я вернулся, шатаясь, в каюту, а из нее прошел через другую  дверь
в общий салон.
   Здесь я остановился и огляделся вокруг. Вся передняя часть судна была
окутана дымом, и в салон врывался горячий, обжигающий пар. Боясь, что он
настигнет меня, я бросился на корму, которая, к счастью, была обращена к
ветру, сдувавшему с нее опасный пар.
   Машина теперь умолкла, колеса не вращались, выпускная труба перестала
пыхтеть, но вместо этого шума слышались другие ужасные звуки. Крики, ру-
гань, проклятия мужчин, пронзительные вопли женщин, стоны раненых с ниж-
ней палубы, мольбы о помощи сброшенных в воду и тонущих людей - все сли-
валось в отчаянный вопль. Как он был не похож на тот ликующий крик,  ко-
торый только что звучал на устах тех же людей!
   Дым и пар скоро начали рассеиваться, и я мог разглядеть, что делается
на носу парохода. Там был полный хаос.  Курительная  комната,  буфет  со
всем его содержимым, передний тент и правая сторона рулевой рубки совсем
исчезли, как будто под ними взорвалась мина, а высокие  трубы  опрокину-
лись и лежали на палубе. С первого взгляда я понял, что капитан, рулевой
и все, кто находился в этой части парохода, погибли.
   Эти мысли мгновенно пронеслись у меня в голове, и я не  стал  на  них
задерживаться. Я чувствовал, что остался цел и невредим, и  моим  первым
естественным побуждением было постараться спасти свою жизнь. Я  сохранил
присутствие духа и понимал, что второго взрыва быть не может, но  видел,
что пароход серьезно поврежден и сильно накренился набок.  Долго  ли  он
продержится на воде?
   Не успел я задать себе этот вопрос, как тотчас же получил ответ.  Ря-
дом послышался отчаянный крик:
   - О Боже! Мы тонем! Тонем!..
   Вслед за ним раздался другой крик: "Пожар!" - и в ту же минуту  длин-
ные языки пламени вырвались из глубины судна и взметнулись высоко вверх,
до самого штормового мостика. Было ясно, что судно недолго  будет  нашим
убежищем: нам предстояло либо сгореть на нем, либо пойти с ним ко дну.
   Все мысли оставшихся в живых устремились к "Магнолии". Я тоже посмот-
рел ей вслед и увидел, что она дала задний ход и прилагает  все  усилия,
чтобы скорей повернуть обратно: однако она уже была от нас на расстоянии
нескольких сот ярдов. Когда наш пароход собирался пристать к Бринджерсу,
он повернул в сторону от "Магнолии", и хотя в момент катастрофы они сто-
яли на одной линии, их разделяла широкая полоса воды. Теперь  "Магнолия"
находилась от нас за добрую четверть мили, и было ясно, что пройдет  не-
мало времени, пока она приблизится к нам. Сможет ли искалеченная "Краса-
вица" продержаться это время на воде?
   С первого взгляда я убедился, что нет. Я чувствовал, как палуба опус-
кается подо мной все ниже и ниже, а пламя уже угрожало ее корме;  огнен-
ные языки лизали деревянную отделку роскошного салона, и она вспыхивала,
как солома. Нельзя было терять ни минуты! Оставалось  либо  самому  бро-
ситься в воду, либо пойти ко дну вместе с судном,  либо  сгореть.  Иного
выхода не было.
   Вы, вероятно, думаете, что я был смертельно испуган. Однако вы ошиба-
етесь. Я совсем не боялся за свою жизнь. И не потому, что отличался нео-
быкновенной храбростью, а потому, что надеялся на  свои  силы.  Довольно
беспечный по натуре, я никогда не был фаталистом. Мне не  раз  случалось
спасаться от смерти благодаря присутствию духа, сильной воле и  находчи-
вости. Поэтому я не был суеверным, не верил в судьбу и не  полагался  на
авось, и если не ленился, то принимал необходимые меры предосторожности,
чтобы избежать опасности.
   Именно так я и поступил на этот раз. В  моем  чемодане  лежало  очень
простое приспособление, которое я обычно вожу с собой: спасательный  по-
яс. Я всегда держу его сверху, под рукой. Требуется  не  больше  минуты,
чтобы надеть его, а в нем я не боялся утонуть в самой широкой реке и да-
же в море. Уверенность в этом, а вовсе не исключительная храбрость  при-
давала мне спокойствие.
