ров постмодернизма был
нацелен на представление о целостности, как
концентрацию        основных        изъянов
предшествующей  философии   и   методологии
науки:  ее  монологизма,  центрированности,
линейности существования и развития и т.п.
  
  В.Г.Федотова:  Не   следует  уж  чересчур
обольщаться в  отношении этой  методологии.
Классовая  теория   тогда  -  тоже  постмо-
дернистская. Правда, она стремится к победе
над  другими,   а   постмодернизм   требует
равенства традиций, любит коллаж, эклектику
наложения стилей.  Но он не выдерживает сам
этих   требований    равенства    традиций,
стремясь к победе над другими направлениями
даже у  нас, где  для него  нет социального
пространства.
  
  Л.П.Киященко:  И   все  же  деструктивная
направленность   постмодернизма   выполняет
созидательную   функцию   для   методологии
науки,  поскольку   привлекает  внимание  к
ранее    маргинальным     тенденциям,     к
представлениям о  разных практиках,  обслу-
живаемых разными системами знания.
  
  В.Б.Власова:  Какова   же  тогда   судьба
представлений об обществе как целостности?
  
  Л.П.Киященко: Условно  говоря, в  истории
познания можно выделить две ветви понимания
целостности:      гуманитарное      (иногда
называемое вненаучным) и естественнонаучное
(или собственно  научное). Каждая  из  этих
ветвей -  и это легко можно увидеть - имеет

322

свои  отличительные  особенности,  сохраняя
определительные  признаки  целостности,  ее
триединство: неразложимость на относительно
самостоятельные элементы; единство в некоем
целостнообразующем отношении  (идея  данной
целостности);    единство     со    стороны
обязательной,  выявляющей   ее   окружающей
среды.
  Прежде всего гуманитарное знание имеет не
одну только научную, а столько картин мира,
сколько    возникало     их    у     лучших
представителей   человечества,   проявивших
себя в  этой сфере  знания.  В  таком  виде
знания культивировались также критерии зна-
чимости  отдельных,   индивидуализированных
событий  из   жизни  людей,  основанных  на
понимании их  ценности и  принятых в данном
обществе большим  или меньшим кругом людей.
Все  это   давало   возможность   оценивать
материализованные  результаты  деятельности
субъекта, зафиксированные  представления об
уникальных    событиях    как    объективно
значимые,  поскольку,   по   установившейся
традиции  классической   науки,   включение
индивидуализированных событий, субъективной
реальности в  предмет исследования  еще  не
лишает его объективности и независимости от
субъекта  исследования,   так  как  в  этих
явлениях   фиксировалась,   прежде   всего,
зависимость от  сознания  данного  общества
вообще. Гарантом  объективности в этом виде
знания выступает сознание данного общества,
признание действующих  в нем  норм и ценно-
стей.  Вполне  очевидно,  что  гуманитарное
знание в  таком  виде  все-таки  (при  всей
специфичности  своего  предмета  исследова-
ния), ориентировано  на сближение с идеалом
классической науки.

                                        323

  Если   для    наглядности    искусственно
заострить        оппозицию         свойств,
характеризующих целостность  в классическом
естественнонаучном и  гуманитарном знаниях,
то мы получим соответственно:
  -  общее,  преимущественно  повторяющееся
конкретное    или,     другими     словами,
универсальное - уникальное, индивидуальное;
  -  безразличие к направлению изменений во
времени    (обратимость)     -     историзм
(необратимость);  постоянство   во  времени
определяющих принципов  и их зависимость от
культуры;     дискретность,      предметно-
вещественная замкнутость  в пространстве  -
процессуальность,       размытость        и
непостоянство  границ;  устойчивый  порядок
достигнутой   гармонии   и   недостижимость
идеала,    сомнение     в    несовершенстве
достигнутого.  Но  парадигма  классического
знания  не   существует  более   даже  и  в
естествознании. Поэтому  перед  социальными
теоретиками    стоят    совершенно    новые
методологические задачи.
  
