к  тому  же
весьма коротким. Он услышал посвистывание, потом Бак и Бад закричали: - Док!
Эй, док! Клюет!
     То ли доктор не был в  тот  день  расположен  к  рыбалке,  то  ли,  как
свойственно людям крупным и грузным, от неожиданного испуга у  него  начисто
пропала жажда общения, то ли ему просто хотелось спокойно довершить работу и
посвятить себя делам более важным, нежели  рыбалка,  -  так  или  иначе,  на
призывный клич друзей он не отозвался. Вместо этого он  весь  превратился  в
слух - друзья  еще  немного  покричали,  потом,  естественно,  оставили  это
занятие и перешли на диалог - в голосах зазвучали раздраженные и  удивленные
нотки.
     - Наверное, куда-то смылся.
     - Оставим записку - мы у ручья, приходи.
     - Можно сказать Айрин.
     - Но ее тоже нет. Уж она-то куда подевалась?
     - По идее, должна быть дома.
     - По идее! До чего ты, Бад,  наблюдательный.  Посмотри  на  этот  стол.
Столько пыли, что расписаться можно...
     - Т-с-с! Смотри!
     Видимо, последний из говорящих заметил, что дверь в погреб приоткрыта и
внизу горит свет. В следующую секунду дверь широко  распахнулась,  и  Бад  с
Баком глянули вниз.
     - Док! Вон ты где!
     - Ты что, не слышал, как мы тут глотки драли?  Подслушанное  не  сильно
обрадовало доктора, тем не менее  он  улыбнулся  своей  деревянной  улыбкой,
глядя, как его друзья спускаются по ступенькам.
     - А я еще подумал - неужели кто-то пришел, - сказал он.
     - Да мы орали как резаные, - возмутился Бак. - Думали, никого дома нет.
uде Айрин?
     - В гостях, - ответил доктор. - В гости уехала.
     - Эй, а это что? - спросил Бад. - Чем ты тут  занимаешься?  Закапываешь
одного из своих пациентов?
     - Вода через пол сочится, - объяснил доктор. -  Наверное,  какой-нибудь
ключ забил неподалеку.
     - Не может быть! - воскликнул Бад, в котором тут же проснулся агент  по
продаже недвижимости с его высокоэтическими принципами. - Док, между прочим,
этот дом тебе продал я. Не  хочешь  ли  ты  сказать,  что  я  подсунул  тебе
рухлядь, из-под которой бьет источник?
     - Вода была, это факт, - буркнул доктор.
     - Док, можешь посмотреть  на  геологическую  карту  местности  в  клубе
"Кивание". Лучшей подпочвы нет во всем городе.
     - Похоже, он продал тебе товар с гнильцой, - вставил Бак, ухмыляясь.
     - Ни в коем случае! - вскричал  Бад.  -  Ты  вспомни.  Когда  док  сюда
приехал, он в недвижимости ни черта не смыслил. Факт,  разве  нет?  Тыкался,
как слепой котенок!
     - А какой драндулет он купил у Теда Уэббера! - заметил Бак.
     - Он бы и дом Джессопа купил, если бы я ему позволил, - сказал  Бад.  -
Но я не из тех, кто втирает очки клиенту.
     - Даже последнему лопоухому обормоту-горожанину, - уточнил Бак.  -  Кто
другой обязательно его надул бы, - продолжал Бад. - Может, кто-то  и  надул.
Только не я. Я рекомендовал им этот дом. Он и Айрин въехали сюда сразу,  как
только поженились. Разве я стал бы селить дока  в  рухлядь,  у  которой  под
фундаментом бьет ключ?
     -  Ладно  тебе,  -  отмахнулся  доктор,  придя  в  смущение  от   такой
совестливости. - Наверное, сильные дожди прошли, вот и все.
     - Ух ты! - воскликнул Бак, глядя на вымазанный конец кирки.  -  Глубоко
копнул! До глины добрался?
     - До глины четыре фута, - сказал Бад.