   Я побежал обратно в свою каюту, открыл чемодан и  через  секунду  уже
держал в руках пробковый пояс. Еще секунда - и я надел его через  голову
и прочно завязал шнурки.
   Надев пояс, я остался в каюте и решил не выходить из нее, пока  судно
не накренится еще ближе к воде. Оно погружалось очень быстро,  и  я  был
уверен, что мне недолго придется ждать. Дверь, ведущую в салон, я  запер
на ключ, а другую оставил приоткрытой, но крепко держал ее за ручку.
   Я недаром прятался в каюте: мне не хотелось попадаться на глаза охва-
ченным паникой пассажирам, которые, не помня себя, метались по палубе, -
я боялся их гораздо больше, чем реки. Я знал, что стоит им увидеть  спа-
сательный пояс, как они тотчас окружат меня, и тогда у меня не останется
никакой надежды на спасение: десятки несчастных бросятся за мной в воду,
будут цепляться за меня со всех сторон и потащат за собой на дно.
   Я знал это и, крепко придерживая дверь, стоял и молча смотрел в щель.

   Глава XIII. Я РАНЕН
 
   Не прошло и нескольких минут, как перед моей дверью остановились  ка-
кие-то люди и я услышал знакомые голоса.
   Взглянув в щель, я тотчас узнал их: это были молодая креолка и ее уп-
равляющий.
   Нельзя сказать, что они вели связный разговор, - это были лишь  отры-
вочные восклицания смертельно испуганных людей. Старик собрал  несколько
стульев и трясущимися руками пытался связать их  вместе,  чтобы  сделать
какое-то подобие плота. Вместо веревки у него был носовой платок и  нес-
колько шелковых лент, которые его хозяйка сорвала со своего платья. Если
бы ему и удалось связать плот, он, пожалуй, не выдержал бы и кошки.  Это
была жалкая попытка тонущего человека схватиться за соломинку. С первого
взгляда я понял, что такой плот и  на  минуту  не  отсрочит  их  гибели.
Стулья были из тяжелого палисандрового дерева и, вероятно, пошли  бы  ко
дну от собственной тяжести.
   Эта сцена привела меня в смятение. Она разбудила во мне самые  проти-
воречивые чувства. Передо мной стоял выбор - спасать  себя  или  оказать
помощь ближнему. Если бы я не надеялся при этом сберечь  и  свою  жизнь,
боюсь, что я послушался бы инстинкта самосохранения.
   Но, как я уже говорил, за себя я не боялся, и передо мной стоял  лишь
вопрос: удастся ли мне, не рискуя собой, спасти жизнь  и  этой  даме?  Я
быстро все обдумал. Спасательный пояс был очень мал, он не мог выдержать
нас обоих. Что, если я отдам его ей, а сам поплыву рядом? Я мог бы иног-
да браться за него - мне этого достаточно, чтобы долго  продержаться  на
воде. Ведь я хороший пловец. Далеко ли до берега?
   Я посмотрел в ту сторону. Пылающее судно бросало вокруг яркий свет  и
далеко освещало реку. Я ясно видел темный берег. До него было не  меньше
четверти мили, да еще предстояло одолеть сильное течение.
   "Конечно, я доплыву до берега, - подумал я. - И будь что будет,  а  я
попытаюсь спасти ее".
   Не скрою, что у меня были и другие соображения, когда я составил этот
план. Должен сознаться, что к благородным  побуждениям  примешивалось  и
желание разыграть перед ней героя. Будь Эжени Безансон не молода и  кра-
сива, а стара и безобразна, пожалуй... боюсь, что я оставил бы ее на по-
печение Антуана с его плотом из стульев. Так или иначе, а я  решился,  и
мне было некогда раздумывать, из каких побуждений.
   - Мадемуазель Безансон! - позвал я из-за двери.
   - Кто-то зовет меня! - воскликнула она, быстро оборачиваясь.  -  Боже
мой! Кто здесь?
   - Сударыня, я хочу...
   - Проклятие! - сердито пробормотал старик, когда увидел меня: он  ре-
шил, что я хочу завладеть его плотом. - Проклятие! Плот не выдержит дво-
их, сударь.
   - Он не выдержит и одного, - возразил я. - Сударыня, -  продолжал  я,
обращаясь к его хозяйке, - эти стулья не спасут вас, а  скорее  потопят.
Вот, возьмите. Это спасет вам жизнь. - Тут я снял и протянул  ей  спаса-
тельный пояс.
   - Что это? - быстро спросила она, но сразу все поняла и  воскликнула:
- Нет, нет, нет! Что вы, сударь! Спасайте себя! Себя!
