нский. Зная нравы цензуры, Кони убрал из
речи Толстого указание, что речь идет о государственных преступлениях.
   С. 193. словами Некрасова... - из стихотворения "Когда из мрака
заблужденья..."
   С. 195. имеется в виду мысль, изложенная Кантом в его этическом учении.
   С. 196. Издательство "Посредник", организованное Толстым и его
единомышленниками-просветителями И. И. Горбуновым-Посадовым и В. Г.
Чертковым, ставило целью выпуск дешевых изданий для народа (существовало в
1884 - 1925 гг.).
   Бирюков - биограф Толстого, Хилков - последователь его учения.
   С. 199. Кони намечал работу "Толстой и суд", замысел дальше
конспективного наброска не продвинулся (ИРЛИ, ф. 134).
   С. 201. Кони подарил свою книгу "Федор Петрович Гааз. Биографический
очерк" (М., 1897) о "святом докторе" с надписью "Дорогому Л. Н. Толстому
от автора".
   С. 202. Эпизод описан в трактате Толстого "Что такое искусство?"
   С. 203. На самом деле рассказ А. И. Куприна назывался "Ночная смена"
(1899).
   С. 204. Мемлинг Ганс - нидерландский художник XV века.
   в нарисованных Толстым... образах... - Герой рассказа, революционер,
вспоминает слова из Евангелия от Иоанна: известное выражение о зерне
пшеницы, которое, "падши на землю", может умереть либо принести "много
плода"... "Вот я и упадаю в землю..."
   С. 208. Редактируя воспоминания, автор исключил рассказы о работе
Пушкинской юбилейной комиссии и о выдвижении Толстого на Нобелевскую
премию в январе 1906 года. Приводим фрагмент последнего рассказа:
   "Возникли возражения вообще по поводу указания на Толстого. Одни
находили, что "Великий грех" есть слабое произведение и что, за неимением
ничего другфго, лучше отказаться от представления кого-либо, другие
находили, что Академия не может отделять политико-литературную
деятельность Толстого от его беллетристики и ввиду характера первой из них
не может указать на Т[олстого] как на достойного премии, и, наконец,
признавали, что Т[олстой] в сущности популяризирует Евангелие...
   С помощью Шахматова удалось утихомирить оппонентов и избавить Академию
от необходимости к позору потери Россиею армии, флота, внутреннего порядка
и внешнего достоинства присоединить еще позор признания, что у нее нет
писателя, достойного конкурировать на Нобелевскую премию.
   В конце концов мне совместно с Кондаковым было поручено изложить в
окончательной редакции представление Академии, и оно в переводе было
препровождено в Стокгольм..."
   С. 210. Воспоминания А. А. Толстой появились в 1911 г.
   Отлучение Толстого от церкви произошло в начале 1901 г.
   С. 211. Около того времени... - От этих слов и до "Братьев Карамазовых"
в рукописи следовал фрагмент: "Около того времени в многолюдном собрании
Философского общества при Петербургском университете Мережковский в
присутствии своей супруги - "хлыстовской богородицы"
   и всей ее своры - доказывал с наглостью, не оправдываемой никаким
талантом, что Толстой в своей частной жизни и произведениях - нигилист,
анархист, олицетворение казака Брошки в "Казаках". На "лакейское"
сравнение Мережковского не поднялось ни одного протестующего голоса, кроме
священника Петрова, которого за это чуть не сослали в отдаленный приход
Архангельской губернии... Толстому грозило нашествие г-на Мережковского с
супругою, который уже после издания своего "Толстого и Достоевского" писал
ему, что желает с ним ближе познакомиться, и просил гостеприимства... Я не
желал встречаться с этим господином и с его супругою, настоящею
"хлыстовскою богородицей" особого литературного кружка. Я не любитель
краснеть вчуже за других или созерцать циническое лицемерие".
   Веселовский А. И., Шахматов А. А. - видные ученые - историк литературы
и языковед, с последним Кони был в дружеской переписке.
   С. 214. возмутительное дело... - Княгина Хилкова добилась у царя
передачи ей незаконных и некрещеных детей ее сына, просьба же Винер, жены
сына, была Александром III отклонена. Кони, выполняя просьбу Толстого,
писал для последней прошение о возвращении ей детей.
   молоденькое.., существо... - Жена Горбунова-Посадова за пропаганду
среди столичных рабочих поплатилась ссылкой в Астрахань; Кони добился
перевода ее в Калугу.
   С. 215. этой... женщины. - Имеется в виду В. М. Величкина,
преследовавшаяся за принадлежность к РСДРП; через несколько месяцев весной
1902 г. она была освобождена.
   А. С. Пушкин - "В часы забав и праздной скуки..."
   С. 216. Пушкин - "Евгений Онегин", Некрасов - "Медвежья охота"
   ("святое недовольство").
   Страхов Н. Н. (1828 - 1896) - критик, публицист, философ (письмо 1894
г.)


