разил Амброз, - это девяносто  девять  процентов
всего предприятия. Я сам стилист. Официант, несите-ка бифштекс сюда.  Именно
это вам и хотелось увидеть, не так ли?
     - Спасибо, - сказал молодой человек.
     - Не стоит, - ответил Амброз. - Можете как следует его  рассмотреть.  Я
наделен способностью - если угодно, можете назвать это талантом - радовать  моих
знакомых, ибо я - прекрасный стилист. Я рассчитываю,  что  моя  будущая  книга
разойдется полмиллионом экземпляров. Ешьте бифштекс - меня он не интересует.
     - 0'кей, - сказал молодой человек и налег  на  еду.
     -  Вам,  кажется, нравятся бифштексы, - продолжал Амброз. - Мне нужен в  секретари  человек  с хорошим знанием жизни; скажем, что-то вроде  подмастерья,  какие  были  у
старых мастеров, чтобы вчерне разрабатывать для меня сюжеты. У вас,  похоже,
неисчерпаемый  запас  жизненного  сырца.  У  меня  -   неисчерпаемый   запас
бифштексов.
     - Продаться?! - вскричал молодой человек. - За  бифштекс?  Мне?  Ни  за
что!
     - Гарантирую натуральную вырезку... - начал Амброз.
     - Но... - прервал молодой человек.
     - ... под соусом из шампиньонов. Жареных цыплят. Пирог на сладкое. Новую
одежду. Удобное помещение. Может быть, доллар в неделю на карманные расходы.
     - Подбросьте второй, - попросил  молодой  человек.  -  На  один  доллар
дамочку в кино не сводишь.
     - Разумеется, нет, - сказал Амброз. - Никаких дамочек. Все должно  идти
на сюжеты.
     - Уж больно сурово, - заметил кандидат в соавторы.
     - Вам решать, - поставил точку Амброз. Молодой,  человек  поколебался - и
уступил. Не теряя  времени,  Амброз  оплел  его  долгосрочным  контрактом  и
доставил в  свой  домик  на  Лонг-Айленде.  Перед  женой  он  выдал  его  за
секретаря, чтобы скрыть истинный характер  сделки  -  из  опасения,  как  бы
правда не умалила ее обожания.
     Молодой человек, которому очень шел  его  новый  костюм,  ел  и  пил  с
завидным аппетитом, отдавая должное всему, чем его угощали,  за  исключением
шерри. От шерри он решительно отказался, потребовав коктейль.
     -  Смешай  ему  "Старика" {Коктейль из  виски,  горького  пива,  сахара  и
лимонной корочки.},  -  приказал  Амброз  жене:  у  него   было
предчувствие, что коктейль поможет вызреть сюжету,  полному  жизни  как  она
есть.
     Красавица жена широко распахнула глаза и  воззрилась  сперва  на  мужа,
затем на секретаря, а потом на коктейль, который украдкой  пригубила,  не  в
силах противиться искушению. "Какой дивный вкус! - подумала  она.  -  И  как
прекрасна жизнь несмотря ни на что! Вот  входит  юноша,  и  у  меня  тут  же
появляется то, о чем я вздыхала. Не думаю, чтобы ему  приходилось  о  чем-то
вздыхать, - у него вид хозяина жизни. Он просто-напросто потребует свое. Или
возьмет сам. О Боже!"  И подала молодому человеку коктейль, который тот принял
скромно и с благодарностью, однако как нечто принадлежащее ему по праву.  Он
выпил его  с  истинно  мужской  простотой  и  в  то  же  время  с  глубоким,
примитивным, бесхитростным удовольствием, причем стакан он держал  вот  так,
голову запрокинул вот так - нет, я бессилен описать, как красиво этот  молодой
человек прикончил коктейль.
     Все  в  доме  пошло  гладко.  Амброз  перестал  волноваться.  Его  жена
перестала вздыхать. Вскоре и сюжет подоспел - то, что нужно.
     - Вы остаетесь тут, - заявил Амброз секретарю, - а  мы  отправляемся  в
Прованс, в наш домик, где я вылеплю из  вашей  сырой  глины  нечто  подобное
греческой вазе. Вы между тем придумаете мне новый сюжет.
     Они отбыли. Амброз радостно потирал руки. При посадке на  корабль  жена
было вновь закапризничала,      выказав забытую  склонность  ко  вздохам,  но  он  не  обратил  на  это
внимания.  Скоро,  однако,  у  него  самого  появились   причины   вздыхать:
попробовав работать в своей отдельной каюте, он выяснил, что стиль у него не
столь совершенен, как ему представлялось. И  верно - к  концу  плавания  самая
лучшая бумага оставалась не менее девственной, чем вначале.
