
объективная,     но      и     субъективная
альтернативность  грядущего,  исходящая  из

                                        127

различного  видения   будущего  социальными
субъектами.   В   этой   связи   актуальной
представляется  идея  "предвосхищающей  де-
мократии" О.Тоффлера11.
  Еще    одно     важное    обстоятельство.
Преодоление     возможного      негативного
воздействия  теоретических   прогнозов   на
жизнь  человека   в  обществе   связано   с
расширением       круга        традиционных
методологических  средств,  используемых  в
общественном прогнозировании.  Поскольку  в
социальном предвидении  особую роль  играет
учет субъективной  проекции  грядущего  или
его   субъективной    мотивации,    то    и
методологически это должно выразиться здесь
более основательно.  До сих пор при расчете
пропорций будущего нашим, приспособленным к
планированию прогнозированием,  преобладали
методы естественнонаучного  предсказания. В
частности, нераскрытыми  и во  многом неис-
пользованными  остаются   пока  возможности
ценностно-смыслового  понимания  в  системе
средств социального прогнозирования. А ведь
именно  эти   возможности   воплощаются   в
разнообразных      методиках      групповых
экспертных  оценок,   становящихся  приори-
тетными    в     современных     социально-
стратегических исследованиях.
  Кроме того,  нуждается в большей гибкости
и сам  методологический каркас теории. Ведь
когда     "научно     выверенный     идеал"
противопоставляется            утопическому


____________________
11   См.: Тоффлер О. Будущее труда // Новая
  технократическая  волна  на  Западе.  М.,
  1986. С. 269.

128

"произвольному конструированию будущего"12,
то это лишь на первый взгляд кажется, будто
это      противопоставление      безусловно
правильно.   Однако   подразумеваемое   под
научностью  отнюдь  не  всегда  оказывается
благом в теоретическом отношении. Например,
с марксистских  позиций формационный подход
к  истории   выступает,  по  сути,  залогом
научности.  Соответственно   и   подход   к
будущему осуществляется,  прежде  всего,  с
формационными мерками:  прослеживалось воз-
можное изменение  производительных сил и на
этой основе  соответствующее изменение всех
общественных   отношений    и   надстройки.
Кстати,  популярные  ныне  технократические
концепции Тоффлера, Белла, Мартина и других
в методологическом  плане отнюдь не выходят
за рамки  формационного подхода. В качестве
несомненной предпосылки ими принимается все
тот же  постулат о  постоянном изменении  и
развитии производительных  сил, технологии.
Отсюда  первоочередное  внимание  именно  к
тенденциям и  их экстраполяции.  Тем самым,
вольно или невольно, закладывается заведомо
узкий монокаузальный  подход к высвечиванию
будущего   -    только   с   точки   зрения
детерминации его развитием производительных
сил. "Научная  выверенность" при этом может
быть достаточно высокой. Но ведь не одни же
формационные   законы    определяют   жизнь
общества.  Можно,   видимо,  говорить  и  о
других   законах   -   законах   сохранения
социального организма,  законах  социальной
синергетики и.т.д. Поэтому, когда говорится

____________________
12   См.: Баталов  Э.Я. В  мире утопии. М.,
  1989. С. 196-223.

                                        129

о      "научности",      надо      все-таки
конкретизировать образ этой научности.
  Таким образом, неизбежная узость, которую
привносит в  общественную жизнь  социальная
теория    путем     навязывания    человеку
определенного   видения    будущего,   либо
определенного  подхода   к  этому  видению,
может и  должна  быть  преодолена  за  счет
самой      теории,      ее      собственных
методологических средств.  Более того,  эта
методологическая     перегруппировка      и
перенацеленность    теории    может,    как
показывалось,   способствовать    повышению
степени свободы  человека, в  частности, за
счет предложения  ему различных альтернатив
грядущего, которые  он сам  может дополнить
или наполнить  своим жизненным содержанием.
Это  особенно   необходимо  в   сегодняшних
условиях   кризиса   нашего   общества   и,
следовательно,     неопределенности     его
будущего,   острой    потребности   в   его
стабилизации.
  В этой  ситуации нужно  не только знание,
но  и   новые  ценности   будущего,   нужны
альтернативные  практические   идеалы   как
развития, так  и сохранения страны. Если же
основная мощь теории направлена лишь на то,
как "спасти"  идеалы социализма,  наполнить
их новым  содержанием либо как заимствовать
готовые    идеалы    других,    то    опять
преследуется  заведомо  узкая  цель.  Здесь
приходится     говорить     о     живучести
"объективного"  подхода,   который   дорого
обошелся не только нашей теории, но и прак-
тике. Вот  почему дальнейшее  решительное -
через  преодоление   комплекса  утопизма  и
объективного  подхода  -  развитие  прогно-
стической   функции    социальной   теории,

