ии, я ни в чем не мог
себя упрекнуть. Я выказывал Эжени Безансон только  глубокое  уважение  и
больше ничего. Втайне я чувствовал к ней  искреннюю  симпатию,  особенно
после того, как заметил происшедшую в ней перемену и боялся, что  злове-
щая туча грозит ее счастью, но не высказывал своих опасений. Бедная Эже-
ни! Я и не подозревал, что это за туча! Не подозревал, как она черна.
   Несмотря на то, что я не чувствовал за собой вины, я  очень  страдал.
Если бы Эжени Безансон была заурядной женщиной, я отнесся бы к этому бо-
лее легко. Но как перенесет боль  неразделенной  любви  это  благородное
сердце, такое пылкое и чувствительное? Какой это для нее  ужасный  удар!
Быть  может,  особенно  тяжелый  потому,  что  соперницей  оказалась  ее
собственная невольница.
   Так вот какой поверенной открыл я свою тайну! Вот кому поведал я  ис-
торию моей любви! Ах, зачем я сделал это признание? Какую боль я  причи-
нил прекрасной и несчастной девушке!
   Все эти печальные мысли осаждали меня; но были  и  другие,  не  менее
горькие, хотя они и шли из другого источника. Каковы  будут  последствия
моей откровенности? Как все это отразится на нашей участи - моей и Авро-
ры? Как поступит Эжени? Как отнесется ко мне?  И  к  Авроре,  своей  не-
вольнице?
   Она не ответила на мое признание. Ее безмолвные уста не произнесли ни
слова на прощанье. С минуту я смотрел на ее неподвижное тело. Но  Аврора
кивнула мне, чтобы я уходил, и я покинул их в полном смятении, не созна-
вая, куда иду.
   Что же будет теперь? Я с дрожью думал об этом. Гнев, вражда, месть?
   Может ли эта чистая, благородная душа питать такие чувства?
   "Нет, - думал я, - Эжени Безансон слишком добра, слишком  женственна,
она на это не способна. Могу ли я надеяться, что она пожалеет меня,  так
же как я жалею ее? Или не могу? Ведь она креолка и унаследовала  горячую
кровь своих предков. Если в ней вспыхнет ревность и жажда мести, ее бла-
годарность  может  угаснуть,  а  любовь  превратится  в  ненависть.   Ее
собственная невольница!"
   Ах, я прекрасно понимаю все значение подобных отношений, но не  сумею
вам объяснить их до конца. Вам не понять  этого  страшного  неравенства.
Представьте себе унизительный брак помещика-аристократа  с  дочерью  его
холопа или знатной дамы с ее безродным лакеем и подумайте, какое  возму-
щение, какой скандал вызовет этот редкий случай.  По  все  это  ничто  в
сравнении с отвращением и ужасом, которые вызовет  белый,  вступивший  в
законный брак с невольницей. Не важно, что у нее белая кожа,  не  важно,
что она красавица, даже такая красавица, как Аврора - тот,  кто  захочет
жениться на ней, должен увезти ее подальше от родины,  подальше  от  тех
мест, где ее знают. Взять ее в наложницы - другое дело!  Подобная  связь
простительна. Южное общество готово признать рабыню-наложницу, но  никак
не рабыню-жену: это немыслимо, чудовищно, этого общество не потерпит.
   Я знал, что умница Эжени стоит выше предрассудков своего  класса,  но
даже и от нее трудно было ожидать, что она не посчитается с  предрассуд-
ком, запрещающим жениться на рабыне. Да, надо поистине обладать  сильным
духом, чтобы сбросить с себя оковы, в которых держат  человека  воспита-
ние, привычки, обычаи, весь жизненный уклад. Несмотря на характер Эжени,
несмотря на ее привязанность к Авроре, я не мог на это надеяться.
   Аврора была ее наперсницей, ее подругой, но все же и ее рабыней!
   Я дрожал при мысли о будущем. Я дрожал, ожидая новой встречи с Эжени.
Впереди я видел лишь опасности и мрак. У меня была только одна  надежда,
одна радость - любовь Авроры!
 
   Я поднялся с постели после бессонной ночи. Быстро одевшись,  я  маши-
нально проглотил свой завтрак. Но что было делать дальше? Ехать на план-
тацию и попытаться снова увидеть Эжени? Нет, не сейчас. У меня не хвата-
ло смелости. Пусть пройдет день-другой, и тогда  я  поеду.  Быть  может,
Эжени пришлет за мной? Быть может... Во всяком случае,  лучше  переждать
несколько дней. Ах,какими долгими будут они для меня!
