Олег сжал
пальцы.  - Как один кулак. Один коллектив. Чтобы каждый за всех болел...
В Артеке мы за месяц такие отряды делали, что до сих пор, как вспомнишь,
петь хочется.  А здесь что...  Клуб,  а не отряд.  Разные школы.  Разные
смены. Разные группы. Каждая группа сама по себе живет...
   Сер„жа сел рядом.
   - Олег,  -  осторожно сказал он, - ну давайте делать отряд. Разве так
уж страшно, что разные школы и смены?
   Олег задумчиво посмотрел на Сер„жу. Потом на Кузнечика, который сидел
на подоконнике и рассеянно вертел рапиру.  Вертел, а глядел не на нее, а
на Олега.
   Глаза у Олега повеселели.
   - Хорошо,  капитан Каховский,  -  сказал он. - Постараемся. Не все же
только Артек вспоминать.
   - А почему ты уехал из Артека?  -  спросил Сер„жа. И сразу испугался:
вдруг там случилось что-нибудь такое, о чем Олегу плохо вспоминать!
   Но Олег ответил охотно:
   - Трудно... Я не про работу. Трудно все время расставаться. Месяц или
два пройдет -  и нет твоего отряда,  разъехались пацаны.  И главное, что
знаешь:  это навсегда. Несколько дней ходишь и света не видишь. Кажется,
что никогда таких ребят уже не будет.  В новой смене все какие-то чужие.
И будто в тысячу раз хуже тех...  А потом все снова...  Ну,  это едва ли
можно понять, если сам не испытал.
   - Нет,  я могу,  -  серьезно сказал Сер„жа. - Мне про это говорил уже
один вожатый. Капитан катера "Азимут".
   - Вот даже эти трое,  -  продолжал Олег.  -  Ушли,  а  на  душе кошки
скребут. Вспомнишь, как с Мосиным с плотов ныряли...
   - Я помню,  -  согласился Сер„жа.  - Но я не понимаю... Ну почему они
так?!  Даже ни  капельки не сопротивлялись.  Ну,  если бы одного четверо
прижали, тогда еще понятно. Да и то...
   - Да и то,  -  сказал Олег.  И резко встал.  - В конце концов, они же
фехтовальщики.  Там  у  ящиков рейки  и  палки валяются.  Фехтовальщик с
палкой в руке может целую шайку разогнать.  Одному по зубам,  другому по
колену, третьему по руке! Может, зря я вам это не показывал.
   - Что?
   - А вот что...
   Олег снял с полки пачку свечей, которые зажигали иногда по вечерам на
клубных "огоньках",  чтобы рассказывать при мерцающем свете таинственные
истории.
   - Зажгите семь штук,  - попросил Олег. - И поставьте в разных местах,
где хотите. Только не вплотную к стенам.
   Через минуту свечи горели на подоконнике, на полке, на столе, стульях
и диване.
   Олег взял у Кузнечика рапиру и дал Сер„же секундомер.
   - Отойдите к двери.  Теперь слушай, Сергей. Нажмешь кнопку и скажешь:
"Марш!" Потом я крикну: "Все!" - и ты останови секундомер.
   - Ясно, - сказал Сер„жа, хотя было не очень ясно... - Можно?
   - Давай.
   - Марш!
   Короткий свистящий смерч  прошел по  комнате.  Сер„жа услышал команду
"Вс„!" и машинально нажал кнопку.
   Четыре свечи стояли на местах, но погасли. Срезанные фитильки лежали,
догорая,  на столе и  на полу.  Один горел на кончике рапиры.  Две свечи
лежали, перебитые пополам. Одной не было совсем. Олег, недовольно пыхтя,
полез под диван и выкатил ее оттуда.
   - Сколько? - спросил он у Сер„жи.
   - Одна и восемь десятых.
   - Так себе, - сказал Олег. - Не точно и не очень быстро. Но все-таки.
   - Ничего себе "не очень быстро"!  -  искренне удивился Сер„жа.  - Как
вихрь! Научишь? Олег улыбнулся.
