Открою  секрет.   Недавно  звонила  твоя  классная
руководительница,  спрашивала отца. Его не было, а я поговорил. Надеюсь,
я имел на это право?  Она, кстати, очень хорошо к тебе относится. Но она
боится за  тебя.  Дня  не  проходит,  чтобы ты  не  влип в  какую-нибудь
историю.  В конце концов ты заработаешь такую характеристику,  с которой
даже в ПТУ не попадешь, не то что в университет.
   - Вот это да, - сказал Сер„жа. - Теперь из-за характеристики я должен
сидеть как мышь.
   - Ну ладно.  Из-за характеристики ты ничего не должен. Но есть другая
опасность.  Ты  так  привыкнешь влезать в  любые конфликты,  что станешь
обыкновенным склочником.
   - Ага,   -  откликнулся  Сер„жа.  -  А  если  проходить  мимо  всякой
несправедливости, то станешь хорошим человеком. Легко и просто.
   - Ты,   пожалуйста,  не  преувеличивай!  Я  тебе  не  предлагаю  быть
подлецом.  Но ты ведешь себя так, будто кругом сплошное зло, а ты один -
борец за справедливость.
   - Вот уж чушь-то,  - искренне сказал Сер„жа. - Какое зло кругом? Да у
меня друзей - целая тысяча!
   - Эти друзья -  такие же,  как ты,  донкихоты. Дон Кихот - прекрасная
фигура,  но он никогда не мог переделать мир.  А ты думаешь:  вскочил на
коня,  копье наперевес, ура - и все в порядке. Нет, брат, конная атака -
не метод.
   Зеленая  поляна  и  вылетевшие из-за  кустов  кавалеристы вспомнились
Сер„же. Он даже улыбнулся: "Не метод?" Но сказал он о другом:
   - Мой дед был красным конником. Он переделывал мир.
   Дядя Витя наклонил голову.
   - Знаю.  Прекрасно знаю. Ты можешь им гордиться... Но, извини меня за
откровенность,  если рассматривать его как отдельную личность,  он  тоже
был донкихотом. Вечно чего-то добивался, вечно спорил с начальством. Как
шашкой  рубил.  Мог  бы  генералом  стать,  а  столько  лет  просидел  в
командирах эскадрона...
   Дядя Витя вдруг замолчал.  Испугался,  кажется,  что увлекся спором и
сказал лишнее.
   - Ты извини.  Ты,  может быть,  этого не знал. Не надо было говорить.
Но, в конце концов, ты не маленький.
   Очень спокойно Сер„жа сказал:
   - Генералов тогда не было,  были комбриги.  Он бы,  может, и стал им,
если б  не  умер так  рано...  А  командир эскадрона -  это разве плохо?
Главное, он был красным конником.
   - Конечно. Только если бы он не горячился, он мог бы принести гораздо
больше пользы.
   - Он  горячился потому,  что  был против несправедливости,  -  упрямо
сказал Сер„жа.
   Дядя  Витя  помолчал,   прошелся  по  комнате,   бухнулся  на  диван,
потянулся. И, будто начиная новый разговор, обратился к Сер„же:
   - Послушай.  Абсолютно хорошей жизни  не  было  и  никогда не  будет.
Всегда останутся дураки,  карьеристы,  себялюбцы.  Может быть,  потом их
станет меньше,  но  совсем они не исчезнут.  В  мире всегда есть добро и
зло.  И все на свете зло не уничтожить.  Поэтому надо рассчитывать силы,
жить как все, а не воевать с целым светом.
   - Я и не воюю со светом...
   - Воюешь.  А  зря...  Кстати,  что за  сцену ты устроил в  кинотеатре
"Спутник"? Татьяна Михайловна упоминала.
