нин,  я,  кажется, разговариваю с мальчиком, - с достоинством
произнес товарищ Совков. - Я просил бы не мешать.
   Алексей Борисович поднял на него добрые свои зеленоватые глаза.
   - Разве я  мешаю?  Бог  с  вами.  Мне показалось,  что мальчик сам...
э-э... не очень охотно общается с вами.
   - Этот мальчик сбежал из лагеря!  -  возмущенно известил директор.  -
Вам это известно?
   Услышав слово "сбежал", Сер„жа шевельнул плечом, но промолчал.
   - Мне  Сер„жа изложил,  так сказать ситуацию,  -  откликнулся Алексей
Борисович.  -  В общих чертах. Правда, не совсем так, как вы. Он сказал,
что не сбежал,  а ушел из лагеря.  В соответствии с вашим распоряжением.
Кажется,   вы  не  сошлись  во  взглядах  на  тайну  переписки?  Кстати,
охраняемую законом.
   - При чем здесь закон? Вы что, угрожаете мне?
   - Ну что вы,  товарищ начальник лагеря! - с мягким упреком воскликнул
Алексей Борисович. - Ну, чем я вам угрожаю, посудите сами? Разве я похож
на человека, который может угрожать?
   - Тогда почему вы вмешиваетесь? Собственно, кто вы такой?
   - Да я и не вмешиваюсь.  Я,  простите, отвечаю на ваши вопросы. Кто я
такой? Сер„жин попутчик, вместе ждем, когда поезд придет... А вообще-то,
Тихон Михайлович,  я думал,  что вы меня не забыли еще. Мы с вами как-то
разбирали один сложный вопрос о выгрузке овощей из вагонов.  Помните? По
правде говоря,  я  не  думал,  что  после этой  истории вы  займете пост
начальника пионерского лагеря.  Тем более, что дети чем-то отличаются от
овощей.
   Сер„жа заметил краем глаза,  что во  время этой речи Тихон Михайлович
начал часто мигать и  лицо у него порозовело.  И кислым голосом директор
сказал:
   - А,  это вы... товарищ корреспондент. Я должен был догадаться. У вас
удивительная способность возникать, где не надо.
   - Ну,  видите ли,  тут  у  нас  точки  зрения очень разные.  Когда вы
считаете, что не надо, я как раз думаю, что надо.
   Тихон  Михайлович тяжело  задышал и  стал  ощупывать карманы,  словно
искал сигареты.
   "А ведь он чего-то боится", - с удовольствием подумал Сер„жа.
   - Да  вы  не  волнуйтесь,   товарищ  Совков,   -  усмехнулся  Алексей
Борисович.  -  С  Сер„жей-то я случайно познакомился.  Я в этих краях по
другому  вопросу  оказался.  Точнее  -  по  другому  письму.  Понимаете,
какой-то  гражданин -  не  то  Сапогов,  не  то  Сачков  -  написал  про
председателя здешнего колхоза.  Будто председатель этот  -  сущий жулик.
Недлинное письмо,  но...  выразительное.  Кстати,  написано на  такой же
бумаге,  как Сер„жино.  Хорошая бумага.  Где вы ее для лагеря раздобыли,
Тихон Михайлович?
   Совков отступил на два шага и вздернул подбородок.
   - Я  вас попросил бы...  Кто вам дал право делать намеки и  клеить на
меня ярлыки?  Я не писал никаких писем.  У меня с председателем отличные
отношения.
   - Ну и прекрасно! Тем более, что не подтвердилось письмецо.
   - Я не понимаю, зачем вы мне про все это рассказываете.
   - Да  просто  так.  Делюсь  своими заботами.  Думал,  вам  интересно.
Учитывая вашу любовь к чужим письмам...
   - Я попросил бы не вести таких разговоров при детях.
   - Прошу прощения.  Но ведь "дети"...  -  он взглянул на Сер„жу, - про
это все равно знают.