   - Если будешь хорошо себя вести. Подошел Кузнечик:
   - Олег Петрович...  А если я не уйду из хоккея, можно мне все равно к
вам? Я смогу...
   - Надумал?  -  обрадовался Олег.  -  Вот хорошо.  Потом он  спросил у
Сер„жи:
   - А Наташа?
   Сер„жа удивился:
   - Наташа?  Она  и  не  собиралась.  Да  и  как она здесь будет,  одна
девчонка на весь клуб?
   - Она была бы просто первая. Пришли бы за ней и другие.
   - Не знаю,  -  сказал Сер„жа.  - Вот если бы у нас были малыши... Она
любит с маленькими возиться. С трех лет в учительницу играет.
   Кузнечик со вздохом сказал:
   - Жаль, что я уже не малыш.
   И впервые за вечер все рассмеялись.


                                   7

   Приближался праздник Октября и  осенние каникулы.  В  младших классах
уже шли утренники и  сборы.  Все готовились к  торжественной линейке.  В
пятницу  школа  расцвела,  как  летом.  Это  октябрята  пришли  в  своей
праздничной форме: светло-коричневой, зеленой, голубой и даже оранжевой.
В серой толпе старшеклассников будто взорвались гроздья веселого салюта.
   Больше всего октябрят было в голубом.  Коридор на втором этаже каждую
перемену словно заливала морская волна.  После звонка голубые,  с белыми
проблесками потоки выхлестывали из классов и шумным прибоем докатывались
до дверей шестого "А".
   Кончился четвертый урок  -  география.  Татьяна  Михайловна отпустила
ребят пораньше, и звонок грянул, когда Сер„жа был уже в коридоре. Первой
распахнулась дверь  третьего  "Б".  Очень  загорелый,  но  светловолосый
мальчишка выскочил из класса и помчался вдоль коридора. Набрав скорость,
он  проехал  на  подошвах  по  паркету,   затормозил,  нагнулся  и  стал
подтягивать парадные белые гольфы.
   В  этот миг сзади налетела толпа одноклассников.  Мальчишку сбили,  и
тут же на полу взгромоздилась куча мала.
   Радостно орущий  голубой  ком,  из  которого во  все  стороны торчали
дрыгающиеся тощие ноги.  В  конце коридора показался директор.  Высокий,
похожий на циркуль,  он шагал широко и медленно. Резвая малышня притихла
и почтительно расступалась.  Только веселая куча самозабвенно вопила, не
чуя опасности.
   Директор подошел и  остановился,  возвышаясь над  свалкой.  Сер„жа  с
любопытством ждал,  что будет.  Директор снял очки и  почесал ими кончик
носа.  Потом  близоруко взглянул на  Сер„жу.  Глаза его  без  очков были
непонятные.
   - У меня к тебе большая просьба,  - сказал он серьезно. - Постарайся,
чтобы эти гвардейцы обошлись без синяков и вывихов.
   Он чуть заметно усмехнулся, утвердил на носу очки и прошагал дальше.
   - Хорошо, - сказал вслед ему Сер„жа. Он сдернул с чьей-то ноги мягкую
спортивную тапочку и слегка хлопнул ею по чьей-то спине.
   - Эй, вы, пираты! А ну кончайте!
   Взъерошенный хозяин  тапочки  кормой  вперед  выбрался из  схватки  и
дерзко уставился на Сер„жу:
   - А ты кто? Дежурный?
   - Хуже. Я уполномоченный директора, - сказал Сер„жа.
   Услышав о  директоре,  третьеклассники быстренько расцепились и стали
подниматься с пола.  Последним поднялся загорелый мальчишка. Он деловито
одернул голубой жилетик, отряхнул белые рукава рубашки и весело сказал:
   - Во психи! Чуть меня по паркету не размазали.
   И поднял лицо.
   - Димка! - изумленно сказал Сер„жа.
   - Ой...  это ты, - медленно проговорил мальчишка, и его зеленые глаза
стали лучистыми.
   - Где ты пропадал?  -  спросил Сер„жа.  -  Я думал, ты в другую школу
перешел.