  В.Г.Федотова: Одна  из этих задач состоит
в   обнаружении    социальных   практик   и
обслуживающих их  систем знания,  каждая из
которых может  базироваться на  собственной
методологии.  В   частности,  этот   вопрос
интересен и в отношении философии.
  
  Ф.М.Сулейманов      (Алма-Ата):       Да,
обозначенная ситуация  распада целостности,
маргинальности,   плюрализма    во   многом
связана у  нас с  переходом к  рынку.  Хотя
философия   в   отличие   от   религии   не
претендует на  роль спасителя  человеческой
души,  однако   к  мирскому  богатству  она

324

относится еще  с большим  подозрением. Даже
на   Западе,    где   рыночные    отношения
составляют  основу  социально-экономической
структуры общества, любовь к мудрости редко
смешивается   с    погоней    за    мирским
богатством. А бентамовский дух утилитаризма
с его  абсолютизацией  принципа  полезности
стараются     изгнать     из     избранного
философского    общества,     которое     с
теоретических высот  тысячелетнего развития
общечеловеческой  культуры   с   презрением
взирает  на  тех,  кто  проявляет  излишнюю
активность в  суетном мире  заботы и  добы-
вательства.  В   нашей  философии  проблема
такого   фундаментального   онтологического
выбора, как  "иметь или  быть", попросту не
обсуждалась,  но   теперь  с  неизбежностью
встает.
  
  В.Г.Федотова: Мне  кажется, что философия
должна   утверждать    ценность    свободы,
ответственности, а не рынка, то есть видеть
метафизические      аспекты      социальных
преобразований.  У   нее  же  дело  нередко
подается так:  нам якобы нужна свобода ради
рынка, а  не наоборот.  И второе:  нам надо
видеть  объективность   противоречий,   что
предполагает определенное  понимание и роли
науки, которая  уже не  представляется  при
этом так  же, как  и  философия,  способной
решить любые задачи (см. раздел I).
  
  К.Шеймс (Универсттет  Беркли, Калифорния,
США):  Хотел   бы   защитить   марксистскую
парадигму,   вопреки    высказанным   здесь
ожиданиям    относительно    роли    других
философских    течений,    в    особенности
постмодернизма, который тут упоминался.

                                        325

  Сегодня   вечные    философские   вопросы
остаются  по-прежнему  без  ответа:  какова
природа человека  в этом  мире, наделена ли
человеческая   жизнь   целью   и   смыслом,
существует ли  возможность  развития?  Наши
реакции на события в мире обусловлены нашей
философской позицией.  В области  философии
тоже будут  разыгрываться  жизненно  важные
сражения.  Ведь  именно  к  ней  обращаются
идеологи    в     поисках     рационального
обоснования  своей  позиции,  теоретической
поддержки.    Ответственность     философии
велика. Сможет  ли она стать основой нового
гуманизма, возродить  веру  в  человеческую
жизнь    и    ее    возможности,    успешно
противостоять     антигуманизму      многих
современных теорий?
  Марксистская  мысль,   которая  волновала
прежние поколения  гуманистов, общественных
деятелей и  борцов за  возвышенные  идеалы,
которая  давала  мировоззрение  и  стройную
схему философских объяснений, ныне пришла в
смятение. Об  этом  свидетельствует  и  ряд
дискуссий здесь,  в России.  На  протяжении
последних десятилетий  марксизм не  столько
развился  в   соответствии  с  требованиями
времени, сколько  подвергался  все  большей
внутренней      стагнации,       постепенно
приспосабливаясь к немарксистским течениям,
начиная от  психоанализа и экзистенциализма
вплоть          до          структурализма,
постструктурализма     и      аналитической
философии.      Творческой       разработки
марксистских  категорий  не  происходило  и
фактически мы  утратили видение  сущности и
значения самого марксизма.
  


326

  Н.Н.Козлова:   Считаете    ли   Вы,   что
перспектива   все    же   за   марксистской
парадигмой? Почему все другие теоретические
системы  приходят   и  уходят,  а  марксизм
"вечно живой"?
  