   - Давайте закончим разговор,  - сказал Совков со сдержанной обидой. -
Я  выполняю свои  обязанности.  Ребенок самовольно покинул лагерь,  и  я
должен увезти его назад. Почему вы мне препятствуете?
   - Я?  Препятствую?  - Алексей Борисович даже отодвинулся от Сер„жи. -
Помилуйте,  каким образом я препятствую?  Ну,  увозите, пожалуйста. - Он
поймал растерянный Сер„жин взгляд и в ответ улыбнулся глазами.
   Начальник лагеря перестал обращать внимание на Алексея Борисовича. Он
всем  корпусом повернулся к  Сер„же,  слегка наклонился и  стал говорить
настойчиво и в то же время добродушно:
   - Ну,  вот что,  Каховский.  Надо заканчивать эту историю,  ты и  сам
понимаешь.  Давай,  дорогой товарищ,  забудем все  эти грустные события,
сядем в машину - и в лагерь. Нас дела ждут.
   - Извините, Тихон Михайлович, я не поеду. Я же сказал, - негромко, но
твердо проговорил Сер„жа.  Он не смотрел на Совкова. Разглядывал бумажку
с  нарисованной эскадрой  и  с  нетерпеливой досадой  думал:  "Когда  он
наконец уберется?"
   - Видали его!  -  уже без всякого добродушия воскликнул Совков.  - Он
"сказал"!  Фигура!  Ты  думаешь,  что ты лучше всех?  За что ты всех нас
возненавидел?
   - Кого? - удивился Сер„жа.
   - Весь лагерь!
   - Я никого не возненавидел. Просто мне в лагере не нравится!
   - Не нравится сейчас - потом понравится.
   - Нет,  -  тихо сказал Сер„жа.  - Все равно хорошо уже не будет... Да
еще и собака. Где она там будет жить?
   - При чем тут собака?  Я приехал не за собакой, а за тобой. Я не могу
забирать в лагерь всех бродячих псов.
   - Он не бродячий,  а мой.  Я его бросить все равно не смог бы. Раз он
мой, я за него отвечаю.
   - А  я  отвечаю за  тебя!  Понимаешь?  За  тебя!  И  я  не имею права
отпустить тебя из лагеря.
   Сер„жа досадливо пожал плечами.
   - Вы меня и не отпускаете. Я сам уезжаю.
   - Вот именно -  сам!  Самовольно! Ты думаешь, это тебе так сойдет? Не
думай, голубчик. Мы и родителям сообщим, и в школу. Про все твои фокусы.
И как собаку натравливал на Станислава Андреевича!  3а такие дела знаешь
что?.. В колонию!
   - Я не натравливал! Он меня схватил, а Нок зарычал!
   - Эти  сказки ты  потом  будешь рассказывать.  Не  здесь  и  не  мне.
Станислав Андреевич врать не будет, собака бросилась за ним вслед.
   - Прошу прощения,  -  вмешался Алексей Борисович,  - но ваш Станислав
Андреевич несколько... преувеличивает, так сказать. Я как раз подходил к
станции  и   был   свидетелем  этой  сцены.   Собака  вела  себя  вполне
интеллигентно... в отличие от Станислава Андреевича.
   Совков резко повернулся к нему.
   - Я  не понимаю,  чего вы хотите?  Чтобы я отпустил его одного домой?
Интересно, что вы сделали бы на моем месте?
   - На вашем месте,  - с жесткой усмешкой сказал Алексей Борисович, - я
бы  помнил,  что  никто  не  имеет права читать чужие письма.  Помнил бы
также,  что у детей тоже есть чувство собственного достоинства,  которое
никому не позволено оскорблять,  да еще публично.  И  что каждый человек
имеет право порвать отношения с тем,  кто его оскорбил...  Возможно, это
не  следует говорить "при детях".  Возможно,  это  непедагогично.  Прошу
извинить...   А  посоветовать  вам  я  мог  бы  вот  что:   раз  мальчик
категорически отказался жить в лагере,  надо назначить ему провожатого -
пусть доставит его домом. Странно, что это вам не пришло в голову.
