на  маленькую  куклу  с  раскинутыми
руками, неловко парившую в воздухе. Весь мир будто  застыл  на  мгновение  в
мертвой тишине. Все вокруг было неподвижно  -  ни  ветерка,  ни  вздоха,  ни
звука... Лишь маленькая фигурка и массивная балка падали и падали...
   Затем  все  внезапно   зашумело,   задвигалось.   Только   теперь   Равик
почувствовал, что у него перехватило дыхание. Он побежал.
   Пострадавший лежал на мостовой. Минуту  назад  улица  была  почти  пуста.
Теперь она кишела людьми. Люди бежали со всех сторон, словно услыхали набат.
Равик протиснулся сквозь толпу. Он увидел, что двое рабочих пытаются поднять
пострадавшего.
   - Не поднимайте! Пусть лежит! - крикнул он. Люди расступились и дали  ему
дорогу. Рабочие держали пострадавшего на весу.
   - Опускайте тише! Осторожно! Тише!
   - Вы кто? - спросил один из рабочих. - Врач?
   - Да.
   - Отлично.
   Пострадавшего положили на мостовую. Равик опустился перед ним на колени и
выслушал сердце. Затем, расстегнув взмокшую от пота рубашку, ощупал тело.
   - Что с ним? - спросил рабочий, обращаясь к Равику. - Он без сознания?
   Равик отрицательно покачал головой.
   - Так что же? - опять спросил рабочий.
   - Умер.
   - Умер?
   - Да.
   - Как же так? - растерянно проговорил  рабочий.  -  Ведь  мы  только  что
вместе обедали.
   - Врача! - неожиданно донеслось из задних  рядов  толпы,  обступившей  их
плотным кольцом.
   - Что случилось? - спросил Равик.
   - Врача! Скорее!
   - Да что случилось?
   - Женщина...
   - Какая женщина?
   - Ее ушибло упавшей балкой!.. Истекает кровью!
   Равик стал протискиваться  сквозь  толпу.  На  куче  песка  около  ямы  с
известью лежала женщина в длинном синем переднике. Ее морщинистое лицо  было
мертвенно-бледным, остановившиеся глаза напоминали потухшие угли. Из раны  в
области груди, почти под самым горлом, маленьким фонтанчиком била кровь. Она
била прерывистой косой струйкой вверх и вбок,  и  это  странным  образом  не
вязалось со всем видом женщины, лежавшей прямо и неподвижно. Черная лужица у
нее под головой быстро впитывалась в песок.
   Равик зажал артерию и тут же достал пакет с бинтом из узкой  фельдшерской
сумки, которую постоянно носил при себе.
   - Подержите! - .обратился он к людям, стоявшим около него.
   Четыре руки одновременно протянулись к сумке, но  она  все  же  упала  на
песок и раскрылась. Он выхватил из нее ножницы,  тампон  и  вскрыл  пакет  с
бинтом.
   Женщина по-прежнему лежала молча, глядя  прямо  перед  собой  немигающими
глазами. Тело ее напряглось и словно окаменело.
   - Не волнуйся, мать, - сказал Равик, - все будет в порядке.
   Удар пришелся в плечо и шею. Плечо  было  раздроблено,  ключица  сломана.
Размозженный сустав, по-видимому, не сможет больше сгибаться.
   - Так. С левой рукой мы  покончили,  -  сказал  Равик  и  стал  осторожно
ощупывать затылок. Кожа была в ссадинах. Продолжая обследование, он осмотрел
ногу и обнаружил вывих ступни. Серые чулки,  много  раз  штопанные,  но  без
единой дырочки; черная подвязка ниже колена - сколько раз он видел все  это.
Черные латаные туфли, шнурки, завязанные двойным узлом.
   - Кто-нибудь вызвал "скорую помощь"? - спросил он.
   Ему ответили не сразу.
   - Вызвали, кажется...  Полицейский  позвонил,  -  сказал  кто-то  немного
погодя.
   Равик поднял голову.