   - Я надеюсь доплыть до берега и без пояса.  Наденьте  его,  сударыня!
Скорей! Скорей! Время не ждет. Через несколько  минут  судно  пойдет  ко
дну. "Магнолия" еще далеко, к тому же она побоится  подойти  вплотную  к
горящему судну. Смотрите, какое пламя! Огонь приближается к нам...  Ско-
рей! Позвольте завязать вам пояс.
   - Боже! Боже! Благородный незнакомец...
   - Ни слова больше! Вот так... Готово! Теперь прыгайте в воду! Не бой-
тесь! Прыгайте и держитесь подальше от судна. Вперед! Я прыгну вслед  за
вами и помогу вам. Скорей!
   Испуганная девушка послушалась моих настойчивых уговоров и прыгнула в
воду. В следующую секунду я увидел, как она  показалась  на  поверхности
реки: ее светлое платье выделялось на темном фоне воды.
   Тут я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. Я обернулся: это
был Антуан.
   - Простите меня, благородный юноша! Простите меня! - воскликнул он, и
слезы потекли у него по щекам.
   Я не успел ответить ему, как увидел, что какой-то человек бросился  к
борту, с которого только что спрыгнула креолка. Он пристально смотрел на
нее и, наверно, заметил спасательный пояс. Его намерения были  ясны  для
меня. Он уже собирался прыгнуть в воду, когда я подбежал к нему. Я схва-
тил его за ворот и оттащил назад. Тут пламя осветило его лицо, и я узнал
наглого молодчика, который предлагал мне держать пари.
   - Не спешите, сэр, - сказал я ему, все еще крепко держа его за ворот.
   В ответ он выкрикнул страшное проклятие, и в ту же секунду в его под-
нятой руке сверкнул охотничий нож. Он выхватил его так неожиданно, что я
не успел увернуться и почувствовал, как холодная сталь вонзилась  мне  в
руку. Однако удар был не смертелен, и прежде чем  негодяй  успел  замах-
нуться второй раз, я, как говорят боксеры, двинул его по скуле так,  что
он перелетел через стулья, а нож выпал из его руки. Я поднял нож  и  се-
кунду колебался, не отомстить ли этому  головорезу,  однако  мои  лучшие
чувства взяли верх, и я выбросил нож за борт.
   Не теряя времени, я и сам прыгнул в воду. Пламя уже охватило  рулевую
рубку, у которой мы стояли, и жара становилась невыносимой. Бросив  пос-
ледний взгляд на судно, я увидел, что Антуан  и  мой  противник  дерутся
среди стульев.
   Белое платье служило мне путеводным ориентиром, и я поплыл за ним.
   Течение уже отнесло девушку довольно далеко от тонувшего судна.
   Я быстро сбросил в воде пиджак и башмаки, а так как  был  одет  очень
легко, то остальная одежда не стесняла моих движений.  Сделав  несколько
взмахов, я поплыл совершенно свободно вниз по течению, следуя  за  белым
платьем. Иногда я поднимал голову над водой и оглядывался назад.  Я  еще
опасался, как бы тот негодяй не поплыл вслед за нами, и готов  был  сра-
зиться с ним в воде.
   Через несколько минут я оказался уже возле моей подопечной.
   Сказав ей несколько ободряющих слов, я взялся одной рукой за ее пояс,
а другой греб, стараясь направить ее к берегу.
   Таким образом мы двигались к суше по диагонали, так как  течение  до-
вольно быстро сносило нас вниз. Этот путь показался мне долгим  и  тяже-
лым: если б он длился еще дольше, я, наверно, не добрался бы до  берега.
Наконец мы были уже недалеко: но, по мере того как мы приближались к це-
ли, мои движения становились все слабее, и левая рука в последнем  судо-
рожном усилии сжимала пробковый пояс.
   Однако я помню, как мы добрались до земли: как я с большим трудом ка-
рабкался по откосу, а моя спутница поддерживала меня: помню,  как  перед
нами вырос большой дом, - мы вышли на берег как раз против него;  помню,
как я услышал слова:
   - Вот удивительно! Ведь это мой дом! В самом деле, мой дом!
   Я помню, как шел по дороге и легкая рука поддерживала меня, как вошел
в ворота и попал в прекрасный сад со скамейками, статуями и благоухающи-
ми цветами; помню, как из дома выбежало много слуг с фонарями, и  тут  я
увидел, что рука у меня в крови и с рукава капает кровь. Помню еще испу-
ганный женский крик:
   - Он ранен!..