   - Если  каждый мальчишка начнет бегать из  лагеря,  у  меня людей для
провожанья не хватит. У меня вожатые, а не провожатые.
   - Ну, если у вас начнут бегать все мальчишки, значит, в лагере что-то
не так...  А о провожатом для Сер„жи не беспокойтесь, я эту роль могу на
себя взять, раз уж так получилось.
   - Я  не  понимаю,  зачем  вам  нужно  в  конце  концов,  чтобы он  не
возвращался в лагерь. Чего вы хотите?
   - Да ничего я не хочу, - опять усмехнулся Алексей Борисович. - Просто
думал вам услугу оказать, проводить мальчика.
   - Знаю  я  ваши  услуги.  Они,  извините,  медвежьи...  Каховский,  я
последний раз спрашиваю, ты поедешь в лагерь?
   Сер„жа вздохнул и молча покачал головой.
   - Ну,  прекрасно.  Так и запишем. А про вас, товарищ корреспондент, я
напишу в редакцию. О вашем поведении. Имейте в виду.
   - Буду иметь в виду. Только подписывайтесь разборчиво...
   Совков круто повернулся и зашагал к машине, широко размахивая руками.
Нок поднял уши и смотрел ему вслед.
   Хлопнула дверца машины. "Газик" подпрыгнул и запылил по шоссе. Сережа
с облегчением сказал:
   - Кажется, все.
   - Будем надеяться... Хотя должен сказать, что Тихон Михайлович Совков
- человек упрямый.
   - Вы его знаете, да?
   - Встречались. Не всегда он был начальником лагеря.
   - Вот  вы  сказали...  про  овощи.  Неужели он  был жулик?  Он  овощи
воровал, да?
   Алексей Борисович засмеялся.
   - Да  нет,  Сер„жа,  не  придумывай.  Ничего он  не воровал.  Все это
гораздо сложнее...  Хитрил он,  чтобы  лишнюю премию получить,  а  из-за
этого дело страдало.  Вагоны простаивали,  график срывался. Да ну его...
Ты что приуныл?
   - Я не приуныл. Все в порядке.
   - Тогда продолжим? Бой еще не закончен.
   - Не закончен, - вздохнул Сер„жа.


                                   8

   Подошло  наконец,   время  поезда.   На  станции  появились  еще  три
пассажира:  старичок с  белой  бородой и  пухом вокруг блестящей лысины,
румяная старушка с  корзиной,  в  которой кто-то крякал и  шевелился,  и
девочка - крошечная, но резвая - в красном с белыми горошинами платочке.
   - Как из сказки, - сказал Сер„жа. - Дед, бабка и внучка Маша.
   Из-за  леса  выскочил  зеленый  поезд.  На  крыльце  показался старик
дежурный в красной фуражке и со свернутыми флажками - красным и желтым.
   - Дождались, - сказал Алексей Борисович и поднялся со скамейки. Поезд
зашипел и остановился. Двери открылись только в двух вагонах.
   Видно, сходить на этой станции никто не собирался, а для посадки пяти
пассажиров  достаточно  было  и  двух  дверей.   Так,   наверно,  решили
проводники.
   Дед, бабка и внучка засеменили к ближнему вагону.
   - Пойдемте в другой,  -  торопливо сказал Сер„жа.  -  А то они сейчас
вход закупорят, и мы не успеем.
   Он  подхватил  чемоданчик,  потянул  за  поводок  Пока  и  вприпрыжку
двинулся вдоль вагонов.  Алексей Борисович обогнал его и  широко зашагал
впереди. Он первый вскочил на подножку и крикнул:
   - Давай Нока!
   Протянул  руку,   чтобы   ухватить  ошейник.   Позади  возникла  юная
проводница с круглым неприступным лицом.
   - Гражданин, вы куда с собакой?
   Алексей Борисович оглянулся.
   - Как куда? В вагон, разумеется.
   - В вагон нельзя. Вы что, маленький? Правил не знаете?
