283

  Лакуны,   образующиеся   при   распадении
национально-бытовых,    семейных,    вообще
социальных уз  заполнились  новым  догматом
веры - "знанием". М.Пришвин в интереснейших
дневниках 30-х  годов  замечает:  "В  таком
состоянии профессор химии может быть принят
как пророк,  тем более профессор политичес-
кой экономии, тем более Маркс или Ленин"37.
В качестве силы выступило знание, но знание
упрощенное, а значит полу-знание.
  Складывается впечатление, что "упрощение"
стало  ключевым  словом  послереволюционной
эпохи: стремились  упростить все - от науки
до орфографии.  Вот  что  писал,  например,
А.Гольцман, автор  книги  с  симптоматичным
названием  "Реорганизация  человека":  оВек
живи, век учись. Это барская поговорка. Она
имеет  свою   сестру:  "Философия   -  дочь
праздности".  Жизнь  выдвигает  требование:
учиться по  кратчайшему пути, сжать науку в
кулак...   Вооружить   юношу   знаниями   в
пионерском  порядке...  Кто  хочет  изучить
науку,  тот   должен  посвятить   себя  ей,
постричься в монахи науки. Самый язык науки
это  -  абракадабра...  Движение  в  пользу
упрощения науки становится повсеместнымп38.
И А.Гольцман  отнюдь не  был одинок в своих
мечтах об упрощении науки.
  Идея упрощения  орфографии обсуждалась  с
точки зрения классовых ценностей: "Обучение
орфографии, оставленной русскому пролетарию
его классовыми  противниками,  ...обходится
пролетарскому  государству   очень  дорого,
____________________
37   Пришвин М.М.  Мирская чаша  //  Роман-
  газета для юношества. 1990. ь 2. С. 166.
38   Гольцман  А.  Реорганизация  человека.
  М., 1924. С. 42-43.

284

отнимает у  трудящихся миллиарды  часов  на
бессмысленную  работу   по  правописанию...
Широкие круги  советской  общественности...
потребовали  такой   реформы  в  культурном
отношении   слоям   малограмотных"39.   Уп-
ростился  до   крайности  и   сам   процесс
образования.  "Учеба"   и   "строительство"
действительно стали ключевыми словами соци-
ального    словаря.     Начался     процесс
экстенсификации культуры. Открылись десятки
университетов, появились  новые тысячи  на-
учных        работников.        Образование
рассматривалось   как   средство   создания
нового человека  и нового общества, которое
будет   одновременно   и   современным,   и
социалистическим.  Организация  образования
для тех слоев, которые ранее были отчуждены
от  культуры,   была  способом   достижения
всеобщего равенства. Однако критерии отбора
людей,  посылаемых  на  учебу,  были  прак-
тически      исключительно      классовыми.
"Спецмобилизации"  в  школы,  институты,  в
ряды     администрации      имели     целью
"пролетаризацию" общества.  Это процесс  не
только менял  облик "управления, культуры и
науки  в  сторону  упрощения,  но,  кстати,
приводил   к    тому,   что    материальное
производство  лишалось   опытных   рабочих.
Новых, "красных"  студентов отличал  удиви-
тельный    уровень     безграмотности.    В
результате  же   имела   место   деградация
университетов, многие выпускники которых не
поднимались  выше   уровня  средней  школы,
происходила      эрозия       академических
стандартов.  Г.Федотов  так  характеризовал
____________________
39   Мальцев М.  О  новом  правописании  //
  Молодая гвардия. 1930. ь 19. С. 89.