     - Восемнадцать дюймов не хочешь? - спросил доктор.
     - Четыре фута, - повторил Бад. - Могу показать карту.
     - Ладно. Хватит спорить, - остановил их Бак. - Так что, док? Как насчет
порыбачить, а? Клев нынче что надо.
     - Не могу, ребята, - сказал доктор. - К больным надо идти.
     - Э-э, док, живи и жить давай  другим,  -  процитировал  Бад.  -  Пусть
отдохнут от твоего лечения, глядишь, выздоровеют. Или ты  весь  город  решил
уморить?
     Всякий раз, когда на свет божий извлекалась эта шутка,  доктор  опускал
глаза долу и с улыбкой бурчал себе под нос: - Извините, братцы, но не могу.
     - Ну, что ж, - с разочарованием в голосе проговорил Бад.  -  Коли  так,
мы, пожалуй, пойдем. Как Айрин?
     - Айрин? - переспросил доктор. - Лучше не бывает.  Уехала  в  гости.  В
Олбени. Поездом, в одиннадцать часов.
     - В одиннадцать часов? - повторил Бак. - В Олбени?
     - Я сказал Олбени? - удивился доктор. - Я имел в виду Уотертаун.
     - У нее там друзья? - спросил Бак.
     - Миссис Слейтер, - ответил доктор. - Мистер и  миссис  Слейтер.  Айрин
девчонкой жила с ними по соседству, на Сикамор-стрит.
     - Слейтер? - теперь удивился Бад. - По соседству с Айрин? В  Уотертауне
таких нет.
     - Что значит "нет"? - возмутился доктор. - Айрин мне вчера  весь  вечер
только про них и говорила. Получила от  них  письмо.  Вроде  бы  эта  миссис
Слейтер ухаживала за Айрин, когда ее матушку положили в больницу.
     - А я говорю "нет", - стоял на своем Бад.
     - Ну, так она мне сказала, - заявил доктор. - Конечно, с тех пор  много
лет прошло.
     - Послушай, док, - сказал Бак. - Мы с Бадом там выросли.  Родственников
Айрин знаем всю свою жизнь. Бывало, из их дома просто не вылезали. Так  вот,
никаких Слейтеров по соседству никогда не было.
     - Может, эта женщина снова вышла  замуж,  -  предположил  доктор.  -  А
раньше жила под другой фамилией.
     Бад покачал головой.
     -Когда Айрин ушла на станцию? -спросил Бак.
     - С четверть часа, - ответил доктор.
     - Ты ее не подвез? - спросил Бак.
     - Она захотела прогуляться, - сказал доктор.
     - Мы  шли  со  стороны  Мейн-стрит,  -  сообщил  Бак.  -  И  с  ней  не
встретились.
     - Может, она пошла через пастбище, - предположил доктор.
     - Ну, это все ноги собьешь, да еще с чемоданом, - усомнился Бак.
     - У нее небольшая сумка с одежонкой, вот и все, - уточнил доктор.
     Бад продолжал качать головой.
     Бак посмотрел на Бада, потом на кирку,  на  свежий,  еще  не  застывший
цемент.
     - Боже правый! - воскликнул он.
     - Господи, док! - поразился Бад. - Чтобы ты пошел на такое?
     - Что вы несете, черт вас дери, шуты безмозглые! - взъярился доктор.  -
Вы на что намекаете?
     - Источник! - пробурчал Бад. - Как это я сразу не понял, что источником
тут и не пахнет.
     Доктор взглянул на цементную заплату, на кирку,  на  вытянувшиеся  лица
друзей. Его собственное лицо побагровело.
     - Уж не спятил ли я? - вопросил он. - Или это спятили вы? Вы  намекаете
на то, что я... что я Айрин... мою жену... так, ну ладно! Идите отсюда!  Да,
идите и зовите шерифа. Скажите, пусть явится сюда и начнет копать.  Давайте,
шагом марш!
     Бад и Бак переглянулись, переступили с ноги на ногу и снова застыли.