  К.Шеймс:  Прежде  чем  ответить  на  этот
вопрос,  я   хотел  бы   обозначить  тупики
современной  немарксистской  мысли.  Это  -
"смерть   бога".    Ограниченный   характер
немарксистской  философии   и   социального
мышления яснее  всего проявляется  в  безу-
спешных попытках предложить такое понимание
человеческой   жизни,   которое   было   бы
одновременно    человечным,    научным    и
способным   дать    положительное   видение
будущего.  Неслучайно   одно  из   наиболее
влиятельных современных  направлений в  по-
исках вдохновения вернулось назад к Ницше и
за   несколько   лет   пришло   в   упадок,
выродилось   в    цинизм    и    пессимизм.
"Постмодернизм"     является     предельным
случаем,   но    он   -   лишь   логическая
кульминация      основных       направлений
общественной  мысли   и   философии.   Ядро
современного мышления  - дегуманизированная
трактовка       человеческой       природы,
человеческих отношений, сознания, мотивов и
стремлений. Смерть  бога,  которая  не  так
давно послужила  сигналом  к  возникновению
различных      направлений      современной
философии,  привела   также  и   к   смерти
человека.  То   есть  мы   имеем   дело   с
принципиальной    неспособностью     понять
человеческую жизнь,  постичь  ее  сущность,
провозгласить ее нашей высшей ценностью.
  Современное      социальное      мышление
первоначально         приняло         форму

                                        327

натуралистического    гуманизма,    который
возник  как   отрицание  теологии.   Но  он
потерпел  неудачи   в  наше   время.  Такие
течения,      как      структурализм      и
постструктурализм  -   это,  по   существу,
полная капитуляция  перед статусом-кво. Они
не являются  союзниками людей  в борьбе  за
преодоление отчуждения  и разобщенности, за
обретение смысла  жизни и  власти над своей
судьбой. В  стремлении найти  новые подходы
мышления   эти    философские   направления
поднимают   отчуждение,    бессмысленность,
подчинение  и   бессилие  мысли  до  уровня
основополагающих принципов.  Расчлененность
жизни,  отрыв   конкретного   индивида   от
человеческой  сущности,   утрата  смысла  и
ограниченного отношения  к живым символам -
все   это    принято   за   фундаментальное
основание    теории     вопреки     критике
фундаментализма. Их  не  рассматривают  как
исторически  возникшие  условия,  объяснить
которые    и    призвана    теория.    Ведь
предназначение  теории   -  показать,   как
складывался статус-кво,  что  надо  сделать
для      его       изменения.       Провалы
постструктурализма   в    конечном    счете
обнажают   невозможность   изменить   мысль
действиями только  в царстве  мысли. Это не
путь преодоления метафизики.
  
  В.Б.Власова:  Следовательно,  современная
ситуация  в   философии,  в   том  числе  и
марксистской   определяется    не    только
"смертью бога".
  
  К.Шеймс:  Да,  она  привела  и  к  смерти
человека.  "Вы  не  реальны,  жизнь  -  это
иллюзия, культурная фикция воображения; нет

328

ни действительного  значения, ни  цели,  ни
прошлого, ни  действительных  связей  между
людьми; все,  что реально  существует, есть
не что  иное, как  пустота,  неподвижность,
смерть". Кто  это  говорит?  Специалист  по
пыткам в  тюрьме или  контролю над мыслями?
Администратор-неоколониалист,       который
собирается уничтожить  культуру аборигенов?
Консультант с  Мэдисон Авеню,  дающий уроки
новейших      философских       направлений
применительно к  рекламе и маркетингу? Нет,
это -  новейшие  французские  академические
образцы авангардизма.  Как  случилось,  что
форма  мышления,   преподносившая  себя   в
качестве     радикальной      и     несущей
освобождение,  превратилась   в   циничную,
пессимистическую, антигуманную  и полностью
оправдывающую существующий  статус-кво?  Из
анализа   этих   вопросов   можно   извлечь
несколько важных  уроков.  Идеи  и  теории,
которые    условно     определяются     как
"постструктурализм" и "постмодернизм", име-
нуют   себя   предельно   радикальными.   В
действительности они имеют глубокие корни в
современном мышлении, которое обязано своим
существованием Ницше, Шпенглеру, Хайдеггеру
и  другим,  то  есть  тем,  кто  гораздо  в
большей   степени    приспосабливались    к
существующим порядкам,  нежели  критиковали
их.
  Работы Фуко,  Даррида, Лакана,  Лиотара и
других можно рассматривать как определенный
путь развития  социальной  теории,  которая
пытается  разрешить   дилеммы,   выдвинутые
современной философией,  дать свой ответ на
осознание   философской   несостоятельности
традиционной  метафизики.   Но   этот   тип
социальной теории  не  выводит  из  кризиса