   - Никакой  сцены  не  было.  Просто  контролерша одного  мальчика  не
пускала,    маленького.    У    них    там   целая   группа   пришла   и
девчонка-восьмиклассница,  вожатая.  Контролерша  стала  считать,  а  со
стороны  тоже  лезут.  Кто-то  из  безбилетников проскочил,  а  на  того
мальчишку билета не хватило.  Он заревел,  а она все равно не пускает. Я
говорю:
   "Он  же  вместе  со  всеми,   он  не  может  быть  безбилетником",  а
контролерша давай кричать...
   - А  зачем  тебе  нужно было  вникать в  это  дело?  У  мальчика была
вожатая.
   - Да  ну...   вожатая.   Сама  чуть  не  ревет...  Я  тогда  пошел  к
администратору.
   - И добился чего-нибудь?
   - Добился...  Жуликом обозвала и обещала в школу позвонить. Я говорю:
"На здоровье".  Пошел и отдал тому парнишке свой билет. При чем же здесь
сцена?
   - Очень благородно, - сказал, дядя Витя. - Но что от этого изменилось
в мире?
   - В мире? Я не знаю... Он обрадовался.
   - Мир обрадовался твоему благородному поступку?
   - Мальчик обрадовался. Побежал в кино.
   - А ты остался без билета,  - усмехнулся дядя Витя. - Нет, я понимаю,
билет - не потеря. Но ведь каждый раз так поступать не будешь.
   - Это  было всего один раз,  -  раздраженно сказал Сер„жа.  Ему  стал
надоедать разговор. Пустой какой-то.
   Дядя Витя, кажется, решил переменить тему.
   - Пока  тебя  не  было,  приходил один мальчик,  твой товарищ.  Митя,
кажется...  Мы с ним посидели,  побеседовали. Он рассказывал о клиперах.
Прекрасный знаток. И очень интересные вещи говорил. Оказывается, клиперы
не  спорили с  морем,  не  вспарывали волны.  Они вписывались в  морскую
стихию - как бы сами делались частью океана. И летели вместе с волнами и
ветром.  И это было прекрасно, гармонично... Вот и человек должен так же
вписываться в  общую  жизнь,  не  вспарывать ее  своим  характером,  как
форштевнем.  Должен поверить жизни,  как парусник волнам и ветру.  Тогда
ему бури не страшны. И гордости и красоты он тоже не потеряет.
   Сер„жа  вспомнил большую  фотографию в  Митиной  комнате:  английский
клипер "Катти Сарк",  летящий среди белых гребней и  облаков.  Это  было
здорово!
   И все-таки...  "Одно дело корабли, другое - люди, - подумал Сер„жа. -
И кроме того,  Митька сам говорил,  что попутный ветер - не всегда самый
лучший".
   - Неправда, - сказал он. - Корабли ходили и против ветра.
   Дядя Витя победно улыбнулся.
   - Ходили. Но не в лоб, дорогой мой. А вот так! - Он ладонью выписал в
воздухе змейку. - В лавировочку, в лавировочку.
   Сер„же стало обидно за Митины корабли.
   - Они не виноваты, - сердито сказал он. - У них были только паруса. А
человек скорее уж похож на корабль с турбиной. Он может идти как хочет.
   Дядя Витя присвистнул:
   - Ну,  брат,  да ты прирожденный оратор.  И спорить с тобой, конечно,
трудно. У тебя целая философия.
   Сер„жа пожал плечами.
   - Я не знаю, что такое философия. Мы еще не проходили.
   - Еще придется пройти,  -  пообещал дядя Витя.  - В вузе без этого не
проживешь.
   - В вуз я могу и не попасть. Из-за характеристики, - поддел Сер„жа. -
Вы уж скажите мне сейчас, что это такое.
   Дядя Витя,  видимо, решил, что спор надо кончать. Он даже обрадовался
вопросу: можно поговорить о другом.
   - Видишь ли... Философия - это наука...
   "Знаю, что не птица", - мысленно вставил Сер„жа.
   - Самая общая наука.  У  нее много определений.  Но  -  если говорить
попроще, это общие законы развития природы, общества. Особенно это важно
для жизни людей. Для всех и для каждого...
