цели мне  понадобились
деньги, это ничего бы не изменило. Он отказал бы мне с той  же  холодной
улыбкой, даже если бы от его ответа зависела моя жизнь.
   Стоит ли передавать во всех подробностях наш разговор? Он был  доста-
точно краток. Мне с вежливой улыбкой сообщили, что письмо еще не получе-
но. А когда я заикнулся о займе, со мной не стали  церемониться.  Добро-
душная улыбка мигом сошла с кирпичной физиономии Брауна. "Нет, так  дела
не делаются. К сожалению, ничем не могу помочь". И это все! По его  тону
я понял, что беседа окончена. Я мог бы умолять. Мог бы открыть ему,  для
чего мне нужны деньги, но лицо Брауна не  располагало  к  откровенности.
Впрочем, это и к лучшему. Браун только посмеялся бы над  моей  сердечной
тайной, и сегодня же весь город смаковал бы за чашкой чая забавную исто-
рию.
   Но, так или иначе, письмо не пришло, и Браун отказался  ссудить  меня
нужной суммой.
   Надежды мои рухнули, и я с отчаянием в душе поспешил обратно в отель.

   Глава LIII. ЭЖЕН Д'ОТВИЛЬ
 
   Весь остаток дня я потратил на розыски Авроры. Но мне ничего не  уда-
лось узнать о ней, даже приехала ли она в город.
   Я заглянул в бараки, где временно поместили негров, но там Авроры то-
же не оказалось. Ее либо еще не привезли, либо устроили в другом  месте.
Никто ее не видел, никто о ней ничего не знал.
   Разочарованный и усталый  от  бесплодной  беготни  по  раскаленным  и
пыльным улицам, я возвратился в свой отель.
   Я ждал вечера. Ждал Эжена д'Отвиля - так звали моего нового  знакомо-
го.
   Этот молодой человек меня сильно заинтересовал. Наша короткая встреча
пробудила во мне удивительное чувство доверия. Он доказал мне свое  дру-
жеское расположение и поразил знанием жизни. Несмотря на свою молодость,
он представлялся мне человеком необыкновенно проницательным. И мне поче-
му-то казалось, что он придет мне на помощь. Не было ничего удивительно-
го в том, что он так молод и вместе с тем многоопытен:  американцы  рано
развиваются, особенно уроженцы Нового Орлеана. В пятнадцать лет креол  -
уже взрослый мужчина. И, конечно, д'Отвиль - по-видимому, мой  сверстник
- знал жизнь неизмеримо лучше, чем знал ее я, чья юность прошла в стенах
старинного колледжа.
   Тайное предчувствие подсказывало мне, что он хочет и  может  мне  по-
мочь. Как? - спросите вы. - Ссудив мне нужную сумму?
   Нет! У меня сложилось впечатление, что у него самого совсем  нет  или
очень мало денег - слишком мало, чтобы выручить меня. Иначе на мой  воп-
рос, где найти его в Новом Орлеане, он не дал бы такого ответа. Что-то в
его интонации говорило мне, что он остался не только без средств, но да-
же без крова. Может быть, это уволенный клерк, решил я, или  бедный  ху-
дожник. Одет он, правда, хорошо, даже изысканно, но одежда ровно  ничего
не значит, тем более на пароходах, курсирующих по Миссисипи.
   Итак, я нисколько не обольщался на его счет, и все  же,  как  это  ни
странно, мне казалось, что он может выручить меня. И  мне  не  терпелось
сделать его поверенным своей тайны - тайны своей любви, своих мучений.
   Быть может, не только это побуждало меня открыться ему.
   Тот, кто сам испытал горе, знает, какое облегчение приносит искреннее
слово участия. Дружеское участие целительно и сладко. Как бальзам, смяг-
чает душевную боль добрый совет друга.
   Слишком долго таил я свою печаль и теперь жаждал  излить  кому-нибудь
душу. Кто в чужой стране разделит горе иностранца? Я  не  посмел  ничего
сказать даже доброму Рейгарту. Кроме самой Авроры, одной  только  Эжени,
бедной Эжени была известна моя тайна. Но лучше бы она не знала ее!
   Теперь я решил облегчить свое сердце, доверившись юному Эжену, -  ка-
кое странное совпадение! Может быть, беседа с ним  хоть  немного  утешит
меня, хоть немного облегчит мое сердце.
   Я ждал вечера. Вечером обещал он прийти. Ждал с нетерпением, не сводя
глаз со стрелки часов и негодуя на маятник, неторопливо  отбивающий  се-
кунды.