                                        285

новую  ситуацию:   оПлохой   врач,   плохой
инженер, но  все же не фельдшер. А главное,
всегда человек  с большой  волей, с большим
вкусом к  "строительству"  жизнип40.  Новые
люди,   вступающие    в    новое    научное
сообщество,   напоминали    дореволюционных
битнеровцев. Вспомним "отставание по фазе":
"Дарвин вытеснил  Маркса, и народная Россия
переживала  свои   шестидесятые  годы.  Это
эпоха наивного просветительства, юношеского
богоборчества, давно  преодоленная  русской
мыслью.    Воскрешение    Базарова    после
Владимира Соловьева  - расплата  за вековую
беспочвенность русского  культурного  слоя.
Новый натурализм  - действительно  широкое,
народное     увлечение,      не      только
коммунистический  ингредиент.   В   деревне
молодежь  спорит   со  стариками  о  громе,
молнии, о всемирном потопе. Ужас в том, что
партии,  то   есть  заскорузлым   старикам,
удалось  обмануть   эту  юную   пытливость,
подменив   науку    научным    суеверием...
Приобщаясь  к   культуре  масса   принимает
материализм как  новую научную веру. В этом
- почва антирелигиозного движения в России,
которое держится не одними партийцами"41.
  Образование мыслилось,  в лучшем  случае,
как   хорошая   марксистская   школа   плюс
специальная  квалификация.   Часто  не  по-
лучалось  ни  того,  ни  другого.  Главное,
овладеть, -  раз и  навсегда! -  правильным
принципом,    принципом     классовым,    а
применение его  гарантирует успех:  "Бедняк
безграмотен, он  не умеет  читать и писать,
но он  уже знает своих классовых врагов, он
____________________
40   Федотов Г. Указ. соч. С. 121.
41   Там же. С. 121-122.

286

- безграмотный  - начинает  все же выходить
из  области  сплетен  и  слухов  в  область
политики"42.
  Нельзя не  задаваться и  вопросом,  какой
облик обретал  марксизм в  сознании  людей,
только  приобщающихся   к   грамоте.   Ведь
задачи-то ставились  грандиозные! Как писал
известный в  20-е  годы  историк  партии  и
популяризатор    марксизма     В.А.Невский,
"ликвидация неграмотности и малограмотности
в условиях  Советской  России  имеет  своей
главной   целью    не    сообщение    чисто
технических навыков чтения, письма и счета,
а  политическое  воспитание  самых  широких
масс населения,  вовлечение в  политическую
жизнь    униженных     в    старое    время
трудящихся"43.       Высказывание       это
симптоматично.   Ликвидация   неграмотности
рассматривалась  не  столько  как  введение
людей в поток русской и всемирной культуры,
сколько как  введение в  политику. Но пред-
ставления  марксистской   теории  не  могли
войти  в   сознание   людей   с   "простым"
сознанием   иначе,   как   через   лозунги-
____________________
42   Авербах   Л.   На   путях   культурной
  революции.  М.,   1928.  С.  125.  Ср.  у
  А.Платонова,    выражавшего    как    раз
  "низовое"  умонастроение:  "...Наряду  со
  специальными  трудовыми  знаниями  каждый
  человек      еще      должен      изучать
  общеобязательные   знания:   грамотность,
  классовую   сознательность    и    умение
  управлять  государством"   (Платонов   А.
  Возвращение. М., 1989. С. 18).
43   Невский В.А.  Пропаганда ленинизма при
  занятиях со  взрослыми  на  ликпунктах  и
  школах малограмотных. М.; Л., 1924. С. 3.

                                        287

идеологемы, задающие  матрицу восприятия  и
социального  мира  и  науки:  "У  бар  была
наука", "У  мужика кабала  и  мука",  "Ныне
наука наша",  "Наша наука  - наука Ленина",
"Наука Ленина  у  мужика  и  бабы"  (тексты
тогдашних букварей).
  Положение усугублялось  тем,  что  старым
педагогам  не  слишком  доверяли,  а  новых
только начинали  готовить под эгидой партии
и  комсомола.   Со  специальными   научными
знаниями   новые    красные   студенты    и
рабфаковцы справлялись  с трудом,  а потому
"чистый    наследственный     пролетариат",
прошедший первую  ступень политграмотности,
предпочитал    выбирать    "свою"    науку,
пролетарскую. Эти  люди стремились овладеть
"новой  наукой"  как  инструментом  власти,
выбирая язык  своего отношения  к обществу,
открывая     себе     путь     вертикальной
мобильности. А  действовали  они  так,  как
вообще  действует  масса:  ориентируясь  на
выживание,  на   борьбу  со   смертью.  Они
действовали    согласно    инстинкту,    но
инстинкт,    этот     "старый     обманщик"
(Б.Пастернак),  строил   козни,  заводил  в
ловушки истории.