     Амброз снова погрузился в пучину отчаяния. Когда они приехали в  Париж,
он ускользнул из гостиницы и забрел в самое убогое кафе, какое мог отыскать,
- приют вконец обнищавших писателей, у которых нет за душой ни  сюжетов,  ни
денег, ни преданных жен, ни идеальных детишек - ровным счетом ничего.
     Такие кафешки в Париже можно найти на любой глухой улочке,  и  нравы  у
посетителей там весьма пестрые и международные. Амброз оказался  в  обществе
юного англичанина с лицом довольно нежным  и  почти  прозрачным  по  причине
крайнего истощения. На глазах у молодого человека Амброз заметил слезы.
     - Почему, - спросил он, - у вас на глазах слезы?
     - Я писатель, - ответил юноша, - и  поскольку  варварам  издателям  нет
дела до стиля, а требуются одни лишь сюжеты о погрязших в скотстве  мужчинах
и женщинах, вы поймете, что я  вынужден  жить  предельно  скромно.  Здесь  я
экономно вкушал запах дивных tripes a la mode {Вареных рубцов (фр. ).}, которые  поглощает  вон  тот
полный джентльмен, когда вошел этот отвратительный репортер, сел за соседний
столик и принялся изрыгать такие потоки газетного жаргона, что мне  пришлось
пересесть. А я так голоден!
     - Ужасно! - посочувствовал Амброз. - Но послушайте, что я вам скажу.  Я
возьму себе порцию, а вы нюхайте себе на здоровье, сколько душе угодно.
     - Я бесконечно благодарен, - сказал англичанин. - Не представляю, зачем
вам оказывать такое благодеяние совершенно незнакомому человеку.
     - Пустяки, - ответил Амброз. - А вам не  доводилось  пробовать  хлебный
мякиш, размоченный в мясном соусе?
     - Воистину доводилось! - встрепенулся молодой  человек.  -  На  прошлое
Рождество. Первые шесть месяцев этого года  мой  стиль  был  отмечен  особой
яркостью.
     - Как бы  вы  восхитительно  писали,  -  заметил  Амброз,  -  если  вас
накормить boefen  daube! {Тушеной говядиной (фр. ).} -  На  этом  рационе  я  бы  сотворил  "Илиаду",  - воскликнул юноша.
     - А на bouillabaisse? {Рыбной похлебке с чесноком и пряностями (фр. ).}
     - "Одиссею".
     - Мне нужен человек, - начал Амброз, -  способный  несколькими  тонкими
штрихами придать завершение кое-каким моим замыслам, более  современным,  но
столь же внушительным. У меня в Провансе имеется домик с отличной кухней...
     Короче,  он  мигом  прибрал  к  рукам  юного  неудачника,  окрутив  его
параграфами контракта и долговыми  расписками  не  хуже,  чем  какого-нибудь
белого раба в Буэнос-Айресе.
     Поначалу молодой человек экстатически  вкушал  одни  запахи,  но  потом
вполне освоился с хлебным мякишем в мясном соусе и в конце  концов  принялся
есть все, что давали, к вящей пользе для  своего  тела  и  стиля.  Однако  к
амброзовскому шерри он так и не прикоснулся.
     - Позвольте мне выпить коктейль, - сказал он. - Это сообщит моей  прозе
налет современности и реализма, что особенно уместно  в  эпизодах,  действие
которых происходит в Америке.
     "И не только в них, - подумал Амброз.  -  Пусть  это  станет  связующим
звеном, rapport {Связь, сходство, зависимость (фр. ).} между ним b тем, другим". И он позвал жену,  чье  появление исторгло у молодого человека глубокий вздох.
     - Смешай ему "Старика", - распорядился Амброз. Жена, как  то  уже  было
однажды, широко распахнула  свои  колдовские  глаза,  воззрившись  на  мужа,
секретаря и коктейль, который, как то уже было, украдкой при этом пригубила.
Ее охватило знакомое восхитительное чувство. "Возможно, я была не права, что
возобновила вздохи, - подумала она. - Возможно, стоящие причины для  вздохов
выпадают крайне редко. У  молодого  человека  такой  вид,  словно  он  успел
порядком навздыхаться, что грустно наблюдать в столь  грациозном  и  хрупком
создании. Интересно, известно ли ему лекарство от вздохов".
     Жизнь, однако, не всегда бывает театром.  Книга  продвигалась  быстрыми
темпами и скоро оформилась в бесспорный и бессмертный  классический  шедевр,
чья  крепкая  фабула  была  способна  увлечь  самых  тупых  и   неискушенных
читателей, а совершенство  стиля  вызывало  признание  у  самых  придирчивых
знатоков.
