Какой шкаф-то?
   - Давайте,  ключи,  я сам подберу.  И сразу принесу.  Чего вам наверх
ходить...
   Нужный ключ нашелся быстро.  Сер„жа распахнул обе витрины.  Из правой
достал  дневники  с  двойками.  Потом  "пятерочные" дневники  равномерно
расставил в обеих витринах.  Стало редковато,  но ничего. Сер„жа отцепил
бумажные ленты. Правую он отложил, а левую аккуратно, по сгибу, разорвал
пополам.  На одной половине осталось:  "Мы ими", а на другой "гордимся".
Эти половинки он опять приколол над витринами.
   Дневники тех,  кто "тянет назад" и ленту с черной надписью он положил
в портфель. А куда их было девать?
   После этого Сер„жа запер дверцы и отнес ключи.
   Больше в школе делать было нечего.  Сер„жа зашагал к Наташиному дому,
чтобы встретить друзей.
   Он повстречал их на углу Октябрьской и  Пристанской.  Генка и  Наташа
спешили назад, в школу.
   - Ты куда? - удивился Кузнечик. - А дневник?
   - Все в порядке. - Сер„жа хлопнул по тугому портфелю.
   Наташа удивилась:
   - Она отдала?
   - Я ее не видел. Поэтому не спрашивал.
   Наташа опустила руки и широко открыла глаза.
   - Ты сумасшедший,  -  сказала она печально. - Ты представляешь, какой
крик поднимется?
   - Приблизительно представляю, - сказал Сер„жа.
   - Мы скажем, что вместе это сделали, - решительно вмешался Кузнечик.
   - Зачем? Не надо, - возразил Сер„жа.
   - Надо. Вдвоем легче отвечать.
   - Да  за  что отвечать?!  -  вдруг разозлился Сер„жа.  -  За то,  что
пацаненка из  беды  выручили?  А  такие выставки устраивать,  чтоб ребят
лупили, это правильно?
   - А ты думаешь,  теперь его не тронут?  -  спросила Наташа. - Нелюшка
увидит,   что  дневник  пропал,   еще  больше  разозлится.  Такого  отцу
наговорит, что хуже будет.
   - Не дневник,  а дневники... И не наговорит она, - сказал Сер„жа. - Я
пока не могу понять, отчего это, но думаю, что не наговорит...
   - А как тебе завтра влетит, понимаешь? - спросила Наташа.
   - Ну...  влетит.  По крайней мере никто меня пальцем не тронет. Не то
что Стаську.


                                   8

   На  следующий  день  Сер„жа  пришел  в   школу  пораньше.   У  дверей
учительской он дождался Татьяну Михайловну. Она сразу обеспокоилась:
   - Ты меня ждешь, Сер„жа? Что случилось?
   - Я  хочу вас попросить...  Передайте,  пожалуйста,  вот эти дневники
Нелли Ивановне, учительнице второго "А".
   - Так... Значит, это ты?
   - Я.
   - Зачем ты это сделал?
   Сер„жа вздохнул и  приготовился рассказывать.  Мимо них в учительскую
прошагала завуч второй смены Елизавета Максимовна.  Из-за  двери донесся
ее трубный голос:
   - Татьяна Михайловна!  Можно вас  на  пять минут?  Татьяна Михайловна
досадливо оглянулась на дверь.
   - Ты меня подожди,  -  попросила она.  -  Или нет,  иди в класс. А на
перемене все мне расскажешь. Хорошо?
   Сер„жа кивнул.
   Но дожидаться перемены не пришлось.
   Едва начался урок и  Сер„жа поднял руку,  чтобы его  вызвали,  как  в
дверь заглянула тетя Лида.
   - Кто тут Каховский? Ну вот, ты и есть... К директору.
   - Иди,  -  с сожалением сказал Сергей Андреевич.  - А я тебя спросить
хотел. А то ведь троечка будет за четверть.
   Как будто Сер„жа сам напросился к директору.
   Кузнечик рванулся было за Сер„жей.
   - А ты куда? - возмутился Сергей Андреевич.