             4. Партия - наука

  Что касается следствий процесса упрощения
для самой  науки, то  результатом описанных
тенденций стал расцвет социально одобряемой
"особой науки",  именующей себя марксизмом-
ленинизмом. "Врата"  этой  науки  оказались
открытыми для  обыденных способов мышления,
а  сама   она  стала   полем   деятельности
господствующих   в   обществе   объективных

288

мыслительных форм  и продуктом их вторичной
рационализации.     Эта      теория     де-
терминировалась    социальным    контекстом
своего       возникновения,        каналами
коммуникации, в  которых она циркулировала,
теми  функциями  в  обществе,  которые  она
выполняла. Она могла существовать не иначе,
как  трансформируя   собственно   знаниевые
элементы    в    "репрезентативно-образные"
образцы,   адаптируя    людей   к    новому
"невиданному" обществу.
  Анализируя  бытие   научных   знаний   во
вненаучном   окружении,   обычно   отмечают
изменения  ,  которые  они  при  этом  пре-
терпевают.  Это  -  персонификации  научных
знаний, придание им личностной окраски, как
бы лишение  их всеобщего  характера. Это  -
избирательная оценка  информации с  позиций
нормативных критериев  той или иной группы,
приспособление  ее   к  нормам   восприятия
повседневной действительности. Научное зна-
ние    превращается     в     "фигуративную
конструкцию",  которая   является   удобной
основой для  восприятия "непонятного",  ибо
упрощает и  оптимизирует процесс восприятия
и  интерпретации  действительности.  Причем
обыденное  сознание   оперирует  элементами
этой   "конструкции"    как   вещественными
природными  объектами.   Любой  объект  или
знание  оценивается   посредством  полярно-
противоположных рядов представлений ("наш -
не  наш",  "прогрессивный  -  реакционный",
"революционный -  господствующий"). Если же
результат приложения к реальности не совпа-
дает с заданными редукционистскими схемами,
то  он  может  быть  объявлен  вымышленным,



                                        289

"несуществующим"44.     Таков      механизм
восприятия науки  обыденным сознанием  там,
где  существует   "нормальное",  автономное
научное сообщество.
  В  случае   "особой  науки",   в  которой
критерии научности  и объективности - также
особые, помимо  вышеназванного, имеет место
и  обратный  процесс.  Результат  попадания
теории  классовой  борьбы  на  коммунальную
кухню хорошо известен. Но можно обсуждать и
результат распространения "кухонных норм" в
научном сообществе  (причем не  только там,
где занимались  "особой наукой"!). На науку
распространился мир  господствующего  авто-
ритарного сознания, для которого характерна
персонификация общественной  связи. Недаром
теоретическая  ошибка   ассоциировалась   с
непоправимой ошибкой  лица, что ставило под
вопрос и  саму жизнь теоретика! Согласиться
-   хотя    бы   в    чем-то   с   "врагом"
представлялось     невозможным.     Словом,
развертывалась весьма  специфическая  форма
субъективной   проекции   истинности.   Со-
циальная теория  выступала в  форме  своего
рода  социальной  реальности,  наука  же  в
целом стала  объектом поклонения,  одним из
главных фетишей тоталитарного общества.



____________________
44   Такой  анализ   восприятий  науки   во
  вненаучном   окружении    проводится    в
  следующих    работах    по    когнитивной
  психологии:    Social     Representation.
  Cambridge,  1984;   Moscovici  S.  De  la
  Science ou  sens  commun  //  Phychologie
  Sociale. P., 1984.