   "А в жизни случается всякое",  -  вспомнил Сер„жа. Вспомнил солнечный
зал, Димкины сияющие глаза, хрипловатый голос директора...
   Он перебил дядю Витю:
   - Скажите, а у Ленина тоже была философия?
   Дядя  Витя  умолк  на  секунду и  тут  же  вдохновился,  как  оратор,
услышавший из зала интересный вопрос:
   - А  как  же!   Это  главные  законы  нашей  жизни!  Вот  ты  станешь
постарше...
   И опять Сер„жа перебил его:
   - Постарше -  это потом.  А  я  сейчас хочу знать:  по этой философии
разрешается,  чтобы  вот  так,  -  он  помотал в  воздухе ладонью,  -  в
лавировочку?
   Дядя  Витя  молчал  довольно долго.  Он  смотрел  на  Сер„жу  сначала
растерянно, а потом с интересом.
   - Ну,  дорогой мой... - начал он в конце концов. - Надо бы тебе стать
немного поскромнее. Должен заметить, что сравнивать себя с Лениным...
   - Я не сравниваю, - тихо сказал Сер„жа. - Только вот видите... У меня
значок.  А на нем Ленин. Есть такая организация - юных ленинцев. Сегодня
в  нее Димку принимали.  И  меня когда-то  приняли.  Мы обещание давали.
Понимаете?
   И он ушел из комнаты.
   ...Поздно  вечером,  за  ужином,  дядя  Витя,  поглядывая на  Сер„жу,
сказал:
   - Сергей сегодня разгромил меня в философском споре.  Блестяще.  Если
он  сражается на  рапирах так  же,  как  спорит,  его  ждет  олимпийское
будущее.
   - Будущее -  это ладно, - откликнулся папа. - А как дела в настоящем?
В  частности -  с алгеброй?  По-моему,  давняя и единственная пятерка не
внесла существенных изменений?
   - Не внесла,  -  признался Сер„жа. - Я учу, учу, говорю - спросите, а
меня не спрашивают.
   - "Не спрашивают",  - хмыкнул отец. - Раньше бы учил. Голова твоя два
уха...  В  философских спорах побеждаешь,  а в простых уравнениях -  как
корова в болоте... Вот не пущу в Севастополь, будешь знать.
   Это  он,  конечно,  просто  так  сказал,  но  Сер„жа все-таки  слегка
испугался.
   - Что ты, папа! Я же зубрю изо всех сил.
   - Мы вместе позанимаемся,  -  пообещал дядя Витя.  -  А  что касается
спора...  Кое в чем, Сергей, ты все-таки неправ. Нельзя высокие принципы
применять к  жизненным мелочам.  А  ты,  дорогой мой,  в  каждую  стычку
рвешься, как на штурм Зимнего.
   Сер„жа не  ответил.  Он  вспомнил,  что  алгебра в  самом деле еще не
готова, а завтра Антонина Егоровна может спросить.
   А  кроме того,  надо еще просто посидеть и  подумать.  Вспомнить весь
день. Есть в этом дне случай, который как заноза. Скандальный разговор с
Гармашевой.  Зря  он  с  ней  связался.  Глупостей  наговорил всяких,  с
Сенцовым сравнил.  Она  же  девчонка...  Конечно,  сама виновата,  но  в
прежние дни  Сер„жа даже не  стал бы  с  ней  спорить.  Просто обошел бы
молча. А сейчас что-то не так.


                                   13

   После  майских праздников зацвела черемуха.  Взрослые говорили,  что,
когда она цветет, приходят холода. Но на этот раз черемуховый цвет кипел
среди буйного лета.
   Сер„жа и  Генка давно забросили школьные пиджаки и  ходили на уроки в
форме "Эспады".  Никто им больше но говорил ни слова.  Но когда в  форме
барабанщиков появился Димка,  снова грянул скандал. Дежурная учительница
сгребла Димку в коридоре и доставила к директору.
   - Полюбуйтесь, Анатолий Афанасьевич! Ведь есть же общешкольная форма,
а они ходят бог знает в чем! Как в пионерском лагере!