   - Я тоже должен...
   - Если должен, позовут. Сиди.


   Директор был новый,  работал в  этой школе первый год.  Сер„жа его не
знал и  никогда с ним не разговаривал,  если не считать случая с Димкой.
Директор преподавал у старшеклассников математику, и те прозвали его "А"
в  кубе".  Имелась в  виду буква "А" в третьей степени.  Потому что имя,
отчество  и  фамилия  начинались  у  директора  с  буквы  "А":  Анатолий
Афанасьевич Артемьев.
   Что  он  за  человек?  Однажды  Сер„жа  слышал,  как  десятиклассники
говорили:   "Во  мужик!  Все  объясняет,  как  семечки  щелкает!"  Он-то
объясняет. А ему самому что-нибудь можно будет объяснить?
   Сер„жа постучал в  дверь директорского кабинета,  услышал "войдите" и
вошел.
   Ну конечно!  Желтый тюрбан Нелли Ивановны возвышался у  директорского
стола.
   Татьяна Михайловна тоже была здесь.
   "Сейчас начнется",  - подумал Сер„жа и почувствовал противную пустоту
под сердцем.
   Началось.
   - Вот  он!   -   произнесла  Нелли  Ивановна.  Голос  ее  был  твердо
деревянный, как стук каблучков. - Полюбуйтесь, Анатолий Афанасьевич. Это
и есть Каховский.
   Директор несколько секунд смотрел на него молча.  Он вертел в пальцах
неочиненный карандаш и  постукивал им  по  настольному стеклу.  То одним
концом, то другим.
   Наконец сказал:
   - Полюбовался. Проходи, Каховский, садись.
   Он кивнул на свободный стул.
   - Спасибо.
   У  Нелли  Ивановны удивленно шевельнулись брови.  Татьяна  Михайловна
сидела подальше,  у  стены.  Из-за  плеча Нелли Ивановны она смотрела на
Сер„жу, как на маленького мальчика, разбившего банку с вареньем.
   - Объясни нам,  зачем ты устроил этот загадочный трюк с дневниками? -
ровным голосом потребовал директор и положил карандаш.
   - Из-за Грач„ва, - сказал Сер„жа.
   - Вот-вот!  Я так и знала!  -  взвилась Нелли Ивановна.  -  Он уже не
первый раз выделывает такие фокусы из-за этого хулигана!
   - А какой?  -  поинтересовался директор. "Третий, - подумал Сер„жа. -
Первый раз -  это с Мадам Жирафой.  Второй -  когда одноклассники лупили
его у буфета, а мы с Наташкой их разогнали. Но про второй она не знает".
   - В сентябре был такой возмутительный факт! - гневно продолжала Нелли
Ивановна. - Я отправила этого Грач„ва к вам, а он... - она ткнула острым
ногтем в Сер„жу, - он со своими дружками силой отбил его у дежурной...
   Сер„жа слегка разозлился и перестал бояться.
   - Не  силой,  -  возразил  он.  -  Можно,  Анатолий Афанасьевич,  мне
сказать?
   - Ну?
   - Это дежурная сама силой тащила Грач„ва,  а  он  так ревел,  что все
сбежались.  Он  от  рева  даже заикаться начал.  Мы  его  потом к  врачу
отвели... Татьяна Михайловна, помните, я тогда еще опоздал?
   - Да,  действительно.  -  Татьяна  Михайловна  кивнула.  -  Я  помню.
Вообще-то Каховский никогда не опаздывает.
   "Один -  ноль" -  подумал Сер„жа.  И стал ждать. В споре главное - не
спешить. Пусть другой человек скажет все до конца. А потом надо отвечать
- коротко  и  четко.  Как  защита  клинком.  Когда  защита,  а  когда  и
контратака.  А если возмущаться,  перебивать, скажут, что грубишь, вот и
все. И тогда, хоть лопни, не докажешь ничего.
   Директор снял очки и  так  же,  как  карандашом,  стал постукивать по
столу.
   - А  скажите,  Нелли Ивановна,  -  спросил он,  -  зачем вы  этого...
