и
полностью передаю в ваши руки. Но если вы меня подведете, у меня  тут
найдется парочка древних заведений, которые я не  премину  восстановить
персонально для вас.
     Мысль о соблазнении  этой  исключительно  добродетельной  и  прекрасной
девушки была Джорджу глубоко отвратительна,  однако  такой  вариант  все  же
представлялся менее отталкивающим,  нежели  ванна  из  кипящей  серы.  Чтобы
утопить  остатки  раскаяния,  он  принял  стаканчик-другой  и   распорядился
привести Рози в шелковый шатер, который по его приказу разбили под сенью рощ
и  фонтанов,  окружающих  твердыню.  Он  прикинул,  что,  если  какая-нибудь
подрывная реплика Рози обрушит потолок им на  голову,  шелк  будет  во  всех
отношениях предпочтительней черных базальтовых глыб.
     Ее довольно быстро доставили, хотя нашему герою показалось, что  прошло
много времени. Одному Небу ведомо,  как  она  сохранила  свое  ослепительное
здоровье в нечистом сером воздухе дальних предместий Ада, но у нее  был  все
тот же свежий и бодрый вид, а тело, казалось,  просвечивает  сквозь  унылые
тряпки,  как  апельсин - сквозь  папиросную  обертку.  Джордж  от  природы  не
отличался особой напористостью, теперь же у него и вовсе  кошки  скребли  на
душе. Он, разумеется, оказал ей самый теплый прием, но когда  б  все  ученые
мира поместили их объятия и поцелуи в возгонную  колбу,  им  бы  не  удалось
выделить в осадок ни единой крохи  греха - ибо  те  и  другие  были  настолько
естественны и невинны, что лучшего нельзя и желать.
     Я допускаю, что для почина естественность и невинность совсем  неплохи.
Джордж, однако, не продвинулся дальше того, чтобы предложить ей чашечку чая,
а  это  если  и  посчитают  за  грех,  так  только   в   университете.   Они
разговорились; он, не в силах удержаться, поведал  ей  о  своих  радостях  и
горестях по соседству c Тоттнем-Корт-роуд, а все потому, что не хотел  иметь
от нее тайн.  Она  ответила  такой  же  откровенностью.  Невозможно  описать
чувства Джорджа, когда он узнал, что она осиротела в четырнадцать лет и жила
с тех пор у тетки,  пожилой  дамы,  предрасположенной  к  строгости.  Минуты
летели, как облетают  лепестки  неповторимого  эдельвейса,  отцветающего  на
самом краю пропасти.
     Начинало смеркаться; дрозды постепенно замолкли,  и  немного  погодя  в
воцарившейся  тишине зазвенели  дивные  соловьиные  трели.  Наша  юная  пара,
сидевшая у открытого полога, тоже  как-то  приумолкла,  и  на  нее  снизошла
дивная истома, каковая, подобно безмолвию  бытия,  позволила  им  уловить  в
своих сердцах еле слышные нарождающиеся звуки иной гармонии. Обилие плакучих
ив,  что  голубели  в  призрачном  сумраке,   сообщало   этому   уединенному
девственному уголку огромного сада нечто китайское.
     Их пальцы переплелись. Над погруженными в тень деревьями поднялась луна
невероятных размеров - ведь она была не что иное, как Ад-Главный.
     - Говорят, - мечтательно  произнесла  Рози,  -  что  пятна  на  ней-это
кратеры.
     Что одному сладкий сон, то другому горькая явь - бывает и  так.  Джордж
мигом очнулся.
     - Ну ладно, - сказал он, -  пора  и  поужинать.  У  меня  сегодня  день
рождения, будет много шампанского.
     Он-то рассчитывал,  что  неискушенное  существо  примет  его  слова  за
приглашение к оргии, однако не учел, что  дал  ей  фору  тем,  что  сам  уже
порядком опьянел от одного звука ее голоса. Как раз в таких  обстоятельствах
и проявляется истинный характер мужчины: ради прихоти влюбленного Джордж был
готов поставить на карту свое будущее. Его разум сдавал  под  напором  сонма
добродетельных мыслей. Он начал даже подумывать  о  том,  не  предложить  ли
Дьяволу отправить в кипящую серу мужа-болванку,  с  тем  чтобы  он,  Джордж,
занял место бесполезного манекена, но удержался  от  этого  безумного  шага,
вспомнив про бесенят.
     Мысль о Хозяине на минуту вернула его на адскую почву.
     - Дорогая, - спросил он, потрепав ее по руке, - а не хотела бы ты стать
кинозвездой?