   Анатолий Афанасьевич глянул на  Димку -  маленького,  взъерошенного и
непокорного. И кончил спор одной фразой:
   - Да пусть ходят, жалко, что ли. А потом добавил, пожав плечами:
   - Зачем им жариться в такую погоду в сукне? Есть же пионерская форма,
никто ее в школе не запрещал.
   То  ли  после этих слов,  которые разнес Димка,  то  ли  потому,  что
приближался  пионерский  праздник,   школа  расцвела  белыми  и   синими
рубашками, голубыми октябрятскими жилетиками, разноцветными испанками.
   Дня за четыре до праздника Сер„жу остановил в коридоре Димка.
   - На парад пойдешь? - ревниво спросил он.
   - Едва ли, Дим. От дружины сводную колонну собирают шестьдесят четыре
человека.  Восемь на восемь, коробка. Да еще знаменная группа. От нашего
класса всего пять человек идут.
   - У нас вообще никого не берут, - огорченно сказал Димка. - На смотре
строя и песни мы лучше всех ходили, а все равно не берут.
   Сер„жа спешил домой:  с  дядей  Витей  они  договорились посидеть над
переводом американской статьи о раскопках в Боливии.  Как утешить Димку,
Сер„жа не знал. Хлопнул его по плечу, сказал торопливо:
   - Да ладно, не горюй. У тебя все впереди.
   И пошел было к лестнице.
   - Сер„жа!..  -  окликнул Димка.  Окликнул так, что стало ясно: скажет
что-то серьезное.
   Сер„жа вернулся. Димка в упор смотрел распахнутыми глазами.
   - Давай соберем наших,  -  попросил он.  Негромко так,  серьезно и  с
напором.
   У Сер„жи даже холодок по спине прошел.
   - Зачем? - так же негромко спросил он.
   - Ну  мы  же все равно отряд.  Соберемся и  пойдем на парад сами.  Со
знаменем.  Юнармейцы собираются,  секция  картингов тоже,  а  нам  разве
нельзя?
   Словно эхо марш-атаки отозвалось в Сер„же. Он даже зажмурился на миг.
В  блеске клинков и  горнов представился ему строй "Эспады"...  Но разве
это возможно?
   - Разве всех созовешь? - сказал он.
   - Барабанщики - все.
   - Барабанщики само собой. А другие?
   - Генкина группа всегда наготове.
   - А остальные?  Одного в школе не пустят,  другой сам не захочет. Или
еще что-нибудь... И кто нам разрешит?
   - А  кто  запретит?  -  упрямо сказал Димка.  -  Можно всех  созвать.
Цепочка-то еще действует.
   - Сходим на парад, а потом что? - спросил Сер„жа.
   - Потом... потом что-нибудь.
   Димка,  конечно,  и сам не знал,  что будет потом.  Но,  кажется, был
уверен, что обязательно будет. И обязательно хорошее. Словно стоит выйти
на площадь отряду с  шеренгой барабанщиков впереди,  и отряд после этого
останется навсегда.
   В  Димкиных словах,  в  Димкиной уверенности было  что-то  от  старой
"Эспады", от прежней жизни - веселой, боевой, несдающейся.
   "А вдруг..."  -  подумал Сер„жа.  Эхо барабанного марша гудело в  нем
ровно и неутомимо.
   - Я подумаю,  -  сказал он.  -  Я узнаю...  Это,  наверно,  в райкоме
комсомола надо спросить.  Где собираться,  во сколько начало и вообще...
всякие подробности... А соберем?
   - Конечно! - весело откликнулся Димка. - Ты узнай, только сегодня же.
   "Опять получается,  что я главный командир",  - подумал Сер„жа. Но не
было времени для колебаний.  Главное -  делать дело. Он помчался домой с
мыслями про общий сбор и  был уверен,  что все пойдет хорошо.  Тревожили
только мелочи:  у всех ли в порядке форма, хватит ли клинков хотя бы для
командирской группы и где взять новое древко для флага.
