ущий! - сказал мистер Спирс.
     - Я видела это так ясно, что просто слов нет. А потом все перемешалось,
как бывает во сне, и ты все время появлялся в том  самом  шарфе,  и  он  все
время обматывался у тебя вокруг шеи, а потом был суд, и на суде  опять  был
шарф. Только при дневном свете  увидали,  что  это  шарф  мистера  Бенскина,
потому что он темно-синий. А при электрическом он казался черным.
     Мистер Спирс крошил пальцами хлебный мякиш.
     - В высшей степени удивительно, - произнес он.
     - Конечно, все это глупо, - сказала жена, - но  ведь  ты  сам  заставил
меня рассказать.
     - Не так уж это и глупо, если разобраться, - ответил  мистер  Спирс.  -
Вообще-то мистер Бенскин действительно подвез меня вчера в своей  машине.  У
нас был очень серьезный  разговор.  Не  вдаваясь  в  детали,  скажу,  что  я
обнаружил весьма странные дела у нас в конторе. Пришлось с ним  объясниться.
Разговор был долгий. Возможно, я пришел домой позже, чем мне  показалось.  И
знаешь,  когда  мы  с  ним  расставались,   у   меня   возникло   чудовищное
предчувствие.  Я  подумал: "Этот  парень  собирается  покончить   с   собой".
Именно так  я  и  подумал.  Едва  не  вернулся  назад.  Я  почувствовал...  я
почувствовал ответственность. Дело было  серьезное,  и  я  поговорил  с  ним
начистоту. - Неужто мистер Бенскин - мошенник? - воскликнула миссис Спирс.  -
Мы разорены, Гарри?
     - Нет, до этого не дошло, - ответил мистер Спирс. - Но порядком залезли
в долги.
     - А ты уверен, что это он? - спросила миссис Спирс. -  Он...  он  такой
честный на вид.
     - Либо он, либо я, - ответил мистер Спирс. - А я тут ни при чем.
     - Но ты ведь не веришь, что он... что он повесился?
     - Сохрани господь! Но, учитывая мое предчувствие, - оно, должно быть,  и
навеяло тебе этот сон.
     - Роза Уотерхаус, правда, тоже видела во сне воду,  когда  у  нее  брат
ушел в плавание, - сказала миссис Спирс, - но он так и не утонул.
     - Таких случаев можно насчитать тысячи, -  отозвался  муж.  -  Но,  как
правило, подробности в этих снах всегда перевраны.
     - Дай-то Бог, чтобы так оно и оказалось! - воскликнула миссис Спирс.
     - Например, - продолжал мистер Спирс,  -  этой  ночью  мы  как  раз  не
снимали ни пальто, ни шарфов: обстановка едва ли располагала к интимности.
     - Еще бы, - сказала миссис Спирс. - Подумать только, что мистер Бенскин
на такое способен!
     - Уж кто бы никогда не подумал, так это его жена,  бедняжка,  -  мрачно
заметил мистер Спирс. - Я твердо решил пощадить ее чувства.  Поэтому-Милдред
и дети, слышите! - что бы там ни случилось, никому об этом ни слова, ни даже
полсловечка. Понятно? Никому! Вы ничего не знаете. Одно-единственное  слово
может навлечь позор на несчастную семью.
     - Ты совершенно прав, дорогой, - сказала жена.  -  Я  присмотрю,  чтобы
дети не болтали.
     - Привет, мать! - крикнул Фред, врываясь в комнату. - Привет, шеф! Есть
не буду-нету времени. Если ли повезет, только-только успею на поезд.  Кстати,
чей это шарф? У тебя ведь такого не было, правда, пап? Темно-синего?  Можно,
я его надену? Господи, да что это с вами? Что с вами, я спрашиваю?!
     - Иди сюда, Фред, - сказала миссис Спирс. - Иди сюда и закрой дверь. На
поезд можешь не торопиться.


