иближении. Кроме крика потревоженных птиц, ни звука не до-
носилось с озера.
   Я снова повернулся к берегу.
   Заросли тростника колыхались. Длинные стебли гнулись  и  трещали  под
тяжелой поступью человека. Вот он уже показался из зарослей и  вразвалку
пошел к воде.
   Он шел один, лошади и собак с ним не было, но перекинутый через плечо
длинноствольный винчестер и охотничье снаряжение указывало  на  то,  что
это хозяин ирландских борзых.
   Густая черная борода, гетры и куртка из оленьей кожи, красный  шейный
платок и енотовая шапка, а главное, свирепое выражение лица не оставляли
сомнений в том, кто этот субъект. Он в точности соответствовал описанию,
которое я слышал от беглого негра. Это мог быть только Рафьен -  охотник
за людьми!
 
   Глава LXXIV. ВЫСТРЕЛ ЗА ВЫСТРЕЛ
 
   Да, субъект, который вышел из  зарослей,  был  действительно  Рафьен,
охотник за людьми, и пристреленные мною собаки принадлежали ему. Это бы-
ла пара хорошо известных всей округе ищеек, специально обученных  высле-
живать несчастных негров, когда, не выдержав зверского  обращения  надс-
мотрщика, те бежали в леса. Не меньшую известность снискал и их хозяин -
распутный и грубый малый, добывавший себе пропитание отчасти охотой, от-
части кражей свиней. Жил он в лесу, как дикарь, и  изредка  нанимался  к
окрестным плантаторам, нуждавшимся в его услугах и услугах  его  омерзи-
тельных псов.
   Как я уже говорил, мне никогда  не  приходилось  встречаться  с  этим
субъектом, хотя я достаточно слышал о нем и от Сципиона, и от  Габриэля.
Последний весьма подробно описал мне наружность Рафьена и сообщил немало
поистине потрясающих историй, свидетельствующих о его  злобном  и  лютом
нраве: нескольких беглых негров он убил, а других затравил своими свире-
пыми псами.
   Его ненавидели и боялись во всех негритянских поселках  побережья,  а
матери-негритянки пугали именем Рафьена своих малышей, когда они каприз-
ничали, и те сразу затихали. Да и имя-то  какое!  Ведь  Рафьен  означает
"головорез"!
   Такая слава шла о Рафьене, охотнике за людьми, среди черных рабов  на
плантациях. Его имя внушало больше страха, чем пытка и  ременная  плеть.
По сравнению с ним какой-нибудь  палач-надсмотрщик  вроде  Билла-бандита
показался бы ангелом.
   При виде этого человека я сразу же оставил всякую мысль о побеге.
   Уронив руку, сжимавшую пистолет, я ждал,  когда  он  подойдет,  чтобы
сразу сдаться. Сопротивление не привело бы ни к чему, кроме  бессмыслен-
ного кровопролития. Поэтому я стоял молча и посоветовал  своей  спутнице
тоже хранить молчание.
   Выйдя из зарослей, Рафьен не сразу нас заметил. Меня наполовину скры-
вали густые фестоны испанского мха, а Аврору за зеленью и вовсе не  было
видно. Кроме того, охотник не смотрел в нашу  сторону,  глаза  его  были
устремлены на землю. Он, конечно, слышал выстрелы, но  больше  полагался
на свое чутье следопыта. По тому, как он шел, низко пригнувшись к земле,
я понял, что он идет по следу собственных псов почти так, как шла бы со-
бака.
   Когда он приблизился к озеру, на него вдруг пахнуло  затхлым  запахом
воды. Он остановился, поднял голову и посмотрел вперед.  То,  что  перед
ним оказалось озеро, видимо, его озадачило, и он выразил свое  удивление
коротким ругательством:
   - Черт!
   Затем взгляд его упал на поваленное дерево и, следуя дальше по  ство-
лу, остановился на мне.
   - Лопни мои глаза! - воскликнул он. - Так это вы? А где мои собаки?
   Я тоже смотрел на него в упор, но молчал.
   - Я вас спрашиваю, черт бы вас побрал, где мои собаки?
   Я все молчал.
   Взгляд его упал на ствол дерева. Он  заметил  пятна  крови  на  коре,
вспомнил про выстрелы.
   - Проклятье! - прорычал он. - Ты убил моих собак!
   И вслед за тем полился нескончаемый поток угроз и брани, сопровождае-
мой такой дикой жестикуляцией, что я подумал - уж не сошел ли он с ума.