                                        329

общественную мысль,  культуру  и  ценности,
возникшие с  появлением  монополистического
капитализма, который пережил сначала упадок
индивидуума  и  его  отрицание  в  качестве
подлинного производителя,  а потом его воз-
рождение в  виде потребителя  после  войны.
Это  теоретическое   отражение   идеологий,
надежд и  провалов авангардистских, радика-
листских  попыток   бунта,  имевших   своим
апогеем 1968  год. Мы не можем ни вырваться
из  этой  формы  сознания,  ни  просто  пе-
речеркнуть ее.  Мы должны  выстроить на  ее
месте  теорию   объективного,   отражающего
процесс эволюции  соотношения  "субъект"  -
"объект", то  есть соотношения,  которое на
известной стадии  развития с необходимостью
порождает  метафизическую  форму  сознания.
Отношение   мыслительных    абстракций    к
конкретному носит  исторический характер; с
проблемой  не  справиться,  просто  пытаясь
выбросить абстракции  за борт  - мы  должны
постичь    законы,     определяющие     это
соотношение и  найти ключ  к пониманию  его
трансформации.
  
  В.Г.Федотова:  Не  кажется  ли  Вам,  что
постмодернизм все же не делает мир таким, а
показывает, что  он таков, и излечивает нас
тем самым от иллюзорных представлений о его
простоте и совершенстве?
  
  К.Шеймс: Пусть  мир даже  ужасен,  но  мы
должны     стремиться     к     воскрешению
человеческой жизни.
  Натуралистический гуманизм  действительно
оказался не  в состоянии  дать убедительное
теоретическое    объяснение    человеческой
жизни; метафизическая  форма  сознания  все

330

больше  обнаруживает  ограниченность  своей
способности   проникнуть    в   объективную
реальность.   Мы   -   свидетели   крушения
индивида в  качестве и  субъекта, и объекта
познания.    Этот    процесс    сопровождал
формирование    монополистической    стадии
капитализма, революцию в физике, отчаяние и
пессимизм     относительно     возможностей
человеческого разума  после мировых войн и,
наконец, появление  на  исторической  сцене
потребителя, который  ищет  смысл  жизни  в
наслаждении,  а   не  в   производстве.   В
искусстве   это    крушение   зафиксировано
впервые в  конце XIX века, затем у кубистов
и   др.    Сама   же   тенденция   достигла
кульминации в стремлениях авангарда создать
антиискусство. Постструктурализм  переносит
этот бунт  на уровень  теории или,  скорее,
антитеории и  антиконцептуальной мысли, ибо
теории и  концепции необходимо нуждаются во
внутренней     взаимосвязанной      логике,
универсальных  категориях   и  абстракциях,
которые  данным  направлением  отвергаются.
Продвинет    ли    нас    вперед    подход,
несостоятельность которого мы понимаем и, в
то же  время6 рассматриваем его в контексте
различных усилий бросить вызов традиционным
концепциям человеческой жизни и стереотипам
мышления и найти им альтернативы?
  Новые пути мышления не могут быть созданы
произвольно.  Мысль   аналогична  бытию   и
развивается по определенным законам. Как бы
мы не пытались преодолевать метафизическое,
маскулинистское или сциентистское сознание,
мы   все   равно   оказываемся   в   тисках
концептуальных   ограничений.    Дуальность
материи и  движения, волны и частицы, части
и  целого,   вещи  и   отношения,   похоже,