   - Полицейский? Где он?
   - Там... возле убитого...
   Равик встал.
   - Ну, тогда все в порядке.
   Он хотел уйти. В это время сквозь толпу протиснулся полицейский - молодой
человек с блокнотом в руке. Он нервно слюнявил огрызок карандаша.
   - Минуточку, - проговорил полицейский и стал что-то записывать.
   - Тут все в порядке, - сказал Равик.
   - Минуточку, мсье.
   - Я очень спешу. У меня срочный вызов.
   - Минуточку, мсье. Вы врач?
   - Я перевязал артерию, вот и все. Остается
   дожидаться "скорой помощи".
   - Одну секунду, мсье! Я должен записать вашу фамилию. Вы ведь свидетель.
   - Я не видел, как случилось несчастье. Пришел позднее.
   - Все равно, я должен все записать. Это очень тяжелый случай, мсье!
   - Вижу! - сказал Равик.
   Полицейский спросил у женщины ее  фамилию.  Женщина  молчала.  Невидящими
глазами она  в  упор  глядела  на  него.  Обуреваемый  непомерным  усердием,
полицейский нагнулся над ней. Равик огляделся. Толпа  окружила  его  стеной.
Пробиться было невозможно.
   - Послушайте, - обратился он к полицейскому. - Я очень спешу.
   - Прекрасно вас понимаю, мсье! Тогда тем  более  не  усложняйте  дело.  Я
должен записать все по порядку. Вы свидетель, а для  нас  это  очень  важно.
Вдруг женщина умрет?
   - Она не умрет.
   - Этого никогда нельзя знать  заранее.  К  тому  же,  очевидно,  придется
решать вопрос о пособии за увечье.
   - Вы вызвали "скорую помощь"?
   - Это сделал мой коллега... Да не мешайте же мне,  иначе  мы  никогда  не
покончим с этим.
   - Здесь женщина умирает, а вы хотите уйти, - укоризненно сказал  один  из
рабочих Равику.
   - Она и умерла бы, не окажись я здесь.
   - А я вам что говорю? - добавил рабочий вопреки всякой логике.  -  Вот  и
выходит, что вы должны остаться.
   Щелкнул затвор фотоаппарата.  Какой-то  человек  в  шляпе,  сдвинутой  на
затылок, улыбнулся.
   - Не угодно ли вам еще раз нагнуться, будто  вы  закрепляете  повязку?  -
обратился он к Равику.
   - Нет, не угодно.
   - Я из газеты, - сказал фотограф. - Мы поместим снимок с вашим адресом  и
подписью. Сообщим, что вы спасли пострадавшую. Неплохая реклама  для  врача.
Прошу стать сюда... Тут больше света.
   - Убирайтесь к черту! - проговорил Равик. - Женщине срочно нужна  "скорая
помощь". Я наложил временную повязку, ее нужно очень быстро сменить.  Срочно
вызывайте "скорую помощь".
   - Всему свой черед, мсье, - заявил полицейский. - Сперва  надо  составить
протокол.
   - А тот, мертвый, уже сказал тебе, как его зовут? - вмешался  в  разговор
какой-то подросток.
   - Заткнись! - прикрикнул на него полицейский и сплюнул ему под ноги.
   - Сделайте еще один снимок отсюда, - попросил кто-то фоторепортера.
   - Зачем?
   -  Пусть  будет  видно,  что  женщина  находилась  на  огороженной  части
тротуара. Тут везде огорожено. Вон посмотрите...  -  Говоривший  показал  на
косо прибитую дощечку с надписью: "Внимание!  Проход  запрещен!"  -  Снимите
так, чтобы была видна надпись. Нам это необходимо. О пособии  за  увечье  не
может и речи быть.
   - Я фотокорреспондент, - возразил человек в шляпе. -  Снимаю  только  то,
что считаю интересным.
   - А разве это не интересно? Что же тогда  интересно?  Получится  отличный
снимок с надписью на заднем плане.