     - Ни за что, - ответила она.
     - Как-как? - переспросил он.
     - Ни за что, - повторила она.
     - М-да, - сказал он. - Так-так-так!
     На предмет совращения он имел при себе бриллиантовое колье, но ее ответ
привел его в такой восторг, что он не удержался и надел ожерелье ей  на  шею
без всяких предварительных  условий.  Она  была  рада не  столько  подарку,
сколько чувствам, одушевлявшим дарителя. Она заявила, чтоДжордж - самый добрый
и самый лучший из мужчин, и даже (не знаю, можно ли отнести  это  только  за
счет шампанского) твердо стояла на том, что он очень красив.
     Одним словом, ужин прошел словно под звон свадебных колоколов, но общее
впечатление подпортило  то,  что  Джордж  так  и  не  видел  ему  достойного
продолжения. Кое-кто мог бы сказать, что  в  данном  случае  вполне  уместно
воспоследует сера, но Джордж был с  этим  решительно  не  согласен.  Да  что
говорить! Когда он проформы ради разыграл все свои  карты,  ему  вдруг  ясно
представилась отвратительная картина того, что его ожидает,  и  он  не  смог
подавить душераздирающий стон.
     - Что с тобой, милый? - опросила Рози голосом нежней не бывает.
     - Ничего, - ответил он, - так, пустяки. Вот только гореть мне в  вечном
огне, если не удастся тебя соблазнить.
     - То же самое говорил мне молодой человек у галантерейного прилавка,  -
в смятении сказала она.
     - Но я-то говорю в прямом смысле, - возразил он. - Уж  ты  мне  поверь,
сера и любовь - совсем не одно и то же, что бы там ни писали поэты.
     - Ты прав, - заявила она с радостью, которая в  данных  обстоятельствах
прозвучала не вполне к месту, - любовь и сера - совсем не одно и то же. - И  с
этими словами стиснула ему руку.
     - Там, боюсь, мне не выпадет свободной минутки, чтобы о тебе вспомнить,
- сказал он, прямо-таки гипнотизируя ее взглядом.
     - А тебе там не бывать, - сказала она.
     - Он сказал, что буду! - воскликнул Джордж.
     - Нет, - возразила она, - если... если тебя спасет - то, что...
     - Что? - вскричал Джордж.
     - Что ты  меня  соблазнишь,  -  прошептала  она.  Джордж  возражал,  ло
малоубедительно: его окончательно пленило  то,  как  очаровательно  она  это
предложила.   Заключив   ее   в   объятия,   он   постарался   вместить    в
один-единственный поцелуй всю свою благодарность за  ее  доброту,  все  свое
восхищение ее красотой, все свое уважение к ее личности,  а  также  глубокое
сожаление о том, что ей пришлось осиротеть в четырнадцать лет и остаться  на
попечении    тетки,    несколько предрасположенной    к    строгости.     Для
одного-единственного поцелуя это,  конечно,  многовато,  но  наш  герой  не
пожалел сил.
     Наутро он был обязан позвонить Дьяволу и доложиться.
     - Я буду держать тебя за руку, - сказала Рози.
     - Хорошо, милая, - ответил он, - это придаст мне мужества.
     Межпланетная соединила молниеносно. Дьявол голосом громовержца спросил,
каковы успехи.
     - Девушка соблазнена, - довольно сухо ответил Джордж.
     - Великолепно! - одобрил Хозяин. - А теперь  докладывайте,  как  это  в
точности произошло.
     - Я, - сказал Джордж, - всегда считал вас за джентльмена.
     - Меня, - парировал Дьявол, - интересует чисто рабочий аспект. Хотелось
бы знать, какие  мотивы  побудили  ее  поддаться  вашему  почти  неуловимому
обаянию.
     - Как то есть какие?! - воскликнул Джордж. - Уж не думаете ли  вы,  что
эта достойная девушка могла допустить, чтобы я варился и жарился  в  кипящей
сере?
     - Как  вас  прикажете  понимать?  -  взвился  Дьявол.  -  Она  что  же,
поступилась добродетелью только ради того, чтобы избавить вас от кары?!
     - А какая другая причина, по вашему мнению, -  вопросил  наш  герой,  -
могла ее на это подвигнуть?
     - Влюбленный осел! - припечатал Дьявол  и  начал  его  поносить  жутким
голосом раз в десять покрепче, чем накануне.
     Джордж внимал ему со страхом и яростью. Наконец  Дьявол  истощил  запас
проклятий и перешел на более спокойный тон.