290

  Неудивительно, что в этом контексте наука
и   партия   оказывались   неразделимыми45.
Именно  партия   охватывала  всепроникающим
взором прошлое,  настоящее и  будущее -  (и
это  при   условии  пренебрежения  реальным
состоянием общества!). Партия, у которой на
вооружении  была  наука  с  большой  буквы,
гарантировала от "сползания рабочего класса
к ошибкам". Остальная, непролетарская часть
населения,  была,  естественно,  к  ошибкам
склонна и  ее надо  было "поправлять".  Те,
кто  развивали   эту  "науку"  верили,  что
теория,  будучи  однажды  созданной,  может
прямо    реализоваться     на     практике.
Единственная задача  правительства и народа
- воплощение теории в практике. Недаром ре-
волюцию  часто  трактовали  не  только  как
разрешения     внутренних      противоречий
____________________
45   Удивляешься, сколь  долго  сохранялась
  эта тенденция отождествления задач партии
  и задач науки. Уже в 60-е годы инструктор
  ЦК  КПСС  В.П.Орлов  писал  А.А.Любищеву:
  "Партия никому  науку не  дает на  откуп,
  она стояла, стоит и будет стоять во главе
  ее, партия  - наука"...  И далее: "Партия
  наша -  это  наука,  и  они  между  собой
  неразделимы.    Наука     -    классовая.
  Господствующий  класс   использует  ее  в
  своих интересах.  Во главе  стоит партия.
  Она  и   должна  руководить   наукой.   Я
  исключаю спор на эту тему между нами, ибо
  эта   истина    не   требует   каких-либо
  доказательств   для    марксиста-ленинца"
  ("Неприлично   молчание    мне...":    Из
  переписки   профессора   А.А.Любищева   с
  инструктором ЦК  КПСС В.П.Орловым.  1956-
  1971 гг. // ЭКО. 1988. ь 2. С. 118-119.

                                        291

общества,  но   и  как  триумф  творческого
марксизса.
  В "Кратком  курсе",  столь  долгое  время
служившем  образцом  правильного,  научного
мышления,    теоретически    обосновывалась
возможность научного бытия как неразрывного
единства теории  и практики:  "Новые идеи и
теории потому, собственно, и возникают, что
они необходимы  для общества,  что  без  их
организующей, мобилизующей  и преобразующей
работы невозможно разрешение задач развития
материальной жизни  общества..."46.  Теории
"воздействуют" "на  общественное бытие,  на
материальную   жизнь   общества,   создавая
условия,  необходимые   для   того,   чтобы
довести до конца разрешение назревших задач
материальной  жизни   общества  и   сделать
возможным дальнейшее  ее развитие".  Теория
позволяет  привести   в   движение   массы,
"организовать   из    них   великую   армию
пролетарской партии,  готовую разбить реак-
ционные силы  и проложить  дорогу передовым
силам общества"47. Здесь много говорилось о
теории и  массах, но  мало-мальски  трезвых
теоретиков    именовали    хвостистами    и
оппортунистами, а  проблема воспроизведения
реальной картины  общества и не стояла. Эта
"наука"    вещала     с    самоуверенностью
фанатичного шарлатана.
  "Наука наук"  с ее  гарантированно верным
методом  легитимировала   правильную  линию
партии, отклонение  от которой  как  влево,
так  и   вправо,  было  социально  опасным.
____________________
46   История  Всесоюзной   коммунистической
  партии (большевиков).  Краткий курс.  М.,
  1945. С. 11.
47   Там же. С. 112.

292

Партия  владела   единственной  истиной,  а
значит  и   руководить  обществом  могла  с
единственно  верной  позиции.  Более  того,
деятельность партии  выступала как дедукция
из   законов   общества.   Недаром   Сталин
считался специалистом по всем наукам. Такое
его убеждение  отнюдь не  было,  как  часто
полагают,  продуктом   паранойи,  но  зако-
номерным    следствием     общей    картины
реальности.  Недаром   теряя  в  репрессиях
родственников и  знакомых, люди говорили об
исторической     необходимости.     Недаром
преданность  конечной   цели  они   считали
гарантией от  ошибок в управлении. Пролета-
рия вели "железные законы истории".
  Подчинение     диалектическим     законам
общественно-исторического   развития   было
ключевой  идеей   отечественного   варианта
тоталитаризма48.  Она   не  имеет  никакого
отношения к науке и ее задачам, но является
органическим  элементом   тоталитарной  ми-
стики.  "Ученый"   ссылается  на  "законы",
подводит жизнь  под всеобщее,  дедуцирует и
индуцирует, а  объяснения нет  как нет. За-
коны   общественно-исторического   развития
выступают здесь  в качестве высшей цели, по
сравнению  с  которой  личный  и  групповой
интересы, попросту  не имеют значения. Этой
"высшей цели" подчинены не только индивиды.
____________________
48   В  этом   случае   возникает   сложная
  амальгама   личностных    (надличностных)
  норм. Обожествление "объективного закона"
  не равно  обожествлению вождя.  Личностно
  окрашенная  норма  превращается  в  некую
  формальную рациональность,  правда,  мало
  чем  напоминующую  ту,  о  которой  пишут
  западные философы и социологи.