       ГЕЙ 0'ЛИРИ

Перевод. Ливергант А., 1991 г.

     Этому, отважному,  энергичному  и  на  редкость  упитанному клопу на белоснежной  груди  Рози О'Лири  жилось,  как  в  раю.
Восемнадцатилетняя  Рози  была  служанкой  в  уютном  особняке  доктора   из
Вермонта, и ни одному клопу с сотворения мира никогда не было так привольно,
как нашему герою. Себя он ощущал богатым  землевладельцем,  а  пышную  грудь
Рози - сочным холмистым лугом, по которому текли молочные и медовые реки.
     Рози слыла самым веселым, пылким, живым, подвижным, невинным  и  резвым
существом на свете, из чего  следует,  что  и  у  нашего  клопа  характер  и
здоровье были отменными. Ведь всем  известно,  что  клопы  за  одну  трапезу
поглощают почти столько же, сколько весят сами, и, следовательно, заимствуют
у того, кем питаются, не  только  физические  кондиции,  но  и  темперамент,
эмоции, привычки и даже нравственные устои.
     Поэтому нет ровным счетом ничего удивительного, что вышеозначенный клоп
передвигался гораздо  быстрей  остальных  и  беспрестанно  превозносил  свою
счастливую судьбу. Питался он молодой,  горячей,  высококачественной  кровью
служанки, а потому не было  в  мире  более  веселого,  глупого,  упитанного,
быстрого и хорошо сложенного клопа, чем Гей 0'Лири. "Геем" его  прозвали  за
жизнерадостность, а фамилию - словно аристократ свой титул - он позаимствовал  у
Рози, своей "недвижимости".
     Однажды Гей, присосавшись к груди служанки, почему-то вдруг  опьянел  и
впал в глубокую задумчивость.  В  четверг  вечером,  однако,  задумчивость  сменилась  крайним возбуждением - еще бы, Рози пригласили в кино!
     В то время наш клоп относился к киноискусству без  особого  интереса  и
первую половину сеанса просидел за вырезом  платья  служанки,  не  глядя  на
экран. В десять часов вечера, однако, Гей проголодался,  а  поскольку  Рози,
судя по всему, домой не собиралась, он решил перекусить, что  называется,  в
походных условиях и, как обычно,  вонзил  свой  хоботок  в  грудь  служанки,
поближе к сердцу. Возбуждение, в которое он по какой-то неизвестной  причине
впал к вечеру, должно было бы предупредить его  о  значительных  изменениях,
происшедших в природе и качестве того нектара, каким он питался,  -  но  Гей
0'Лири, увы, был столь же простодушен и беззаботен, как  и  Рози,  а  потому
лишь несказанно удивился, обнаружив, что некогда легкий, искрящийся  напиток
превратился  теперь  в  теплый,  нагоняющий  дремоту  сироп,  приторность  и
жгучесть которого начисто лишили его  подвижности.  По  его  телу  пробежала
дрожь, глаза стали слипаться, и когда, насытившись и потихоньку пустившись в
обратный путь, он наткнулся вдруг на чью-то незнакомую руку, то нисколько не
опешил, не заметался, а неохотно уполз восвояси, глядя с вялой улыбкой через
плечо, как это делают самые заурядные тараканы.
     Забившись в щель плюшевого сиденья. Гей погрузился в  хмельной  сон,  а
проснувшись несколько часов спустя, испытал привычное всякому пьянице легкое
чувство стыда. Было раннее утро, Рози и ее спутник исчезли, зал  опустел,  и
поживиться, судя по всему, было нечем. Гей стал с нетерпением ждать открытия
кинотеатра, ибо аппетит у него был превосходный. Наконец двери открылись,  в
зал потянулись зрители, и на сиденье, где скрывался Гей, плюхнулся  какой-то
бледный юнец, который  сначала  нетерпеливо  ерзал,  а  потом,  когда  фильм
начался, тяжело вздохнул. Почесав передней ножкой хоботок подобно тому,  как
пьяница облизывает губы, прежде чем пропустить стаканчик вина. Гей  забрался
юнцу под жилет и, не потрудившись даже прочесть перед едой молитву, приник к
коже своего нового кормильца между четвертым и пятым ребром,  в  том  месте,
где напиток чист и свеж, как нигде.