     Книгу раскупали, как  горячие  пирожки,  и  Амброзу  повсюду  возносили
хвалу. Его подвалы были набиты шерри самых отменных марок. Его  жена  больше
не вздыхала - даже тогда, когда они отправлялись с Лонг-Айленда в Прованс  или
из Прованса на Лонг-Айленд.
     - Всегда приятно сменить обстановку, - говорила она репортерам.
     Прошло немного времени, и она увенчала его радость, подарив ему крепыша
сына.
     - Скоро, - заметил Амброз, - он сможет побежать  мне  навстречу,  и  ты
снимешь  нас  кинокамерой.  Вообще-то  ему  полагалось  больше  походить  на
меня - он, верно, пошел в твою не столь благородную родню. Но  может,  он  еще
исправится, а может быть, ты сама в другой раз получше постараешься.
     Другой  раз  не  заставил  себя  ждать,  и  Амброз  возрадовался  двум
идеальным детишкам.
     - Но и этот, - сказал он  тем  не  менее,  -  чуть-чуть,  а  все  ж  не
дотягивает до идеала. Он наследовал  твою  хрупкую  внешность.  Но  если  их
сложить вместе и разделить на два, то средний ребенок как раз выйдет в отца,
а на большее и надеяться нечего.
     Время шло, и не было на свете человека довольнее Амброза.
     - Какой же я счастливчик, - говаривал он про себя, -  со  славой,  моим
богатством, моей красавицей женой, которая меня обожает,  с  моими  крепкими
сюжетами и изысканным стилем, моими домами, моими двумя секретарями и  парой
идеальных детишек. Он только что распорядился принести камеру, чтобы  снять,
как  они  бегут  ему  навстречу,  когда   доложили   о   посетителе - каком-то
литературном паломнике, который прибыл засвидетельствовать свое преклонение.
     Такие гости всегда были по сердцу великому человеку.
     - Да, - сказал он, - это я. Это мой кабинет.  Это  мои  книги.  Там,  в
гамаке, - моя жена. А вон там,  в  саду,  -  двое  моих  идеальных  детишек.
Пойдемте, я их вам покажу. Вы увидите,  как  они  побегут  навстречу  своему
папочке.
     - Скажите, - спросил гость, - а в них проявляется гений их родителя?
     - Вероятно, - ответил Амброз. - Разумеется, со скидкой на возраст.
     - В таком случае, - попросил  посетитель,  -  давайте  подойдем  к  ним
незаметно. Давайте подслушаем их детский лепет. Вдруг они рассказывают  друг
другу истории!  Мне  бы  хотелось,  сэр,  поведать  миру  о  том,  что  они
унаследовали гений своего отца.
     Амброз  снизошел  к  его  просьбе,  и  они  на  цыпочках  прокрались  к
песочнице, где два карапуза тараторили как заведенные, присев на корточки. И
конечно же, они рассказывали сказку.
     - И вот старина дракон, - произнес старший,  -  наскочил  на  него  как
бешеный, заплевал огнем...
     - И чудовище, - подхватил  младший,  -  набросилось  на  него,  изрыгая
пламя...
     - А он отпрыгнул вбок и ткнул его в брюхо мечом...
     - А он проворно скользнул в сторону и погрузил сверкающий клинок в  его
черное сердце...
     - И тварь опрокинулась...
     - И ящер пал...
     - И окочурилась.
     - Сраженный насмерть.


НОЧЬЮ ВСЕ КОШКИ ЧЕРНЫ

Перевод В. Скороденко

     Мистер Спирс пришел  домой  поздно  ночью.  Он тихохонько прикрыл за собой дверь, включил  свет  и  долго  стоял  на
коврике в передней.
     У мистера Спирса, преуспевающего доверенного,  было  длинное,  худое  и
неизменно бледное лицо, холодный взгляд и плотно сжатые губы. Под челюстью у
него все время что-то подрагивало, как у рыбы жабры.
     Он снял котелок, осмотрел его снаружи, заглянул  внутрь  и  повесил  на
обычное место. Затем стащил шарф из темного материала в горошек  подобающего
размера, тщательно его оглядел и повесил на другой крючок. Пальто, изученное
с еще большей дотошностью, повисло на соседнем крючке, а  сам  мистер  Спирс
быстро поднялся наверх.