   Д'Отвиль не обманул меня. Наконец он пришел, Я услышал его  серебрис-
тый голос... вот и он сам передо мной.
   Когда он вошел в комнату, меня  снова  поразили  его  печальный  вид,
бледность и сходство с кем-то, кого я знал раньше.
   В комнате было душно и жарко. Лето медлило уходить. Я предложил  про-
гуляться. Беседовать можно и на открытом воздухе, а  ярко  сиявшая  луна
осветит нам путь.
   Когда мы выходили из отеля, я протянул своему гостю портсигар. Но  он
отказался от сигары, заявив, что не курит.
   "Удивительно! - подумал я. - Креолы все,  как  правило,  заядлые  ку-
рильщики. Еще одна странность в характере моего нового приятеля!"
   Мы прошли пo рю Рояль и свернули по Кэнел-стрит в сторону болота. По-
том пересекли рю де Рампар и вскоре очутились за чертой города.
   Впереди показались какие-то строения, но не дома - во всяком  случае,
не жилища живых. Бесчисленные купола с крестами, разбитые  колонны,  бе-
левшие в свете луны памятники свидетельствовали о том,  что  перед  нами
город мертвых. Это было знаменитое  новоорлеанское  кладбище,  то  самое
кладбище, где покойников-бедняков топят в жидкой  грязи,  а  богатеев  -
что, впрочем, вряд ли лучше - провяливают в горячем песке.
   Ворота были отворены. Мрачная торжественность этого места манила  ме-
ня, она гармонировала с моим настроением. Спутник мой не возражал, и  мы
вошли.
   Долго бродили мы среди могильных плит, статуй, памятников,  миниатюр-
ных часовенок, колонн, обелисков, саркофагов, высеченных из белоснежного
мрамора, огибали свеженасыпанные холмики, говорившие о недавней утрате и
недавнем горе, и старые могилы, украшенные свежими цветами -  символ  не
увядшей еще любви и привязанности, - и наконец уселись на  замшелую  мо-
гильную плиту, над которой печально раскачивала длинные свои ветви вави-
лонская ива.
 
   Глава LIV. УЧАСТИЕ ВЗАМЕН ЛЮБВИ
 
   По дороге мы говорили о самых незначительных предметах: о моей встре-
че с шулерами на пароходе, об "охотниках" Нового Орлеана, о лунной ночи.
   Пока мы не забрели на кладбище, пока не уселись  рядом  на  могильной
плите, я молчал о том, что владело  всеми  моими  помыслами.  Но  теперь
пришло время открыться, и полчаса спустя Эжен д'Отвиль уже знал  историю
моей любви. Я поведал ему все, что произошло со мной,  начиная  с  моего
отъезда из Нового Орлеана и вплоть до нашей встречи на пароходе. Подроб-
но рассказал о своей беседе с банкиром Брауном и о долгих  и  бесплодных
поисках Авроры.
   Он терпеливо выслушал мою исповедь до конца  и  прервал  меня  только
один раз, когда я стал описывать мое объяснение с Эжени и  драматическую
развязку этой сцены. Мой рассказ, видимо, не только сильно заинтересовал
его, но и глубоко тронул. Я слышал, как он всхлипывал, видел  при  свете
луны его залитое слезами лицо.
   "Великодушный юноша, - думал я. - Как близко принимает  он  к  сердцу
горе совершенно чужого ему человека!"
   - Несчастная Эжени! - прошептал он. - Неужели вам ее не жаль?
   - Не жаль! Ах, мсье, вы не представляете себе, как я ее жалею! Никог-
да эта сцена не изгладится из моей памяти! С какой радостью я  предложил
бы Эжени свое сочувствие, дружбу, принес бы любую жертву,  если  бы  они
могли что-нибудь возместить и что-нибудь поправить! Одно только не в мо-
ей власти - дать ей свою любовь. Всей душой сокрушаюсь я об этой  благо-
родной девушке, мсье д'Отвиль. И я отдал бы все, лишь бы залечить  рану,
которую нанес невольно. Но она, конечно, забудет свою несчастную страсть
и со временем...
   - О нет, никогда! Никогда! - прервал д'Отвиль с горячностью,  которая
поразила меня.
   - Но почему вы так думаете?
   - Почему? Потому что знаю по собственному опыту. Хоть я и  молод,  но
пережил уже нечто подобное... Бедная Эжени! Такие раны не  залечиваются.
Она никогда не оправится! Никогда!