   Но вскоре он прекратил свои бессмысленные прыжки и кривлянья,  широко
расставил ноги, вскинул к плечу винчестер и закричал:
   - Слезай с дерева и тащи свою черномазую!  Живо,  черт  тебя  побери!
Слезай, говорят! Будешь долго раздумывать - пристрелю!
   Я уже говорил, что при первом взгляде на  этого  человека  я  оставил
всякую мысль о сопротивлении и намеревался сразу же сдаться, но его наг-
лое требование и оскорбительный тон задели меня за живое, и я решил  за-
щищаться.
   Злоба придала мне новые душевные и телесные силы, мой дух и моя  рука
обрели утраченную было твердость. Этот негодяй травит меня,  как  дикого
зверя, но я ему не поддамся!
   К тому же, против ожидания, Рафьен явился сюда один. Он шел за своими
собаками пешком, тогда как другие ехали верхами и, должно быть, задержа-
лись у протоки или болота. Если бы преследователи подошли все вместе,  я
волей-неволей вынужден был бы покориться. Но охотник за людьми, каким бы
опасным противником он ни был, явился сюда в единственном числе, а  без-
ропотно сдаваться одному человеку не позволяли мне понятия чести,  унас-
ледованные от моих воинственных предков. Как-никак, в моих  жилах  текла
кровь вольных горцев, и я решил сразиться, а там будь что будет!
   Крепко сжав в руке пистолет, я прямо посмотрел в налитые кровью глаза
наглеца и крикнул:
   - Стреляйте! Но смотрите не промахнитесь, потому что я-то уж не  про-
махнусь!
   Направленное на него дуло пистолета поколебало решимость  Рафьена,  и
будь у него малейшая возможность, я не сомневаюсь, что он  уклонился  бы
от поединка. Он не ждал такой встречи.
   Но он зашел уже слишком далеко, и отступать было поздно. Винтовка бы-
ла вскинута к плечу, и в ту же секунду я увидел вспышку и услышал  выст-
рел. Услышал я и щелчок пули, ударившейся в ветку, на которую я  опирал-
ся. Хоть Рафьен по праву слыл метким стрелком, вид моего пистолета поме-
шал ему хладнокровно прицелиться, и он промахнулся.
   Зато я не промахнулся: Рафьен упал с диким воплем,  и  когда  дым  от
выстрела рассеялся, он уже барахтался в черной тине.
   Я хотел было послать вдогонку вторую пулю, чтобы прикончить  негодяя,
- такая меня душила злоба, но в эту минуту  услышал  позади  себя  плеск
весла и мужской голос. Обернувшись, я увидел негра.
   Габриэль пригнал пирогу почти к тому самому месту, где мы стояли сре-
ди ветвей, и теперь жестами и словами торопил нас садиться в нее:
   - Скорее, масса! Скорее, Popal Прыгайте! Прыгайте скорей! Верьте ста-
рому Габу - он умрет, а будет биться до последнего вместе с молодым мас-
сой.
   Машинально, не отдайая себе отчета в том,  что  делаю,  я  послушался
беглеца, хотя почти не верил в успех нашего предприятия, и, усадив Авро-
ру в челн, спрыгнул сам и сел с ней  рядом.  Несколько  сильных  взмахов
весла - и берег остался далеко позади, а через пять минут мы уже подплы-
вали к огромному кипарису, возвышавшемуся на середине озера.
 
   Глава LXXV. ЛЮБОВЬ В ЧАС ОПАСНОСТИ
 
   Лодка скользнула в тень дерева, и мы подплыли под  свисающие  с  него
гирлянды испанского мха. Еще мгновение - и нос пироги уткнулся в  ствол.
Все так же машинально я вскарабкался на широкий  комель  и  помог  взоб-
раться Авроре.
   И вот мы в дупле, потаенном убежище беглеца, и на время вне  опаснос-
ти. Но мы не радовались. Мы понимали, что это всего лишь  краткая  пере-
дышка и нам не укрыться здесь от погони.
   Встреча с Рафьеком погубила все. Умер ли охотник или остался жив,  он
приведет сюда остальных. Догадаться, куда мы бежали, не так уж трудно, и
наше убежище очень скоро обнаружат.