     - Идите, идите, - настаивал доктор.
     - Прямо не знаю, - вымолвил Бад.
     - Ну, вообще-то побудительные мотивы у него были, - заметил Бак.
     - Бог свидетель, - согласился Бад.
     - Бог свидетель, - подтвердил Бак. - И ты свидетель. И я. И весь город.
Только докажи это суду присяжных.
     Доктор приложил руку к голове.
     - Что такое? - воскликнул он. - Это еще что? Куда вы  клоните?  На  что
намекаете?
     - Вот тебе и на, оказались на месте преступления! - задумчиво  произнес
Бак. - Сам видишь, док, как вышло. Тут надо как следует мозгами  пошевелить.
Мы ведь с тобой давние дружки. Кореша, можно сказать.
     - Кореша-то кореша, но подумать надо, -  подхватил  Бад.  -  Дело  ведь
серьезное. Да, были побудительные мотивы, но закон есть закон. И  по  закону
могут привлечь за соучастие.
     - Ты что-то сказал про побудительные  мотивы,  -  непонимающе  произнес
доктор.
     - Сказал, - согласился Бак. - И ты - наш друг. Если считать, что у тебя
смягчающие вину обстоятельства...
     - Надо тебя как-то выручать, - сказал Бад.
     - Смягчающие вину обстоятельства? - переспросил доктор.
     - Раньше или позже, кто-нибудь все равно бы тебя просветил,  -  заверил
его Бак.
     - Могли просветить и мы, - признал Бад. - Только... Знаешь,  думали,  а
за каким чертом?
     - Могли, - подтвердил Бак. - И едва  не  просветили.  Пять  лет  назад.
Когда ты на ней еще не женился. И полгода не прошло, как ты здесь поселился,
но мы как-то к тебе прониклись. Думали, надо  бы  тебе  намекнуть.  Говорили
между собой об этом. Помнишь, Бад?
     Бад кивнул.
     - Вот ведь как бывает, - сказал он. - Насчет дома Джессопа я тебе сразу
все выложил на тарелочке, все как есть. Ни за что бы не позволил, док, чтобы
ты его купил. Ну, а женитьба-это штука  деликатная.  Могли  сказать,  да  не
сказали. . - Да, тут мы виноваты, - откликнулся Бак.
     - Мне уже пятьдесят, - сказал доктор. - Наверное, для Айрин я староват.
     - Да будь тебе хоть двадцать  один,  будь  ты  хоть  Джонни  Вейсмюллер
{Вейсмюллер Джонни - прославленный исполнитель роли Тарзана. (Здесь и  далее
примеч. переводчиков. )}, ни черта бы не изменилось, - уверил его Бак.
     - Я знаю, многие считают, что идеальной женой ее не назовешь, -  сказал
доктор. - Может, так оно в есть. Она молода. Полна жизни.
     - Да перестань ты! - резко бросил Бак, глядя на сырой  цемент.  -  Ради
бога, док, перестань. Доктор провел рукой по лицу.
     - Не всем нужно одно и то же, - сказал он. - Я  суховат.  Про  меня  не
скажешь,  что  у  меня  душа  нараспашку.  А  Айрин  -  она  человек  живой,
общительный.
     - Это точно, - согласился Бак.
     - А хозяйка из нее никудышная, - продолжал доктор. - Сам знаю. Но  ведь
мужчине не только это требуется. Она умеет наслаждаться жизнью.
     - Угу, - поддакнул Бак. - Что было, то было.
     - Это меня в ней и привлекает, - пояснил доктор. -  Потому  что  самому
мне этого не дано. Ну, хорошо, нельзя сказать, что  она  очень  умна.  Пусть
даже она дурочка. Мне все равно. Пусть лентяйка. Пусть она неорганизованная,
у нее семь пятниц на неделе - пусть!  Я  сам  организован  так,  что  дальше
некуда. Зато она умеет наслаждаться жизнью. И  это  прекрасно.  Значит,  она
сохранила детскую наивность.