   - Не-е-е...  У мамы с папой отпуск был два месяца. Мы в Анапе жили, я
там учился. Ух, там до сих пор лето!..
   - Ты мое письмо получил тогда в лагере? - спросил Сер„жа.
   - Ага! А ты мое?
   - Нет. Димка, а ты писал?
   Он серьезно кивнул.
   - Я  писал.  Я  про  все  писал.  Тебя там потом на  линейках ругали.
Несколько раз.  За то, что ушел из лагеря. А я наших ребят подговорил, и
мы  как закричим на  линейке:  "Неправда,  неправда!"  -  Он улыбнулся и
весело тряхнул разлохмаченной головой.  -  А нам за это все равно ничего
не было!
   - Спасибо,  Димка, - задумчиво сказал Сер„жа. - Обидно, что письмо не
дошло...
   - Ну ничего,  -  утешил Димка.  -  Вот... Он полез в кармашек, что-то
достал и  сунул Сер„же в ладонь,  а ладонь закрыл.  Оглядел столпившихся
одноклассников и сказал:
   - Все. Последний.
   Потом объяснил:
   - Я их десять штук привез из Анапы.  Уже все раздарил,  а они за мной
гоняются и гоняются,  выпрашивают...  Ну,  мы побежали,  у нас репетиция
сейчас.
   Они  ускакали.  Сер„жа,  улыбаясь,  разжал  пальцы.  На  ладони лежал
маленький   синий   краб   из   блестящей   пластмассы.    С    красными
капельками-глазами.  С булавкой на обратной стороне, чтобы прикалывать к
одежде. Славный такой крабий малыш.
   Сер„жа сразу понял,  что с  ним сделает.  Он  не будет его таскать на
куртке.  Он  приклеит краба  над  воротами своего  пенопластового замка,
который уже  почти  готов.  Пусть  хозяин замка называется Рыцарь Синего
Краба. А что? Неплохо.
   Здорово, что встретился хороший человек Димка!
   Поднимаясь на  третий  этаж,  Сер„жа  размышлял о  Димке,  о  лагере.
Вспомнил костры и  песню про горниста.  Про всадников.  И вдруг подумал:
почему ни  разу не  сказал про эту песню Кузнечику?  Может быть,  он  ее
знает?  А если не знает,  можно его научить.  Ну,  петь Сер„жа толком не
умеет, но слова-то он помнит и насвистеть мелодию сможет.
   Генку ребята уговаривают выступить на вечере. У шестиклассников будет
первый в  жизни вечер,  все  готовятся.  Генка пока  отбрыкивается,  но,
наверно, согласится. Вот бы спел эту песню!
   Сер„жа вернулся в класс и узнал,  что расписание "полетело кувырком".
Из-за разных мероприятий уроков сегодня больше не будет. Ну и прекрасно!
   - А где Кузнечик?
   Оказалось,  что  Генка ушел к  "вэшникам" -  ребятам из  шестого "В".
Выступать на  вечере  он  уже  согласился,  а  теперь  помогает готовить
какой-то номер соседнему классу. В порядке обмена опытом.
   "Балда, нашел время влюбляться", - добродушно подумал Сер„жа.
   В шестом "В" училась Наташа.
   То,  что  Наташа  ему  "нравится  больше  всех  на  свете",  Кузнечик
признался Сер„же еще неделю назад,  сразу и честно. При этом он краснел,
кусал губу, но не опустил глаза.
   - Ну...  хорошо,  -  растерянно проговорил Сер„жа.  -  Что же  теперь
делать... Я-то при чем?
   - А ты... не обижаешься? Сер„жа великодушно улыбнулся:
   - Да чего уж там...
   Наташка была как сестра. А братья не обижаются на тех, кто влюбляется
в сестер.
   В  самом  хорошем  настроении  Сер„жа  пустился  отыскивать  классную
комнату, где устроились "вэшники".
   Но не всем было весело.
   У дверей второго "А" стоял и плакал Стасик Грач„в.
