олучать  трудовые навыки?  Выпишу  тебе  справку,  что  ты  работал  на
раскопках.
   - Ура!  - громким шепотом крикнул Сер„жа. И кинулся в другую комнату.
- Папа, ты мне дашь свой рюкзак? Мы через неделю - в Севастополь!
   Потом он пошел к себе и, не зажигая света, бухнулся на диван. Радость
разливалась в  нем,  как  тепло.  Путешествие,  которое еще недавно было
таким  далеким,  почти сказкой,  придвинулось вплотную.  Оно  уже  почти
началось.  Ведь  неделя  -  это  пустяки.  Едва  хватит  времени,  чтобы
собраться!  В  полумраке  поблескивала над  Сер„жей  трехгранная  шпага.
Желтой точкой горел  на  гарде  отблеск уличного фонаря.  Сер„жа не  мог
разглядеть надпись, но словно видел ее:

                  Сергею Каховскому  -  отряд "Эспада"
                            СМЕЛОСТЬ И ЧЕСТЬ

   "Я ни в чем не виноват, - сказал Сер„жа шпаге. - Я никогда не изменял
отряду.  Я не трусил и не обманывал. Мы все, флаг-капитаны, держались до
конца. А сейчас об измене и говорить нельзя, потому что отряда нет".
   И тут он вспомнил Димку в школьном коридоре.  Его лицо. Его шепот: "Я
так и знал..."
   Но отряда же и правда нет!  Можно собрать группу,  можно назвать себя
флаг-капитанами, а что дальше?
   Ведь он,  Сер„жа,  в самом деле держался до конца.  Даже Олег сказал:
"Бесполезно" -  и  уехал.  А  он  еще  держался.  А  разве мало пришлось
хлебнуть?  Гибель "Эспады",  отъезд Олега, смерть Иванова. А потом еще в
школе...  Эта дурацкая двойка за четверть по поведению.  Главное,  ни за
что.
   У  него оставалась одна радость -  белый город у  моря.  И  если бы у
Сер„жи эту радость отобрали, он не смог бы жить от тоски.
   Кузнечик,  завистливо вздыхая,  дал  адреса знакомых мальчишек.  Митя
очень  просил узнать,  стоит  ли  в  Севастополе трехмачтовая баркентина
"Кропоткин" и  не  собираются ли  ее  пустить под  ресторан,  как многие
другие парусники.
   Отец  готовился  к  очередной  командировке и  однажды,  оставшись  с
Сер„жей наедине, вдруг прижал его к себе и глуховато сказал:
   - Опять мы  врозь.  Хотя бы раз вместе куда-нибудь съездить...  Жизнь
бестолковая.
   - Ну что ты, папа! На будущий год вместе в тайгу поедем. Я подрасту.
   - Ты с Виталием особенно не спорь,  - предупредил отец. - Я смотрю, у
вас  кое  в   чем  взгляды  на   жизнь  очень  уж  разные.   Ты  его  не
перевоспитаешь.  Он  тебя -  тоже.  Да  не провались там в  какой-нибудь
подземный ход. А сделаешь научное открытие - пиши.
   - Я и так буду писать, - пообещал Сер„жа. - Ты, главное, не скучай...
   Дядя  Витя  принес  из  магазина черный  скрипучий чемодан с  медными
пряжками.
   - Тебе, Сергей.
   - У меня же рюкзак!
   - Рюкзак -  это чушь,  -  наставительно сказал дядя Витя.  -  Мы не в
джунгли  едем.   Истинная  романтика  не   в   рюкзаках,   штормовках  и
патронташах, а в поисках и творческой работе мысли.
   Сер„жа обиделся за отца.  За его штормовку, болотные сапоги и рюкзак.
Дядя Витя понял.
   - Я  не  говорю об  охотниках,  геологах и  прочих лесных людях.  Там
рюкзаки - не атрибутика, а необходимость.
   "То-то же", - подумал Сер„жа.
   Ожидание путешествия - это уже радость. Сборы - тем более.
   Сер„жа взялся укладывать в чемодан дорожное имущество.