   То, что произошло, лишь усилит ярость наших врагов, и они еще настой-
чивее будут продолжать поиски. До появления Рафьена могла быть  еще  ка-
кая-то надежда ускользнуть. Большинство наших  преследователей  вышли  в
погоню за нами, как на обычную охоту за беглым негром, и, коль скоро наш
след будет затерян, утратят свой боевой пыл. Да и Гайар  не  пользовался
такой популярностью, чтобы ради него особенно старались; кровно  заинте-
ресован в успехе был лишь он сам да его подручные. Если бы  около  пова-
ленного дерева не осталось следов нашего  пребывания,  мрачный  лабиринт
затопленного  леса,  возможно,  отпугнул   бы   наших   преследователей,
большинство махнули бы рукой на безнадежную затею и разошлись по  домам.
Тогда, отсидевшись до вечера в нашем дупле, мы  с  наступлением  темноты
вновь переплыли бы озеро, высадились в другом месте, и негр вывел бы нас
к береговой дороге, где нас должен был ждать д'Отвиль с лошадьми. А  от-
туда мы, как и предполагали раньше, двинулись бы в город.
   Таков был придуманный мною  наспех  план  действий,  и  до  появления
Рафьена, возможно, его удалось бы осуществить.
   Даже после того, как я пристрелил собак, мы не отчаивались: кое-какие
шансы на успех все же оставались. Задержавшись у протоки  и  потеряв  из
виду собак, наши преследователи могли сбиться со следа  или,  во  всяком
случае, продвигались бы много медленнее. Если  даже  они  догадаются  об
участи, постигшей собак, то ни пешему, ни конному все равно не добраться
до нашего убежища. Им потребуются лодки или пироги. Доставить сюда лодки
с реки не так-то просто, а там наступит ночь. Единственной моей надеждой
были ночная мгла и д'Отвиль.
   Но перестрелка с Рафьеном спутала все карты.
   После нашего поединка положение изменилось. Живой или мертвый, Рафьен
приведет погоню к нашему убежищу. Если он жив, - теперь, когда гнев  мой
улегся, я дорого бы дал, чтобы он остался жив, - охотник сразу  направит
погоню за нами.
   Мне казалось, что он жив, что я только ранил его. Смертельно раненный
человек не мог бы так барахтаться. Я думал и надеялся, что он жив, но не
потому, что испытывал угрызения совести, а лишь из чувства  самосохране-
ния. Если Рафьен мертв, тело его не замедлят найти у поваленного дерева,
и оно будет свидетельствовать против меня. Поймать нас все равно  пойма-
ют, но только последствия будут самые трагические.
   Словом, встреча с этим негодяем оказалась для нас роковой. Она корен-
ным образом изменила все. В защиту беглой невольницы была пролита  кровь
белого! Весть эта быстро дойдет до поселка, облетит все  плантации.  Вся
округа поднимется на ноги, и число  преследователей  утроится.  За  мной
станут охотиться как за человеком, совершившим двойное  преступление,  и
рвение моих врагов будет подогреваться яростью и жаждой мести. Все это я
знал и уже не рассчитывал на спасение. У нас не оставалось теперь и тени
надежды.
   Я привлек к себе свою нареченную, обнял ее и прижал  к  своей  груди.
Нас разлучит только смерть! В этот грозный и мрачный час  она  дала  мне
клятву. Только смерть разлучит нас!
   Любовь Авроры вдохнула в меня мужество, и я бесстрашно ждал того, че-
го не в силах был предотвратить.
 
   Прошел еще час.
   Несмотря на грозившую нам опасность, мы не  заметили,  как  пролетело
время. Вы, вероятно, удивитесь, если я скажу, что это был один из счаст-
ливейших часов в моей жизни. Впервые после дня помолвки с Авророй я  бе-
седовал с ней без свидетелей. Мы остались наедине - преданный негр стоял
на страже возле пироги.
   Недавние ревнивые подозрения еще сильнее разожгли  мои  чувства,  ибо
таков закон природы, и, воспламененный любовью, я почти  забыл  о  нашем
отчаянном положении.
   Снова и снова давали мы друг другу обеты верности, снова и снова пов-
торяли клятвы любви с горячностью и красноречием, подсказанными истинной
страстью. О, то были счастливые минуты!
   Увы, нашему счастью, скоро пришел конец! Конец горестный, но не  нео-
жиданный. Когда в лесу затрубил рог, когда  там  стали  громко  перекли-
каться десятки людей, я ничуть не удивился. Не удивился я и тогда, когда
услышал гулко разносящиеся по воде голоса, выкрикивавшие ругательства  и
проклятья, скрип уключин и плеск весел. И когда  Габриэль  сообщил,  что
несколько лодок с вооруженными людьми приближаются к нашему дереву,  из-
вестие не застало меня врасплох: я это предвидел.