     Если  воспользоваться  метафорой  Данте,  сравнившего   горячую   кровь
возлюбленного со старым выдержанным вином, то тогда  напиток,  который  сосал
сейчас Гей, был по меньшей мере водкой  или  абсентом.  Наглотавшись  досыта
этой жгучей влаги, Гей тут же начал  задыхаться,  мычать  и  закатывать  как
сумасшедший глаза;  он  так  отяжелел,  что  запутался  в  рубашке  молодого
человека и не смог  вовремя  выбраться  наружу,  чтобы  хоть  одним  глазком
взглянуть на экран, где в это время  крупным  планом  показывали  кинозвезду
Блинду Блайт - самую знаменитую и самую прекрасную женщину на  свете,  предмет
всеобщего обожания и преклонения.
     Посмотрев на экран, Гей уподобился тому сказочному  герою,  что  залпом
осушил чашу с любовным напитком. Кровь бледного юнца, которую он только  что
отведал, закипела в его жилах; он почувствовал, что сходит с ума  от  любви;
при  виде  этой  нежной,  шелковой  кожи  его  разгоряченный  хоботок   стал
мучительно чесаться и зудеть; Гей рыдал, смеялся  и  снова  рыдал,  а  затем
начал вдруг как безумный сочинять  стихи,  ибо  бледный  юнец  был  поэтом - в
противном случае разве мог бы он стать  столь  пылким  возлюбленным?!  Иными
словами, у нашего героя это была любовь с первого взгляда; еще ни один  клоп
никогда никого так не любил, ни перед кем так не преклонялся, ни к  кому  не
питал такой страсти, как Гей 0'Лири к мисс Блинде  Блайт.  (За  исключением,
пожалуй,  лишь  того  насекомого,  мадам,   которое   воспользовалось   моим
гостеприимством  в  прошлый  четверг,  когда  вы  проезжали  мимо  на  своем
лимузине.) Скоро - увы, слишком скоро - фильм кончился, и бледный  юнец  доставил
Гея к себе домой. Ночь наш герой провел в меблированной комнате юного поэта,
сидя на его пиджаке и заглядывая ему через плечо в иллюстрированный  журнал,
который тот с жадностью изучал. Время от  времени  Гей  утолял  аппетит  тем
самым жгучим напитком, который и  возбудил  в  нем  испепеляющую  страсть  к
кинозвезде. Другие клопы, а также  прочие  насекомые  питались  из  того  же
источника, что и наш герой. Пиршество продолжалось всю ночь,  однако  хозяин
был так увлечен фотографиями в журналах, что на укусы не реагировал  и  даже
забывал чесаться, чем  и  воспользовались  насекомые,  которые,  пренебрегая
опасностью, устроили форменную вакханалию.  К  утру  комната  бедного  поэта
являла собой форменный притон  курильщиков  опиума:  одни клопы  валялись  по
углам, обливаясь  пьяными  слезами  и  проклиная  судьбу;  другие,  грязные,
неопрятные, лежали, предаваясь самым безудержным грезам; третьи  попадали  с
окон или утонули в чашке с водой. А  многие,  обезумев  от  страсти,  упрямо
тыкались своими хоботками в глянцевые фотографии Блинды Блайт, висевшие  над
камином и на перегородке.