Грач„ва... направили ко мне с дежурной?
   Глаза у Нелли Ивановны сделались круглыми и несчастными. Она поднесла
к груди сжатые кулачки.
   - Да потому что сил моих нет! Я с ним воюю второй год! Это не ученик!
Это... какое-то чудовище! Он делает все, что вздумается! А тут находятся
дружки, которые его покрывают.
   - Какой он  мне дружок,  -  снисходительно сказал Сер„жа.  -  Он  еще
маленький.
   - А  ты  помолчи!  -  отрезала она.  -  Будешь говорить,  когда  тебя
спросят.
   Возражать было нельзя.  А промолчать -  значит показать, что виноват.
Сер„жа секунду подумал и покладисто сказал:
   - Хорошо...
   Директор и Татьяна Михайловна переглянулись.
   - Вернемся  к   нашему   главному  вопросу,   -   предложил  Анатолии
Афанасьевич.  -  Ты,  Каховский,  утверждаешь,  что  убрал дневники ради
Грач„ва? Зачем? Спасал его, так сказать, от позора и бесчестья?
   - От битья,  -  сказал Сер„жа,  и все внутри у него натянулось. - Его
отец излупил бы за эту выставку, как... ну, не знаю даже. Как зверь.
   - Это неправда! - возмутилась Нелли Ивановна.
   - Это правда!  -  со звоном сказал Сер„жа. - Если не верите, спросите
Наташу Лесникову.  Они с  Грач„вым в одной квартире живут.  Отец его все
время бьет!.. А потом все удивляются, почему он такой псих...
   - Сер„жа, Сер„жа, - предупреждающим тоном сказала Татьяна Михайловна.
   Нелли Ивановна слегка растерянно произнесла:
   - Я этому не верю,  Анатолий Афанасьевич.  У Грач„ва такой деликатный
папа. Я, наоборот, хотела его в родительский комитет...
   Чувствуя,  как летят все тормоза, Сер„жа наклонился на стуле и, глядя
прямо в рассерженные очи Нелли Ивановны, отчетливо сказал:
   - Этот деликатный папа недавно так отделал Стаську,  что он в синяках
от шеи до пяток. А вы пишете: сорвал выступление.
   - Вы это знали, Нелли Ивановна? - спросил директор.
   - Я ничего не знала! Я повторяю, что не верю ни одному слову этого...
этого...
   - Сер„жи Каховского, - сухо подсказала Татьяна Михайловна.
   - Можно проверить,  -  сказал Сер„жа.  - Синяки не краска, за день не
отмоются.
   - А зачем ты убрал другие дневники? - спросил директор.
   Он опять надел очки.  Лицо у него было непонятное. То ли ему было все
равно, то ли он сердился, но скрывал это. И если сердился, то на кого?
   Сер„жа не  ответил на  вопрос.  Он сам точно объяснить не мог,  зачем
целиком опустошил "двоечную" витрину.
   - Зачем же? - повторил директор.
   - Как-то нехорошо было бы,  -  неуверенно сказал Сер„жа.  -  У одного
убрали, а у других стоят. А я ведь не знал, вдруг им тоже попадет...
   - Вот как?.. - сказал директор. - А почему ты решил, что имеешь право
вмешиваться в дела учительницы, изменять ее решение?
   Сер„жа даже удивился:
   - Я и не думал, что имею право. Просто выхода не было.
   - Не было?  А  разве ты не мог поговорить с  Нелли Ивановной?  Не мог
объяснить ей?
   - Нелли Ивановны в школе не было. Да и вообще...
   - Что "да и вообще"?
   Сер„жа решительно сказал:
   - Я думаю, она не стала бы меня слушать.
   - Не "она", а Нелли Ивановна, - строго поправила Татьяна Михайловна.
   Сер„жа промолчал.
   - Ладно,  допустим,  -  сказал Анатолий Афанасьевич.  -  А про других
учителей ты  тоже так думаешь?  Почему ты  не  посоветовался с  Татьяной
Михайловной?  Мог бы и ко мне прийти.  Ты решил,  что и мы не будем тебя
слушать?