   Составление, вступительная статья и примечания Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова

   Художник М. 3. Шлосберг

   Кони А. Ф.

   К64 Избранное/Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.


   В однотомник замечательного русского и советского писателя, публициста,
юриста, судебного оратора Анатолия Федоровича Кони (1844 - 1927) вошли его
избранные статьи, публицистические выступления, описания наиболее
примечательных дел и процессов из его богатейшей юридической практики.
Особый интерес вызывают воспоминания о деле Веры Засулич, о литературном
Петербурге, о русских писателях, со многими из которых Кони связывала
многолетняя дружба, воспоминания современников о самом А. Ф. Кони. Со
страниц книги перед читателем встает обаятельный образ автора, истинного
российского интеллигентадемократа, на протяжении всей жизни превыше всего
ставившего правду и справедливость, что и помогло ему на склоне лет
сделать правильный выбор и уже при новом строе отдать свои знания и опыт
народу.

4702010101-251
   К --------------- 80-89 PI
   М-105(03)89

ISBN 5-268-00133-7




   Анатолий Федорович Кони
   ИЗБРАННОЕ

   Редактор Т. М. Мугуев
   Художественный редактор Б. Н. Юдкин
   Технические редакторы Г. О. Нефедова, Л. А. Фирсова
   Корректоры Т. А. Лебедева, Т. Б. Лысенко

ИБ Э 5304


   Сдано в набор 02.02.89. Подп. в печать 14.09.89. Формат 84Х108/32.
Бумага типографская Э 2.
   Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 26,04. Усл.
кр.-отт. 26,04. Уч.- изд. л. 30,22. Тираж 750000 экз. (5-й завод
620001-750000 экз.) Зак. 2995 Цена 5 р. 40 к.
   Изд. инд. ЛХ-245.
   Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Госкомиздата
РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
   Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин, проспект
50-летия Октября, 46.
   OCR Pirat



   Анатолий Федорович Кони
   Тургенев

--------------------
Анатолий Федорович Кони. Тургенев (Статьи и воспоминания о писателях) [7.06.01]
--------------------


СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ О ПИСАТЕЛЯХ

   В первый раз я близко встретился с Тургеневым в 1874 году, в один из
его кратковременных приездов в Петербург.
   Его вообще интересовали наши новые суда, а затем особое его внимание
остановил на себе разбиравшийся в этом году при моем участии, в качестве
прокурора, громкий, по личности участников, процесс об убийстве помещика
одной из северных губерний, соблазнившего доверчивую девушку и устроившего
затем брак ее со своим хорошим знакомым, от которого он скрыл свои
предшествовавшие отношения к невесте. [...]
   Переписка участников этой драмы, дневник жены и личность убийцы,
обладавшего в частной и общественной жизни многими симпатичными и даже
трогательными свойствами, представляли чрезвычайно интересный материал для
глубокого и тонкого наблюдателя и изобразителя жизни, каким был Тургенев.
Он хотел познакомиться с некоторыми подробностями дела и со взглядом на
него человека, которому выпало на долю разбирать эту житейскую драму перед
судом. Покойный Виктор Павлович Гаевский привел Тургенева ко мне в
окружной суд и познакомил нас. Как сейчас вижу крупную фигуру писателя,
сыгравшего такую влиятельную роль в умственном и нравственном развитии
людей моего поколения, познакомившего их с несравненной красотой русского
слова и давшего им много незабвенных минут душевного умиления, - вижу его
седины с прядью, спускавшеюся на лоб, его милое, русское, мужичье, как у
Л. Н. Толстого, лицо, с которым мало гармонировало шелковое кашне,
обмотанное по французскому обычаю вокруг шеи, слышу его мягкий "бабий"
голос, тоже мало соответствовавший его большому росту и крупному сложению.
   Я объяснил ему все, что его интересовало в этом деле, прения по
которому он признавал заслуживающими перевода на французский язык, а
затем, уже не помню по какому поводу, разговор перешел на другие темы.
Коснулся он, между прочим, Герцена, о котором Тургенев говорил с особой
теплотой. [...] Когда Гаевский напомнил, что Иван Сергеевич хотел бы
посмотреть самое производство суда с присяжными, я послал узнать, какие
дела слушаются в этот день в обоих уголовных отделениях суда. Оказалось,
что там, как будто нарочно, разбирательство шло при закрытых дверях и что
в одном рассмотрение дела уже кончалось, а в другом еще продолжалось
судебное следствие. Я повел Тургенева в это последнее отделение и, оставив
его на минуту с Гаевским, вошел в залу заседания, чтобы попросить товарища
председателя разрешить ему присутствовать при разборе дела.
   Но этот тупой формалист заявил мне, что это невозможно, так как
Тургенев не чин судебного ведомства, и он может дозволить ему
присутствовать лишь в том случае, если подсудимый - отставной солдат,
обвинявшийся в растлении 8-летней девочки, - заявит, что просит его
допустить в залу, как своего родственника. В надежде, что Тургенев,
вероятно, почетный мировой судья у себя в Орловской губернии, я обратился
к нему с вопросом об этом, но получил отрицательный ответ. Мне, однако,
трудно было этому поверить, и я послал в свой кабинет за списком чинов
министерства юстиции; к великой моей радости и к не меньшему удивлению
самого Тургенева, оказалось, что он давно уже почетный мировой судья и
даже по двум уездам. Он добродушно рассмеялся, заметив, что это с ним
случается не в первый раз и что точно так же он совершенно случайно узнал
о том, что состоит членом-корреспондентом Академии наук по Отделению
русского языка и словесности. Я увидел в этом нашу обычную халатность:
даже желая почтить человека, мы обыкновенно не умеем этого делать до
конца...
   Введенный мною в "места за судьями" залы заседания, Тургенев
чрезвычайно внимательно следил за всеми подробностями процесса. Когда был
объявлен перерыв и судьи ушли в свою совещательную комнату, я привел туда
Тургенева (Гаевский уехал раньше) и познакомил его с товарищем
председателя и членами суда. В составе судей был старейший член суда,
почтенный старик-труженик, горячо преданный своему делу, но кроме этого
дела ничем не интересовавшийся. Он имел привычку брюзжать, говорить в
заседаниях сам с собою и обращаться к свидетелям и участвующим в деле с
вопросами, поражавшими своей неожиданной наивностью, причем вечно куда-то
торопился, прерывая иногда на полуслове свою отрывистую речь. "Позвольте
вас познакомить с Иваном Сергеевичем Тургеневым, - сказал я ему и
прибавил, обращаясь к нашему гостю, - а это один из старейших членов
нашего суда - Сербинович". Тургенев любезно протянул руку, мой "старейший"
небрежно подал свою и сказал, мельком взглянув на Тургенева: "Гм!
Тургенев? Гм! Тургенев? Это вы были председателем казенной палаты в..." -
и он назвал какойто губернский город. "Нет, не был", - удивленно ответил