   - Надписи нас не интересуют. Интересно показать происшествие...
   -  Тогда  занесите  это  в  протокол.  -   Человек   почтительно   тронул
полицейского за плечо.
   - Да кто вы такой? - огрызнулся тот.
   - Я представитель строительной фирмы.
   - Прекрасно, - сказал полицейский. - Тогда вы  тоже  останетесь  здесь...
Так как же вас зовут? Должны же вы знать, как вас зовут? -  обратился  он  к
женщине.
   Женщина беззвучно пошевелила губами. Ее веки  затрепетали,  как  бабочки.
Смертельно усталые, серые  мотыльки,  подумал  Равик.  И  тут  же:  до  чего
все-таки я глуп! Мне давно пора убираться отсюда!
   - Черт возьми! - сказал полицейский. - Уж не спятила ли она?  Вот  задаст
работы! А у меня в три кончается дежурство.
   - Марсель... - неожиданно проговорила женщина.
   - Что вы сказали? Ну, ну? Что вы сказали? - Полицейский  снова  склонился
над ней.
   Женщина молчала.
   - Что вы сказали? - Полицейский выдержал паузу.  -  Повторите!  Повторите
еще раз!
   Женщина молчала.
   - А, пропадите вы пропадом со всей вашей проклятой болтовней, - накинулся
он на представителя строительной фирмы. - Ну как тут составишь протокол?
   В этот момент снова щелкнул затвор фотоаппарата.
   - Благодарю, - сказал репортер. - Получится очень живая сценка.
   - А наш фирменный знак попал в кадр? - спросил представитель строительной
фирмы, отмахиваясь от  полицейского.  -  Я  немедленно  заказываю  полдюжины
снимков.
   - Не попал, - заявил фоторепортер. - Я социалист. Лучше  бы  уплатили  по
страховке, жалкий холуй, цепной пес миллионеров.
   Раздался пронзительный вой сирены. "Скорая помощь".  Теперь  самое  время
убраться, подумал Равик. Он осторожно попятился  назад.  Однако  полицейский
удержал его.
   - Вам придется пройти с нами в  участок,  мсье.  Очень  сожалею,  но  мне
необходимо составить протокол.
   Неизвестно откуда появился второй полицейский и встал  рядом  с  Равиком.
Делать было  нечего.  Быть  может,  обойдется,  подумал  Равик  и  пошел  за
полицейскими.
   Дежурный чиновник молча слушал доклад полицейского, заново  составлявшего
протокол. Затем обратился к Равику:
   - Вы не француз.
   Он не спрашивал, он констатировал.
   - Совершенно верно, - ответил Равик.
   - Кто же вы?
   - Чех.
   - Как же так? Вы оказываете врачебную помощь, хотя,  будучи  иностранцем,
не имеете права практиковать, если вы не натурализовались.
   Равик улыбнулся.
   - Я не занимаюсь врачебной практикой. Я путешествую. Развлекаюсь.
   - Паспорт у вас при себе?
   - Будет тебе, Фернан, - сказал другой чиновник. - Мсье помог  женщине,  у
нас имеется его адрес. Этого вполне достаточно. К  тому  же  есть  и  другие
свидетели.
   - Меня интересует, паспорт или удостоверение личности у вас при себе?
   - Разумеется, нет, - ответил Равик. - Кто же носит с собой паспорт?
   - А где он у вас?
   - В консульстве. Сдал неделю назад. Нужно продлить визу.
   Равик знал: если сказать, что  паспорт  в  отеле,  его  отправят  туда  с
полицейским, и обман сразу же -раскроется. К тому же,  когда  его  спросили,
где он живет, он  из  предосторожности  назвал  не  свой  отель.  Вариант  с
консульством был надежнее.
   - В каком консульстве? - спросил Фернан.
   - В чехословацком. В каком же еще?
   - А ведь мы можем позвонить и  справиться.  -  Фернан  бросил  на  Равика
многозначительный взгляд.