   - У нас билет есть! - крикнул снизу Сер„жа.
   - Билет ни при чем. Намордника-то нет!
   - Да что вы,  девушка,  -  вкрадчиво сказал Алексей Борисович.  -  Ну
зачем ему намордник? Это же еще совсем щенок.
   - А  нас  не  касается,  щенок  это  или  нет.  Намордники  для  всех
обязательны... Гражданин, кому я сказала! Не смейте втаскивать собаку, я
не пущу.
   - Ну,  что нам делать-то? - взмолился Алексей Борисович. - Не бросать
же пса! Сердце-то у вас есть?
   - Сердце здесь тоже ни при чем. Если контролер по вагонам пойдет, ему
до моего сердца дела не будет. Я из-за вас премии лишусь.
   - Да пока контролер пойдет, мы какой-нибудь намордник сообразим!
   - Вот  сначала сообразите,  а  потом  садитесь в  поезд...  Сойдите с
подножки,  гражданин.  Слышите,  отправление дали?  Или оставьте собаку.
Алексей Борисович взглянул на Сер„жу.
   - Нет, - шепотом сказал Сер„жа и обхватил Нока за шею.
   Алексей  Борисович  чертыхнулся  и  спрыгнул  на  землю.   Проводница
старательно закрыла дверь. Вагон лязгнул и пошел, наращивая скорость.
   - Фу ты,  как глупо вышло.  Юная бюрократка... И не придерешься ведь,
инструкцию соблюдает, - сказал вслед вагону Алексей Борисович.
   Сер„же  было  очень  стыдно.  Ну  как  он  не  сообразил,  что  нужен
намордник! И Алексей Борисович из-за него остался...
   - Вам надо было ехать,  - проговорил Сер„жа. - Я виноват, вот и сидел
бы здесь. А теперь вы из-за меня застряли.
   - Ну,  брат, что за чепуху ты говоришь, - недовольно произнес Алексей
Борисович. Сер„жа виновато помолчал и спросил:
   - А что теперь делать?
   - Ну,  что  делать...  Сначала намордник.  Потом  еще  раз  сыграем в
морской бой.  Через полтора часа,  насколько я  помню,  должен еще поезд
быть...  Только вот есть хочется.  А?  Что за станция,  даже завалящийся
бутерброд купить  негде.  Прямо  хоть  ремень  жевать  начинай.  У  тебя
кожаный?
   Сер„жа улыбнулся все еще виновато.
   - Кожаный. Только его жевать нельзя. Из чего тогда намордник делать?
   - А может быть,  от моего аппарата возьмем ремешок для намордника?  У
меня в  портфеле фотоаппарат.  Жалко,  конечно,  но...  с  тебя же штаны
свалятся, если ты ремень снимешь.
   - Нет,  что вы,  не надо от аппарата!  -  даже испугался Сер„жа. - Да
пусть они свалятся,  у меня другие есть.  А эти я под мышкой понесу, раз
они в чемодан не влазят.
   - Попробуем в мой портфель затолкать, - решил Алексей Борисович.
   Они вернулись к  скамейке.  Алексей Борисович забрал у Сер„жи ремень,
моток  проволоки и  ножик.  Он  сказал,  что  никогда в  жизни не  делал
намордников и  хочет  попробовать.  Подозвал Нока  и  стал  обмерять ему
морду.  Нок мотал головой и дергал ушами.  Попробовал даже улизнуть,  но
Алексей Борисович ухватил его за ошейник.
   - Стой спокойно ты, беспризорник... Никакой культуры в тебе, никакого
воспитания.   Вот  нацепим  намордник,  сразу  почувствуешь,  что  такое
дисциплина.
   Сер„жа переоделся, вместо брюк надел синие шорты от пионерской формы,
а  заодно сменил рубашку,  которую помял  и  перемазал,  когда возился с
Иском.  В  коротких штанах и  белой футболке он сделался тоньше и словно
повыше ростом.  И  стал  похож немного на  того  мальчика с  жеребенком.