   Общество людей было мне невыносимо. Я избегал разговоров, хотя  заме-
тил, как и накануне, что привлекаю всеобщее внимание и, очевидно,  служу
предметом пересудов среди завсегдатаев бара и моих знакомых по  биллиар-
ду. Чтобы избежать их, я не выходил из своей  комнаты  и  пытался  убить
время за книгой.
   Но вскоре мне надоела эта жизнь отшельника, и на третье утро  я  взял
ружье и отправился в лес.
   Вскоре и шагал между рядами высоких пирамидальных кипарисов,  густая,
непроницаемая зелень которых смыкалась надо мной, закрывая небо и  солн-
це. Сумрак, царивший в лесу, отвечал моему настроению, и я  шел,  погру-
женный в свои мысли, не замечая, куда иду.
   Я не искал дичи. Я и не думал об охоте. Ружье  болталось  у  меня  за
плечом. Енот, который обычно выходит только ночью, в  этом  темном  лесу
встречается и среди дня. Я видел, как этот зверек прятал свою  добычу  в
заводи и скользил между стволами кипарисов. Я видел, как опоссум  проби-
рался пo упавшему тополю, а рыжая белка, мелькая, словно  яркий  огонек,
прыгала, распушив хвост, на высоком тюльпанном дереве. Я видел  крупного
болотного зайца, скакавшего по краю густых камышовых зарослей, и еще бо-
лее заманчивая дичь - быстрая лань дважды промелькнула передо мной, выс-
кочив из темной чащи деревьев. Попался на моем пути и дикий индюк в пыш-
ном наряде из блестящих перьев: а когда я шел по берегу речной  протоки,
мне много раз представлялся случай подстрелить голубую или белую  цаплю,
дикую утку, тонкого ибиса или длинноногого журавля. Даже сам царь  этого
пернатого царства - белоголовый орел, с громким  клекотом  летавший  над
верхушками громадных кипарисов, был не раз на выстрел от меня.
   Однако двустволка по-прежнему висела у меня за плечом, я даже ни разу
не прицелился из нее. Никакая охота не шла мне на ум и не могла  отвлечь
от мыслей, занятых тем, что было для меня важнее всего на свете -  квар-
теронкой Авророй.
 
   Глава XXXI. СОН
 
   Погруженный в свои думы и любовные мечты, я шел  наугад,  не  отдавая
себе отчета, куда и сколько времени я иду.
   Я очнулся, увидев впереди широкий просвет, и вскоре, выйдя из  тенис-
того леса, неожиданно оказался на  красивой  поляне,  залитой  солнечным
светом и усыпанной цветами. В этом диком саду, пестревшем венчиками всех
оттенков, бросались в глаза бигнонии и яркие головки диких роз.  Деревья
вокруг поляны тоже стояли все в цвету. Это были различные виды магнолий;
на некоторых крупные, похожие на лилии цветы уже сменились не менее  за-
метными ярко-красными шишками с семенами, и воздух был напоен их пряным,
но приятным ароматом. Тут же росли и другие цветущие деревья, и их  бла-
гоухание смешивалось с ароматом магнолий. Не менее интересны были и  ме-
довая акация с ее мелкими перистыми листьями и  длинными  красновато-ко-
ричневыми плодами, и виргинский лотос с  продолговатыми  янтарно-желтыми
ягодами, и своеобразная маклюра с крупными, похожими на  апельсины  око-
лоплодниками, такими же, как у многих тропических растений.
   Осень начала уже понемногу хозяйничать в лесу, и яркие мазки  ее  па-
литры проступали на листве американского лавра, сумака, персимона, ниссы
и других представителей американских лесов, которые любят  наряжаться  в
пестрые уборы, прежде чем сбросить свою листву. Кругом все  переливалось
желтым, оранжевым, красным, малиновым цветами и всевозможными их  оттен-
ками. Эти сочные краски, пылая под яркими лучами солнца, создавали  нео-
быкновенно живописную картину. Она напоминала скорее пышную  театральную
декорацию, чем живую природу.
   Несколько минут я стоял как зачарованный. На фоне  этой  природы  мои
любовные мечты как будто стали еще ярче. Если бы Аврора была здесь, если
бы она могла любоваться природой, гулять со мной по цветущей поляне, си-
деть подле меня в тени магнолий, я был бы бесконечно счастлив.  На  всей
земле не найти лучшего уголка. Вот истинный приют любви!