     - Остается единственный выход, - сказал он, - и считайте, что  вам  еще
очень повезло, потому что именно вы - червь ничтожный! - нужны мне  для  этого
дела. Не то вы бы  уже  сегодня  корчились  у  меня  на  сковороде.  Но  при
сложившемся раскладе мне, видимо, придется лично заняться проблемой,  и  для
начала вам предстоит жениться на девушке...
     - Хоть сейчас, - поспешил вставить наш герой. .
     - Пришлю епископа, он вас обвенчает, -  продолжал  Дьявол,  -  а  через
неделю, если отпустит подагра, я прикажу вам познакомить меня с женой и  сам
предприму совращение.
     - На что именно? - встревожился Джордж.
     - На тот самый грех, которому особенно подвержены замужние  женщины,  -
ответил Дьявол. - Ей нравятся нафабренные усы?
     - О черт! Он спрашивает, - прошептал Джордж Рози, -  нравятся  ли  тебе
нафабренные усы!
     - Нет, милый, - ответила Рози, - мне нравятся рыжие,  щеточкой,  как  у
тебя.
     - Она говорит, что ей нравятся рыжие, щеточкой, как у меня,  -  сообщил
Джордж не без нотки самодовольства.
     - И прекрасно! У меня будут еще рыжей  и  щетинистей,  -  ответствовал
Сатана. - Держите ее при себе. Еще не было случая, чтобы я потерпел  фиаско.
И кстати, Постлуэйт...
     - Я слушаю, - сказал Джордж. - Еще что-нибудь?
     - Без болтовни, - предупредил Дьявол с угрозой. - Если она пронюхает  о
моих планах, не пройдет и часа, как вы окажетесь в сере.   Джордж  повесил
трубку.
     -  Извини,  дорогая,  -  сказал  он,  -  но  мне  нужно  в  одиночестве
поразмыслить о том, что я только что услышал.
     Он удалился под сень ивовых  рощ,  которые  в  тот  ранний  час  дышали
свежестью утренней росы и полнились пением птиц. В  это  лучшее  утро  своей
жизни он с особым удовольствием выкурил бы первую дневную сигарету, но после
разговора с Дьяволом ему было не до курева. "Либо-либо, - сказал  он  самому
себе. - Или у него выгорит, или нет. В последнем случае он впадет  в  адскую
ярость, в первом - впаду я".
     Положение казалось безвыходным; таким бы оно и осталось, когда б любви,
чьи дурманы неоднократно воспеты стихами и прозой, не было  свойственно  еще
одно качество,  которое  пребывает  в  незаслуженном  небрежении,  а  именно
способность разума к  спокойным  и  ясным  суждениям.  Когда  улеглась  буря
переживаний, наш герой обнаружил, что ум его так же невозмутим и  прозрачен,
как небо над взморьем в раннее утро. Он немедленно закурил.
     - В конце концов, у нас в запасе еще несколько дней, - пробормотал  он,
- а время - понятие относительное. Взять хотя бы этого малого Приора,  который
прямо сейчас готов осушить вселенную, но все еще будет  тянуться  к  кружке,
когда обо всех  наших  мизерных  жизнях  и  память  исчезнет.  Обратно  же,
кто-кто, а я-то знаю, что  сладостные  минуты  могут  растянуться  на  целую
вечность. И вообще, никогда не поздно удрать.
     Сия мысль явилась ему так же  легко  и  естественно,  как,  несомненно,
Мильтрна осенило написать "Потерянный рай": "Гм, а напишу-ка  я  "Потерянный
рай". -_ "И вообще, никогда не поздно удрать". Всего  несколько  слов  -  но
каков результат! В обоих случаях оставалось только обдумать детали.
     Наш герой отличался изобретательностью. Больше того, ему помог и  некий
резкий звук, напоминающий крик возвращающихся с зимовья лебедей, -  Харонова
сирена. В этот час прославленный шкипер отвалил от причала Ада-Главного, где
сдал партию мужского груза, и взял курс на планету Джорджа. Корабль появился
в виду, рассекая утреннюю синь, сияя белизной в  лучах  местного  светила  и
оставляя за  кормой  след  наподобие  самолетного,  только  много  красивей.
Впечатляющая была картина. Скоро Джордж уже  мог  различить  суетившихся  на
палубе женщин и слышать их крики: "Это Буэнос-Айрес?" Не  теряя  времени,  он
вернулся во дворец, воссел  в  самом  величественном  из  залов  и  отправил
курьера в гавань, приказав ему: - Попроси капитана зайти,  мне  нужно  с  ним
переговорить.