   Сер„жка знал,  что Стасик может плакать просто так,  по пустякам. Или
чтобы не попало. Или чтобы пожалели. Но так он плакал в окружении людей,
громко,  напоказ.  А сейчас он был один в опустевшем коридоре. И Сер„жу,
который свернул сюда от лестницы он не заметил. Стасик стоял, прижавшись
плечом и  головой к  дверному косяку,  молча вздрагивал и  ронял крупные
слезы. Он был совсем несчастный. И одет он был не в праздничную форму, а
в обычный серый костюм.
   Сер„жа подошел.
   - Ну что с тобой опять? Стаська!
   Тот поднял мокрое лицо.  Потом,  не  сказав ни слова,  взял Сер„жу за
рукав и  завел в  класс.  Указал на стену.  Там,  против окон,  блестели
стеклами две витрины.  Два небольших плоских шкафа, в которых выставляют
спортивные трофеи,  наглядные пособия,  коллекции и книжные новинки. Эти
витрины Сер„жа и  раньше видел в  Стаськином классе.  Там  располагались
разные  коробочки,  корзинки  и  пластилиновые фигурки,  которые  ребята
мастерили на уроках труда.
   Но сейчас все было убрано, а за стеклами стояли развернутые дневники.
К левой витрине сверху была приколота полоса ватманской бумаги, и на ней
красной тушью написаны слова:

                            МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ

   Дневники  за  стеклами  пестрели пятерками.  Но  Стасик  показывал на
правую витрину. На ней, на такой же бумажной ленте, были черные слова:

                          ОНИ НАС ТЯНУТ НАЗАД

   Дневников там было всего четыре, не то что в левой.
   - Ясно, - мрачно сказал Сер„жа. - А который твой?
   Стасик ткнул в левый верхний.
   Страницы дневника были  украшены тремя двойками и  недельным "неудом"
за  поведение.  Но  прежде всего  бросалась в  глаза размашистая красная
запись:  "Из-за  своей  неорганизованности едва  не  сорвал  выступление
класса перед шефами!" Восклицательный знак был высотой со спичку. Стасик
сел за парту, положил голову и заплакал уже в голос.
   - Да уймись ты! - с досадой сказал Сер„жа. - Ну плюнь ты на это дело.
Пускай он здесь стоит, жалко, что ли?
   Как ни  странно,  Стасик всхлипнул и  почти перестал плакать.  Поднял
голову и с какой-то взрослой сумрачностью сказал:
   - Хорошо говорить "пускай". Отец знаешь как налупит...
   - Тебя?! - воскликнул Сер„жа. И чуть не добавил: "Такого цыпленка!"
   - Да.  Ты  не  знаешь,  -  сказал Стасик и  опять едва не  разразился
слезами.
   Чтобы он не ревел, надо было с ним разговаривать.
   - Ну за что налупит? Он же не знает.
   - Узнает.  Сегодня собрание для родителей. Это для них такую выставку
сделали.
   - А может, он не придет.
   - Да, не придет! Он всегда ходит.
   - И лупит? - с недоверием спросил Сер„жа.
   Стасик шумно шмыгнул носом.
   - Ну, пойдем, - сказал Сер„жа.
   - Куда? - испугался Стасик.
   - "Куда-куда"... Домой-то ты собираешься? Не ночевать же здесь.
   Стасик вздохнул.
   - Не пойду. Я ждать буду.
   - Кого?
   - Когда Неля Ивановна придет.
   - А где она?
   - А  все уехали,  и  она тоже.  На  завод к  шефам.  Там наш класс на
концерте выступает.
   - А почему ты не поехал?
   - Я же сорвал...  -  Он опять подозрительно завсхлипывал.  -  Чуть не
сорвал. Мне стихи давали учить, а я сорвал.
   - Не выучил?
   - Да  выучил!   -  с  отчаянием  сказал  Стасик.  -  Только  одет  не
по-праздничному.
   - Из-за этого тебе и запись сделали?
   - Ну да! - сказал он и опять заревел. Громко, ровно и безнадежно.