   - Бедняжка! Мне жаль ее, жаль ото всей души.
   - Тогда почему бы вам не разыскать ее и не сказать ей об этом?
   - Зачем? - спросил я, несколько удивленный подобным предложением
   - Быть может, ваше сочувствие хоть немного утешило бы ее.
   - Что вы! Напротив. Мне кажется, это было бы жестоко.
   - Вы ошибаетесь, мсье. Неразделенную  любовь  легче  перенести,  если
встречаешь теплое участие. Ведь сердце исходит кровью, натолкнувшись  на
высокомерное презрение и злорадную жестокость. Для ран  любви  дружеское
участие - подлинный бальзам. Поверьте мне! Я чувствую, я знаю,  что  это
так.
   Последние слова он произнес с убежденностью,  показавшейся  мне  даже
несколько странной.
   "Загадочный юноша! - подумал я.  -  Такой  нежный,  чувствительный  и
вместе с тем так искушен!"
   Мне представлялось, что я разговариваю с существом высшего порядка  -
человеком выдающегося ума, который все видит и все понимает.
   Его взгляды были мне внове и противоречили общепринятому  мнению,  но
впоследствии я убедился в их справедливости.
   - Если бы я мог рассчитывать, что мое дружеское участие будет приятно
Эжени, я попытался бы разыскать ее, предложить ей...
   - Это вы еще успеете сделать, - перебил д'Отвиль, - а  сейчас  у  вас
есть другое дело, не терпящее отлагательства. Вы намерены выкупить квар-
теронку?
   - Намеревался еще сегодня утром. Увы, теперь исчезла и  эта  надежда!
Выкупить ее не в моей власти.
   - Сколько денег соблаговолили оставить вам шулеры?
   - Немногим более ста долларов.
   - Да, этого недостаточно. Судя по вашему описанию, за нее дадут в де-
сять раз больше. Как досадно, что я не богаче вас! У меня не наберется и
ста долларов. Как все это, право, печально!
   Д'Отвиль сжал голову руками и несколько секунд сидел молча, в  глубо-
ком раздумье. Глядя на него, я невольно проникся убеждением, что он иск-
ренне сочувствует моему горю и ищет способа помочь мне.
   - А если ей не удастся? - пробормотал он про себя, но настолько гром-
ко, что я расслышал. - Если она не найдет бумаг,  тогда  и  она  жестоко
поплатится. Это рискованно! Может быть, лучше не пробовать?..
   - Сударь, о чем это вы? - перебил я его.
   - Ax, да... Простите! Я думал об одном деле... Но не важно. Не  лучше
ли нам вернуться? Мне холодно. Я озяб среди этих мрачных могильных  плит
и памятников.
   Вид у него был смущенный, словно он невольно высказал вслух свои  за-
таенные мысли.
   Хотя меня и удивили его слова, я не счел возможным требовать объясне-
ния и молча поднялся. Я совсем пал духом. Видимо, он не в силах мне  по-
мочь.
   И тут у меня вдруг мелькнула мысль, сулившая надежду, вернее - слабый
отблеск надежды. Я поделился ею со своим спутником.
   - У меня есть эти сто долларов, - сказал я. - Для покупки Авроры  это
все равно что ничего. Не попытать ли  мне  счастья  за  зеленым  столом?
Все-таки какой-то шанс.
   - Боюсь, это бесполезно. Вы проиграете, как уже проиграли.
   - Это еще неизвестно. У меня столько же шансов проиграть, как и выиг-
рать. Совершенно необязательно садиться играть с профессиональными  кар-
тежниками, как на пароходе. В Новом Орлеане  достаточно  игорных  домов,
где процветает чистый азарт: фараон, кости, лото, рулетка - выбор  бога-
тый. Счастье здесь зависит от того, как ляжет карта или упадет кость.  А
это дело случая. Ну как, сударь? Что вы мне посоветуете?
   - Вы правы, - ответил он. - Здесь все зависит от удачи. И можно наде-
яться на выигрыш. Если даже вы проиграете, это ничего не изменит в отно-
шении завтрашнего дня. Зато если выиграете...
   - Вот-вот!.. Если я выиграю...
   - В таком случае, нельзя медлить ни минуты. Уже поздно. Игорные  дома
давно открыты. Игра сейчас в самом разгаре. Пойдемте!
   - Вы пойдете со мной? Благодарю, д'Отвиль! Благодарю!
   И мы торопливо зашагали по дорожке, ведущей к выходу,  и,  очутившись
за воротами кладбища, повернули к городу.