Особенно когда подошел к Ноку и взял его за шею.  Правда,  Нок совсем не
был похож на изящного жеребенка.
   - Отпусти его,  пусть побегает,  -  сказал Алексей Борисович. - Может
быть, он себе что-нибудь съестное отыщет.
   Сер„жа отпустил.  Нок отошел,  но искать ничего не стал,  а  сел и  с
укоризной поглядел на Сер„жу: "Эх ты, хозяин. Взял, а не кормишь".
   Подошел старичок в  красной фуражке,  дежурный по станции.  Спросил с
интересом:
   - Что это вы,  граждане пассажиры,  не уехали? Понравилось, видать, у
нас?
   - Да вот так получилось.  Из-за этого пассажира.  - Алексей Борисович
кивнул на Нока.
   Тот  сидел  в  трех  шагах  и  чесался с  такой силой,  что  от  него
разлетался ветер.
   - Не пустили без намордника, - объяснил Сер„жа.
   - Правило такое  существует,  -  сказал  старичок сочувственно.  -  А
вообще-то как повезет.  На кого,  значит,  наткнешься.  Когда пустят,  а
когда нет...  А сейчас,  я думаю,  для вас,  граждане,  самый правильный
выход -  это шагать до тракта да ловить попутку до города.  Ежели только
вы, конечно, ночевать не расположены.
   - Это  почему же  ночевать?  -  встревожился Алексей Борисович.  -  А
поезд?
   - А какой же поезд, милый ты мой? Сегодня поездов в ту сторону больше
не будет.
   - Как же не будет?  А в шестнадцать двадцать девять?  Я же на прошлой
неделе ездил на нем.
   - Э-э,  вон ты про что! Ты это в субботу или в воскресенье ездил. Это
точно.  Есть такой поезд по выходным дням. Дополнительный, значит, чтобы
дачников возить. А сегодня нету.
   - Ну,  дела-а... - сказал Алексей Борисович, жалобно глядя на Сер„жу.
- Все, брат, одно к одному.
   - Все из-за меня, - убитым голосом произнес Сер„жа.
   - Нет,  Сергей,  ты  эти  речи  брось,  -  тут  же  воспрянул Алексей
Борисович.  - Что ты, в самом деле, сразу нос опускаешь... Давай думать.
Значит,  так: на шоссе нам идти не стоит. Мало надежды. Грузовики нас не
возьмут,  их за это автоинспекция греет.  А в легковую машину нас, такую
компанию, тоже никто не пустит.
   - Может быть, пешком? - робко предложил Сер„жа.
   - Шестьдесят-то верст!  Да на голодное брюхо...  Нет, брат, это не та
романтика.
   - Это верно,  -  вставил слово дежурный. - Пешком - это не тот фасон.
Так  что самое вам хорошее дело -  сходить в  поселок,  в  столовую,  да
остаться ночевать.  Ежели негде,  то я могу вас у себя устроить,  раз уж
так случилось. Глядите, в общем... - Он вздохнул и побрел к до м и ку.
   - Спасибо,  -  сказали ему  вслед Сер„жа и  Алексей Борисович.  Затем
Алексей Борисович решительно встал.
   - Ночевать нам,  Сергей, не годится. Мне вечером надо быть дома. Да и
тебе не стоит зря болтаться здесь... Есть один способ. Хватай чемодан, и
пошли. Только быстренько!
   Он  затолкал в  карман почти готовый намордник Нока,  взял портфель и
куртку и,  не говоря больше ни слова, зашагал куда-то через кусты, через
канаву, прямо в поле.
   - Нок,  за мной! - крикнул Сер„жа. Схватил свой чемоданчик и бросился
догонять Алексея Борисовича.


                                   9

   Они шагали гуськом по тропинке,  которая то и  дело терялась в траве.
Позади, рассеянно вертя головой, семенил Нок. Под носом у него пролетали
желтые бабочки, и Нок щелкал пастью.