   - Не гуди,  - попросил Сер„жа. - Я же так ничего не пойму. Зачем тебе
Неля Ивановна? Попросить, чтобы дневник убрала?
   - Ну-у-у...
   - А ты ее раньше просил?
   - Ага-а-а...
   - А что она сказала?
   Стасик перестал гудеть, отдышался немного и сообщил:
   - Не хочет.  Говорит, проси у всего класса, потому что они коллектив,
а ты коллектив тащишь назад...  А как у них просить? Они все не слушают,
только орут.  А Бычков говорит:  "Ты,  что ли, лучше других? У тех пусть
стоят дневники, а у тебя убрать? Какой хитренький!" А у других уже давно
решили поставить, а у меня только сегодня, из-за формы.
   "Кому концерт,  а  кому слезы",  -  подумал Сер„жа и  взял Стасика за
плечо.
   - Пойдем разыщем Наташку. Что-нибудь придумаем.
   Наташа и Кузнечик отыскались в пионерской комнате.  Они разрисовывали
гуашью объявление о вечере.
   - Так я  и  знала.  Снова несчастье?  -  сказала Наташа,  едва увидев
Стасика. - Что опять?
   Сер„жа рассказал. И шепотом спросил у Наташи:
   - Он правду говорит, что отец дерется?
   Она незаметно кивнула. Потом сказала:
   - Гена,  сходи  умой  его  как  следует,  пожалуйста.  Он  вон  какой
зареванный.
   Стасик уныло  побрел за  Кузнечиком в  туалет.  Наташа взяла  щеки  в
ладони, словно у нее зубы болели, и печально посмотрела на Сер„жу.
   - Ты даже не представляешь.  Он его за каждый пустяк ремнем бьет.  Он
такой...  ну просто негодяй какой-то!  Стаська домой приходить боится. И
всегда при отце тихий,  как мышонок. А тот все одно только повторяет: "Я
сам  как рос?  С  пятнадцати лет работать пошел!  С  пути не  свихнулся,
человеком стал. И из тебя человека сделаю!"
   - Он кто? Дурак или пьяница? - спросил Сер„жа. От злости и отвращения
у него захолодело в груди.
   - Да не пьяница он...  Он ведь Стаську не сгоряча бьет, а наоборот...
Ну,  как будто по плану по какому-то.  - Наташа поморщилась. - Не могу я
про него говорить,  у  него глаза рыбьи...  Ой,  а Стаська всегда визжит
так: "Папочка, папочка!" Наш папа один раз не выдержал... - Наташа слабо
улыбнулась.  -  Не выдержал,  вызвал этого Грач„ва в коридор да как взял
его за рубашку!  Приподнял и к стенке прижал, висячего. И говорит: "Если
еще раз ребенка тронешь..."
   - Так и надо, - сказал Сер„жа:
   - Думаешь, очень помогло? - спросила Наташа. - Грач„в Стаське кричать
запретил. Стаська теперь только мычит да ойкает, когда его лупят. Папа у
нас по вечерам на работе,  а меня и маму Грач„в не боится. Недавно опять
Стаську так изукрасил, у него все ноги и плечи в полосах.
   Я видела,  когда он утром умываться выбегал.  Он, конечно, и парадную
форму не надел, чтобы следы от ремня на ногах не увидели.
   - Этого Грач„ва...  его же повесить мало!  -  сжимаясь от отвращения,
тихо сказал Сер„жа.  - Если кто-нибудь котенка или голубя мучает, за это
и то могут под суд отдать... Даже в газетах про это пишут. А тут...
   Наташа что-то  ответила,  но  он  уже не слышал.  Странное чувство он
испытывал.  Первый раз в жизни.  Какую-то смесь жгучей жалости и ярости.
Но  ярости не такой,  когда хочется крушить,  ломать,  кидаться на врага
очертя голову.  Наоборот,  голова сделалась ясная,  и стало тихо и пусто
вокруг.