   Я спустился вниз по стволу дерева и,  наклонившись,  выглянул  из-под
завесы свисающего мха. Отсюда мне было видно все озеро. Я хорошо  разли-
чал людей в пироге и яликах, как они гребли и жестикулировали.
   Дойдя примерно до середины озера, они бросили весла и принялись сове-
щаться. Немного погодя они разбились на группы и стали объезжать дерево,
как видно, решив нас окружить.
   Задуманный маневр был выполнен в несколько минут, и теперь  лодки  со
всех сторон приближались к нам, пока не очутились среди  низко  склонив-
шихся к воде ветвей болотного кипариса. Торжествующий крик  оповестил  о
том, что убежище наше обнаружено, и сквозь фестоны испанского мха я уви-
дел настороженные лица.
   Нас заметили; заметили пирогу и стоящих у ее носа Габриэля и меня.
   - Сдавайтесь! - раздался чей-то повелительный голос. - А станете соп-
ротивляться - пеняйте на себя!
   Но, несмотря на предложение сдаться, лодки не трогались с места.  Си-
девшие в них знали, что я ношу при себе пистолеты  и  умею  ими  пользо-
ваться - они имели случай убедиться в этом, - и, боясь, как бы  я  снова
не пустил в ход оружие, они не слишком спешили подойти.
   Но страхи их были напрасны - я и не думал стрелять. Пытаться  оказать
сопротивление двум десяткам хорошо вооруженных людей, - а в лодках сиде-
ло никак не меньше, - было бы чистейшим безумием. Я и не помышлял о том.
Однако, решись я на такой шаг, не сомневаюсь, что Габриэль дрался бы бок
о бок со мной до последнего. Смелый негр,  отвагу  которого  удесятеряла
весть о грозящей ему каре, сам предложил дать бой. Но смелость его  гра-
ничила с безумием, и я молил его не сопротивляться, потому что  его  на-
верняка уложат на месте.
   Я не собирался пускать в ход оружие, но медлил с ответом.
   - Мы хорошо вооружены, - продолжал парламентер, по-видимому,  пользо-
вавшийся авторитетом у остальных. - Сопротивляться  бессмысленно,  лучше
вам сразу сдаться...
   - Что с ними долго разговаривать! - прервал его другой грубый  голос.
- Подпалим дерево и выкурим их оттуда. Мох сразу же вспыхнет!
   Я узнал этот голос. Бесчеловечное  предложение  исходило  от  бандита
Ларкина.
   - Я и не собираюсь сопротивляться, - ответил я их предводителю,  -  и
готов следовать за вами. Никакого преступления я не  совершил.  За  свои
поступки я готов ответить перед законом.
   - Вы ответите н а м! - рявкнул кто-то с другой лодки. - Мы здесь  за-
кон!
   В его словах прозвучала скрытая угроза, которая заставила меня насто-
рожиться, но наши переговоры на этом закончились. Ялики и челны устреми-
лись к дереву. Я увидел направленный на меня десяток винчестеров и  пис-
толетов, и десяток голосов хором скомандовал нам сесть в лодки.
   По свирепому и решительному виду этих грубых людей я понял,  что  нам
не остается ничего другого, как покориться или умереть.
   Я отвернулся, чтобы попрощаться с Авророй: она выбралась из дупла  и,
рыдая, стояла подле меня.
   Воспользовавшись этим, несколько человек влезли на  дерево,  наброси-
лись на меня сзади, скрутили мне руки за спиной и крепко связали.
   Я едва успел сказать последнее прости Авроре, которая уже не плакала,
а взирала на суетившихся вокруг меня людей с нескрываемым презрением.  А
когда меня втолкнули в лодку, смелая девушка крикнула дрожащим от  него-
дования голосом:
   - Трусы! Жалкие трусы! Ни один из вас не осмелился встретиться с  ним
в открытом бою! Ни один! - И в этих словах прозвучало  все  благородство
ее души.
   Этот порыв моей невесты  восхитил  меня,  он  явился  лучшим  доказа-
тельством ее любви. Я восторгался ею и с наслаждением выразил бы ей свой
восторг, если бы моя стража, явно пристыженная словами Авроры, не поспе-
шила отчалить. В следующую секунду пирога, в которую меня поместили, вы-
летела из-под низко нависших ветвей и заскользила по озеру.