   На  полпути Сер„жа сообразил:  не надо терять время и  лучше сразу же
зайти в райком. Это недалеко, он был там один раз с Олегом.
   В  райкоме кипела  предпраздничная жизнь.  Бегали  по  коридору члены
пионерского штаба  в  голубой форме с  белыми портупеями.  Высокий худой
парень кнопками прикалывал к  стене  объявление о  генеральной репетиции
парада.  Кнопки не лезли в  штукатурку,  и парень чертыхался.  Сер„жа не
решился спросить у  него,  кто занимается парадом.  Он спросил об этом у
веселой девушки в пионерском галстуке, которая тащила по коридору охапку
золотистых фанфар. Они были похожи на громадный солнечный букет.
   Девушка толково ответила,  что  парадом занимаются абсолютно все,  но
вопросы решает один  человек -  секретарь по  школам Лена Ковалева.  Она
сейчас в горкоме и придет к четырем часам.
   К  четырем так  четырем!  Сер„жа теперь уже  совсем поверил,  что все
будет замечательно.  Здесь свои люди,  они и поймут и помогут.  Конечно,
помогут!
   Он поспешил домой.  До четырех оставалось еще полтора часа. Дядя Витя
сидел с  журналом на  диване и  прихлебывал чай.  Он  укоризненно глянул
поверх журнала на Сер„жу.
   - Дорогой коллега,  вы заставляете себя ждать.  Точность -  не только
вежливость  королей.   Это  еще  и  свойство  людей  науки.   Рассеянные
профессора существуют лишь в юмористических романах.
   - Я  знаю,  дядя Витя,  -  торопливо сказал Сер„жа.  -  Но я в райком
забегал. Надо один вопрос решить.
   Глаза у  дядя Вити стали слегка настороженными.  Он мягко поставил на
подоконник стакан.
   - А что у тебя за дела в райкоме?
   - Да  насчет пионерского парада.  Мы  хотим,  чтобы "Эспада" на парад
вышла. Все равно со школьными колоннами не все идут.
   Дядя Витя шевельнул бровями и быстро спросил:
   - А зачем? Это что, ваше школьное начальство решило?
   - Ну почему начальство? Мы сами хотим.
   Дядя Витя отложил журнал.  Поднялся.  Глядя мимо Сер„жи,  прошелся из
угла в угол.
   - А  я  думал,  ты  успокоился.  Последние три  недели все  было  так
хорошо... Не понимаю, зачем тебе это нужно? - сухо спросил он.
   - А что? - растерянно отозвался Сер„жа. - Разве нельзя? Что плохого?
   - А что хорошего?  -  с неожиданным раздражением сказал Дядя Витя.  -
Пойми наконец, я же за тебя боюсь. Все опять начнется сначала.
   - Что начнется?
   - Нервы! Скандалы! Су-е-та!
   Сер„жа поймал себя на том, что моргает, как обиженный первоклассник.
   - Какие скандалы?  - тихо спросил он. - Отчего? Оттого, что мы пойдем
на праздник?
   - От всего!  - отчеканил дядя Витя. - У тебя опять начнется война. Ты
опять противопоставишь себя всем.
   - Кому?
   - Школе. Соседям. Ребятам. Всем на свете. И вообще... Я понимаю, если
бы отряд ваш существовал,  тогда еще другое дело:  ты капитан, ты был бы
обязан.  Долг,  флаг, честь и так далее. Но сейчас-то зачем? Ведь это же
гальванизация трупа!
   - Что? - не понял Сер„жа.
   - Гальванизация трупа.  Иногда к трупу подключают электроток, с целью
научного эксперимента.  Некоторые мышцы начинают дергаться.  Но  это  на
несколько минут.  Никаким током труп не оживить.  И как он ни дергайся -
все равно мертв. Вот так же и ваш отряд...
   - Не надо так об отряде...  -  хмуро сказал Сер„жа. - Вы ничего о нем
не знаете.