     Гей, как и его товарищи, всю ночь пил без просыпу и насосался  пьянящей
влаги сверх всякой меры; однако его, в отличие от  остальных  насекомых,  не
развезло: не зря же он провел всю свою юность на пышной,  девственной  груди
прелестного  отпрыска  древнего  и  непокорного  ирландского   рода!   Когда
забрезжил рассвет, дерзкий план Гея 0'Лири созрел окончательно. Пробудившись
от тяжелого сна, поэт поднялся, сочинил, присев к столу, несколько  строк  и
отправился в закусочную завтракать, а Гей пристроился на тулье его  шляпы  и
стал ориентироваться по солнцу.
     Сначала поэт передвигался по городу в западном направлении, и Гею  было
с ним по пути, но как только молодой человек в поисках чашки кофе и  булочки
свернул, миновав несколько кварталов, на север, наш  герой  скатился  с  его
шляпы на тротуар и пустился, с бешеной прытью перебирая ножками,  в  далекое
путешествие.  Чтобы  добраться  до  Западного  побережья,   ему   предстояло
преодолеть три тысячи миль, однако Гей не отчаивался: когда мог, пользовался
попутным транспортом, хотя за городом эта возможность представлялась ему все
реже и реже. Пыль забивалась Гею в глаза, слабые ножки, привыкшие ступать по
нежной коже Рози 0'Лири, были сбиты грубым асфальтом в кровь - и тем не  менее
в лучах огненно-красного солнца, опускавшегося  за  далекими  горами,  видно
было, если, конечно, хорошенько присмотреться, как по шоссе, хромая, семенит
крошечная фигурка нашего смельчака.
     На долю Гея 0'Лири, шедшего через прерии, пустыни и горы, выпало немало
тяжких  испытаний  и  самых  невероятных   приключений,   прежде   чем   он,
возмужавший, несколько постаревший и порядком исхудавший, вступил наконец  в
Голливуд. К чести нашего героя следует сказать, что исхудал  он  не  столько
из-за чудовищных лишений, сколько по причине поистине рыцарского  аскетизма,
которому он сам себя подверг. Боясь, как бы не в меру  затянувшаяся  трапеза
пагубноне сказалась на его настроении и далеко идущих  планах,  Гей  приучил
себя по дороге довольствоваться всего одним-двумя  глотками  за  исключением
тех случаев, когда он был  на  сто  процентов  уверен,  что  его  "кормилец"
является столь же ревностным поклонником Блинды Блайт, как и он сам.
     Добравшись  до  Лос-Анджелеса,   Гей   первым   делом   отправился   на
Голливуд-бульвар в поисках всемирно знаменитого Китайского театра.  У  входа
он опустился на одно колено и благоговейно ткнулся хоботком  в  исторический
асфальт, на котором запечатлелся крошечный след самой  прелестной  на  свете
ножки. Проезжавший мимо продюсер своим  наметанным  взглядом  подметил  этот
рыцарский жест, и ему в голову тут же пришла идея сделать  совершенно  новую
инсценировку  "Сирано  де  Бержерака".  Что  же   касается   Гея,   то   он,
засвидетельствовав таким образом почтение своей возлюбленной,  взобрался  на
пухлое плечико какой-то совсем еще  юной,  начинающей  голливудской  звезды,
подкрепился и стал думать, как бы ему увидеться с обожаемой Блиндой.
     Сначала ему пришла в  голову  мысль  свести  знакомство  с  несколькими
праздношатающимися,  ленивыми  и  несостоявшимися  голливудскими  клопами  и
выведать у них, какой  прачечной  оказывает  честь  своим  тончайшим  бельем
кинозвезда, дабы затем, на  манер  Клеопатры,  явиться  ей,  завернувшись  в
какой-нибудь интимнейший предмет ее  туалета.  Однако,  пораскинув  мозгами,
0'Лири счел этот план несостоятельным: входить к любимой  женщине  с  черного
хода было не в  его  правилах.  В  следующую  минуту  он  чуть  не  поддался
сильнейшему искушению спрятаться за обшлаг какому-нибудь безумному  любителю
автографов и, как Фэрбенкс, прыгнуть на Блинду, когда та будет ставить  свою
подпись в блокноте. "Броситься на нее! - распалившись,  бормотал  клоп  себе
под нос. - Настоять на своем, невзирая на ее истошные крики и сопротивление!