   - Нет... - растерянно откликнулся Сер„жа.
   - Так почему же? - с нажимом спросил Анатолий Афанасьевич.
   - Я не догадался.
   Директор откинулся на спинку стула и ладонями прихлопнул по столу.
   - Вот видишь!  Не  догадался.  И  что же получается теперь?  Ты хотел
выглядеть  борцом  за  справедливость,  а  стал  нарушителем дисциплины.
Причем грубым нарушителем.
   Если он думал,  что от этих слов Сер„жа раскается и сникнет,  то зря.
Сер„жа вскинул голову и посмотрел прямо в директорские очки. -
   - Я никак не хотел выглядеть!  Я вообще про это не думал. Я думал про
Грач„ва и больше ни про что... Ну можно, я сейчас спрошу?
   - Ну давай,  -  сказал директор,  и Сер„же показалось,  что за очками
мелькнули веселые искры.
   Сер„жа хотел точно подобрать слова, но получилось сбивчиво:
   - Вот  если  вы  идете по  улице...  А  там  бьют вот  такого,  вроде
Грач„ва... Ну, маленького. Вы же все равно полезете заступаться, правда?
Вы же не будете думать, как тут выглядишь? А вчера ведь так же было. Ну,
почти так же...
   Директор опять взял карандаш. - Логично, - сказал он вполголоса.
   Потом спросил у Сер„жи:
   - А чего ты добился своим поступком? Убрал дневники, ладно. Однако ты
же  не мог помешать Нелли Ивановне рассказать на родительском собрании о
плохом поведении этих ребят.  Нелли Ивановна, очевидно, так и поступила.
- Он повернулся к ней: - Я прав?
   Нелли Ивановна раздраженно ответила:  -  Ничего я не стала говорить и
собрание скомкала.  Объявила итоги четверти,  вот и  все...  Я просто не
знала,   что   подумать!   Четырех  дневников  нет,   все  переставлено,
переделано...  В конце концов,  откуда я знала:  может быть,  это вы или
Елизавета Максимовна распорядились.
   Она вдруг поняла,  что сказала лишнее,  и почти испуганно взглянула н
Сер„жу.  И  тут же рассердилась.  И  на себя за свой испуг,  и  опять на
Сер„жу:
   - Ну что ж! Возможно выставка дневников - это была не лучшая выдумка.
Но  если все хулиганы из шестых классов будут лезть в  учительские дела,
как работать?
   - Нелли Ивановна,  -  мягко сказала Татьяна Михайловна, - может быть,
поступок  Сер„жи  не  следует  называть  хулиганством?   Возможно,   это
горячность,  ошибка,  своеволие, но... Я учу его третий год и никогда не
сказала бы, что Каховский хулиган.
   - Нет,  хулиган! - резко возразила Нелли Ивановна. - Если уж пошла об
этом речь,  я скажу. Бывают такие тихенькие до поры до времени, особенно
в  школе.  А  за  стенами школы что они творят!  Вы знаете,  что выкинул
Каховский летом?  Со мной в институте учится Гортензия Павловна Кушкина,
она старшая вожатая в девятнадцатой школе, а летом была вожатой в лагере
"Смена".  Она мне рассказала,  как этот Каховский при всех,  на  линейке
оскорбил начальника лагеря, а потом самовольно отправился домой. А когда
за ним послали физрука, этот... "нехулиган" натравил на него собаку!
   Сер„жа вцепился в  сиденье стула.  Он  посчитал про себя до семи.  Но
полностью сдержаться не смог.
   - Все очень похоже на правду,  - сказал он тихо, но язвительно. - Все
почти так и было. Только чуть-чуть не так.
   -Нет,  так! -Нелли Ивановна даже притопнула. - И я не понимаю, почему
из лагеря не сообщили в школу.
   - А  я  понимаю,  -  сказал Сер„жа.  -  Стыдно было.  Им  пришлось бы
объяснить, почему я ушел.
   - А почему? Ну-ка, скажи!