     В ванной он долго-долго разглядывал себя  в  зеркале,  вертелся  так  и
эдак, откидывал голову назад и склонял набок, чтобы рассмотреть шею и нижнюю
челюсть. Он отметил, что с воротничком все в порядке, убедился, что  булавка
в  галстуке  на  месте,  осмотрел  запонки,  пуговицы  и  наконец   принялся
раздеваться.  Каждый  предмет  туалета  он  опять-таки  инспектировал  самым
пристальным образом - и благо, что миссис Спирс при сем не  присутствовала,  а
то бы она решила, что он проверяет,  не  осталось  ли  на  костюме  женского
волоса или следов пудры. Но миссис Спирс спала  вот  уже  добрых  два  часа.
Исследовав одежду до последнего стежка, ее муж прокрался за платяной щеткой,
которую он после всего употребил и как сапожную. Наконец он осмотрел руки  и
ногти и тщательно вымыл их с помощью губки.
     Затем мистер Спирс уселся на  край  ванны,  оперся  локтями  о  колени,
подпер подбородок ладонями  и  погрузился  в  глубокое  раздумье.  Время  от
времени, покончив с очередной мыслью, он отводил палец и снова прижимал  его
к щеке, а иногда и к тому месту, где у него что-то подрагивало, как  у  рыбы
жабры.
     В   конце   концов   мистер   Спирс,   судя   по   всему,   пришел    к
удовлетворительному выводу. Он выключил  свет  и  направился  в  супружескую
спальню, выдержанную в кремовых и розоватых  тонах  с  отделкой  под  старое
золото.
     Утром мистер Спирс встал, как  обычно,  и  со  свойственной  ему  миной
спустился к завтраку.
     Жена, полная во всех  отношениях  его  противоположность  (каковой,  по
убеждению многих, и надлежит быть жене), уже хлопотала  за  кофейником.  Она
была пухленькой, белокурой, добродушной и беззаботной, короче, обладала всем
тем, чем должна обладать хозяйка за семейным столом, и, быть может,  даже  в
избытке. Двое малышей уже завтракали,  двое  старших  еще  не  спускались  к
столу.
     - Ага, вот и ты, - приветствовала мужа миссис Спирс. - Ты вчера  поздно
вернулся.
     - Около часу, - заметил мистер Спирс, раскрывая газету.
     - Да нет, пожалуй, попозже, - сказала она.  -  Я  слышала,  когда  часы
пробили час.
     - Ну, значит, в полвторого, - сказал он.
     - Тебя подвез мистер Бенскин?
     - Нет.
     - Не сердись, дорогой, я ведь просто так спросила.
     - Где кофе?!
     - Я не против, если ты отужинал с друзьями, - сказала  она.  -  Мужчине
иной раз нужно провести вечерок в своей компании. Но тебе и  отдыхать  надо,
Гарри. Я, кстати, этой ночью совсем не отдохнула. Ох какой страшный сон  мне
приснился! Мне снилось...
     - Если я, - обрезал ее муж, - ненавижу что-нибудь еще больше, чем помои
у себя на блюдце, - полюбуйся на эту пакость...
     - Прости, дорогой, - сказала миссис Спирс, - но ты так резко потребовал
кофе, что...
     - А папочка пролил  кофе,  -  пискнул  малыш  Патрик.  -  У  него  рука
дернулась - вот так.
     Мистер Спирс посмотрел на своего младшего сына, и младший сын  прикусил
язык.
     - Я  повторяю,  -  продолжал  мистер  Спирс,  -  что  если  я  ненавижу
что-нибудь еще больше, чем эту пакость у себя на блюдце,  так  это  дурочек,
которые за завтраком трещат про свои сны.
     -  Дался  тебе  этот  сон!  -  ответила  миссис  Спирс   с   величайшим
добродушием. - Не хочешь слушать, дорогой, и не надо. Я потому только хотела
его рассказать, что он был про тебя.
     С этими словами она вернулась к прерванной трапезе.
     - Или рассказывай свой сон, или  не  рассказывай,  что-нибудь  одно,  -
сказал мистер Спирс.
     - Ты же сам заявил, что не желаешь о нем слышать,  -  небезосновательно
заметила миссис Спирс.
     - Самая гнусная и отвратительная порода  кретинов - это  те,  кто  сперва
напускает тайны, а потом...
     - При чем тут тайна, - сказала  миссис  Спирс.  -  Ты  заявил,  что  не
хочешь...
     - Послушай, будь добра, прекрати  все  эти  штучки  и  в  двух  словах
изложи, что за чепуха тебе приснилась. На том и покончим, ладно?  Представь,
что ты даешь мне телеграмму.
     -  "Мистеру  Теодору  Спирсу-вилла  "Нормандка"  -   Рэдклифф-авеню   -
предместье Рекстон-Гарденз, - выпалила миссис Спирс.  -  Мне  приснилось  ты
умер на виселице тчк".