                                        331

неискоренимо  встроена   в  наше  сознание.
Теоретические      дилеммы,      выдвинутые
современной     физикой,     и     сознание
ограниченности  нашего   сознания  отражают
противоречие в  самом  нашем  бытии.  Форма
нашего сознания  перестала быть  адекватной
требованиям его  содержания. Мы не вырвемся
из ловушки  метафизики и  антиметафизики до
тех пор,  пока наша мысль остается только в
царстве мысли. Единственный выход - выявить
объективную основу  нашей мысли,  встать на
сторону преобразования реальности и связать
наше  мышление   с  таким  преобразованием.
Трансформация нашего  мышления становится в
этом  случае   частью  этого   объективного
перелома. Дело в том, иными словами, что мы
по-прежнему должны не просто объяснить мир,
а изменить его.
  
  В.Г.Федотова:  Мы  слишком  хорошо  знаем
драму такого анализа.
  
  К.Шеймс: Надо  преодолеть его недостатки,
о  которых   я  сказал  выше,  понять  суть
марксизма и  развить ее.  Марксизм -  форма
мысли,    адекватная    задаче    понимания
человеческой жизни.  Он представляет  собой
признание реальной  жизни  такой,  как  она
развивается  и  изменяется  в  историческом
процессе.  Для  перехода  в  следующую  эру
человечество должно  признать  себя  единым
живым существом.
  
  А.В.Барбасов: Господин  Шеймс!  Правильно
ли я  Вас понял? Вы стоите на точке зрения,
что  возможности   марксизма  в   понимании
человеческой жизни еще не реализованы?
  

332

  К.Шеймс:  Да,  это  так.  Марксизм  -  не
альтернатива нынешней  форме знания.  Это -
основа  для   интеграции  и   трансформации
знания и  форм  мысли.  Все  относящиеся  к
человеку явления  будут рассматриваться как
моменты      консолидации       отчужденной
индивидуальности и ее преодоления.
  
  В.Г.Федотова: Что  ж, интересно. Пожалуй,
у нас  мы уже  не  найдем  столь  страстных
приверженцев  ортодоксальной   марксистской
методологии.
  
  В.Шмидт-Коварцик  (Германия):   Не  нужно
забывать, что постановка проблемы отношения
философии к  практике ни  в  коей  мере  не
ограничивается Марксом.  В борьбе с великим
вызовом абсолютной  философии Гегеля она не
только  с  неслыханной  силой  зазвучала  у
младогегельянцев, Шеллинга  и Киркегора, но
и  приобрела  новое  философское  качество,
которое до  сих пор  продолжает действовать
во  многих  течениях.  В.Адорно  говорит  о
"последней   философии",    время   которой
наступило, а  Лефевр называет  свой  проект
практической  теории  "метафилософией".  То
есть о "принципиально последней" философии,
о  философии,   которая  снимает  себя  как
философия и  одновременно осуществляет себя
в примате  практики. "Последняя  философия"
есть переопределение  философии как "первой
философии" (Аристотель), насчитывающего две
с половиной тысячи лет.
  Через  "первую   философию"  человеческое
мышление  эмансипировалось  от  сверхвласти
действительного,  владея   еще   мифическим
мышлением, а  философское мышление объявило
себя  первым   принципом,  находящимся  над

                                        333

действительностью. В  гегелевской философии
абсолютного   разума    и   диалектического
самодвижения логики чистого мышления в себе
и  из   себя  эта  первая  философия  стала
абсолютной.  Здесь  предъявлена  не  только
претензия  на   то,  что   действительность
осмысливается   лишь    пост    фактум    в
тотальности произведенных ею фигур, но и на
то, что  философия одновременно  является и
самосознанием  этой   действительности.  Но
здесь же,  пусть невольно,  обнаруживается,
что  эта   абсолютная  философия  проявляет
невежественность   и    пренебрежение    по
отношению ко  всему, что не объемлет логика
- к  живой природе,  к реальным субъектам и
ист