   ...Никогда-никогда  ни  один  взрослый человек не  ударил  Сер„жу.  И
никогда Сер„жа не знал, что такое страх перед возвращением домой. Всякое
бывало:  и двойки, и записи в дневнике, и порванные штаны, и утонувшие в
реке ботинки,  но дом всегда оставался добрым.  Это был его дом -  свой,
надежный. И не могло там случится такого, чего надо бояться...
   Но вот в комнатах, где он жил с отцом, с Маринкой, с тетей Галей, где
когда-то  ходила и  пела мама,  поселился этот хлипкий плешивый дядька с
бесцветными глазами.  Такой тихий и вежливый на вид. Он поселился там, и
комнаты,  где  раньше дружно жили  хорошие люди,  стали  местом страха и
боли. Почему? Кто позволил? Откуда берутся эти люди вроде Грач„ва?..


   Вернулись Генка и Стасик. Генка озабоченно взглянул на Сер„жу.
   - Что с тобой? Ты какой-то... натянутый.
   - Думаю,  -  зло сказал Сер„жа.  - Про то, что зря дуэлей сейчас нет.
Обидно: живет на свете какой-нибудь скот и ничего с ним не сделаешь.
   - На дуэлях иногда и скоты побеждали, - возразил Кузнечик.
   - Не верю.
   - А Дантес?
   Их  перебила  Наташа.  Сказала,  что  Стасику  пора  домой.  Если  он
задержится, ему попадет не меньше, чем за дневник.
   За окнами уже густели сумерки.
   - Может,  нам самим дождаться его Нелю Ивановну и поговорить с ней? -
предложил Кузнечик.
   - Да откуда вы взяли,  что она сюда вернется?  -  спросила Наташа.  -
Наверняка она распустит ребят у завода,  а сама уедет домой до собрания.
Сейчас еще шести нет,  а  собрание в восемь...  Да и не будет она никого
слушать. Вы ее знаете?
   Сер„жа вспомнил Нелли  Ивановну:  молодую,  с  громким,  раздраженным
голосом,  с желтым тюрбаном прически.  Когда она шла по коридору, тюрбан
колыхался, а каблучки стучали отчетливо, как дятел в утреннем лесу.
   Стасик опять подозрительно притих и заморгал.
   - Проводите его домой, - сказал Сер„жа. - Я знаю, что делать.
   - Не  пойду я,  -  заупрямился Стасик.  Мучаясь от жалости и  злости,
Сер„жа сказал как можно мягче:
   - Ты иди.  Я  сделаю так,  что все будет хорошо.  Стасик нерешительно
моргал.
   - Иди. Я тебе обещаю, - очень твердо сказал Сер„жа.
   - Ты  что придумал?  -  шепотом спросил Генка.  Так же шепотом Сер„жа
ответил:
   - Пока ничего.  Главное,  пусть он уйдет,  иначе опять начнет реветь.
Помоги Наташке его увести,  а  то  он по дороге может ей концерт выдать.
Потом вернетесь, и мы что-нибудь придумаем.
   Сер„жа  правильно рассчитал:  Генку  не  пришлось уговаривать идти  с
Наташей,  это он всегда готов.  И хорошо,  что ушел. Не надо ему лезть в
это дело.  Завтра Кузнечику на вечере выступать, и неприятности ему ни к
чему.
   Сер„жа знал,  что идет на громкий скандал, но не колебался. В нем уже
звенела "система отсчета": девять, восемь, семь...
   Он  вернулся в  Стаськин класс.  Пошатал  дверцы  витрин.  Они  были,
конечно, заперты. Сер„жа спустился на первый этаж и отыскал гардеробщицу
тетю Лиду.
   Тетя  Лида владела богатейшей коллекцией ключей,  про  это  знала вся
школа.  Когда терялись или портились ключи от  классов,  мастерских,  от
шкафов и  ящиков,  все  сразу шли к  тете Лиде.  Иногда к  ней прибегали
несчастные люди, потерявшие ключ от квартиры.
   - Тетя Лида, во втором классе шкаф заело, - сказал Сер„жа. - Наверно,
кто-то запер, а ключа нет.
   Тетя Лида, притворно ворча, вытащила громадную звякающую связку.
   -