Тургенев. "Гм! А я слышал об одном Тургеневе, который был председателем
казенной палаты". - "Это наш известный писатель", - сказал я вполголоса.
"Гм! Писатель? Не знаю..." - и он обратился к проходившему помощнику
секретаря с каким-то поручением.
   В следующий приезд Тургенева я встречал его у М. М. Стасюлевича и не
мог достаточно налюбоваться его манерой рассказывать с изящной простотой и
выпуклостью, причем он иногда чрезвычайно оживлялся.
   Я помню его рассказы о впечатлении, произведенном на него скульптурами,
найденными при Пергамских раскопках. Восстановив их в том виде, в каком
они должны были существовать, когда рука времени и разрушения их еще не
коснулась, он изобразил их нам с таким увлечением, что встал с своего
места и в лицах представлял каждую фигуру. Было жалко сознавать, что эта
блестящая импровизация пропадает бесследно. Хотелось сказать ему словами
одного из его "Стихотворений в прозе": "Стой! Каким я теперь тебя вижу,
останься навсегда в моей памяти!" Это делание, по-видимому, ощутил сильнее
всех сам хозяин и тотчас же привел его в исполнение зависящими от него
способами- Он немедленно увел рассказчика в свой кабинет и запер его там,
объявив, что не выпустит его, покуда тот не напишет все, что рассказал.
Так произошла статья Тургенева: "О Пергамских раскопках", очень интересная
и содержательная, но, к сожалению, все-таки не могущая воспроизвести того
огня, которым был проникнут устный рассказ.
   Раза два, придя перед обедом, Тургенев посвящал небольшой кружок в свои
сновидения и предчувствия, проникнутые по большей части мрачной поэзией,
за которою невольно слышался, как и во всех его последних произведениях, а
также в старых - "Призраках" и "Довольно", - ужас перед неизбежностью
смерти. В его рассказах о предчувствиях большую роль, как и у Пушкина,
играли "суеверные приметы", к которым он очень был склонен, несмотря на
свои пантеистические взгляды.
   Зимою 1879 года Тургенев был проездом в Петербурге и жил довольно долго
в меблированных комнатах на углу тогдашней Малой Морской и Невского.
Старые, односторонние, предвзятые и подчас продиктованные личным
нерасположением и завистью, нападки на автора "Отцов и детей", вызвавшие у
него крик души в его "Довольно", давно прекратились, и снова симпатии
всего, что было лучшего в русском мыслящем обществе, обратились к нему.
   Особенно восторженно относилась к нему молодежь. Ему приходилось
убеждаться в заслуженном внимании и теплом отношении общества почти на
каждом шагу, и он сам с мияОй улыбкой внутреннего удовлетворения говорил,
что русское общество его простило. В этот свой приезд он очень мучился
припадками подагры и однажды просидел несколько дней безвыходно в тяжелых
страданиях, к которым относился, впрочем, с большим юмором, выгодно
отличаясь в этом отношении от многих весьма развитых людей, которые не
могут удержаться, чтобы прежде всего не нагрузить своего собеседника или
посетителя целой массой сведений о своих болезненных ощущениях,
достоинствах врачей и качествах прописанных медикаментов. Придя к нему
вместе с покойным А. И. Урусовым, мы встретили у него Салтыкова-Щедрина и
присутствовали при их, поразившей нас своей дипломатичностью, беседе, что
так мало вязалось с бранчливой повадкой знаменитого сатирика. Было
очевидно, что есть много литературных, а может быть, и житейских вопросов,
по которым они резко расходились во мнениях. Но было интересно слышать,
как они оба тщательно обходили эти вопросы не только сами, но и даже и
тогда, когда их возбуждал Урусов.
   В конце января этого года скончался мой отец - старый литератор
тридцатых и сороковых годов и редактор-издатель журнала "Пантеон", главным
образом посвященного искусству и преимущественно театру, вследствие чего
покойный был в хороших отношениях со многими выдающимися артистами того
времени. В бумагах его, среди писем Мочалова, Щепкина, Мартынова и
Каратыгина, оказался большой дагерротипный портрет Полины Виардо-Гарсия с
любезной надписью. Она изображена на нем в костюме начала пятидесятых
годов, в гладкой прическе с пробором посередине, закрывающей наполовину
уши, и с "височками".
   Крупные черты ее некрасивого лица, с толстыми губами и энергичным
подбородком, тем не менее привлекательны благодаря прекрасным большим
темным глазам с глубоким выражением. Среди этих же бумаг я нашел
стихотворение забытого теперь поэта Мятлева, автора "Сенсаций госпожи
Курдюковой дан л'етранже" [за границей (фр.)], пользовавшихся в свое
непритязательное время некоторой славой и представляющих скучную, в конце
концов, смесь "французского с нижегородским". В таком же роде было и это
его стихотворение, помеченное 1843 годом. Вот оно:


   Что за в е р-д о, что за в е р-д о, -
   Напрасно так певицу называют.
   Неужели не понимают,
   Какой небесный в ней надо [дар (cadeau - фр.)]?
   Скорее слушая сирену,
   Шампанского игру и пену
   Припомним мы. Так высоко
   И самый лучший вев Клико ["вдова (veuve - фр.) Клико" - знаменитая в то
время марка шампанского]
   Не залетит, не унесется,
   Как песнь ее, когда зальется
   Соловушкою. - Эвреман [Eh vraiment - и поистине (фр.)]
   Пред ней водица и Креман!
   Она в Сомнамбуле, в Отелло -
   Заткнет за пояс Монтебелло,
   А про Моет и Силлери
   То даже и не говори!


   По времени оно относилось к тем годам, когда впервые появилась на
петербургской оперной сцене Виардо и когда с нею познакомился Тургенев,
сразу подпавший под обаяние ее чудного голоса и всей ее властной личности.
Восторг, ею возбуждаемый в слушателях, нашел себе выражение в приведенных
стихах Мятлева, но для массы слушателей Виардо он был, конечно,
преходящим, тогда как в душу Тургенева этот восторг дошел до самой
сокровенной ее глубины и остался там навсегда, повлияв на всю личную жизнь
этого "однолюба" и, быть может, в некоторых отношениях исказив то, чем эта
жизнь могла бы быть. Несомненно, что описание Тургеневым внезапно
налетевшей на некоторых из его героев любви, вырвавшей, подобно буре, из
сердца их слабые ростки других чувств, и те скорбные, меланхолические
ноты, которые звучат в описаниях душевного состояния этих героев в "Вешних
водах", "Дыме" и "Переписке", имеют автобиографический источник. Недаром
он писал, в 1873 году, госпоже Комманвиль: "Votre jugement sur "Les Eaux
du Printemps" est parfaitement juste; quant a la seconde partie, qui n'est
ni bien motivee, ni bien necessaire, je me suis laisse entrainer par des
souvenirs" [Ваше суждение о "Вешних водах" совершенно справедливо, что же
касается второй части, недостаточно обоснованной и не вполне необходимой,
то я позволил себе увлечься воспоминаниями (фр.)]. Замечательно, что более
чем через 35 лет после первых встреч с Виардо - в сентябре 1879 года -
Тургенев начал одно из своих чудных "Стихотворений в прозе" словами:
"Где-то, когда-то, давно-давно тому назад я прочел одно стихотворение. Оно
скоро позабылось мною, но первый стих остался у меня в памяти: "Как
хороши, как свежи были розы".
   Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна
свеча; я сижу, забившись в угол, а в голоне все звенит да звенит: "Как
хороши, как свежи были розы". Оказывается, что забытое Тургеневым и
слышанное им где-то и когда-то стихотворение принадлежало Мятлеву и было
напечатано в 1843 году под названием "Розы". Вот начальная строфа этого
произведения, звучавшая чрез три с половиной десятилетия своим первым
стихом в памяти незабвенного художника, вместе с Мятлевым восхищавшегося
Виардо-Гарсией:


   Как хороши, как свежи были розы
   В моем саду! Как взор прельщали мой!
   Как я молил весенние морозы
   Не трогать их холодною рукой!


   В этот свой приезд Тургенев снова часто бывал у М. М. Стасюлевича и
много рассказывал с большим оживлением и жизненной бодростью в голосе и
взоре. Выше всех и краше всего для него был Пушкин. Он способен был
говорить о нем целые часы с восторгом и умилением, приводя обширные цитаты
и комментируя их с особой глубиной и оригинальностью. В этом сходился он с
Гончаровым, который также благоговел перед Пушкиным и знал наизусть не
только множество его стихов, но и выдающиеся места его прозы. На почве
преклонения перед Пушкиным произошел у Тургенева незабвенный для всех
слушателей горячий спор с Кавелиным, который ставил Лермонтова выше.
Романтической натуре Кавелина ропщущий, негодующий и страдающий Лермонтов
был ближе, чем величавый в своем созерцании Пушкин. Но Ту