   Конверты и  бумага -  всем  надо  будет  написать.  Общая тетрадь для
дневника. Фонарик: ночи на юге темные даже летом. Нож - папа отдал свой,
заслуженный.  Шорты,  рубашки,  новенькие кеды -  пружинистые и  легкие.
Джинсовый костюм - тетя Галя вчера подарила, специально для путешествия.
Отличный костюм с "молниями",  кожаными нашивками и петлями для широкого
ремня. Может, прямо сейчас и надеть? Нет, жара на улице.
   Сер„жа подошел к окну. Май едва перевалил за середину, а солнце - как
в  июле.  Успевшие  загореть  малыши  гоняют  на  зеленом  пустыре  мяч.
Горластая Дзыкина орет на  них,  оберегая свою клумбу.  Вырвала из земли
стебель прошлогоднего репейника, кинулась за ребятишками.
   "А холера с тобой, - подумал Сер„жа. - Все равно не перевоспитаешь".
   Как подумаешь о  Севастополе,  так от  радостного нетерпения начинает
прыгать сердце.
   Дядя Витя заглянул в комнату:
   - Нам пора, коллега.
   И они отправились за билетами, в кассу предварительной продажи.
   Был воскресный день, да еще такое тепло. Улицы напоминали праздник. А
может быть,  просто настроение было праздничное у  Сер„жи.  Он готов был
шагать до  касс пешком,  через весь город.  Идти по  нагретому асфальту,
нырять   в   тень   тополей,    улыбаться   навстречу   веселым   людям,
останавливаться  у  автоматов  с  шипучей  газировкой,   разглядывать  в
зеркальных витринах магазинные товары, а заодно - и свое отражение.
   Но  прошли всего два  квартала.  Дядя Витя сказал,  что  время дороже
денег, и пришлось дождаться троллейбуса.
   В троллейбусе было просторно:  видно, не многим хотелось в такой день
трястись на колесах.  Дядя Витя устроился у  открытого окна и  развернул
польский журнал. Там была статья о кладах, найденных на юге Франции.
   - Какая досада,  -  сказал он. - С польским языком у меня не очень. А
пока у нас эту статью опубликуют, три года пройдет.
   Сер„жа вежливо помолчал в ответ.
   Он сидел рядом с  дядей.  Витей и представлял,  что троллейбус -  это
самолет на  взлетной дорожке.  Сейчас  он  наберет скорость,  и  у  него
вырастут  крылья.  Троллейбус по  наклонной линии  взмоет  в  воздух  и,
накренившись, пойдет описывать круг над городом.
   Вот  удивятся люди!  Вон те  две тетки с  большими сумками,  наверно,
перепугаются и закричат,  что это хулиганство.  А ребята обрадуются. Вон
тот маленький мальчишка (наверно, третьеклассник) с глазами, похожими на
черные большие ягоды, обязательно обрадуется. И его белобрысая сестренка
тоже. Но троллейбус не взлетал, пассажиры не удивлялись и не радовались,
вели  себя  спокойно.  Только  светлоголовой девчонке не  сиделось.  Она
локтем толкнула брата. Громким шепотом спросила:
   - Саша, ты билеты купил?
   - Конечно. Ты же видела.
   - Ты один купил.
   - А сколько надо?
   - Мне тоже надо...
   - Тебе же шесть лет.
   - Ну и что? Мне послезавтра семь будет.
   - Послезавтра и куплю.
   - Ну, Сашка... Жалко?
   - Вот не хватит денег на кино, будешь знать...
   - А у меня пять копеек есть.
   Она разжала пальцы и показала пятак.
   - До  чего  упрямая,   -  сказал  Сашка  и  взял  деньга.  Троллейбус
покачивало,  и  мальчик  пошел  к  передней  кассе,  хватаясь за  спинки