130

обеспечивающей прежде  всего  выживание,  и
лишь затем  развитие и  все остальные жела-
тельные черты  общества, выступает  сегодня
не  только  как  теоретическая,  но  прежде
всего как актуальная практическая задача.


































                                        131




   Раздел II. Теория и практика: способы
              взаимодействия

  В  данном   разделе   будет   рассмотрено
соотношение  понятий,  имеющих  соизмеримый
уровень абстракции:  теории и  практики. Мы
рассматриваем  этот  вопрос  не  только  на
примере  марксистской   теории.  В  разделе
имеется статья  И.Вайса (Германия), который
разделяет веберовскую парадигму. Ее главное
отличие от  марксизма состоит  в  том,  что
М.Вебер  никогда   не  ставил  перед  собой
задачи  преобразования  мира.  Никогда  его
позиция не была догмой. Никогда она не была
обоснованием  официальной   государственной
идеологии. Марксизм, заявив о себе не как о
догме, а  как  о  руководстве  к  действию,
оказался  "зажатым"   между   двумя   этими
полюсами -  догмы  и  социального  проекта,
реально колеблясь  от одного к другому. Это
колебание как  раз и  вызвано  непониманием
связи  теории   и  практики.  Марксизму  не
хватало   неклассического,   драматического
взгляда на  социальную жизнь, и он не был в
него привнесен  в  ходе  развития.  Поэтому
осталось   незамеченным   в   теории   всем
очевидное на  деле несовпадение  доктрины и
результата ее  применения,  помысла  и  его
воплощения.  Хотя   учение  о  фетишистских
формах уже  давало возможность  для  такого
неклассического  взгляда,   он  не  возник.
Упрощение сделалось символом эпохи. Сложная
картина социальной  реальности не возникла.
Данный раздел еще не обращается к проблемам
реальной жизни.  Его рамки заданы выбранным

132

уровнем абстракции  (теория, практика).  Но
без него  переход к исследованию жизненного
мира был бы невозможен.


                 Глава 1.
  Социальная теория в контексте практики

  Вопрос о  соотношении теории  и  практики
решается обычно  в пользу признания примата
практики перед теорией. Практика - исходный
и в  то же время заключительный пункт любой
теоретической  деятельности:   сама  теория
предстает  в   контексте  социальной  жизни
человека  как   опосредующее  и   связующее
("среднее")   звено    между   практической
предпосылкой  и   столь   же   практическим
выводом этой  жизни.  Практика  включает  в
себя теорию  как необходимый момент, орган,
способ      своего      самодвижения      и
самоосуществления,  как   свое  "инобытие",
которое  она   -  практика   -  должна   по
необходимости принимать,  чтобы  достигнуть
собственной цели.  И форму  теории, то есть
свою осознанную  форму, она получает не для
того,  чтобы  уйти  от  себя,  не  с  целью
собственного отрицания, а чтобы вернуться к
себе на  качественно ином - более высоком -
уровне.  Незнание  цели  теоретической  или
результата практической  деятельности - вот
цена   взаимного    отчуждения   теории   и
практики.