   - Не будем отвлекаться,  -  перебил их директор.  - Насчет лагеря мне
известно,  это  другой вопрос.  А  сейчас вот что.  Я  думаю,  Каховский
извинится перед Нелли Ивановной за свой поступок и  отправится в  класс.
Он и так уже пропустил пол-урока.
   - Я не извинюсь, - негромко, но решительно сказал Сер„жа.
   - Каховский! - воскликнула Татьяна Михайловна.
   - Почему? - сухо спросил Анатолий Афанасьевич.
   - Потому что извиняться надо,  если виноват.  А  если просто так,  то
зачем?
   Директор поправил очки и спросил не сердито, а скорее с любопытством:
   - Ты что же, считаешь, что ничуть не виноват?
   - Может быть,  виноват,  - сказал Сер„жа. - В том, что не догадался к
вам пойти,  чтобы сказать о дневниках... Но сейчас я извиняться не буду.
Я  не  люблю,  когда  меня  обзывают хулиганом и  рассказывают про  меня
всякое... чего не было.
   - Ты  не любишь правду!  -  торжествующе заключила Нелли Ивановна.  -
Недаром  ты  и  твои  дружки  в  вашем  клубе  выгнали  Сенцова.  -  Она
повернулась  к  директору:  -  Это  прекрасный  ученик  в  седьмом  "Б",
вежливый,  дисциплинированный. Его брат учится в моем классе. Я говорила
с матерью,  она места себе не находит от возмущения!  Они выгнали его за
то,  что  он  отказался участвовать в  уличной драке и  честно сказал об
этом.
   - Его выгнали за трусость.  И не я,  а совет,  - сказал Сер„жа. - Они
трое,  такие  здоровые,  бросили в  беде  одного  пятиклассника,  самого
слабого.
   - Зато ты,  я смотрю,  ух какой смелый! Вроде тех смельчаков, которые
гривенники  у  первоклассников  отбирают  по  дороге  в  школу...  И  не
старайся, мне твои извиненья не нужны!
   Сер„жа сжал зубы.
   Анатолий Афанасьевич взглянул на часы.
   - Каховский, у вас какой сейчас урок?
   - Физика.
   - Как у тебя дела с физикой?
   - Не очень. Надо сегодня тройку исправить.
   - Ладно. Иди в класс.
   Сер„жа встал. "Выходит, все?"
   - До свиданья, - сказал он.
   Директор молча наклонил голову.
   Сер„жа пошел к двери.
   - Анатолий Афанасьевич!  Значит,  вы ему больше ничего не скажете?  -
раздался за его спиной взвинченный голос Нелли Ивановны.
   Сер„жа остановился, думая, что его окликнут.
   - Пока нет, - устало сказал директор. - Иди, Каховский, иди.
   Сер„жа закрыл за собой дверь.  И тогда услышал,  как там, в кабинете,
неожиданно окрепшим голосом директор спросил:
   - А что я должен ему сказать, уважаемая Нелли Ивановна?


   На урок Сер„жа сразу не попал. На лестнице его встретила Юля, старшая
вожатая.
   - Взгрели? - сочувственно спросила она.
   "Все уже знают про эту историю", - подумал Сер„жа. И сказал:
   - Обошлось. _ Ну и хорошо. Слушай, Каховский, поддержи идею.
   - Какую?
   _ Давай назначим тебя октябрятским вожатым к второклассникам.
   - Юля,  - с укором произнес он, - мне сейчас по физике отвечать, а ты
страшные вещи говоришь. - Да я серьезно!
   - И я серьезно.  Нельзя же так пугать человека.  - Сер„женька, у тебя
получится. Ты вон как за них заступаешься!
   - Одно  дело  -  заступаться,  другое  -  командовать.  -  Ну  ты  же
командуешь в  клубе "Эспада".  Ты  там,  говорят,  не то адмирал,  не то
капитан.
   - Это же  в  "Эспаде".  Там у  меня в  группе нормальные люди,  а  не
малыши.  Они сами знают, как что делать, даже и не надо командовать. А к
маленьким подход -нужен.