сидений. У самой кассы грузно сидели на скамье для инвалидов и детей две
женщины.  У одной из них сумка стояла в проходе. Мальчик зацепил брюками
большой блестящий замок на сумке.
   - Ходют  тут!  -  довольно громко заявила тетя.  -  Не  сидится им...
Сперва билеты брать неохота, а как увидют контролера, поскорее бегут...
   Мальчик ничего  не  сказал.  Оторвал билет  и  шагнул обратно.  Сумка
металлическим языком опять зацепилась за его штанину.
   - Ты что,  ослеп совсем!  -  заголосила тетя.  Сер„жа видел только ее
затылок, укрытый косынкой, и мясистую белую щеку. Но уже знал точно, что
она похожа на  Дзыкину.  Такие все чем-то похожи друг на друга.  Мальчик
дернул ногой, сумка отцепилась и закачалась.
   - Не  ставили бы  в  проходе,  -  спокойно сказал мальчик и  пошел  к
сестренке.
   - Ишшо учить будет!  "Не ставили б"!  На  башку тебе ставить?  Ишшо в
школе учиться, пионер, наверно! Билет-то оторвал без денег!
   Глаза-ягоды у  мальчишки сделались большими,  а худенькое треугольное
лицо побледнело. Он остановился и сказал все еще спокойно:
   - Как это без денег? Не слышали, что ли, как звякнуло?
   - Звякнуло! Всякая железяка звякать может! Где твои деньги? Ну, где?
   - В кассе, - сказал мальчик.
   - В  кассе?  -  Она  вытянула  шею,  заглянула под  прозрачную крышку
кассового ящика и обрадованно подскочила: - Где? Смотрите, где?
   - Все они такие, - включилась соседка. - Их воспитывают, а им хоть бы
что...
   Тетушка вдруг ловко извернулась и ухватила мальчика за локоть.
   - А ну иди сюда!  Где твои деньги?  Пустая касса-то!  В милицию тебя,
там разберутся.
   "Вот скотина", - болезненно подумал Сер„жа.
   Дядя Витя мельком глянул на зашумевших пассажиров и  опять погрузился
в  статью.  Что  значила троллейбусная стычка  по  сравнению с  величием
мировых культур!
   Тетка тащила мальчика к кассе. Тот пытался вырвать локоть и нс смог.
   - Да ладно,  чего привязались к мальцу,  - раздались голоса. Но никто
не встал.
   "Почему не встанут? Почему не заступятся?" - отчаянно думал Сер„жа.
   - Они и вправду так,  -  сказал кто-то.  -  Денег не бросят,  а билет
рвут. Вот у меня теща водителем работала...
   - Да  бросьте вы,  не  все же  такие.  Мальчик-то симпатичный,  он не
будет...
   Уже со слезами мальчик сказал всем людям:
   - Я же не виноват, что деньги сразу в кассу ускочили!
   И сестренка его, поднявшись с сиденья, крикнула:
   - Он даже не четыре копейки бросил, а пять!
   Этот крик словно сорвал предохранители.  "Пять!" - отдалось в Сер„же.
Так же,  как раньше.  Как в  те дни,  когда,  готовясь к боевому броску,
давал он себе стартовый отсчет.
   А Севастополь?
   Тетка не  пускала мальчишку.  Она  упивалась злобой своей и  мясистой
силой.
   - Пусть докажет! Я видела, что не бросал!
   "Четыре!"
   Девочка заплакала и побежала к брату.  Пассажиры зашумели сильнее, но
Сер„жа теперь не  слышал шума.  Все еще надеясь на что-то,  он глянул на
дядю Витю. Но тот был закрыт журналом, как стеной.
   "Три!"
   Девочка попыталась оторвать толстые теткины пальцы от  брата,  но  та
оттолкнула ее плечом.  Кто-то поднимался с сидений. Но проход к передней
кассе был еще свободен.
   "Два! Один..."
   И будто со стороны он услышал свой голос:
   - Не трогать!