   Вскоре я и правда увидел влюбленную парочку: два прелестных голубка -
символ нежной любви - сидели рядышком на ветке тюльпанного дерева, и  их
бронзовые шейки вздувались, издавая нежное воркованье.
   Ах, как я завидовал этим милым созданиям! Как бы мне хотелось быть на
их месте! Быть вдвоем среди ярких цветов и сладких ароматов,  весь  день
посвящая любви, и так всю жизнь!
   Им не понравилось мое вторжение, и, заметив меня, они взмахнули  кры-
лышками и упорхнули. Вероятно, они испугались блестевшего за моим плечом
ружья. Но им ничего было бояться: я не собирался их  обижать,  не  хотел
нарушать их блаженство.
   Впрочем, нет, они меня не боялись, а  то  улетели  бы  подальше.  Они
просто вспорхнули на соседнее дерево и там, снова усевшись  рядом,  про-
должали свою нежную беседу. Занятые своей любовью, они совсем забыли обо
мне. Я подошел поближе, чтобы понаблюдать за этими хорошенькими птичками
- олицетворением преданности и любви. Я бросился на траву и смотрел, как
они трогательно целуются и воркуют. Я завидовал их счастью.
   Мои нервы были много дней в постоянном напряжении, и теперь наступила
естественная реакция: я почувствовал  страшную  усталость.  В  прогретом
солнцем воздухе было что-то усыпляющее, в нем был разлит дурманящий аро-
мат цветов. Он успокоил мою тревогу, и я крепко уснул.
 
   Я проспал, наверно, не больше часа, но за это время видел много снов.
В моем дремлющем сознании одна картина сменяла другую... Не все они были
одинаково отчетливы, но в них все время присутствовали два образа, очень
ясные, с хорошо знакомыми мне чертами: Эжени и Аврора.
   В этих снах появлялся и Гайар, и свирепый надсмотрщик, и  Сципион,  и
приятное лицо Рейгарта, и кто-то, похожий на верного Антуана. Даже  нес-
частный капитан погибшего парохода, и сама "Красавица Запада", и "Магно-
лия", и наша катастрофа - все проходило передо мной с  мучительной  чет-
костью.
   Но не все мои видения были тягостны. Некоторые,  напротив,  наполнили
меня радостью. Вдвоем с Авророй бродил я по цветущим лугам и  говорил  с
ней о нашей любви. Та самая поляна, на которой я лежал, привиделась  мне
и во сне.
   Но странно: мне снилось, будто Эжени тоже была с нами и что она  тоже
счастлива, что она дала согласие на мой брак с Авророй  и  даже  помогла
нам упрочить наше счастье.
   В этом сне Гайар был моим злым духом, он пытался отнять у меня  Авро-
ру. Мы вступили с ним в поединок, но тут мой сон внезапно оборвался...
 
   Передо мной возникла новая картина. Теперь моим злым духом была  Эже-
ни. Мне снилось, что она отвергла мою просьбу, отказалась продать  Авро-
ру. Я видел ее ревнивой, враждебной  и  мстительной.  Она  осыпала  меня
проклятиями, а мою невесту угрозами. Аврора  рыдала...  Это  было  мучи-
тельное видение.
   Картина снова изменилась. Мы с Авророй были счастливы. Она была  сво-
бодна, она стала моей, мы были женаты. Но наше счастье  омрачала  темная
туча: Эжени умерла.
   Да, умерла. Мне казалось, что я склонился над ней и взял ее за  руку.
Внезапно ее пальцы обхватили мою кисть и сжали в долгом пожатии. Ее при-
косновение было мне неприятно, и я постарался высвободиться, но не  мог.
Холодная, липкая рука крепко схватила мои пальцы, и, как ни  напрягал  я
свои силы, я не мог вырваться. Вдруг я почувствовал острую боль от  уку-
са, и в ту же минуту холодная рука разжалась и выпустила мою.
   Однако боль разбудила меня, и я невольно взглянул на свою руку, кото-
рая продолжала болеть. Да, несомненно, она была укушена, и с нее  капала
кровь!
   Ужас охватил меня, когда я услышал  рядом  громкое  "с-скр-р-р..."  -
звук, издаваемый гремучей змеей. Я оглянулся и увидел длинное,  извиваю-
щееся тело, быстро уползающее от меня в густой траве.
 
   Глава XXXII. УКУС ЗМЕИ
 
   Моя боль не была сном, кровь на руке  была  настоящей.  Теперь  я  не
спал. Меня укусила гремучая змея!