   - Желание нужно, - грустно сказала Юля. - Никто из мальчишек не хочет
работать.  В совете дружины девчонки,  в тимуровском штабе девчонки... А
мальчишки -  кто в хоккейной секции пропадает,  кто у вас в клубе, а про
школьные дела и слышать не хотят.
   - Ю-у-у-ля,  -  протянул Сер„жа,  - ты хороший человек, а говоришь...
прямо не знаю что.  Во-первых,  у  нас в  "Эспаде" из нашей школы только
несколько человек,  все  больше из  сорок шестой и  девятнадцатой.  Даже
обидно.  Во-вторых,  дружинную газету  кто  всегда делает?  Воронины.  В
концерте сегодня у кого главный номер? У Кузнечика. То есть у Медведева.
В барабанщики ты кого записала?  Пашку Снегирева из четвертого класса. А
где он барабанить научился?  В "Эспаде" у Данилки Вострецова, есть у нас
такой барабанщик.  Жалко,  ты  его не  знаешь,  он в  сорок шестой школе
учится.
   - Немножко знаю, - сказала Юля. - Это мой брат.
   - Ух ты!  -  удивился Сер„жа.  -  А  я все не мог понять,  на кого ты
похожа. Знакомое что-то...
   - Рыжие все похожи, - вздохнула Юля.
   - Ты не рыжая,  а золотистая. И Данилка тоже... Юль, позвони Данилке,
пожалуйста,  в  клуб,  он  сейчас там.  Пусть он  мне  свой белый ревень
оставит. Я потом забегу, возьму. Мне для вечера надо.
   - А пойдешь в вожатые?
   - Ну, Юля...
   - Не буду звонить.
   - Слушай,   Юля.   Если  тебе  вожатый  нужен,  поговори  с  Наташкой
Лесниковой. Она давно к малышам хочет, а все не решается.
   - Она девочка. У меня и так все девчонки в активе.
   - Она лучше всякого мальчишки,  -  сказал Сер„жа.  - Позвони Данилке,
ладно?  А  то  мне неудобно к  телефону в  учительской соваться.  Ну,  я
побежал!
   Когда Сер„жа вошел в  класс,  все притихли и  стали смотреть на него.
Сер„жа поймал встревоженный взгляд Кузнечика, улыбнулся и мигнул: "Все в
порядке".
   - Живой?  -  спросил Сергей Андреевич.  -  А  мы  уж тебя похоронили.
Отвечать будешь? Ну, иди к доске, мятежная душа.

   ...Из школы Сер„жа вернулся в  шесть.  А в половине седьмого позвонил
Кузнечик:
   - Сер„жка, ты на вечер в форме идешь?
   - Конечно!
   - Я тоже хочу.  А родители жмут.  Говорят,  зря, что ли, новый костюм
покупали?
   - Ну, не знаю... Я только в форме.
   - Я тоже. Ну его, этот костюм, я в нем на жениха похож. А ты парадный
ремень достал?
   - Ага. У Данилки. Только надо в клуб забежать.
   - А мне Митька принес, ему барабанщики подарили.
   - Волнуешься перед выступлением? - спросил Сер„жа.
   - Нет.  Почему-то нисколько...  Знаешь,  я  сегодня письмо получил от
того парнишки,  из Чили...  Четвертого сентября отправлено, за неделю до
мятежа.
   - Вот это да... Долго оно шло.
   - Знаешь, Сер„жа, я даже боюсь. Я думаю: а вдруг его уже в живых нет?
Он  ведь сын коммуниста,  а  фашисты стреляют во всех без разбора:  и  в
больших, и в пацанов.
   - Может, в партизаны ушел с отцом, - сказал Сер„жа.
   - Может быть...
   - А что пишет?
   - Не знаю.  Брата нет, а сам я не могу перевести. Коротенькое письмо.
Несколько марок прислал и свою фотографию.  Я думал, они там все черные,
смуглые,  а  он  совсем светлый.  На Митьку немного похож.  А  имя такое
длинное: Алехандро Альварес Риос...


   Вечер состоял из двух отделений: концерт и танцы