     - Да. Если бы это было все, - сказал Бак.
     - Но, - продолжал доктор, выкатывая на  него  глаза,  -  тебе,  похоже,
известно что-то еще.
     - Это известно всем, - уточнил Бак.
     - Скромный, приличный человек приезжает сюда и  берет  в  жены  местную
потаскушку, - с горечью произнес Бад. - И никто ему  ни  слова.  Все  просто
наблюдают.
     - И посмеиваются, - добавил  Бак.  -  А  мы  с  тобой,  Бад,  вместе  с
остальными.
     - Мы ей сказали, чтобы наперед поостереглась, - вспомнил Бад. -  Мы  ее
предупредили.
     - Кто ее только  не  предупреждал,  -  сказал  Бак.  -  Но  потом  всем
опостылело. Когда дело дошло дошоферни...
     - Но мы, док, мы никогда, - взволнованно доложил Бак. - Особенно  после
твоего приезда.
     - Город будет за тебя, - заверил Бак.
     - Толку от этого, если судить будут в суде графства, - заметил Бад.
     - Господи! - внезапно воскликнул доктор. - Что же мне  делать?  Что  же
мне делать?
     - Давай как-нибудь ты, Бад, - сказал Бак. - У меня  звонить  в  полицию
рука не поднимется.
     - Спокойно, док, - заговорил Бад. - Не убивайся. Слушай, Бак. Когда  мы
сюда вошли, на улице никого не было, верно?
     - Вроде никого, - подтвердил Бак. - Но  что  мы  в  погреб  спустились,
этого точно никто не видел.
     - Значит, в погреб мы  не  спускались,  -  подытожил  Бад,  подчеркнуто
обращаясь к доктору. - Ты понял, док? Мы покричали  наверху,  покрутились  в
доме минуту-другую и убрались восвояси. А в погреб не спускались.
     - Если бы это было так, - с тяжелым сердцем выдавил из себя доктор.
     - Ты просто скажешь, что Айрин пошла прогуляться и так и не  вернулась,
- поучал Бак. - А мы с Бадом поклянемся, что видели, как она ехала из города
с каким-то типом... ну, допустим, в "бьюике". Все поверят, не сомневайся. Мы
это провернем. Только попозже. А сейчас нам надо смываться.
     - Главное, ты запомни. Стой на своем. Мы сюда не  спускались  и  вообще
тебя сегодня не видели, - повторил Бад. - Пока!
     Бак и Бад поднялись по ступенькам, осторожничая сверх всякой меры.
     - Ты лучше эту... эту штуку прикрой, -  посоветовал  Бак  на  прощанье,
полу обернувшись.
     Оставшись один, доктор сел на пустой ящик и обхватил голову руками.  Он
так и сидел в этой позе, когда дверь веранды снова хлопнула. На сей  раз  он
не вздрогнул. Просто стал вслушиваться. Открылась и закрылась дверь  в  дом.
Женский голос прокричал:  -  Э-гей!  Э-гей!  Я  вернулась.  Доктор  медленно
поднялся.
     - Я внизу, Айрин! -  откликнулся  он.  Дверь  в  погреб  отворилась.  У
основания ступеней стояла молодая женщина.
     - Представляешь! - воскликнула она. - Опоздала на этот дурацкий поезд.
     - О-о! - понимающе воскликнул доктор. - Назад шла через поле?
     - Ну да, как последняя дура, - посетовала жена. - Надо было голоснуть и
перехватить поезд через две-три остановки. Да мне  сразу  это  в  голову  не
пришло. В общем, зря только ноги била. А вот если бы ты меня сразу подбросил
до станции, я бы поспела.
     - Возможно, - не стал спорить доктор. - Ты на обратном пути  никого  не
встретила?
     - Ни единого человечка, - ответила она.  -  А  ты  свое  месиво  месить
кончил?
     - Боюсь,  все  придется  переделать,  -  высказал  опасение  доктор.  -
Спускайся сюда, дорогая, посмотришь сама.