   Алексей Борисович шел впереди. Он оборачивался и объяснял на ходу:
   - На реке,  километрах в полутора отсюда,  стоит на приколе баржа.  К
ней   иногда  катера  швартуются.   Если   какой-нибудь  мимо  пойдет  -
посигналим.  Может,  повезет нам.  Катер,  конечно,  не  экспресс,  но в
сумерках до города,  возможно,  доберемся... Ну, а если не повезет - что
ж, будем считать, что у нас еще одно приключен не.
   Слово -  удивительная вещь.  Если  скажешь "неудача",  кисло на  душе
делается.  А если скажешь "приключение", то сразу веселее. Сер„жа догнал
Алексея Борисовича и  зашагал рядом -  не  по тропинке,  а  прямо сквозь
траву.
   Травы цвели.  Высоко, иногда у самых Сер„жиных плеч, качались длинные
розово-лиловые свечки Иван-чая.  Желтел в путанице листьев львиный зев -
смешные цветки, похожие на щенячьи мордочки. Чиркали по Сер„жиным локтям
головки мелких белых соцветий, у которых мало кто знает названия.
   Путешественники незаметно перевалили плоский пригорок, и когда Сережа
оглянулся,  то уже не увидел станции.  Только башенка с  петухом торчала
среди травы.
   Иногда  открывались лужайки с  темно-красными головками клевера.  Над
клевером  неподвижными  мохнатыми  шариками  висели  шмели.  Неторопливо
пролетела очень крупная коричневая бабочка "павлиний глаз".
   Нок не выдержал, гавкнул и бросился в погоню.
   - Не солидно он себя ведет, - с улыбкой сказал Алексей Борисович.
   А  Сер„жа с  беспокойством следил за Ноком:  не слопал бы пес в самом
деле такую симпатичную бабочку.
   Не слопал, не догнал. И, виновато моргая, вернулся к хозяину.
   - Будешь пиратничать - намордник наденем, - пообещал Сер„жа.
   Нок дурашливо фыркнул и замотал головой. К морде прилипли травинки.
   - Смотрите,  Алексей Борисович,  он  траву ел!  Говорят,  если собака
траву ест, значит, дождь будет.
   - Да нет,  едва ли.  Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник
жевать. А дождя не должно быть, небо вон какое хорошее.
   В  небе  замерли желтовато-белые  груды  облаков,  которые никогда не
закрывают солнца  и  не  грозят  ненастьем.  Ветра  совсем  не  было.  В
прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.
   - Придем  к  реке  -  искупаться можно  будет,  -  мечтательно сказал
Сережа.
   Реку еще не было видно. Она лежала вровень с низкими берегами. Темные
полоски прибрежных кустов и  высокие травы закрывали воду.  Лишь изредка
пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.
   Но вот кусты приблизились,  расступились. Сразу же распахнулась перед
путешественниками голубая вода с  отраженными облаками.  Нок  бросился к
песчаной полоске,  ступил в  воду  передними лапами и  принялся лакать с
таким усердием, что внутри у него забулькало.
   - Алексей Борисович,  я окунусь,  можно? - заторопился Сер„жа. - Мы с
Ноком. На минуточку.
   - Подожди-ка,  дружище, - быстро сказал Алексей Борисович. Он смотрел
вдоль берега.  -  Постой-ка. Нам, кажется, повезло больше, чем я ожидал.
Пошли. Ты видишь?
   В  сотне метров от  них стояла на отмели баржа,  а  к  ней приткнулся
бортом крупный катер с белой рубкой и тонкой мачтой.
   - Поднажмем, - сказал Алексей Борисович, и они "поднажали".
   Нок припустил за ними - по самой кромке воды, с плеском и брызгами.
   - Точно,  -  отдуваясь,  произнес Алексей Борисович,  когда различимы
стали белые буквы на корме. - "Азимут". Ну, как здорово, честное слово!
   По  тонкой сходне они  поднялись на  баржу.  Здесь  пахло  отсыревшей
деревянной обшивкой бортов, сухими досками палубы и дегтем. Нок медленно
пе