   - Конечно, можете.
   Фернан с минуту помолчал.
   - Хорошо, - сказал он. - Так и сделаем.  Он  встал  и  вышел  в  соседнюю
комнату. Второй чиновник был явно смущен.
   - Извините, пожалуйста, мсье, - обратился он к Равику, - разумеется,  это
пустая формальность. Сейчас все выяснится!  Мы  вам  очень  признательны  за
помощь.
   Выяснится, подумал Равик. Он не спеша достал сигарету и осмотрел комнату.
У двери стоял полицейский. Но это было чистой случайностью - пока никто  еще
не подозревал его всерьез. Можно  бы  даже  оттолкнуть  полицейского...  Но,
помимо него, в комнате находилось двое рабочих и представитель  строительной
фирмы. Пытаться бежать бессмысленно. Не  пробьешься,  да  и  перед  участком
всегда торчат полицейские...
   Фернан вернулся.
   - В консульстве паспорта на ваше имя нет.
   - Возможно, - сказал Равик.
   - То есть как это "возможно"?
   - Сотрудник, давший справку,  может  и  не  знать  всего.  Такими  делами
занимаются, по крайней мере, пять-шесть человек.
   - Но этот оказался в курсе дела.
   Равик промолчал.
   - Вы не чех, - сказал Фернан.
   - Послушай, Фернан... - начал было другой чиновник.
   - Акцент у вас не чешский, - сказал Фернан.
   - Ну и что же?
   - Вы немец, - торжествующе объявил Фернан. - И к тому же без паспорта.
   - Нет, я не немец, -  ответил  Равик.  -  Я  марокканец,  и  у  меня  все
французские паспорта, какие только есть на свете.
   - Мсье! - заорал Фернан. - Как  вы  смеете!  Вы  оскорбляете  французскую
колониальную империю!
   - Дело дрянь, - сказал один из рабочих.
   Лицо представителя строительной фирмы вытянулось  так,  словно  он  хотел
отдать честь.
   - Будет тебе, Фернан...
   - Вы лжете! Вы не чех! Есть у вас паспорт или нет? Отвечайте!
   В человеке сидит крыса, подумал Равик. В человеке  сидит  крыса,  которую
никогда не утопить... Какое этому идиоту дело, есть ли у  меня  паспорт?  Но
крыса что-то учуяла и выползает из норы.
   - Отвечайте же! - рявкнул Фернан.
   Клочок бумаги! Все сводится к одному: есть ли у тебя этот клочок  бумаги.
Покажи его - и эта тварь  тут  же  рассыплется  в  извинениях  и  с  почетом
проводит тебя, будь ты хоть трижды  убийцей  и  бандитом,  вырезавшим  целую
семью и ограбившим банк. В наши дни  даже  самого  Христа,  окажись  он  без
паспорта, упрятали бы в тюрьму. Впрочем, он все равно не дожил бы  до  своих
тридцати трех лет - его убили бы намного раньше.
   - Вы останетесь здесь, пока мы  не  установим  вашу  личность,  -  сказал
Фернан. - Уж я об этом позабочусь.
   - Прекрасно, - сказал Равик.
   Фернан вышел, громко стуча каблуками. Второй чиновник рылся в бумагах.
   - Очень сожалею, мсье, - сказал он, помолчав. - Иной раз  он  просто  как
одержимый.
   - Ничего не попишешь.
   - Нам можно идти? - спросил один из рабочих.
   - Идите.
   - До свидания. - Он повернулся к Равику. - После мировой революции вам не
понадобятся никакие паспорта.
   - Надо вам сказать, мсье, - заметил чиновник, - что отец Фернана был убит
в прошлую войну. Оттого Фернан и ненавидит немцев.
   Чиновник растерянно глядел на Равика. Видимо, он уже обо всем догадался.
   - Крайне сожалею, мсье, что так получилось. Если б я был один...
   - Ничего не поделаешь. - Равик осмотрелся.  -  Разрешите  мне  позвонить,
пока не вернулся этот Фернан?