     Харон не заставил себя ждать и вошел вразвалку следом за курьером.  Он,
возможно, еще поворчал бы самую малость, но при  виде  бутылки  на  столе  у
Джорджа глазки у него заблестели - и неудивительно:  в  бутылке  было  не  что
иное, как тот самый жидкий огонь  под  названием  Патентованный  Адский  Ром
Древней Выдержки, напиток столь же редкий, сколь вожделенный.
     - Капитан, - сказал Джордж, - до сих пор мы  с  вами,  смею  надеяться,
прекрасно ладили.  Мне  придется  задать  вам  один  вопрос,  который  может
прозвучать намеком на ваше служебное соответствие. Однако, уверяю вас, задам
я его не по собственной воле;а чтобы вы убедились, насколько  я  лично  ценю
вас как друга, как настоящего мужчину и в первую очередь  какморского  волка
старой закваски, позвольте просить вас оказать мне сначала любезность, выпив
со мной по маленькой.
     Харон был немногословен.
     - Есть! - произнес он.
     Джордж разлил ром. Когда Харон опрокинул стакан,  Джордж  сказал: -  Шеф
втайне гневается на вас по поводу миссис Соме из Бейсуотера.
     - Отдать концы, - хмыкнул Харон, нахмурившись.
     - Неужто вы забыли, что я уже два раза напоминал вам о ней? - продолжал
наш герой. - Ей стукнуло сто четыре, и она злее цепной собаки. Шеф не  может
понять, почему вы до сих пор ее  не  доставили.  -  И  с  этими  словами  он
наполнил пустой Харонов стакан.
     - Отдать концы! - повторил прославленный шкипер.
     - Вероятно, -  гнул  свое  Джордж,  -  при  всех  своих  многочисленных
обременительных обязанностях вы не придали  особого  значения  внеочередному
распоряжению касательно одной какой-то старухи. Я бы на вашем месте,  положа
руку на сердце, напрочь забыл про это дело. Тем не менее вы шефа знаете.  Он
начал поговаривать о перестановках в Адмиралтействе;впрочем,  не  принимайте
этих разговоров всерьез. Мне нужно лично побывать на Земле по важному  делу,
а я установил, что молодая женщина, которую вы доставили сюда  по  досадному
недоразумению, обучалась на медсестру. Можете не сомневаться, мы  с  ней  на
пару в мгновенье ока охомутаем старую грымзу и доставим ее на  судно.  Когда
шеф оправится от приступа подагры, она уже будет  здесь,  и  фарватер  между
вами снова будет чист как стеклышко.
     Сказав так, он плеснул остатки рома в стакан старого морского волка.
     - Есть! Есть! - согласился прославленный шкипер.
     Джордж  тут  же  вызвонил  ординарца,  и  тот  ввел  Рози,   одетую   в
умопомрачительную служебную форму.
     - Сию же минуту на корабль! - приказал он.
     - Есть! Есть! - воскликнул Харон.
     Район Лондона.
     - Мне удастся тебя вызволить, - шепнул Джордж возлюбленной, -  если  ты
ни разу не обернешься назад. Обернешься - нам крышка.
     - Не волнуйся, - сказала она.  -  Пока  мы  вместе,  ничто  никогда  не
заставит меня оглянуться.
     Итак, они очутились на борту. Для  Харона  все  сухопутные  крысы  были
тронутыми, больше того, он давно подозревал, что в верхах под него копают, а
потому был  весьма  благодарен  Джорджу  за  полученную  информацию.  Джордж
распорядился отнести целый ящик превосходного рома (последний в  мироздании)
к капитану в каюту, дабы Харон, чего доброго, не вспомнил, что и  слыхом  не
слыхивал о старухе Соме.
     Могучий лайнер отвалил от причала под аккомпанемент свистков  и  команд
на непонятном морском языке. Джордж заперся в радиорубке под тем  предлогом,
что ему нужно держать с шефом постоянную связь. Будьте уверены, Сатана  рвал
и метал, узнав про побег, но это привело лишь к тому,  что  засевшая  в  его
членах  подагра  разыгралась  в  тысячу  раз  сильнее  и  уже   окончательно
взбесилась, когда ему так и не удалось наладить связь с кораблем.