ВЕЧЕРНИЙ ЦВЕТОК

Перевод. Загот М., 1991 г.

     Обнаружено в блокноте, который за  25  центов  приобрела  в  универмаге
"Брейсис" мисс Сэди Бродрибб.

     21 МАРТА. Сегодня я принял решение. Раз и навсегда поворачиваюсь спиной
к миру буржуазии, который ни в грош не ставит поэта. Ухожу прочь, рву связи,
сжигаю мосты...
     И вот свершилось! Я свободен! Свободен, как пылинка, что пляшет в  луче
солнечного света! Свободен, как  комнатная  муха,  что  путешествует  первым
классом на громадном океанском лайнере! Свободен, как мои  стихи!  Свободен,
как пища, которую буду вкушать, как бумага, на которой пишу, как отороченные
овечьей шерстью удобные шлепанцы, которые я буду носить.
     Еще утром у меня только и было денег, что на трамвайный билет. А сейчас
я здесь, ступаю по этому бархату. Вы, конечно, сгораете от  желания  узнать,
где же он, этот рай; наладить сюда поездки, все здесь  испоганить,  прислать
сюда своих родных и близких, а то выбраться и самим. Впрочем,  этот  дневник
едва ли попадет вам в руки раньше,  чем  я  отдам  концы.  Так  что  могу  и
рассказать.
     Я нахожусь в гигантском универмаге "Брейсис" и счастлив так, как бывает
счастлива мышь, что забралась в самую  середину  огромной  головки  сыра.  Я
счастлив-и мир больше ничего обо мне не услышит.
     Весело, весело заживу я теперь, ничего мне не страшно позади  свернутых
в рулоны ковров, которые окружают меня почти глухой стеной,  этот  потаенный
уголок я намерен выстлать стегаными пуховыми одеялами, покрывалами из ангоры
и роскошными темно-синими подушками. Гнездышко будет укромнее некуда.
     Я проник в это святилище сегодня, ближе к вечеру, и вскоре услышал, что
шаги вокруг стали стихать- пришло время закрывать магазин. Теперь моя задача
предельно  проста  -  увернуться  от  бдительного   ока   ночного   сторожа.
Уворачиваться - это мы, поэты, умеем.
     Я уже провел свою  первую  мышиную  разведку.  Тихонько,  на  цыпочках,
пробрался до отдела канцтоваров и, соблюдая меры предосторожности,  метнулся
назад, прихватив с собой лишь вот эти  письменные  принадлежности,  предметы
первой необходимости для поэта. Сейчас я их отложу и отправлюсь в  поход  за
другими вещами, насущно необходимыми:  пища,  вино,  мягкая  кушетка,  ладно
скроенная домашняя куртка. Эта келья будит в моей душе нужные струны.  Здесь
я буду писать.

     НА ДРУГОЙ ДЕНЬ, РАННЕЕ УТРО. Наверное, нет  в  мире  человека,  который
испытал бы столь сильные, столь противоречивые чувства, какие выпали на  мою
долю вчера вечером. В это невозможно поверить. И  все  же...  Как  интересна
становится жизнь, когда события принимают подобный оборот!
     Как и намеревался, я выполз  из  своего  убежища  и  застал  невиданную
дотоле картину: свет и тьма соперничали за  право  владения  этим  большущим
магазином.   Центральный   лестничный   пролет   был   наполовину   освещен;
ярко-лилово, будто на гравюрах Пиранези {Пиранези  Джиованни  -  итальянский
гравер XVIII в. },  в  переменчивой  игре  света  и  тени  нависали  круговые
галереи. Изящная  паутина  лестниц,  летучие  стрелки  перекидных  мостов  -
реальность граничила со сказкой. Шелка и  бархат  излучали  мерцание,  какое
исходит  от  привидений,  полуобнаженные  манекены   жеманно   улыбались   и
простирали руки в обезлюдевший воздух. Никаких признаков жизни, лишь холодно
поблескивают кольца, клипсы и браслеты.