Впиться своим алчущим хоботком в ее  нежную  эпидерму!"  Однако  по  природе
своей Гей 0'Лири вовсе не был жестоким и  вероломным  насильником;  существо
мужественное и честное, он хотел, чтобы  Блинда  относилась  к  нему  как  к
равному. Вместе с тем наш герой не мог,  естественно,  не  сознавать,  какая
огромная пропасть простирается между бедным, никому не  известным  клопом  и
богатой и знаменитой кинозвездой. Как это ни было для  него  мучительно,  Гей
полностью отдавал себе отчет и в том, что их разделяет  к  тому  же  расовый
барьер. Но Гей 0'Лири  был  не  из  тех,  кто  пасует  перед  препятствиями.
"Барьеры для того и созданы, чтобы их преодолевать! -  воскликнул  он.  -  Я
должен заставить Блинду относиться ко мне с уважением. Но, с другой стороны,
кто я такой, чтобы меня уважали?!" И тут внезапно его осенило: "Кто я такой?
Такой же артист, как и она, черт возьми! Выступают же блохи в цирке,  бывают
тараканьи бега, а чем  клопы  хуже?!  Между  прочим,  нет  ни  одной  труппы
бродячих актеров, которую бы не  сопровождали  целые  толпы  моих  крохотных
живучих соплеменников!" Итак, решение было принято, и теперь следовало  лишь,
как говорится, "заявить о себе". Действовать через доверенное  лицо  Гей  не
хотел,  рекламные  агенты  внушали  ему  подозрение,  а   потому   оставался
единственный  путь:  присоединиться  к  многочисленным  статистам,   которые
обивали пороги киностудии  Блинды  Блайт  в  надежде  получить  какую-нибудь
бросовую роль. Что ж, фортуна, как известно, улыбается смелым, и не прошло и
месяца, как из студии вдруг  выскочил  помощник  режиссера  и  взволнованным
голосом прокричал статистам: - Эй  вы,  у  кого-нибудь  из  вас  есть  клопы,
признавайтесь! Клоп нужен до зарезу!
     По толпе  статистов  пробежал  шепоток,  и  они  стали  торопливо  себя
ощупывать.   Вскоре   профессиональные   клопоморы,   со   свойственной   им
безжалостностью, погнали по бульвару  к  киностудии  целую  армию  упитанных
клопов, которых  они  приберегли,  что  называется,  на  черный  день.  Пока
продолжалась вся эта brouhaha {Суматоха (фр. ).}, пока по  всему  городу,  от  Гоуэр-стрит  до
Калвер-сити, только и слышалось: "Давай!  Пошевеливайся!",  Гей  решительным
шагом вошел на киностудию и занял плацдарм на  письменном  столе  продюсера.
"Во всяком случае, - подумал наш герой, - буду первым в очереди".
     Вскоре появились клопоморы,  неся  в  склянках  из-под  лекарств  и  во
флаконах многочисленных компатриотов Гея. Окинув  своих  соперников  быстрым
взглядом и убедившись, что все они в подметки ему не годятся, Гей  с  трудом
сдержал презрительную усмешку.
     - Нам нужен большой, откормленный клоп, - объявил продюсер,  когда  все
собрались. - Роль небольшая, но  выигрышная - ведь,  согласитесь,  не  каждому
клопу выпадает возможность сняться с самой Блиндой Блайт. Сцена  в  постели,
крупный план. В сцене в гостинице он должен укусить ее в  плечо.  Эй,  друг,
твои клопики откуда?
     - Из Мексики, шеф, - ответил импресарио, к которому обратился продюсер.