                                        293

Само государство  трактуется как  "орудие",
средство ее достижения посредством подчине-
ния императивам истории и ее законов.
  Общество,         называющее         себя
социалистическим,  действительно   пыталось
получить рационально-теоретическую санкцию.
На первый  взгляд, роль  теории в жизни его
действительно очень велика: недаром еще так
недавно  "полыхали"   дискуссии  о  доктри-
нальных основаниях  советской  истории.  Но
обманываться   всемогуществом    теории   в
системе тоталитаризма вряд ли возможно. Для
тех, кто  не желал  подключиться к  "игре в
науку", для  тех, кто играл не по правилам,
в запасе  были тактики террора и репрессии.
Сила     "единственно      верных"     слов
гарантировалась  совокупностью   внеречевых
практик, которую  современные исследователи
обозначают понятием  "машины  террора".  За
игрой в  слова скрывалось  то, что  словами
выражено  быть  не  могло  -  ужасы  войны,
лагеря, пытки,  казни, голод и доносы. Коды
общества записывали не только в текстах, но
и непосредственно  на теле  массы. Здесь  -
граница тактик просвещения, граница науки и
идеологии.  В   данном   тексте   высказаны
некоторые  соображения   о  предпосылках  и
источниках "советского  марксизма", то есть
о   причинах.   Однако   по   справедливому
замечанию   отечественного    исследователя
М.Рыклина,   "логически    период   террора
отмечен  тем,  что  следствия  оказались  в
миллионы раз  сильнее собственных причин...
Мы еще  не научились  мыслить этот огромный
приоритет следствий и все время по привычке
пытаемся  подыскать  для  них  "правильные"



294

причины..."49. Это  соображение не отменяет
необходимости поиска  причин, но заставляет
задуматься над следующими шагами в изучении
приключений теории в жизненном мире.
  Идеальная реальность  теории,  о  которой
здесь идет  речь,  была  атрибутом  глубоко
антигуманного общества,  подавляющего жизнь
в  ее  спонтанных  проявлениях  -  будь  то
движение души  индивида, или "неформальный"
экономический  процесс.  Должное  входит  в
структуру этой  теории и  диктует миру свои
правила.  После   разрушения  тоталитарного
общества эти объективные мыслительные формы
не    исчезли,    они    сформировали    то
безвоздушное пространство,  в  котором  так
долго    пребывала    социально-философская
теория. Это  было  пространство  формальных
правил,  связь   которых   с   общественной
почвой,  которая   их  породила,  оказалась
утраченной.   Эта    теория   могла    лишь
увековечивать данное эмпирически бытие. При
этом   теория,   повторим   еще   раз,   не
соотносилась  ни  с  интересами  социальных
групп,      ни      с      психологическими
характеристиками и  мотивациями  участников
социальных  процессов.  Когда  эта  система
разрушилась, теоретик,  живший  в  чертогах
игры  в  категории,  оказался  у  разбитого
корыта. И  никакая  золотая  рыбка  ему  не
поможет, если он не поможет себе сам.




____________________
49   Рыклин  М.   Тела  террора  (Тезисы  к
  логике  насилия)   //  Вопр.  литературы.
  1992. Вып. 1. С. 136.

                                        295



                     



                 Глава 2.
     Утопия и утопизм: идеи и рецепты

                  Чтобы       жить        в
               действительности  и  терпеть
               ее,    нужно    все    время
               представлять в  голове  что-
               нибудь     выдуманное      и