   Мы направились к тому самому месту, откуда начали свою прогулку, -  к
рю Сен-Луи, ибо по соседству с ней сосредоточены крупнейшие игорные при-
тоны Нового Орлеана.
   Разыскать их было нетрудно: в ту пору им не  приходилось  скрываться.
Страсть к азартным играм, унаследованная креолами от основателей города,
была слишком распространена, чтобы полиция могла с ней бороться. Муници-
пальные власти американского квартала, правда, предприняли кое-какие ша-
ги для пресечения этого зла, но законы их не распространялись по ту сто-
рону Кэнел-стрит, а у креольской полиции были  на  сей  счет  совершенно
другие взгляды и другие инструкции. Во французском  предместье  азартная
игра не почиталась преступлением, игорные дома содержались открыто  и  с
благословения властей.
   Проходя по рю Конти, или Сен-Луи, или по рю Бурбон, вы  не  преминули
бы заметить большие позолоченные фонари с надписями: "Фараон",  "Крапе",
"Лото" или "Рулетка" - диковинные слова для непосвященных, но хорошо по-
нятные тем, на чьей обязанности лежало следить  за  порядком  на  улицах
"Первого муниципалитета". Скоро мы очутились перед входом в одно из  та-
ких заведений, фонарь которого недвусмысленно оповещал, что здесь играют
в фараон.
   Этот притон попался нам первым, и мы без колебаний вошли туда.
   Когда мы  поднялись  по  широкой  лестнице,  нас  остановил  какой-то
субъект в бакенбардах, не то швейцар, не то слуга. Я ожидал, что он пот-
ребует с нас плату за вход. Но я ошибся: вход был свободный. Нас остано-
вили, чтобы отобрать оружие, а взамен выдали квитанции, по которым, ухо-
дя, мы могли получить его обратно. Швейцар вставлял отобранное оружие  в
гнезда специально для этого предназначенной полки в углу прихожей и, су-
дя по количеству торчащих пистолетных прикладов, черенков охотничьих но-
жей и рукоятей кинжалов, успел обезоружить уже немало народу.
   Вся эта процедура весьма напоминала знакомую всем  картину  сдачи  на
хранение зонтов и тросточек в гардеробе музея или галереи. Впрочем, бла-
годаря этой разумной  предосторожности  удавалось  предотвратить  немало
кровопролитий за игорным столом.
   Мы отдали свое оружие: я - пару пистолетов, а мой спутник - маленький
серебряный кинжал. На них наклеили этикетки,  дубликаты  которых  выдали
нам на руки, после чего нас наконец допустили в зал.
 
   Глава LV. ОБ ИГРАХ И АЗАРТЕ
 
   Страсть к игре широко распространена.  Каждая  нация  в  большей  или
меньшей степени подвержена ей, и каждый народ, цивилизованный или дикий,
играет в свою игру, будь то вист и криббидж в фешенебельных клубах  Лон-
дона или "орлянка" и "чет и нечет" в пустынных прериях.
   Добродетельная Англия почитает себя  свободной  от  этого  порока.  И
брюзжащий путешественник-англичанин не прочь кинуть камешек в огород со-
седа. Французов, немцев, испанцев, мексиканцев - всех поочередно обвиня-
ет он в чрезмерном пристрастии к азартным играм. Но это лицемерие и хан-
жество! В добродетельной Англии азарт процветает сильнее,  чем  в  любой
другой стране. Я не говорю уж о картежной игре в окрестностях Пикадилли.
Поезжайте-ка в Эпсом на скачки в день дерби - там вы  получите  истинное
представление о масштабах азартных игр в Англии, потому  что  иначе  как
азартом, и притом азартом самого низкого пошиба, это  зрелище  не  назо-
вешь. Пусть не толкуют о благородном спорте, о  любви  к  лошадям,  этим
прекраснейшим из всех животных. Вздор! Какое уж там благородство!  Могут
ли испитые, обшарпанные плуты, которые тысячами и десятками тысяч стека-
ются на скачки в сопровождении распутных своих  подруг,  иметь  какое-то
понятие о красоте и благородстве! Из всех  живых  существ  на  ипподроме
благородна одна только лошадь, и нет ничего более подлого, чем  то,  что
ее окружает.
   Нет, добродетельная Англия! Не тебе служить в этом примером для  дру-
гих наций. И ты не без греха, что бы ты ни утверждала. Ни у одного наро-
да, смею уверить, нет такого полчища азартных игроков, как у тебя, и как
бы ни был благороден скаковой спорт, твои игроки - самая жалкая, пресмы-
кающаяся и гнусная разновидность игроков из всех существующих на  свете.