     Дьявол не  придумал  ничего  лучшего,  как  сотворить  в  непроторенных
пустынях космоса  призрачные  видения,  которые  могли  бы  соблазнить  Рози
оглянуться. Скажем,  справа  по  курсу  вдруг  выскакивала  на  манер  буйка
парижская шляпка и сразу же - так быстро летел  корабль - оставалась  далеко  за
кормой.    В    других    случаях    возникали    образы    наизнаменитейших
киноактеров - любимцы публики восседали  на  серебристых  планетах  отдаленных
созвездий, поправляя прическу. Рози осаждали сотнями подобных соблазнов,  и,
что  было  куда   мучительней,   бесенята   не   давали   покоя,   своими
преследованиями:  дергали  сзади  за  волосы,  теребили  одежду,  изображали
попавшего за шиворот паука,  короче,  чинили  всевозможные  мелкие  пакости,
настолько хорошо всем нам знакомые, что их легче представить,  чем  описать.
Но преданная подруга стояла на носовой палубе, крепко вцепившись в перила, и
ни разу даже не моргнула.
     Такая преданность, помноженная на бдительность Джорджа  у  приемника  и
беспробудные возлияния Харона, который не вылезал из каюты, привела к  тому,
что вскоре лайнер благополучно достиг земных широт и лег в дрейф. Джорджа  и
Рози с головокружительной скоростью спустили вниз по невидимому канату, и они
совершили мягкую посадку в постель к почтенной долгожительнице миссис Соме.
     Обнаружив у себя под  боком  юную  парочку,  старуха  рассвирепела.  -
Выметайтесь сию же минуту! - завопила она.
     - Тише, - сказали они. - Выметаемся.

     И надо же такому случиться, что на
другой день я повстречал  их  на  Оксфорд-стрит,  где  они  изучали  витрины
мебельных магазинов; тогда-то Джордж и поведал мне всю эту историю.
     - Значит, ты утверждаешь, -  заметил  я,  -  что  на  самом  деле  наша
вселенная - это бездонная кружка пива?
     - Утверждаю, - ответил он. - Так оно  и  есть.  А  в  доказательство  я
покажу тебе то самое  место,  где  Рози  получила  щипок  от  этой  ревнивой
мерзавки.
     - То самое место? - воскликнул я.
     - Ну да, - сказал он. - Это случилось вон в том магазине через  дорогу,
как войдешь - сразу направо, за прилавком, что в самом конце  отдела  чулок  и
перед началом полотняных изделий.


AX, УНИВЕРСИТЕТ!

Перевод. Гинзбург Т., 1991 г.

     Жил в предместье Лондона один старый отец, нежно
любивший  своего  единственного  сына.  И  поэтому,  когда  юноше   шел
восемнадцатый год, старик позвал его и, благожелательно щурясь сквозь очки в
роговой оправе, сказал: - Ну, Джек, школу ты закончил.  Теперь  ты,  конечно,
мечтаешь об университете.
     - Да, папа, - сказал сын.
     - Это разумно, - сказал  отец.  -  Годы,  проведенные  в  университете,
бесспорно, самые лучшие  в  жизни.  Даже  не  говоря  о  широких  познаниях,
отличных профессорских лекциях, о внушающих почтенный трепет серых корпусах,
обо всей атмосфере культуры и утонченности, человеку в эту  счастливую  пору
обеспечена материальная поддержка.
     - Да, папа, - сказал сын.
     - Собственные апартаменты,  -  продолжал  отец,  -  обеды  с  друзьями,
неограниченный кредит  у лавочников,  трубки,  сигары,  кларет,  бургундское,
наряды.
     - Да, папа, - сказал сын.
     - Там существуют превосходные  клубы,  -  сказал  старик,  -  все  виды
спорта, гребные гонки, спектакли, балы, вечера, скандалы,  кутежи,  проказы,
розыгрыши, одним словом - все развлечения, какие только можно вообразить.
     - Да, папа! Да! - воскликнул сын.
     - Безусловно, на свете нет  ничего  более  прекрасного,  чем  ученье  в
университете, - сказал отец. - Весна      жизни! Сплошные удовольствия! Кажется,  будто  мир  кишит  устрицами  и
внутри каждой из них жемчужина.  Ах,  университет!  Впрочем,  я  не  намерен
посылать тебя туда.
     - Так какого же черта ты  затеял  весь  этот  разговор?  -  спросил
бедняга Джек.
     - Чтобы ты не  подумал,  что  я  о  тебе  не  забочусь  и  недооцениваю
удовольствий, которых вынужден тебя лишить, -  сказал  отец.  -  Видишь  ли,
Джек, я  не  могу  похвастать  здоровьем;  ничего,  кроме  шампанского,  мой
организм не принимает, и, если мне случается выкурить второсортную сигару, у
меня становится противно во рту. Мои расходы  ужасно  возросли,  и  я  смо