   Дядя Витя на секунду зажмурился, потер пальцами лоб.
   - Извини...  Ради бога, извини. Я понимаю, как тебе все это дорого. Я
не должен был говорить так резко... Но
   понимаешь...  Это хотя и резко,  но справедливо.  От истины никуда не
уйдешь.
   Он опять сел на диван и утомленно откинулся на спинку.
   - Пора  нам  поговорить откровенно,  Сергей...  Ты  мне  понравился с
первого  дня.   Умный  ты  человек  и  упорный.   Но  свой  характер  ты
растрачиваешь попусту.  На  мелкую  монету  размениваешь,  не  обижайся,
пожалуйста...  Я археолог, человек науки, ты тоже этим увлечен. Я увидел
в тебе единомышленника.  Но теперь я вижу: из тебя не получится ученого,
если ты не начнешь жить иначе.
   - Почему? - взвинченно спросил Сер„жа.
   - Потому   что   величие   мировых  культур,   которые  мы   изучаем,
несовместимо с  дрязгами повседневной жизни...  Я  ведь не уговариваю и,
упаси  бог,  не  воспитываю.  В  конце  концов,  каждый имеет право жить
по-своему.  Я  даже  готов уважать твои принципы.  Но  у  меня тоже есть
принципы.  Я работаю для науки,  а наука не терпит суеты.  Не терпит она
мелких споров,  ссор,  дерганья нервов. Если ты будешь жить, как живешь,
археологом не станешь, имей в виду. И тогда нам не по пути.
   Он посмотрел Сер„же в глаза и подчеркнуто повторил:
   - Понимаешь? Тогда - не по пути.
   Сер„жа молчал.  Он понимал. Он сразу все понял. Если бы просто "не по
пути", тогда еще ладно. Только путь-то лежал через Севастополь.


   Эхо барабанов утихло в  нем.  После вспышки радости пришла усталость.
"Действительно,  разве всех соберешь?  -  сказал себе Сер„жа. - А если и
соберутся,  что делать потом, после парада? Или вдруг случится наоборот:
договоришься в райкоме, а ребят не окажется. Получится один смех".
   И чтобы не вспоминать Димкины глядящие в упор глаза, он стал думать о
поросших кустарником руинах Херсонеса,  о коричневых узкогорлых амфорах,
о  медной  тяжести старинных монет,  о  набеге  синих  волн  к  подножию
разрушенных стен.
   На следующий день он решительно сказал Димке:
   - Ничего не  получается.  Был я  в  райкоме,  но поздно уже.  Все там
отрепетировано и рассчитано, мы опоздали.
   - Так я и знал... - шепотом сказал Димка.
   - Не везет нам,  Дим,  - вздохнул Сер„жа. Было ему не по себе. Точнее
говоря,  совсем скверно.  И он стал убеждать себя:  "Ведь и в самом деле
поздно.  Ведь  и  в  самом деле  там  все  заранее рассчитано.  Никто не
разрешил бы нам идти на парад".
   И  поскольку так  действительно могло  быть,  Сер„жа  Каховский почти
поверил себе.
   Вечером он, неловко усмехнувшись, заговорил с дядей Витей:
   - Я  даже  не  понимаю,  чего  вы  вчера так  на  меня  рассердились.
Подумаешь,  хотели по старой памяти собраться всем отрядом... Только все
равно ничего у нас не получается, никого не собрать.
   Дядя Витя обрадовался. Он даже не стал это скрывать.
   - Вот  и  хорошо!  Приятно,  когда  здравая мысль побеждает сумбурное
трепыхание чувств...  Кстати,  Сергей,  нам пора думать о билетах.  Меня
торопят.
   - Я же до первого июня в школе занят, - испуганно сказал Сер„жа: - До
двадцать пятого мая уроки, а потом еще практика.
   Дядя Витя покровительственно улыбнулся:
   - Насчет практики я  договорюсь с  директором.  Не все ли равно,  где
п