Есть что-то донельзя низменное в нравах и повадках с виду вечно голодных
стервятников, которые с продранными локтями и в стоптанных башмаках мая-
чат на углах Ковентри-стрит и Хей-маркета, шныряя из кабака  к  букмеке-
ру25 и от букмекера в кабак. По сравнению с ними смелый  игрок  в  кости
представляется почти благородной личностью. Беспечный испанец,  вытряхи-
вающий свои последние унции золота ради одного броска костей, или мекси-
канский игрок в монте, ставящий на карту  золотые  дублоны,  в  какой-то
степени облагорожены  смелостью  и  риском.  У  них  азарт  -  подлинная
страсть, их привлекают сильные ощущения: но Браун, и Смит,  и  Джонс  не
вправе ссылаться на страсть - у них нет за душой даже этого.
   Из всех профессиональных игроков картежники  Миссисипи,  быть  может,
наиболее красочны. Я уже говорил об их изысканной манере одеваться,  но,
помимо этого, в них несомненно есть что-то  от  подлинного  джентльмена,
что-то рыцарское в характере, отличающее их от прочих  их  собратьев.  В
пору моей бурной юности иные из этих господ удостаивали меня своим  зна-
комством, и я считаю долгом замолвить за них словечко.  Кое-кто  из  них
блистал высокими добродетелями, впрочем не вполне отвечающими требовани-
ям пуританской морали.  Другие  отличались  великодушным  и  благородным
сердцем, способны были на самые прекрасные поступки и хотя попрали зако-
ны общества, но не попрали законов человеческой природы и умели отстоять
свою честь от любых посягательств. Конечно, встречались и другие, подоб-
ные Чорли и Хэтчерам, которые не соответствуют моему  описанию,  но  мне
кажется, что они скорее исключение, чем правило.
   Несколько слов об американских играх. Подлинно национальной игрой Со-
единенных Штатов, безусловно, являются выборы. Местные выборы или выборы
в представительные учреждения штатов дают  не  меньше  возможностей  для
заключения пари, чем скачки в Англии, а избрание президента, раз в четы-
ре года, по праву можно назвать американским  днем  дерби.  Трудно  себе
представить, какие огромные суммы переходят тогда из рук в руки и  какое
несметное число пари заключается в эти дни. Если бы на этот счет сущест-
вовала статистика, данные ее удивили бы даже самых "просвещенных"  граж-
дан Соединенных Штатов. Иностранцу не понять ажиотажа, которым сопровож-
даются выборы во всех уголках страны. Да это и трудно объяснить в  госу-
дарстве, где люди, в общем, знают, что успех или провал того  или  иного
кандидата мало отразится на их  собственном  материальном  благополучии.
Правда, дух соперничества между членами победившей партии в какой-то ме-
ре объясняет интерес к результатам, но все же не целиком. Мне лично  ка-
жется, что возбуждение вызывается главным образом азартом.  Чуть  ли  не
каждый второй человек, с которым я встречался, заключал  пари  на  исход
президентских выборов, и даже не одно, а множество.
   Словом, выборы - это подлинная национальная игра американцев, которой
с одинаковой страстью предаются и в верхах и в низах, и богатые  и  бед-
ные.
   Держать пари о результатах выборов не считается  зазорным.  Выборы  к
азартным играм не причисляются. Для этого существует немало других самых
разнообразных игр, где дело  решают  карты.  Кости  и  биллиард  тоже  в
большом ходу, особенно последний. Почти в каждой  деревушке  Соединенных
Штатов, особенно на Юге и Западе, вы найдете биллиардный стол,  а  то  и
два, а среди американцев встретите поистине замечательных игроков. Крео-
лы Луизианы, можно сказать, стяжали в биллиарде пальму первенства.
   Кегли тоже очень распространены, и  даже  самый  захудалый  городишко
имеет свой кегельбан. Но и биллиард и кегли, в сущности, не азартные иг-
ры: первая - скорее развлечение, а вторая - вид спорта. Карты и кости  -
вот подлинное оружие любителей азарта; карты в  первую  очередь.  Помимо
английских виста и криббиджа, а также франнузских игр "двадцать одно"  и
"красное и черное", американцы играют в покер, юкр, "семерку" и множест-
во других игр. В Новом Орлеане среди креолов пользуется  особой  любовью
игра в ко