                       Эпилог. БАРАБАНЩИКИ, МАРШ!

   Мраморные колонны разрушенной базилики - древнего храма в Херсонесе -
кажутся с моря белыми свечками.  Словно кто-то расставил их среди желтых
камней.  А  море -  синее-синее,  и  лишь у  самого борта лодки оно  как
бутылочное стекло.  В  этом  зеленом  стекле  висят  медузы,  похожие на
большие прозрачные пуговицы.  А  ближе  к  берегу  просвечивают бурые  и
косматые,  как шкура мамонта, водоросли. Они качаются туда-сюда вслед за
волной.
   Ялик,  стуча мотором,  шел  вдоль берега и  постепенно подбирался все
ближе к скалам. Наконец человек, сидевший на корме, сказал:
   - Хватит. А то тюкнемся килем о камни.
   Другой человек, молодой и веселый, поддержал его:
   - Точно.  А ну десантируйтесь на берег!  Тут глубина по колено... Эй,
лодку перевернете!
   Два мальчика охотно гаркнули "ура" и с борта прыгнули в море.
   Глубина оказалась не по колено, а выше пояса.
   - Ой-ей-ей!  - завопил темноволосый мальчишка с острыми лопатками под
белой  сетчатой  майкой.  И  обернулся  к  шлюпке.  -  Ладно,  Сашенька,
припомним! А еще брат... Я вчера весь вечер штаны гладил!
   Старший брат с шутливым раскаянием сложил на груди ладони:
   - Ей-богу, не виноват. Здесь рефракция, преломление света в воде, а я
не учел. Казалось, что совсем мелко.
   - Рефракция... - проговорил братишка. - Знаю я вас, физиков...
   Другой мальчик сказал:
   - Саш,  это он не из-за штанов. Это он боится, что письмо для Наташки
в кармане размокнет.
   Он  тут  же  заработал полновесную порцию  соленых брызг  и,  хохоча,
кинулся к берегу, чтобы спастись от более страшной мести.
   - Генка,  Сергей!  К обеду будьте дома, а то тетя Лиза вам покажет! И
не лазьте на глубину! - крикнул Саша мальчикам.
   И ялик стал уходить.
   По  камням  они  выбрались на  узкий  галечный пляж  в  тени  желтого
ноздреватого обрыва.  Отыскали местечко,  куда  из-за  каменистой кромки
берега падало солнце. Скинули шорты и разложили на солнышке. Генка вынул
из  кармана мокрый,  сложенный вчетверо листок,  выразительно глянул  на
Сер„жу, развернул бумагу и расстелил на камне, придавив уголки голышами.
Сквозь изнанку листа проступали чернильные буквы.
   Было  еще  раннее утро,  и  на  пляже стояла влажная прохлада.  Зябко
передернув плечами, Сер„жа стал выжимать на себе подол рубашки.
   Генка сказал:
   - Жди теперь, когда все высохнет...
   - Можно выжать и надеть, - предложил Сер„жа.
   - Ага! И ходи потом в жеваном.
   - Все  равно  к   концу  дня  и  штаны  и  рубаха  всегда  мятые,   -
рассудительно заметил Сер„жа.
   - Это у тебя. Потому что карманы набиваешь.
   Сер„жа промолчал. Встал на колени и запустил руки в мелкие камушки.
   Это лишь на первый взгляд казалось,  что на берегу простая галька. На
самом  деле  прибой  перемешал с  обломками камней обточенное бутылочное
стекло,  кусочки мрамора от  херсонесских дворцов,  сухие крабьи клешни,
позеленевшие пуговицы  с  якорями,  мелкие  ракушки,  автоматные гильзы,
человеческие кости и осколки древних амфор. Куда ни шагни - находка.
   Правда,  сейчас Сер„жа не подбирал все подряд. А в первые дни карманы
у него просто трещали. Саша даже посоветовал ему надевать длинные штаны,
подвязывать  у  щиколоток  веревочками и  полностью  загружать  трофеями
штанины.
   Смех смехом,  а  вот  и  сейчас попался осколок горлышка от  кувшина.
Сверху выпуклый ободок, а под ним волнистый узор.
   - Ген, смотри...
   Генка с вежливым интересом посмотрел и признал,  что находка стоящая.
Потом со вздохом сказал:
   - Давай уж выжмем да оденемся. Не сидеть же до обеда.
   Минуты через три по лестнице,  вырубленной среди желтого ракушечника,
они  выбрались  наверх.  Здесь  уже  начинался  зной.  Нагревались глыбы
развалин.  В  сероватой,  с мелкой россыпью желтых цветов траве заводили
песню кузнечики.  Пахло сразу водорослями,  теплой травой и  сухой пылью
древних камней.
   Ребята  поднялись  на  холм  к  сигнальному  колоколу,  висевшему  на
квадратных каменных столбах.
   - Ого... - сказал Сер„жа.
   На зеленой от старости кромке колокола кто-то белой краской написал:

                                 НАТАША

   Вчера еще надписи не было.
   Можно было бы спросить Кузнечика: "Не твоя работа?" Но нет уж, хватит
дурацкой шутки насчет письма.
   Генка тоже увидел надпись. Глянул на Сер„жу и промолчал.
   Они сели на фундамент дома,  в котором две тысячи лет назад жил не то
винодел, не то гончар.
   Распахнулась перед ними громадная синева.  На краю этой синевы маячил
одинокий сторожевик - он казался крошечным и прозрачным.
   Донеслась еле  слышная  перекличка горнистов:  в  Северной  бухте  на
боевых кораблях поднимали флаги.
   А впереди был бесконечный день,  полный веселого солнца, плеска воды,
неожиданных событий и удивительных находок...
   Генка неловко завозился на  камне,  вытащил из кармана мокрый помятый
листок. Развернул на колене и прикрыл его ладонями.
   - Письмо я вчера еще отправил,  -  сказал он тихо.  -  А это... Это я
сочинил так... Про нас...
   Сер„жа чуть встревоженно молчал и  ждал.  Генка был какой-то очень уж
серьезный.
   - Это песня? - спросил наконец Сер„жа.
   - Нет...  Это просто стихи,  наверно. Ну, не совсем стихи. Я не знаю,
что получилось.
   - А можно? - Сер„жа нерешительно потянулся к листку.
   Генка вскинул обеспокоенные, почти жалобные глаза.
   - Смеяться не будешь?
   - Я? - искренне удивился Сер„жа. - Когда я смеялся?
   - Да... А над письмом...
   - Ген,  -  испуганно сказал Сер„жа, - я же так, по глупости. Ну, язык
подвернулся... Ну, я же не знал, что ты обидишься...
   Генка молчал, покусывая губы.
   Сер„жа зажмурился и сказал:
   - Кузнечик, прости...
   Генка словно встряхнулся.
   - Да ты что!  Я  же не поэтому.  Боюсь я...  Ты уже спал,  а я писал,
писал. Коряво получилось. Хотел, чтобы хорошо, а... Ну, бери.
   Он  сам положил Сер„же на  колени обмякший прохладный листок.  Сер„жа
увидел лиловые расплывшиеся строчки:

   Над крепостью старой качнулась звезда,
   Хотя была тишина.
   И все еще людям грозила беда,
   Всеобщая, как война...