     - На виселице, мамочка, - сказала крошка Дафна.
     - Здравствуй, мать! - сказала ее старшая сестра, появляясь в  столовой.
- Здравствуй, папка! Простите, что опоздала. Доброе утро, дети. В чем  дело,
папа? У тебя такой вид, будто ты только что спровадил налогового инспектора.
     - За убийство, - продолжала миссис Спирс,  -  что  ты  совершил  темной
ночью. Я так ясно все это видела во сне! У  меня  камень  с  души  свалился,
когда ты сказал, что пришел вчера в полвторого.
     - В полвторого, держи карман шире, - перебила ее старшая дочь.
     - Милдред, - заметила мать, - не говори, как в кино.
     - Папуля у нас старый повеса, - сказала Милдред, разбивая яйцо. - Вчера
мы с Фредди вернулисьс танцев в полтретьего, так на вешалке не было  ни  его
шляпы, ни пальта.
     - Ни пальто, - сказала крошка Дафна.
     - Если этот ребенок еще раз поправит тебя или  свою  старшую  сестру  в
моем присутствии... - начал мистер Спирс.
     - Помолчи, Дафна! - сказала миссис Спирс. - Вот  и  все,  дорогой.  Мне
приснилось, что ты совершил убийство и тебя повесили.
     - Папулю повесили?! - воскликнула Милдред е оживлением. - Ой,  мамочка,
а кого он убил? Расскажи нам со всеми леденящими душу подробностями.
     - По правде сказать, они таки и были леденящими, - ответила мать.  -  Я
утром встала совсем разбитая. Это был несчастный мистер Бенскин.
     - Что?! - переспросил мистер Спирс.
     - Ну да, ты убил беднягу Бенскина. Хотя не могу  взять  в  толк,  зачем
тебе убивать своего компаньона.
     - Затем, что тот настаивал на проверке отчетности, - объяснила Милдред.
- Так всегда бывает. Я знала, что папуля  кончит  одним  из  двух:  или  его
убьют, или он сам попадет на весилецу.
     - На виселицу, - сказала крошка Дафна. - А кого он убил?
     - Помолчи, - сказал отец. - Эти детки меня в гроб вгонят.
     - Значит, так, дорогой, - продолжала миссис Спирс, - мне  снилось,  что
поздно ночью ты был с мистером Бенскином. Он подвозил тебя в своей машине, и
вы говорили о делах-знаешь, как бывает:  приснится  умный-умный  разговор  о
вещах, о которых и представления не имеешь, но во  сне  вроде  все  понятно,
хотя на самом деле, конечно, чистая  белиберда.  Совсем  как  с  анекдотами.
Приснится, что придумала самый лучший анекдот на свете, а проснешься...
     - Не отвлекайся, - строго заметил мистер Спирс.
     - Значит, дорогой, вы болтали, а потом въехали в его гараж, а гараж был
такой узкий, что дверцы у машины можно было открыть только с одной  стороны,
вот ты и вылез первым и сказал ему: "Одну минуточку", потом  опустил  спинку
переднего сиденья его маленького "шевроле" и пробрался  к  заднему  сиденью,
где лежали ваши пальто и шляпы. Да, говорила я или нет,  что  вы  ехали  без
пальто, потому что ночь была теплая, какие сейчас стоят?
     - Дальше, - сказал мистер Спирс.
     - Значит, там лежали ваши пальто и шляпы, на заднем сиденье,  а  мистер
Бенскин все еще сидел за рулем. Его пальто было темное, он всегда его носит,
а твое из светлого шевиота, которое ты вчера надевал, и там лежали еще  ваши
шелковые шарфы, и шляпы, и все остальное, и ты взял один шарф - они оба были
в белый горошек, помнится, на мистере Бенскине был шарф,  похожий  на  твой,
когда он обедал у  нас  в  прошлое  воскресенье,  только  у  него  шарф  был
темно-синий. Значит, ты взял шарф, сделал на нем петлю, а сам все это  время
про что-то рассказывал мистеру Бенскину и вдруг набросил петлю ему на шею  и
задушил его.
     - Потому что тот настаивал на проверке отчетности, - вставила Мйлдред.
     - Однако это... это уж слишком, - произнес мистер Спирс.
     - С меня-то уж этого вот как достаточно, - сказала его супруга. - Я так
напереживалась во сне. Ты достал веревку, к одному концу  привязал  шарф,  а
другой обмотал вокруг балки, что в крыше гаража, чтобы выглядело,  будто  он
сам с собой покончил.
     - Боже всемог