- Лучше не найдете: бегают как зайцы - не поймаешь!
     - Не годится, - холодно ответил  продюсер.  -  Эта  сцена  играется  на
востоке страны, а я люблю натуральные съемки, в наше время ведь  зрителя  не
проведешь. Поэтому, ребята, мне нужен клоп из Новой Англии, ясно?
     И  продюсер  раскрыл  лежавший  на  столе  контракт.  Клопоморы   стали
наперебой уверять его, что их клопы родом из Плимут-Рока и что в  них  течет
кровь Лоуэллов, Кэботов и Лоджей. Пока продолжался спор,  Гей  окунул  свой
хоботок в чернила и бисерным почерком подписал контракт.
     Все были потрясены.
     - А ты, я смотрю, малый не промах! - воскликнул продюсер. - Такой нам и
нужен. Пока вы тут глотки драли, - пристыдил он клопоморов, - этот  чертенок
быстренько разобрался что к чему и подмахнул контракт. Молодец! В кино иначе
нельзя. Я сам так начинал, - добавил он, обернувшись  к  своему  ассистенту,
который расплылся в улыбке и подобострастно закивал головой.
     Гея незамедлительно перенесли на съемочную площадку, где его  появление
было встречено громом аплодисментов.
     - Мисс Блайт, может, вы хотите, чтобы в этой сцене вместо вас  снимался
дублер? - елейным  голоском  осведомился  предупредительный  ассистент.  Гей
похолодел.
     - Нет, - отрезала мисс Блайт. - Вы же знаете, если  снимается  сцена  с
шампанским, я привыкла пить настоящее шампанское. Если же по  сценарию  меня
должен укусить клоп, пусть кусает - я не боюсь.
     - Запиши эти слова и передай их в отдел рекламы,  -  приказал  продюсер
другому ассистенту. - Давай, Джек! - крикнул он режиссеру.  -  Снимай,  а  я
посмотрю, как получится.
     - Надо бы сначала малость  порепетировать  перед  съемкой,  -  возразил
режиссер. - Принесите мисс Блайт рюмку коньяку.
     - Не беспокойся, Бенни, - сказала Блинда. -  Ради  искусства  я  готова
терпеть.
     - Итак, Блинда, слушай меня внимательно, - сказал  режиссер,  раскрывая
сценарий. - Ты только что рассталась с любимым человеком. Ты ушла  от  него,
потому что слишком сильно его любишь. Будет ли Кэрью искать тебя - вот  в  чем
вопрос. Тебя гложет тоска. Ты лежишь на  кровати  в  захудалой  гостинице  и
горько плачешь. И вдруг ты чувствуешь укус. Укус в то самое место, куда тебя
целовал Кэрью. Над этой сценой мы будем  работать,  когда  отдел  реквизита,
будь он трижды проклят, обеспечит нас наконец всем  необходимым  для  съемки
вечеринки в сельском клубе. Ты меня поняла, Блинда? Тs чувствуешь укус, и  в
первый момент тебе кажется, что это Кэрью.
     - Да, Джек, по-моему, я тебя поняла.
     - Ты поворачиваешь голову - а вдруг, чем  черт  не  шутит,  это  все-таки
он?..
     - ... а это всего-навсего клоп, -  закончила  за  него  кинозвезда,  еле
сдерживаясь, чтобы не заплакать. - Все ясно. Думаю, у меня получится.
     - Ну конечно, получится! Какие могут быть сомнения! Ложись на  кровать.
Грим! Где грим для мисс Блайт?! Слезы мисс Блайт готовы?
     Но от хрустального флакона  с  искусственными  слезами  Блинда  наотрез
отказалась.
     - Когда я думаю о Кэрью,  Джек,  -  сказала  она  режиссеру  с  горькой
усмешкой, - фальшивые слезы мне ни к чему.
     Члены  съемочной  группы  понимающе