   И больше ничего не помню.
 
   Глава XIV. ГДЕ Я?
 
   Когда я очнулся, было совсем светло. Яркое солнце заливало золотистым
светом мою комнату, и косые тени на полу  показывали,  что  сейчас  либо
раннее утро, либо скоро наступит вечер. Однако из сада  слышалось  пение
птиц, и я решил, что должно быть утро.
   Я лежал на низкой изящной кушетке без полога, но вместо него мою пос-
тель окружала тончайшая сетка от москитов. Белоснежные простыни из  тон-
кого полотна, блестящее шелковое покрывало, мягкий, покойный матрац подо
мной - все свидетельствовало о том, что я лежу на роскошном ложе.  Но  я
не мог наслаждаться его удобством и изяществом, так как пришел в себя от
сильной боли.
   Вскоре я припомнил все события прошлой ночи - они промелькнули передо
мной одно за другим. До той минуты, когда мы достигли берега и выбрались
из воды, я помнил все сопершенно ясно. Но что было потом, я не мог восс-
тановить в памяти. Какой-то дом, широкие ворота,  сад,  деревья,  цветы,
статуи - все смешалось у меня в голове.
   Мне казалось, что среди всей этой путаницы передо мной встает необык-
новенно прекрасное лицо - лицо молодой девушки. В нем было что-то чарую-
щее. Но я не знал, видел ли я эту девушку наяву или она пригрезилась мне
во сне. Черты этого лица стояли перед моими глазами так  четко  и  ясно,
что, будь я художником, я мог бы их нарисовать. Но я помнил только  лицо
- больше ничего! Я вспоминал его, как куритель  опиума  вспоминает  свои
грезы или как человек, видевший во время  опьянения  прекрасное  лицо  и
только его сохранивший в памяти. Как ни странно, но я не  связывал  этот
образ со своей ночной спутницей: он ничем не напомнил мне  Эжени  Безан-
сон!
   Была ли среди пассажирок на судне хоть одна, похожая на это  видение?
Нет, я не мог припомнить ни одной. Ни одна из них не  возбудила  во  мне
даже мимолетного интереса, за исключением креолки. Но черты этого  вооб-
ражаемого или виденного мною лица не имели с ней ничего общего. Это  был
совершенно иной тип.
   В моей памяти вставала волна блестящих черных волос, вьющихся на  лбу
и спадающих на плечи крупными кольцами. Из этой  темной  рамы  выступали
черты, достойные резца великого скульптора. Нежный,  красиво  очерченный
пунцовый рот, прямой, изящный нос с тонкими ноздрями, темные  дуги  бро-
вей, глаза, окаймленные длинными ресницами, - это лицо, как живое, стоя-
ло передо мной, и оно ничем не напоминало  черты  Эжени  Безансон.  Даже
цвет лица был совсем другой. Кожа, не молочно-белая, как у креолки, хотя
такая же прозрачная, отличалась смуглым оттенком, который  придавал  ру-
мянцу на щеках более теплую окраску. Лучше всего я запомнил  или  предс-
тавлял себе глаза, большие, темно-карие, округлой формы; главная их пре-
лесть заключалась в выражении, непонятном для меня, но пленительном. Они
были очень блестящие, но не сверкали и не искрились, а скорее напоминали
теплое сияние самоцвета. Их взгляд не обжигал, но светился.
   Несмотря на ноющую боль в руке, я довольно долго лежал, любуясь  этим
очаровательным образом, и спрашивал  себя:  живая  ли  это  девушка  или
только сон? Неожиданная мысль пришла мне в голову. Я подумал, что, если,
бы это видение было живым существом, я мог бы забыть ради него Эжени Бе-
зансон, несмотря на романтическое приключение, с которого началось  наше
знакомство.
   Однако боль в руке в конце концов отогнала чудный образ и вернула ме-
ня к действительности. Откинув покрывало, я с удивлением увидел, что ра-
на моя перевязана, и, по-видимому,  опытным  хирургом.  Успокоившись  на
этот счет, я осмотрелся вокруг, чтобы понять, где я нахожусь.