   В ужасе вскочил я на ноги. Еще не придя в себя, я  машинально  поднял
руку и выдавил кровь из ранки. На кисти был лишь небольшой  надрез,  как
от тонкого ланцета, и из него вытекло только несколько капель крови.
   Такая царапина не испугала бы и ребенка, но я, взрослый человек,  был
в смертельном страхе: я знал, что этот маленький прокол сделан  страшным
инструментом - ядовитым зубом змеи - и что через час я должен умереть!
   Первым моим побуждением было броситься за змеей и убить ее, но прежде
чем я успел опомниться, она уже скрылась из виду. Неподалеку лежал толс-
тый ствол огромного тюльпанного дерева  с  прогнившей  сердцевиной.  Без
сомнения, тут и было убежище змеи, и прежде чем я успел подбежать к  не-
му, я увидел, как ее длинное скользкое тело с ромбовидными пятнами скры-
лось в его темном отверстии. Я еще раз услышал громкое "с-скр-р-р..."  -
и змея исчезла. В ее треске слышалось торжество, словно она дразнила ме-
ня.
   Теперь я не мог ее достать, но если бы даже я убил ее, это ничуть  бы
мне не помогло. Ее смерть не остановила бы действия яда, уже  проникшего
в мою кровь. Я прекрасно знал это, но мне все же хотелось  ее  убить.  Я
был взбешен и жаждал мести.
   Но таково было лишь первое чувство. Вскоре оно перешло в  ужас.  Было
что-то жуткое в поведении и остром взгляде этой  гадины;  ее  непонятное
нападение, затем бегство и исчезновение наполнили меня темным, суеверным
страхом, словно это был перевоплотившийся злой дух.
   Несколько минут я стоял как потерянный... Но, снова почувствовав боль
от укуса и увидев на руке кровь, я пришел в себя. Надо  было  немедленно
действовать, сейчас же достать противоядие. Но какое?
   Я был полным невеждой в этой области. Ведь я  учился  в  классическом
колледже! Правда, последнее время я немного занимался ботаникой, но  ус-
пел познакомиться только с деревьями, растущими в лесу, а из них ни одно
не обладало такими целебными свойствами. О травах же, корнях или кустар-
никах, которые могли бы мне помочь, я ничего не знал. В лесу могло  быть
полно всяких средств от змеиного яда, а я умер бы,  не  воспользовавшись
ими. Да, я мог бы лежать среди  зарослей  змеиного  корня  и  умирать  в
страшных мучениях, до последнего своего вздоха не  подозревая,  что  сок
примятого мной скромного растения через несколько часов изгнал бы яд  из
моей крови и вернул бы мне жизнь и здоровье.
   Но я не стал терять времени на размышления об этих  средствах  спасе-
ния. Я думал только об одном - как можно скорее добраться до Бринджерса.
Вся моя надежда была на Рейгарта.
   Я подхватил ружье и, вновь  углубившись  в  темный  кипарисовый  лес,
нервно зашагал обратно. Я шел так быстро, как только мог, но от  пережи-
того мною ужаса, должно быть, ослабел - колени мои дрожали и ноги подка-
шивались.
   Однако я стремился вперед, не обращая внимания  на  свою  слабость  и
все, что было вокруг, и думая только, как скорей добраться до Бринджерса
и до Рейгарта.  Я  перескакивал  через  поваленные  деревья,  пробирался
сквозь заросли камыша, сквозь густой подлесок из пальметто; ветви  прег-
раждали мне путь, рвали на мне одежду, царапали лицо. Вперед, через  ти-
нистые ручейки, через вязкие болота, через топкие пруды, кишащие  отвра-
тительными тритонами и громадными лягушками, которые сопровождали каждый
мой шаг хриплым кваканьем, казавшимся мне зловещим. Вперед!
   "Но куда я иду? Где тропинка? Где мои  прежние  следы?  Тут  их  нет.
Здесь тоже нет. Великий Боже! Неужели я потерял дорогу?  Потерял!  Поте-
рял!"
   Эта мысль, как молния, сверкнула в моем мозгу. Я взволнованно  осмот-
релся по сторонам. Я внимательно оглядел землю кругом.  Я  не  видел  ни
тропинки, ни других следов, кроме тех, что я только что оставил. Никаких
признаков, напоминающих мой прежний путь! Я сбился  с  дороги.  Сомненья
нет - я заблудился!
   Меня охватила дрожь отчаяния. При мысли о близкой гибели кровь  леде-
нела в жилах. И неудивительно: если я заблудился - значит, я погиб! Дос-
таточно одного часа: за это время яд сделает свое дело.  И  меня  найдут
лишь волки да стервятники. О Боже!