   - Звоните. Телефон вон там на столе. Только поторопитесь.
   Равик объяснил Морозову по-немецки, что произошло, и  попросил  известить
Вебера.
   - А Жоан? - спросил Морозов.
   Равик заколебался.
   - Не надо. Пока не надо. Скажи, что меня задержали, но через два-три  дня
все будет в порядке. Позаботься о ней.
   - Ладно, - ответил Морозов без особого восторга. - Ладно, Воцек.
   Едва Равик положил трубку, вошел Фернан.
   - А на каком языке вы говорили сейчас? -  спросил  он,  ухмыляясь.  -  На
чешском?
   - На эсперанто, - ответил Равик.
 
 
 
   Вебер пришел на другой день утром.
   - Какая мерзость, - сказал он, оглядывая камеру.
   - Во Франции пока еще сохранились настоящие тюрьмы, -  ответил  Равик.  -
Никакой гуманистической гнили. Добротный вонючий восемнадцатый век.
   - Черт знает что такое! - сказал Вебер. - Надо же было именно вам угодить
сюда.
   - Не стоит делать людям добро. Это  всегда  выходит  боком.  Очевидно,  я
должен был спокойно смотреть,  как  женщина  истекает  кровью.  Мы  живем  в
железный век, Вебер.
   - В железобетонный. А эти типы разнюхали,  что  вы  находитесь  в  Париже
нелегально?
   - Разумеется.
   - И адрес узнали?
   - Конечно, нет. Не стану  же  я  выдавать  мой  старый  "Энтернасьональ".
Хозяйку оштрафуют: ведь ее клиенты не зарегистрированы в полиции.  А  там  -
облава, сцапают с десяток людей. На сей  раз  я  назвал  отель  "Ланкастер".
Дорогой,  роскошный,  небольшой  отель.  Когда-то,  очень   давно,   я   там
останавливался.
   - У вас новая фамилия? Воцек?
   - Владимир Воцек. - Равик усмехнулся. -
   Четвертая по счету.
   - Вот не везет так не везет. Что же делать, Равик?
   - Многого тут не сделаешь. Главное, чтобы полиция не пронюхала, что я уже
не в первый раз во Франции. Иначе - шесть месяцев тюрьмы.
   - Черт побери!
   - Да, мир с каждым днем становится все более гуманным. Живи в  опасности,
говорил Ницше. Эмигранты так и делают. Поневоле, конечно.
   - А если полиция ничего не узнает?
   - Тогда дадут только две недели. А затем, конечно, вышлют.
   - А дальше что?
   - Снова вернусь.
   - И снова попадетесь?
   - Совершенно верно...  Но  на  этот  раз  у  меня  все-таки  была  долгая
передышка. Два года. Целая жизнь.
   - Надо что-то предпринять. Дальше так продолжаться не может.
   - Очень даже может. А что вы, собственно, могли бы сделать?
   Вебер задумался.
   - Дюран! - внезапно воскликнул он. -  Дюран  знает  кучу  людей,  у  него
связи... - Он запнулся на полуслове. - Господи Боже! Вы же сами  оперировали
главного бонзу, от которого все зависит. Помните, того, с желчным пузырем?
   - Не я... Дюран...
   Вебер рассмеялся.
   - Я, конечно, и виду не подам, что знаю об этом. Но старик мог бы кое-что
сделать. Я из него душу вытрясу.
   - Вы мало чего добьетесь. В последний раз я  выжал  из  него  две  тысячи
франков. Этого он мне так легко не забудет.
   - Еще как забудет, - сказал Вебер, совсем развеселившись. - Испугается: а
вдруг вы расскажете обо всех его мнимых операциях? Вы же оперировали за него
десятки раз. К тому же вы ему
   нужны!
   - Он легко найдет мне замену. Бино или какого-нибудь хирурга из беженцев.
Долго искать не придется.
   Вебер пригладил усы.