     Я полз вдоль поперечных проходов, совершенно объятых  тьмой,  и  ощущал
себя мыслью, которая  бродит  по  мозговым  извилинам  спящей  кордебалетки,
мечтающей выбиться в солистки. Разумеется,  мозг  у  нее  куда  меньше,  чем
универмаг "Брейсис". К тому же в универмаге сейчас, в отличие от  ее  мозга,
нет мужчин.
     Ни  одного  -  кроме  ночного  сторожа.  Я  совершенно  о  нем   забыл.
Прокравшись через открытое пространство антресольного этажа и обняв  стойку,
на которой висели греющие душу и тело пледы, я  услышал  равномерный  гулкий
стук - так могло стучать и мое  собственное  сердце.  Но  тут  мне  со  всей
очевидностью открылось - стук идет извне. Это были шаги, и звучали они всего
в нескольких футах от меня.  В  мгновение  ока  я  схватил  пышную  накидку,
замотался в нее и застыл, выбросив одну руку,  подобно  Кармен,  исполненной
глубочайшего презрения.
     Мне повезло. Он прошел мимо, позвякивая своим нехитрым  снаряжением  на
цепочке,  мурлыча  что-то  себе  под  нос,  на  глазах   словно   чешуя-след
преломившихся лучей сверкающего дня. "Иди себе в тщете мирской", - прошептал
я и позволил себе беззвучно усмехнуться.
     И тут же усмешка замерла на моих  губах.  Сердце  екнуло.  Страх  снова
подкатил к горлу.
     Я боялся  пошевельнуться.  Боялся  повернуть  голову  и  посмотреть  по
сторонам. Чувствовал: за мной  наблюдает  нечто,  и  это  нечто  видит  меня
насквозь. Это была не просто паника, какую  способен  пробудить  в  человеке
простой  сторож.  Первый  импульс  был  естественным:  оглянись!  Но   глаза
отказывались  повиноваться  этому  импульсу.  Я  словно  прирос  к  месту  и
продолжал смотреть прямо перед собой.
     Глаза пытались убедить меня в том, во что мозг  отказывался  верить.  И
они своего добились. Я  понял,  что  смотрю  прямо  в  чьи-то  глаза,  глаза
человеческие, только большие, какие-то плоские, светящиеся. Как  у  существ,
предназначенных для ночной жизни,  которые  выползают  из  своих  укрытий  в
зоопарке при искусственном голубом свете, имитирующем свет луны.
     Обладатель этих глаз находился от меня в десятке футов.  Сторож  прошел
между нами, причем к нему он был ближе,  чем  ко  мне.  И  все-таки  его  не
заметил. Но и я, судя по всему, смотрел на него несколько минут подряд. И не
заметил тоже.
     Он стоял, чуть откинувшись на низкий помост,  где  на  полу,  усыпанном
красновато-желтыми  листьями  и  отороченном  пышными  домоткаными   рюшами,
красовались свежелицые  восковые  девушки  в  ярких  спортивных  костюмах  в
елочку, мелкую и крупную клетку. Он прислонился к юбке одной из этих Диан, и
складки юбки скрывали его ухо, плечо и отчасти правый бок. Сам он был одет в
неяркий,  но  модный  костюм  из  шотландского  твида  с  богатым  рисунком,
расписную с кружевами рубашку оливково-розово-серого цвета, замшевые  туфли.
Он был бледен, как существо, извлеченное из-под могильного  камня.  Длинные,
худые руки кончались свободно висевшими ладонями, походившими не  на  ладони
вовсе, а на эдакие прозрачные плавники или дымчатые шифоновые облачка.
     Он заговорил. Это был не голос, но какой-то подъязычный посвист.
     - Для новичка совсем неплохо!
     Я сообразил, что он делал мне комплимент - не без легкой издевки  -  по
поводу моей  довольно  дилетантской  попытки