   Комната, где я лежал, была невелика, и сквозь сетку от  москитов  мне
нетрудно было разглядеть, что она обставлена богато и со вкусом.  В  ней
стояла легкая, главным образом камышовая мебель, а пол  устилали  тонкие
циновки из морской травы с яркими узорами. На окнах висели занавески  из
камки и муслина, под цвет стенам. Посреди комнаты стоял стол  с  богатой
инкрустацией, а у стены - другой  столик,  поменьше,  на  котором  возле
узорной чернильницы лежали перья и бювар; рядом с ним стояли полки крас-
ного дерева, уставленные книгами. Камин украшали дорогие часы, а за  его
решеткой виднелись каминные щипцы с серебряными ручками тонкой  чеканной
работы. В это время года камин, конечно, не топили. Мне  было  бы  душно
даже под сеткой от москитов, но большая стеклянная дверь, а  против  нее
широкое окно были открыты настежь, так что по комнате гулял легкий вете-
рок, проникавший и сквозь мою сетку.
   Этот ветерок приносил в комнату чудесный аромат из сада. В окно  и  в
открытую дверь я видел тысячи всевозможных цветов:  красные,  розовые  и
белые розы, редкостные камелии, азалии и жасмин, сладко пахнущее китайс-
кое дерево; а дальше я разглядел восковые листья и  похожие  на  крупные
лилии цветы американского лавра. Я слышал пение множества птиц  и  тихий
равномерный плеск - по-видимому, журчание фонтана. Больше до меня не до-
носилось ни звука.
   "Неужели я здесь один?" Я еще раз внимательно осмотрелся вокруг.  Да,
должно быть, один, Я не увидел ни одного живого существа.
   Меня удивила одна особенность моей комнаты. Казалось,  она  стоит  на
отлете и не сообщается ни с каким помещением. Единственная дверь,  кото-
рую я видел, так же как и доходившее до полу окно,  вела  прямо  в  сад,
полный цветов и кустарников. По-видимому, рядом со мной никто не жил.
   Сначала мне это показалось странным, но, поразмыслив, я понял, в  чем
дело. Американские плантаторы часто строят в стороне от большого  жилого
дома маленький павильон или летний  домик  и  обставляют  его  со  всеми
удобствами и даже с роскошью. Иногда он служит комнатой для гостей.  Ве-
роятно, я находился в таком домике.
   Во всяком случае, я был под гостеприимным кровом и  попал  в  хорошие
руки. В этом не могло быть никакого сомнения. Моя постель и все, что ме-
ня окружало - например, приготовления к  завтраку,  замеченные  мною  на
столе, подтверждали это. Но кто был моим хозяином?  Или  хозяйкой?  Быть
может, Эжени Безансон? Она, кажется,  сказала  что-то  вроде:  "Вот  мой
дом". Или мне это только померещилось?
   Я лежал, размышляя и напрягая свою память, но так и  не  мог  понять,
чьим гостем я оказался. Однако у меня все же было смутное чувство, что я
попал в дом к моей ночной спутнице.
   Под конец я начал беспокоиться и, будучи очень слаб, почувствовал да-
же некоторую обиду, что меня оставили совсем одного. Я бы  позвонил,  но
около меня не оказалось колокольчика. В эту минуту послышался звук приб-
лижающихся шагов.
   Пылкие читательницы! Вы, наверно, вообразите, что шаги эти были легки
и неслышны, что ножки в маленьких шелковых туфельках едва касались сыпу-
чей гальки, чтобы не потревожить сон спящего  больного:  вы  вообразите,
что среди пения птиц, журчания фонтанов и упоительного аромата цветов  в
дверях появилось прелестное создание и я увидел нежное личико с большими
кроткими глазами, устремленными на меня с немым вопросом.  Вы,  конечно,
вообразите все это - не сомневаюсь! Но вы жестоко  ошибетесь:  на  самом
деле было совсем не так.
   Шаги, которые я услышал, были тяжелы, и через минуту на  пороге  моей
комнаты показалась пара грубых башмаков из крокодиловой кожи, больше фу-
та длиной, и остановилась прямо перед моими глазами.
   Я немного поднял глаза и увидел две ноги  в  широких  синих  холщовых
штанах, а взглянув еще повыше, - могучую грудь  под  полосатой  бумажной
рубахой, затем две крепкие руки, широкие плечи и наконец лоснящуюся  фи-
зиономию и курчавую голову черного, как смоль, негра.
   Голову и лицо я увидел последними. Но на них  мой  взгляд  задержался
всего дольше. Я снова и снова всматривался в негра и  наконец,  несмотря
на сильную боль в руке разразился неудержимым смехом. Если бы я  умирал,
я и то, кажется, не мог бы остаться серьезным.
   В физиономии этогo черного пришельца было что-то до крайн