   Тревога мягко  накрыла Сер„жу,  словно холодная тень.  Генка  писал о
сказке -  немного запутанной и странной.  Она придумалась, когда ехали в
Севастополь. Но это была не совсем сказка, потому что речь шла о Генке и
Сер„же.  Будто они вдвоем попали в старинный город у моря - знакомый и в
то же время фантастический.  И  вдруг Сер„жка исчез.  Словно обиделся на
Генку непонятно за  что.  Он  ушел,  не оглянувшись,  вдоль бесконечного
пляжа,  затерялся среди людей.  А люди были встревожены,  и предчувствие
близкой беды проносилось по улицам,  как порывы предгрозового ветра. Это
предчувствие задело и Генку,  но больше всех тревог мучило его одно: где
Сер„жка? Куда он ушел? Почему ушел?
   Опустевшими  пляжами,   заросшими  улицами,   по  каменным  плитам  и
лестницам,  на которых шуршали сухие листья, Генка шел, шел и добрался к
вечеру до  старой крепости.  И  там на каменном козырьке стены он увидел
Сер„жку. Забрался к нему, встал сзади и чуть сбоку. Спросил тихо:
   - Зачем ты ушел?
   Сер„жка  обернулся.   Сначала  вздрогнул,   а  потом  узнал  Генку  и
улыбнулся. И сказал:
   - Вот хорошо.  А я шел,  шел,  потом оглянулся, а тебя нет. Думал, ты
тоже идешь, а тебя нет. Забрался сюда и стал ждать. Я знал, что придешь.
   И вечер сделался обычным вечером, за которым приходит спокойная ночь,
а  потом хорошее солнечное утро.  И стало ясно,  что предчувствие беды -
пустой страх из-за  глупых выдумок и  нелепых слухов.  Потому что  когда
встречаются друзья, несчастья отступают и прячутся с глаз... Вот об этом
были Генкины стихи.
   Сер„жа не  знал,  как  они написаны:  коряво или наоборот -  звонко и
отточенно.  Он  просто  увидел странный город,  ощутил Генкину тревогу и
тоску. И обрадовался встрече. И даже в горле заскребло, когда прочитал:

   ...Теперь, когда мы снова вдвоем,
   Закрыты пути беде.
   И мы с Сер„жкой вдоль моря бредем
   По щиколотку в воде.

   - Ты  это так написал...  Лучше,  наверно,  нельзя...  Или,  наверно,
можно, но для меня лучше не надо... Генка...
   - Что?
   - Не знаю... Просто Ген-ка...
   И они засмеялись.


   Это было настоящее счастье:  сидеть рядом с лучшим другом Кузнечиком,
впитывать плечами горячее солнце,  видеть море  и  знать,  что  в  любую
минуту можешь с разбега кинуться в волны,  уйти, как в сказку, в голубую
глубину. Но счастье не бывает полным. И через пять минут Сер„жа сказал:
   - Митьку бы еще сюда. И Димку...
   - И Данилку. И всех наших, - поддержал Генка.
   "И Наташу", - мысленно улыбнулся Сер„жа.
   - Может, когда-нибудь повезет чтобы все вместе... - добавил Кузнечик.
   "Может,  и  правда повезет",  -  подумал Сер„жа.  Ведь и ему повезло.
Прямо как в сказке.


   ...В  тот  день,  после  шумного случая в  троллейбусе,  он  проводил
мальчишку и его сестренку до самого кинотеатра. За билетом с дядей Витей
он, конечно, не поехал. Потом он ушел к Генке и пробыл там до ужина.
   Виталий Александрович Вяткин -  бывший дядя  Витя -  уехал в  тот  же
вечер. Он взял в кассе только один билет себе.
   Сер„жа не стал с ним прощаться.  Из своей комнаты он слышал, как тетя
Галя сказала брату:
   - Изверг ты. Ведь он же еще ребенок...
   - Не  ребенок,  -  сказал дядя Витя.  -  Он  сумел выбрать себе путь.
Пускай и отвечает.
   "Только не перед тобой", - подумал Сер„жа.
   Папы дома не было.  Он вернулся поздно,  после дядюшкиного отъезда. И
тогда все узнал.
   Он  молча притянул к  себе  Сер„жку,  положил ему  на  голову большую
ладонь, слегка взъерошил волосы. Они стояли так в полутемной прихожей, и
Сер„жа думал,  что с  отцом ему в жизни очень повезло.  А отец,  видимо,
решал, как же теперь быть.
   И  в  этот момент случилось то,  что можно считать чудом,  а  можно -
самым обыкновенным делом.  У  двери позвонили,  и оказалось,  что пришел
Саша.
   Никогда раньше он не приходил к Сер„же.
   Конечно,  в  первый миг Сер„жа удивился и встревожился:  что-нибудь с
Генкой?
   - Да все в порядке, - сказал Саша, поймав Сер„жин взгляд. И обратился
к отцу: - Вы уж извините за поздний визит. Хотел сначала