 
   Глава LXXVI. СТРАШНАЯ УЧАСТЬ
 
   Аврору я больше не видел. Не видел и беглого негра. Но из  разговоров
сопровождавших меня людей я понял, что обоих должны были увезти в  одной
из оставшихся лодок и что высадят их где-то в другом месте. Понял я так-
же, что несчастного негра ждало страшное наказание, которого он так  бо-
ялся: ему отрубят правую руку!
   Как ни горько мне было это узнать, еще тяжелее  было  выслушивать  их
грубые шутки. Я даже не могу повторить те оскорбления, которыми они осы-
пали меня и мою возлюбленную.
   Но я не пытался защищать ни ее, ни себя. Я не  отвечал  им.  Я  сидел
молча, устремив мрачный взгляд на воду, и почувствовал даже какое-то об-
легчение, когда пирога снова поплыла среди поднимавшихся из воды стволов
кипарисов и темная тень их скрыла мое лицо от посторонних взглядов. Меня
везли к поваленному дереву.
   Подъезжая, я увидел на берегу  толпу  людей  и  среди  них  свирепого
Рафьена с обмотанной кровавой тряпкой рукой, висевшей на перевязи, кото-
рой служил красный шейный платок. Как ни в чем не бывало стоял он вместе
с остальными.
   "Слава Богу, я не убил его! - мысленно воскликнул я. - Хоть за это не
придется быть в ответе!"
   К тому времени подоспели остальные ялики  и  пироги,  за  исключением
лодки с беглым негром и Авророй, и все высадились. На  берегу  собралось
человек тридцать или сорок взрослых мужчин и подростков. Большинство бы-
ли вооружены пистолетами или винчестерами и на фоне темной  зелени  леса
представляли довольно живописную группу. Но в ту минуту я не склонен был
любоваться картинами такого рода.
   Меня высадили и под надзором двух вооруженных конвоиров,  из  которых
один шагал впереди, а другой - сзади, повели куда-то. Толпа повалила  за
нами; кто забежал вперед, кто отстал, а мальчишки и  кое-кто  из  мужчин
шли рядом и глумились надо мной.
   Я не стерпел бы подобного издевательства, но понимал, что,  дав  волю
своему гневу, ничего этим не достигну, разве только доставлю лишнее удо-
вольствие моим мучителям. Поэтому я упорно молчал и старался  глядеть  в
сторону или в землю.
   Мы шли быстро, насколько позволял  густой  кустарник,  через  который
приходилось продираться окружавшей меня толпе, и я был рад этому. Я  по-
лагал, что меня ведут к какому-нибудь  должностному  лицу  или  мировому
судье, как их здесь обычно называют. Во всяком случае, под стражей зако-
на и его блюстителей я буду огражден от издевательств и оскорблений, ко-
торые градом сыпались на меня со всех сторон. Единственное, чего мне  не
пришлось испытать, - это побоев, хотя среди моего эскорта  находились  и
такие, которые не прочь были бы пустить в ход кулаки.
   Но вот лес поредел, между стволами засинело небо. Я решил, что мы ка-
ким-то ближним путем дошли до лесосеки. Но я ошибся, ибо несколько мгно-
вений спустя мы выбрались на поляну. Снова эта поляна!
   Здесь шествие остановилось, и в  ярком  сиянии  солнечных  лучей  мне
представилась возможность разглядеть моих мучителей. С первого же взгля-
да я понял, что попал в руки разнузданного сброда.
   Тут был Гайар собственной персоной со своим  надсмотрщиком,  работор-
говцем и негодяем Ларкином.
   С ними пришли человек пять или шесть креолов-французов из собственни-
ков победнее - владельцы двух-трех ткацких станков - и мелкие  плантато-
ры. В остальном же здесь собрались одни отбросы общества - пьяные лодоч-
ники, которых я часто видел ораторствующими у бакалейной лавочки,  мест-
ные буяны и отъявленные головорезы. И ни одного мало-мальски  уважаемого
землевладельца, ни одного уважаемого человека!
   Но почему мы остановились на поляне? Я торопился поскорее  попасть  к
судье и возмутился задержкой.
   - Почему мы стали здесь? - раздраженно осведомился я.
   - Потише, мистер! Больно уж ты прыток! - ответили мне из толпы. -  Не
торопись, скоро все узнаешь.
   - Я протестую и требую, чтобы меня немедленно отвели к судье! -  про-
должал я возмущенно.
   - Не бойся, отведут! Идти недалеко: судья-то - он здесь!
   - Кто? Где? - спросил я, оглядываясь и полагая, что судья в самом де-
ле находится в толпе.
   Я слышал о дровосеках, исполняющих обязанности  мировых  судей,  даже
сам встречался с одн