   - Такой руки, как у вас, ему  не  найти...  Во  всяком  случае,  попробую
поговорить с Дюраном.  Сегодня  же  увижусь  с  ним.  А  здесь  я  могу  вам
чем-нибудь помочь? Как кормят?
   - Ужасно. Но надзиратель кое-что покупает мне.
   - Как с сигаретами?
   - Хватает. Правда, в тюрьме нет ванны, но тут вы мне ничем не поможете.
 
 
 
   Равик  провел  в  тюрьме  две  недели.  Вместе  с  ним  в  камере  сидели
еврей-водопроводчик, полуеврей-писатель и поляк. Водопроводчик  тосковал  по
Берлину; писатель ненавидел этот город; поляку все было  безразлично.  Равик
снабжал товарищей  по  камере  сигаретами.  Писатель  рассказывал  анекдоты.
Водопроводчик был незаменим как специалист по борьбе с вонью, исходившей  от
унитаза.
   Через две недели за Равиком пришли. Сначала его повели к инспектору.  Тот
спросил, есть ли у него деньги.
   - Да.
   - Отлично. Тогда возьмете такси.
   Он вышел из  тюрьмы  в  сопровождении  полицейского.  Улица  была  залита
солнцем. Как хорошо снова оказаться на  воздухе!  У  ворот  тюрьмы  какой-то
старик торговал воздушными шарами, и Равик  удивился:  неужели  нельзя  было
выбрать более подходящее место? Полицейский остановил такси.
   - Куда мы поедем? - спросил Равик.
   - К начальнику.
   Равик не знал, о каком  начальнике  идет  речь.  Впрочем,  это  его  мало
беспокоило: он готов был ехать к  кому  угодно,  лишь  бы  не  к  начальнику
немецкого концентрационного лагеря. Действительно страшным было только одно:
оказаться во власти жесточайшего террора, не имея  ни  малейшей  возможности
защищаться. Все остальное - пустяки.
   В такси был приемник. Равик включил его. Передавалась информация о  ценах
на овощи, затем последние известия. Полицейский слушал радио и зевал.  Равик
повернул ручку настройки. Музыка. Модная песенка. Полицейский оживился.
   - Шарль Тренэ, - сказал он. - "Менильмонтан". Вещичка что надо!
   Такси остановилось. Равик расплатился. Его провели в приемную,  где,  как
во всех приемных на свете, пахло ожиданием, потом и пылью.
   Он просидел здесь с  полчаса,  листая  старый  номер  "Ля  ви  паризьен",
оставленный каким-то посетителем. Две недели он ничего не  читал,  и  газета
показалась  ему  шедевром  классической  литературы.  Затем  его   ввели   к
начальнику.
   Равик не сразу узнал этого маленького толстяка. Оперируя,  он  вообще  не
особенно присматривался к лицам. Они были  ему  безразличны,  как  числа  на
календаре. Его интересовала лишь  та  часть  организма,  которую  предстояло
оперировать. Но на это лицо Равик смотрел с любопытством.  Перед  ним  сидел
Леваль, но уже  без  желчного  пузыря,  здоровый  и  с  вновь  округлившимся
брюшком. Равик забыл,  что  Вебер  обещал  нажать  на  Дюрана,  и  никак  не
предполагал попасть к самому Левалю.
   Леваль критически оглядел его с головы до ног. Как видно, он не спешил.
   - Вас зовут, конечно, не Воцек, - пробурчал он наконец.
   - Конечно.
   - Тогда как же?
   - Нойман.
   Равик заранее условился об этом с  Вебером,  а  тот  предупредил  Дюрана.
Фамилия Воцек звучала слишком эксцентрично.
   - Вы немец, не так ли?
   - Да.
   - Беженец?
   - Да.
   - Сомнительно. Вы не похожи на беженца.
   - Не все беженцы евреи, - заметил Равик.
   - Зачем вы солгали на  допросе  в  участке?  Почему  назвали  вымышленную
фамилию?
   Равик пожал плечами.