   Теперь я еще яснее понял весь ужас моего положения, так как вспомнил,
что мне говорили, будто в это время года - в начале осени -  змеиный  яд
особенно опасен и действует с наибольшей быстротой. Бывали  случаи,  что
смерть наступала в течение часа.
   "Боже милостивый! - подумал я. - Через час меня уже не станет!" Я не-
вольно застонал.
   Опасность подстегнула меня, и я снова бросился на поиски. Я  повернул
назад и пошел по своим следам; это лучшее, что я мог  сделать,  так  как
под темным сводом леса не было никакого просвета, который указал бы мне,
что я приближаюсь к плантации. Я не видел ни клочка голубого неба, пред-
вещавшего близость лесной опушки, такой желанной  для  заблудившегося  в
лесу. Даже небо над моей головой было скрыто словно  темной  завесой,  и
когда я обращался к нему с молитвой, глаза  мои  видели  только  густую,
мрачную зелень кипарисов, с которых свисала траурная бахрома  испанского
мха.
   Мне оставалось либо идти обратно и  попробовать  отыскать  потерянную
тропинку, либо идти вперед, положившись на волю случая.
   Я выбрал первое. Снова я продирался сквозь заросли  камыша  и  густой
подлесок, снова переходил вброд топкие протоки и увязал в илистых  боло-
тах.
   Но не прошел я назад и ста ярдов, как опять начал сомневаться. Я  вы-
шел на более высокое и сухое место, где не отпечатались мои следы, и  не
знал, куда идти. Я бросался то туда, то сюда, но не находил своего преж-
него пути. Я растерялся и окончательно запутался. Увы, я снова заблудил-
ся!
   Заблудиться в лесу при обыкновенных обстоятельствах было  бы  не  так
страшно; проблуждать час-другой, даже  провести  ночь  под  деревом,  не
подкрепившись на сон грядущий, это не испугало бы меня. Но теперь я  был
в совершенно ином положении, и мысль об этом не давала мне покоя.  Скоро
яд отравит мою кровь. Казалось, что я уже чувствую, как он растекается у
меня по жилам.
   Надо бороться, надо искать выход! Я снова бросился вперед, теперь  уж
наудачу. Я пытался идти все прямо, но тщетно. Толстые стволы хвойных де-
ревьев вставали на моем пути, и мне приходилось все время  обходить  их,
так что скоро я снова потерял направление. Но я все шел, то устало пере-
бираясь через ручьи, то увязая в болотах, то перелезая через  поваленные
деревья. По пути я вспугивал тысячи обитателей  дремучего  леса,  и  они
провожали меня разноголосым криком. Пронзительно пищала цапля; ухала бо-
лотная сова; громадные лягушки громко квакали; отвратительный  аллигатор
ревел, раскрывая свою длинную пасть, и сердито уползал  с  моей  дороги;
порой мне казалось, что он вот-вот повернется и бросится на меня.
   "Ура! Я вижу свет! Вон небо!"
   Пока только маленькое голубое пятнышко - круглое пятнышко  не  больше
тарелки. Но вы не можете себе представить, как я обрадовался  этому  ма-
ленькому просвету! Он был для меня тем же, чем маяк  для  заблудившегося
моряка.
   Там, должно быть, опушка леса! Да, сквозь деревья уже  проникал  сол-
нечный свет, и постепенно лес все расступался передо  мною.  Несомненно,
впереди - плантации. Выйдя из лесу, я быстро пересеку поля и доберусь до
селения. Тогда я спасен! Рейгарт, наверно, знает, как бороться с ядом, и
даст мне нужное лекарство.
   С бьющимся сердцем, напрягая зрение, я спешил  к  светлой  прогалине.
Голубое пятно становилось все больше, появились новые просветы, лес ста-
новился все реже, я уже был недалеко от опушки.
   С каждым шагом почва становилась суше и  тверже,  а  деревья  меньше.
Причудливо разросшиеся корни кипарисов теперь не мешали мне быстро  дви-
гаться вперед. Я шел среди тюльпанных деревьев, кизила и  магнолий.  Де-
ревья росли не так часто, их зелень была светлее, а тень не  такая  гус-
тая. И вот наконец я миновал последние заросли подлеска и вышел на  сол-
нечную поляну.
   Горестный крик сорвался с моих губ, крик отчаяния.  Я  вышел  к  тому
месту, откуда ушел, - я снова очутился на той же поляне!
   Теперь я уже не пыталс