            1. Понятие практики

  Практика,  как   известно,  есть  синоним
"чувственночеловеческой", или  "предметной"

                                        133

деятельности. С  таким истолкованием  этого
термина согласны  все  авторы,  пишущие  на
данную тему,  хотя они  и расходятся  между
собой  в   понимании  того,   что   считать
чувственным,     предметным      характером
деятельности.  Одни   отличают   предметную
деятельность от  непредметной, понимая  под
последней      духовную,      теоретическую
деятельность, другие  включают в предметную
деятельность и духовную, третьи сводят ее к
той  части   деятельности,  которая   пред-
ставлена самим  действием как  реализацией,
"опредмечиванием" субъективного  замысла  и
идеальной цели.  Попытаемся и  мы высказать
свое мнение по данному вопросу.
  Практическая деятельность,  будучи всегда
деятельностью людей, выступает одновременно
как   способ   существования   и   развития
действительного,  чувственного   восприятия
мира, то  есть не  только как деятельность,
но и как действительность. И в этом состоит
суть проблемы: в определении практики важно
не только  то, что человек всегда и во всем
есть    деятельно-практическое    существо,
субъект деятельности,  но и  то, что мир, в
котором он  живет, который  образует  среду
его  обитания,  также  практичен,  то  есть
сформирован,    произведен    деятельностью
людей. Практика  "чувственна" и "предметна"
потому, что  предстает перед нами не только
в  облике   и  образе   что-то  делающих  и
производящих людей,  но  и  в  форме  самой
действительности, включая  сюда и "предметы
непосредственной                чувственной
достоверности".
  Чувственность, чувственный  характер мира
- все  то, что  мы  непосредственно  видим,
воспринимаем, наблюдаем  в нем,  - суть  не

134

физическое, природное  свойство этого  мира
(как думал  Фейербах и  все материалисты до
него),  а   его   практическое,   то   есть
возникающее в  самой деятельности свойство.
Она  имеет   своим  источником  не  мертвую
природу, а  деятельность  самого  человека.
Подобный  взгляд  на  чувственность  явился
целым     переворотом      в      понимании
действительного мира,  повлекшим  за  собой
создание  его  качественно  новой  картины,
принципиально   иной    онтологии   -    не
натуралистической,      а      практической
("практический материализм").
  Совпадение         деятельности         и
действительности     наделяет      практику
свойствами  объективного   и  субъективного
миров, ставит ее над их крайностями. Вопрос
о практике,  стало быть,  - это  вопрос  не
только (и  даже  не  столько)  о  том,  как
понимать  деятельность,   но  о   том,  как
понимать действительность, сам "сущий мир".
Там,   где   речь   идет   о   человеческой
деятельности,   взятой   лишь   в   аспекте
субъективной    активности     людей,    мы
пользуемся понятиями "труд", "производство"
и просто  "деятельность". Но  там, где  де-
ятельность  берется   в  своем  чувственно-
предметном  существовании,   то  есть   как
реальная    действительность,     возникает
понятие практики.
  Отсюда следует, что за пределами практики
не  существует   никакой  действительности,
кроме   невозделанной,   первобытной,   еще
несоприкоснувшейся  с   человеком  природы.
Практика включает  в себя  и природу  в  ее
единстве с  человеком,  и  человека  в  его
единстве с природой, представая, тем самым,
как   исторически    полагаемое    единство

                                        135

природного и  человеческого миров. Практика
в равной  мере  объективна  и  субъективна,
природна  и   человечна,  действительна   и
деятельна. Она  образует особую  - высшую -
форму     существования      и     развития
действительного   мира,   опосредуемую   не
только  природной   необходимостью,  но   и
деятельностью   людей.    И    чем    более
универсальна, всеобща эта деятельность, тем
более действительность  оказывается  "шире"
природного мира,  становится  практическим,
то есть собственно человеческим, миром.
  Подобное истолкование  практики, как  нам
представляется, весьма  близко к  некоторым
фундаментальным понятиям современной науки,
например,  к   понятию   "ноосфера".   Хотя
буквально этот термин переводится как сфера
разума, рефлексивной деятельности человека,
в действительности  он обозначает  собой не
просто мир  человеческого знания, но и